— Понятно, — заметил я. — Ну а что будет, когда мы наберем код для входа в хранилище?
— В это время, — рассказывал Эйслер, — замок внутреннего хранилища откроется с помощью электронного устройства, а вы должны повернуть вот этот штурвал, — он указал на колесо с шестью спицами. — Не бойтесь, оно с виду только тяжелое, а поворачивается очень легко. Ну и дверь в хранилище откроется.
— А когда мы все сделаем, как быть дальше? — спросила Молли.
— Когда вы закончите проверять содержимое или же если у вас возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, позвоните мне по этому телефону, просто подняв трубку.
— Благодарю вас, — сказала Молли, и доктор Эйслер ушел, оставив нас одних. Спустя какое-то время мы услышали, как за ним захлопнулась вторая стальная дверь.
— Бен, — шепнула Молли, — какого черта мы тут...
— Наберись терпения, — огрызнулся я и медленно и осторожно — мои перевязанные пальцы работали довольно неуклюже — набрал код 48799, следя, как на табло маленького черного пульта поочередно зажигаются для контроля красные цифры. Когда я нажал последнюю «девятку», послышался металлический свистящий звук, будто трескалась сургучная печать.
— Ну, заметано! — воскликнул я.
— У меня даже дыхание сперло, — проговорила Молли сорвавшимся от волнения голосом.
Вместе мы подошли к штурвалу и повернули его, он с каким-то пощелкиванием внутри легко проворачивался в наших руках.
И вот половина стальной стены медленно отползла в сторону.
Хранилище внутри освещалось слабой лампой дневного света. Оно показалось мне уж очень тесным, отчего я даже испытал в душе некоторое разочарование. Стены камеры казались неровно выложенными кирпичами, размеры ее составляли примерно пять на пять футов. И она почему-то оказалась совершенно пустой. Но, приглядевшись как следует, я понял, что ошибся.
Когда глаза у меня привыкли к слабому освещению, оказалось, что стены выложены вовсе не кирпичами. Это тускло отсвечивали массивные слитки золота, желтые с красноватым отливом.
Похожее на пещеру хранилище почти все, от пола до потолка, было заполнено золотом на миллиарды долларов.
46
— Боже мой! — только и смогла прошептать Молли.
А я стоял как столб, разинув рот от изумления. Осторожно озираясь по сторонам, подходили мы к стенам хранилища, сплошь заставленным золотыми брусками. Они вовсе не блестели и не сверкали, как обычно думают люди. При беглом взгляде все они казались тусклыми, желтовато-горчичного цвета, но, присмотревшись получше, я заметил, что некоторые аккуратно уложенные слитки имели ровный желтый цвет сливочного масла (это новые слитки, почти стопроцентно чистые), а другие отливали красноватым налетом, что говорило о наличии в них примесей меди: их, видимо, отлили из золотых монет и украшений. На торце каждого бруска виднелись большие выбитые цифры серийных номеров. Если бы не этот глубокий желтый цвет и не густая патина на чушках, то их можно было бы принять за простые аккуратно уложенные в штабели кирпичи, во множестве встречающиеся, почитай, на каждой стройке.
На многих чушках виднелись царапины и вмятины — их, по всей видимости, выплавили в России лет сто назад, а может, и раньше. Некоторые, я это знал наверняка, захватили у гитлеровской армии победоносные войска Сталина, но большая часть изготовлена из золота, добытого в Советском Союзе. Некоторые слитки были просверлены — это из них брали пробы. Самые новые слитки имели трапецевидную форму, но большинство отлито в виде прямоугольных вытянутых брусков.
— Боже мой, Бен, — вымолвила Молли, поворачиваясь ко мне. Лицо ее раскраснелось, глаза широко распахнулись. — Ты что-нибудь понимаешь?
По известным причинам говорила она шепотом. Я молча отрицательно мотнул головой.
Молли подошла к золоту и попыталась поднять чушку, но тщетно — слишком тяжела оказалась ноша, и лишь обеими руками она все же подняла ее. Подержав несколько секунд, она с глухим стуком положила тяжелый брусок обратно на место и сунула большой палец во вмятину в нем.
— Это же настоящее золото, верно ведь? — как бы с сомнением сказала она.
Я молча кивнул головой. Само собой разумеется, я очень волновался и вместе с тем перепугался, отчего в крови у меня резко подскочило содержание адреналина.
Известно знаменитое высказывание Владимира Ильича Ленина насчет золота. Вот что он писал: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы, думается мне, сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира...».
Изречение это неверно во многих аспектах. Более точно подметил сущность золота древнеримский поэт Плаутий, который сказал еще за два века до нашей эры: «Ненавижу золото: оно толкает многих людей во многих обстоятельствах на дурные поступки».
Справедливо сказано.
Из задумчивости меня вывела поза Молли, сидящей прямо на цементном полу и подпирающей спиной стену из золотых брусков на миллиарды долларов. Казалось, что душа ее выпорхнула из бренного тела. Хотя она и не побледнела, но выглядела как одуревшая.
— И кто же владелец всего этого? — спокойно спросила она.
— Не знаю.
— А догадываешься?
— Даже не догадываюсь. Пока что.
Она обхватила руками колени и притянула их к самой груди.
— Сколько же его?
— Чего?
— Золота. Сколько же здесь золота? — задала она вопрос и прикрыла глаза.
Я прикинул на глазок размеры камеры. Штабели золотых чушек вытянулись вверх на шесть футов. Длина каждой чушки девять дюймов, ширина три, а высота один дюйм. На подсчет рядов ушло некоторое время, их оказалось 526, каждый высотой шесть футов. Итого, общая длина всех слитков 3.156 футов. Стало быть, в хранилище находятся... 37.879 золотых брусков.
А верны ли мои подсчеты?
Я вспомнил, что в одной газетной заметке как-то рассказывалось о Федеральном резервном банке в Нью-Йорке, и постарался восстановить в памяти ее содержание. Там отмечалось, что в хранилище банка длиной в половину футбольного поля было упрятано золота на сумму порядка 126 миллиардов долларов, если исходить из рыночной цены золота в 400 долларов за унцию. Я не знал цену золота на тот день, когда Орлов и Синклер завладели национальными ценностями Советов и спрятали их здесь, но ради примерного подсчета можно взять те же 400 долларов за унцию.
Нет, так дело не пойдет.
Ну ладно. Подсчитаем по-другому. В самом большом помещении в Федеральном резервном банке хранится штабель золотых чушек объемом десять на десять и на восемнадцать футов. В нем насчитывается 107.000 чушек стоимостью 17 миллиардов долларов.
От лихорадочных подсчетов у меня даже голова закружилась. Объем золота в этом хранилище составляет примерно треть от объема того золота в Резервном банке.
Я опять взял за основу первоначальную цифру 37.879 золотых чушек. Золото сейчас идет по 400 долларов за унцию, но более вероятно, что оно продается по 330 долларов. Ну что ж, пойдем дальше. Если одна унция золота стоит 330 долларов, то один золотой слиток весом 400 тройских унций, то есть 12,5 килограмма, будет оцениваться в 132 тысячи долларов.
Стало быть, все это золото стоит... пять миллиардов долларов.
— Пять, — сказал я вслух.
— Пять миллиардов? — не поверила Молли.
— Ага.
— Не могу даже вообразить себе такую махину, — заметила Молли. — Вот она здесь, высится в штабелях... я опираюсь на нее спиной... и все же не могу охватить умом сумму в пять миллиардов... и все они мои...
— Нет, не твои.
— Ну хотя бы половина?
— И половина не твоя. Все принадлежит России.
Молли пристально окинула меня холодным взглядом, а потом сказала:
— А ведь ты не шутишь.
— Верно, отнюдь не шучу.
— Он ведь говорил о десяти, — вспомнил я спустя некоторое время.
— О каких десяти?
— Здесь, должно быть, пять миллиардов, а Орлов говорил мне о десяти миллиардах долларов.
— Но он мог и ошибиться. Или же водил тебя за нос.
— Или же половина золота уже уплыла.
— Уплыла? На что ты намекаешь, Бен?
— Я думал, что мы наконец-то нашли золото, — размышлял я вслух. — А оказывается, что нашли всего лишь половину.
— Ой, а это что такое? — встревоженно спросила Молли.
— Где?
В щели между двумя вертикальными штабелями золотых чушек, около самого пола, виднелся небольшой конверт сероватого цвета.
— Какого черта?.. — начала она, вытаскивая конвертик. Вытащить его не составляло никакого труда.
Глаза у Молли стали квадратными, она перевернула конверт и, увидев, что он не надписан, осторожно открыла клапан.
Внутри оказался фирменный листок почтовой бумаги с голубой каемкой по краям, а вверху крупными заглавными буквами было напечатано: «ХАРРИСОН СИНКЛЕР».
В центре листа отец Молли написал что-то своей рукой.
— Вот, да это... — начала было Молли, но я не дал ей договорить.
— Не говори вслух. Покажи мне, что это такое.
На листке две строчки. На первой строчке написано: "Абонементный ящик 322. «Банк де Распай». А на второй давался адрес: «Париж, 7-й округ, бульвар Распай, 128».
Ну вот и все. Название банка есть и его адрес в Париже тоже имеется. Номер абонементного ящика — это, вероятно, номер хранилища. Хранилища чего? Что же под этим подразумевается? Видимо, понимать надо буквально: номер ячейки в хранилище. Вот к чему привела очередная головоломка Синклера.
— Что, что там такое?.. — спросила Молли.
— Пошли, — нетерпеливо перебил ее я, засовывая в карман листок с конвертом. — Разговор с герром Эйслером еще не окончен.
47
«Мертвый человек, — писал Плутарх в „Параллельных жизнеописаниях“, — не кусается». А спустя много веков после него кто-то, вроде бы Джон Драйден, заметил: «Мертвецы загадок не задают».
Оба изречения неверны: мертвые еще как кусаются и задают загадки. Хэл Синклер, к примеру, после своей смерти долго продолжал подкидывать нам всякие головоломки, которые еще предстояло раскусить.
Старый блестящий мастер шпионажа Харрисон Синклер и в свои шестьдесят с небольшим лет не раз выкидывал всякие фортели и удивлял сотни людей на этом свете — друзей и коллег, начальников и подчиненных, врагов и недругов по всему миру и в Лэнгли. И даже после смерти от него, похоже, по-прежнему следовало ожидать разные неожиданности, крутые виражи и хитроумные запутанные ходы. От какого другого умершего можно было бы ждать подобные сюрпризики, идя по оставленным им следам?
Мы позвонили личной секретарше Эйслера и попросили, чтобы он немедленно принял нас. И пока мы с Молли перешептывались в хранилище, она уже стояла в коридоре и поджидала нас.
— Какая-то проблема? — озабоченно поинтересовалась она.
— Да, — коротко отрезала Молли.
— В любом случае всегда рады помочь, — говорила секретарша, сопровождая нас к лифту и далее, к кабинету директора.
Она напустила на себя деловой вид, но все же ее швейцарская холодность немного растопилась, и она по пути беспечно щебетала, будто в последний момент все мы стали близкими друзьями.
Молли что-то вежливо отвечала ей, а я не говорил ни слова. В правом кармане пиджака у меня лежал пистолет «глок», и я то и дело ощупывал его пальцами.
Чтобы пронести его в банк, да еще через специальные двери с детекторами на предмет обнаружения металла, надо было проявить недюжинное мастерство и ловкость, чему меня обучили в ЦРУ, за что я ему премного благодарен.
Один мой коллега по службе в разведке, некий Чарльз Стоун (его необычайные приключения вы наверняка знаете), как-то рассказал мне, как он умудрился пронести «глок» через стойку безопасности в аэропорту Шарля де Голля в Париже.
Большинство частей этого пистолета сделано из пластмассы, поэтому Стоун, проявив сообразительность, разобрал его и мелкие металлические детали уложил в толстый бритвенный футляр, крупные же спрятал в раме саквояжа, а пластмассовые части просто рассовал по карманам. Все это он беспрепятственно пронес через контроль, где просвечивают рентгеновскими лучами ручную кладь.
К сожалению, метод Стоуна для моих условий не подходил, так как никакого багажа в банк с собой я не нес и через детектор металла и рентгеновский аппарат его не пропускал. Все должно было быть при мне, а сигнальные устройства наверняка сразу же обнаружили бы спрятанный пистолет.
Поэтому я придумал свой способ, как пронести его, воспользовавшись несовершенством в детекторах металла. Эта аппаратура проявляет максимум чувствительности в центре магнитного поля. В пистолете системы «глок» относительно мало металлических деталей. Поэтому я просто-напросто привязал его к длинному нейлоновому шнуру и, прикрепив другой конец шнура к поясному ремню, положил в правый карман брюк, где предварительно проделал дыру. Пистолет, таким образом, свободно болтался у меня под штаниной около лодыжки, а я засунул руку в карман и крепко держал конец шнура, пока проходил через стойку детектора металла. При этом весьма важно поддать пистолет ногой так, чтобы он попал на самый край магнитного поля детектора, где оно самое слабое и почти ничего не обнаруживает.
Само собой разумеется, когда я проходил через эту стойку, то почти замер с перепугу, что мой трюк не удастся и попытка обмануть детектор окажется тщетной. Но тем не менее проскочил я без всяких проблем, а в приемной, следуя за Молли и секретаршей, нарочно немного задержался и быстро поднял и удобно уложил пистолет в кармане брюк.
Доктор Эйслер, который казался еще более обеспокоенным, нежели его секретарша, предложил нам кофейку, но мы вежливо отказались. Озабоченно нахмурив брови, он сел на диван напротив нас.
— Ну а теперь, — спросил он дрожащим, но все же четким голосом, — скажите, что за проблема возникла вдруг?
— Да в хранилище не хватает содержимого, — ответил я.
Он окинул меня долгим пристальным взглядом и, высокомерно пожав плечами, сказал:
— Мы знать ничего не знаем о содержимом своих клиентов в хранилище. Мы обязаны лишь предпринять все меры безопасности и все...
— Но банк ведь отвечает за целостность содержимого.
Эйслер сухо рассмеялся.
— Боюсь, что не отвечает. Но так или иначе ваша супруга всего лишь совладелец.
— Похоже, что значительная часть золота пропала, — наморщил лоб я. — Слишком большое количество, чтобы этого не заметить. Я хотел бы знать, куда его могли отправить.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Эйслер понимающе кивнул головой и беспечно сказал:
— Мистер Эллисон, мисс Синклер, вы, конечно же, прекрасно знаете, что я не вправе рассказывать о каких-либо переводах и перечислениях...
— Но раз уж дело касается моего вклада, — вспылила Молли, — то я, наверное, вправе знать, куда его переправили!
Подумав немного, Эйслер снова снисходительно кивнул:
— Мадам, сэр, что касается закодированных вкладов, то наша обязанность заключается в том, чтобы допускать к ним всех лиц, которые отвечают всем требованиям, предусмотренным лицом или лицами, внесшими данный вклад. А во всем остальном, чтобы защитить всех заинтересованных лиц, мы обязаны придерживаться тотальной конфиденциальности.
— Но мы-то ведь, — холодно заметила Молли, — ведем разговор о моем вкладе. Я настоятельно требую сказать, куда отправлено мое золото.
— Мисс Синклер, конфиденциальность в подобных делах является старинной традицией банковской системы нашей страны, и «Банк Цюриха» обязан неукоснительно ее соблюдать. Извините меня, если у вас есть еще какие-то проблемы, мы могли бы...
Тут одним движением руки я выхватил из кармана «глок» и нацелил его прямо в высокий лоб Эйслера.
— Пистолет заряжен, — предупредил я, — и я готов нажать курок. Не надо... — Увидев, что он потихоньку подвинул ногу вправо, к кнопке тревоги, вделанной в стол в нескольких дюймах от него, я снял курок с предохранителя. — Не надо глупить и поднимать тревогу.
Предупредив Эйслера, я подвинулся к нему поближе, так что дуло пистолета теперь оказалось всего в дюйме или паре дюймов от его лба.
Теперь мне не надо было особо напрягаться и сосредоточиваться — мысли его так и рвались наружу, и я мог легко читать их: безудержно лился целый поток мыслей, правда, большинство по-немецки, но изредка проскакивали и английские фразы и слова, когда он готовился говорить вслух по-английски предложения, возражения или выражать протест и негодование.
— Как видите, мы находимся в безвыходном положении, — предупредил я.
По выражению моего лица и тону он понял, что, несмотря на мое отчаянное положение, я сохранял присутствие духа и, не колеблясь, пустил бы ему пулю прямо в лоб.
— Если вы дошли уж до точки, что готовы прикончить меня, — произнес Эйслер с поразительным хладнокровием, — то не добьетесь ничего хотя бы потому, что не уйдете из этого кабинета. Выстрелы услышит не только секретарша, но и чувствительные элементы, установленные здесь и реагирующие на резкие движения и звук.
Он говорил неправду — я это сразу усек. И он, понятное дело, боялся: такое с ним прежде никогда не случалось.
— Даже если предположить, — продолжал он, — что я выложу вам нужные сведения, которых у меня и в помине нет, все равно вы никак не выберетесь из банка — это уж как пить дать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58