– Больше им меня не купить. – И повторил: – Не зверь же я в самом деле.– Знаю, – кивнул Лобанов. – И верю. Сейчас мы все оформим. Подожди пока в коридоре.Трофимов медленно поднялся и направился к двери. У порога он на секунду задержался, словно собираясь еще что-то сказать, но, передумав, молча вышел. Лобанов вызвал к себе Храмова.– Вот что, Николай. Парня следует отпустить. Улик против него нет. Оно, между прочим, и к лучшему. Тюрьма ему сейчас совсем ни к чему. Даже наоборот.– Как сказать, – сдержанно заметил Храмов.– Так и сказать. Пусть ребята достанут ему» билет. Поезд на Ташкент когда теперь?– Вечером.– Ну вот. Денег у него сколько?– Трояк с мелочью. Расчета с ним произвести не успели.– Понятно. Тогда пусть он до обеда погуляет по городу. Обязательно пусть погуляет. – Саша многозначительно взглянул на Храмова. – Может, они и встретятся. Скажи ему, чтобы обедать пришел сюда. Если они не встретятся, то он придет. На вокзале они тоже могут встретиться. Все это учти.– Слушаюсь…– Давай. А я еду в больницу к Семенову. Да, вот еще что. Позвони в Ташкент Нуриманову. Пусть они встретят этого парня и посмотрят за ним. К нему могут прийти. И прибавь, что верить ему можно. Уже можно. Понятно?– Так точно.– И подкрути ребят. Розыск по городу не прекращать. Где-то ходит этот сукин сын. Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.– Слушаюсь.– Все. Давай двигай. А я… пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.– Можно, чего же, – равнодушно согласился он.Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. «Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться, – подумал он. – Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно. – Он незаметно вздохнул. – Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них».Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. «У человека свои дела, своя жизнь, – сердито думал он, набирая знакомый номер, – а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет».Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.– Будьте добры Наталью Михайловну, – с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.– Сейчас.Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.– Слушаю.– Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит, – с подчеркнутой деловитостью сказал он.И вдруг услышал ее встревоженный голос:– Здравствуйте. Что вчера случилось?– Где случилось? – не понял Лобанов.– Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.– Это случайность.– Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.– Он еще очень молодой, – усмехнулся Лобанов.– Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже… мы забеспокоились.Лобанову вдруг передалось ее волнение.– Я вернулся, – смущенно сказал он. – Все в порядке. – И, хмурясь, добавил': – Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?– Ну конечно. Когда вы приедете?– Я сейчас хочу приехать.– Пожалуйста. Обход уже закончен.– А я… вас застану? Вы же ночь дежурили.– Это сверх графика. Я буду до вечера:– Тяжелая у вас работа.– Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.– Ну, это у нас тоже не каждый день, – засмеялся Лобанов. – Так я еду.Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по дороге пальто.День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались…Машина неслась, разбрызгивая грязь, деловито урча и замирая на перекрестках под красным глазом светофора. Лобанов еле удержался, чтобы не попросить водителя включить сирену.Унылые больничные корпуса, мимо которых потом он шел, совсем не казались ему сейчас унылыми, наоборот, теплом и добротой веяло от них.Лобанов почти бежал не подсохшим асфальтовым дорожкам, жмурясь от искристой белизны нетронутого снега вокруг.Вот и седьмой корпус, и знакомая дощатая дверь со звонком.Лобанов получил халат и, накинув его на плечи, поднялся на второй этаж. Кокетливая дежурная сестра, стрельнув подведенными глазами, с улыбкой сообщила, что доктора Волошину вызвали на консультацию в другое отделение, но больного Семенова сейчас пригласят. Товарищ из милиции может с ним поговорить в комнате, где дежурят ночные сестры, это налево, в конце коридора.Скрывая разочарование, Лобанов направился к указанной двери.А спустя несколько минут Семенов уже сидел перед ним в своем сером больничном халате с зелеными отворотами, в шлепанцах, над которыми болтались грязные тесемки от кальсон, худой, со складками дряблой кожи па лице, как бывает у когда-то полных людей, внезапно вдруг похудевших. Кожа в уголках рта и около глаз чуть заметно подергивалась, словно Семенову требовались усилия, чтобы это напускное равнодушие не стерлось с лица. Бледной рукой он поминутно приглаживал свалявшиеся, перепутанные волосы и проводил по щекам, заросшим рыжей щетиной.– Вы поняли, что вчера произошло, Петр Данилович? – строго спросил Лобанов.– Ах, боже мой, конечно, понял. – Семенов нервно передернул плечами. – Чего ж тут не понять?– Что же вы поняли?– Вы задержали этого типа с чемоданом, только и всего.– А что было потом?– Откуда я знаю, что было потом? – раздраженно ответил Семенов.– Потом этот чемодан у него выбили из рук, как вы помните, и мы ловили уже второго типа.– Возможно, возможно. Тут столько набежало народу, что я уже ничего не видел.– Допустим. Но кто был этот второй, Петр Данилович?– Откуда я знаю? Что он мне, докладывал, кто он такой?Семенов возмущенно посмотрел на Лобанова, на впалых щеках его проступила краска, сильнее задергалась кожица около глаз.«Однако что-то слишком уж нервничаешь», – подумал Лобанов.– Докладывать и не требовалось, – все так же спокойно возразил он. – Вы его и так узнали. И он вас узнал.– Он?.. Узнал?.. – растерянно переспросил Семенов.– Конечно. Еще раньше, чем вы его.Семенов задумчиво посмотрел на свои ноги в шлепанцах, пожевал губами и наконец решительно объявил:– А я его не узнал, представьте себе.– Трудно, – покачал Толовой Лобанов. – Даже не возможно. Я это понимаю так, что вы просто не хотите говорить. И это нехорошо, Петр Данилович, предупреждаю вас.– Что вы от меня хотите?! Я больной человек!.. Я инвалид! – внезапно закричал Семенов, стуча худым кулаком по колену. – Вы меня доконать хотите?! В могилу свести?! Не знаю я его! Не знаю! Не знаю!– Тихо! – повысил голос Лобанов. – Никто не собирается сводить вас в могилу. И не кричите. Вы в больнице находитесь, а не у себя дома.– Вот именно! Я больной. Я тяжелобольной. И… и не могу… Не желаю… А вы мне допросы устраиваете, – все так же возбужденно произнес Семенов, захлебываясь в собственных словах.– Ну что ж. Я не знал, что вам стало вдруг так трудно разговаривать со мной, – усмехнулся Лобанов. – Придется наш разговор отложить на несколько дней. Вас к тому времени выпишут из больницы. И тогда я вам снова задам этот вопрос. Вы же видите, про человека с чемоданом я вас не спрашиваю. Вы его действительно не знаете, и он вас тоже. Ему на вас указал тот, второй. Они так заранее и условились. А вам… вам он указал на того человека с чемоданом. Глазами указал, Петр Данилович, всего лишь глазами.– Не знаю, кто там чего глазами указывал, – упрямо и раздраженно ответил Семенов.– Ладно. Кончим тогда этот разговор, – сухо сказал Лобанов. – Я только повторю то, что сказал вам вчера. Этот самый Борисов, как он себя вам назвал, опасный преступник. И мы его найдем. Во что бы то ни стало найдем. С вашей помощью или нет, все равно. Только вам, Семенов, это не все равно. Если вы хотите надеяться хоть на какое-то снисхождение… Потому что вас будут судить, Семенов. Вы тоже преступник, хотя и помельче. Отраву, которую вы пытались продать через Сеньку, купили двое мальчишек. Мы их спасли. Вы тут кричали, что хотите жить, хотите выздороветь. А я вам ответил, что мы хотим, чтобы никогда и никому не попадала в руки та отрава, чтобы жили и были здоровыми те мальчишки, которых вы чуть не отравили. Вот за что будут судить и вас, и того Борисова, и Ивана…Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик, – подумал Саша с ожесточением, – можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался». И он тем же тоном закончил:– Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?– Правильно, правильно, – забормотал Семенов, не поднимая головы. – Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И. не желаю знать…Лобанов, помедлив, спросил:– Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?Семенов бросил на него затравленный взгляд:– Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…– Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.– Правда?.. – нервно переспросил Семенов. – Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.– «Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?– Нет, не говорил.– Где они тогда собирались ночевать?– В гостинице, насколько я помню.«Да, так оно и было», – подумал Лобанов.– А в первый свой приезд где он ночевал?– У меня. Он тогда ничего не привез.– Договаривался?– Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.«Какая же ты мразь», – брезгливо подумал Лобанов.– Вам уже нечего его бояться, – сказал он.Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», – в который уже раз подумал он.И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.– Здравствуйте, Наталья Михайловна, – подходя, произнес он.Волошина с улыбкой кивнула ему:– Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.– Ну, я пойду, коллега, – сказал человек в очках. – Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы, – он поднял пухлый розовый палец, – обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.– Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.– Прекрасно. Мы будем с вами союзники, – галантно поклонился толстяк. – Это меня успокаивает.«Чего он выламывается?» – неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном», – сказал он себе.– Вы мне хотели что-то сказать? – спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.– Я… Я много хотел вам сказать, – неожиданно для самого себя сказал Лобанов.Она рассмеялась:– Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.– Правда? Так я вас подвезу. Можно?– О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.– Все. Я вас жду. Там, в саду.– Да, да… Я сейчас.Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? – растерянно подумал он. – Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.– Вы все успели сделать? – спросила Наташа.– Да. Конечно, – ответил Лобанов.Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,– Никакой езды не стало, – досадливо проворчал молодой паренек-водитель.– Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», – усмехнулся Коршунов.– Сергей Павлович, – наклонился к нему сидевший сзади Светлов, – уточнить бы приход поезда.– Через три часа он должен быть в Рязани. А мы – через два с половиной. Так, что ли., Гена?– Так точно, Сергей Павлович, – кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. – Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.– Гена-то не подведет, – заметил Светлов. – А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.– Ну и печка у тебя, – проворчал он и уже деловым тоном добавил: – Сейчас узнаем насчет поезда.Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:– Заробян? Коршунов говорит. Как там наш. поезд? Уже прошел?.. Ага. Понятно. Следующая где?.. Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще? Так. Правильно. Ну давай. Жду.И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову:– Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят. – И тут же снова произнес в трубку: – Дежурный? Коршунов говорит…Пока Коршунов вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц и, чтобы расчистить себе дорогу, сдержанно сигналила у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора, затем нырнула под кольцевую магистраль, опоясывающую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.По сторонам замелькали пригородные поселки, потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном, небе с криком носились стаи гадок и ворон. По Подмосковью шла весна.Машина со свистом летела по пустынному, прямому, как стрела, Ново-Рязанскому шоссе.– Сто двадцать, это подходяще, – одобрительно заметил Светлов. – Так, пожалуй, успеем.– Проблема для нас не успеть, проблема найти, – сказал Коршунов, не отрывая глаз от дороги.– А ты узнаешь этот чемодан?– Узнать не трудно, – махнул рукой Коршунов. – В крайнем случае попросим открыть. Хуже, если с ним уже сошли. Но и это узнаем. Главное – переговорить с людьми. Не может быть, чтобы Трофимов всю дорогу молчал. О чем-то он говорил со своими попутчиками, на первый взгляд, может быть, о самом пустяковом. Точнее, на их взгляд. Надо, чтобы они вспомнили каждое его слово. И вторая задача: установить, где ехал тот, второй, как вел себя в дороге, что говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33