Наверное, я что-то уже забыла.
Он мило улыбнулся:
— А вы попробуйте.
Диана с трудом подавила желание отодвинуться подальше от его пронизывающего взгляда. Она постаралась вспомнить, что говорила ему в прошлый раз, но голова ее напоминала чердак, доверху забитый различными вариантами трагедии.
После продолжительного молчания она, запинаясь, изложила более или менее точный вариант своей первоначальной истории. Во всяком случае, ей так казалось. Она то и дело взглядывала на Эдвардса, но его лицо ничего не выражало. Когда она закончила, он спросил:
— Почему вы так уверены, что Конти был пьян?
— Ну, он… он выпил много шампанского. Мне показалось, его покачивало, он плохо ориентировался.
— Вы не знаете, почему он вдруг отправился гулять по пляжу среди ночи?
Диане показалось, что она в ловушке.
— Может, он хотел протрезветь?..
— А может, Конти ушел из дома из-за ссоры? — спросил Эдварде. — Ведь ссора была, не так ли, мисс Хендерсон?
Резко втянув воздух, Диана покачала головой:
— Нет, никаких ссор не было.
Эдварде наклонился вперед; его взгляд, казалось, пронизывал ее насквозь.
— Кое-кто из прислуги утверждает, что Бренда Гэллоуэй и Рик Конти постоянно ссорились.
— Я… я не знаю. — Ее голос дрожал. — Мытам были всего одну ночь. Я не видела, чтобы они ссорились.
Не сводя с нее взгляда, Эдварде тихо спросил:
— Почему вы так нервничаете, мисс Хендерсон?
— Ничего подобного. Я… — Поняв, что бесполезно отрицать очевидное, Диана тяжело вздохнула. — Я никогда не попадала в такие истории… я хочу сказать, связанные с полицией.
Эдварде продолжал изучать ее. Ей было ясно, что он взвешивает ее слова, ищет в них противоречия, доказательства того, что она лжет.
— Мисс Хендерсон, что, по-вашему, случилось с Риком Конти? — спросил он наконец.
— Я не знаю, — прошептала она. — Наверное, он утонул. Эдварде покачал головой:
— Не похоже. Утопленников рано или поздно выбрасывает на берег.
— Тогда он… куда-нибудь уехал.
Последовала продолжительная пауза. Внезапно Эдварде вздохнул и выбрался из кресла.
— Ладно, мисс Хендерсон, спасибо вам за помощь. Если вспомните что-нибудь еще, свяжитесь со мной.
Диана поднялась на ноги с таким ощущением, будто она вся резиновая, и проводила его до дверей, боясь перевести дыхание. Только когда за ним закрылась дверь лифта, она с облегчением вздохнула — и тут же начала неудержимо дрожать.
На какое-то время она в безопасности. Но как знать, когда он снова вернется, чтобы допрашивать ее, сверлить глазами, пытаясь проникнуть ей в душу? А в том, что он вернется, она не сомневалась…
На следующее утро Ральф Эдварде выехал из гостиницы в Манхэттене и направился в Хайянис. Он не любил таких дальних поездок: вынужденное бездействие в замкнутом пространстве сводило его с ума. Но на этот раз ему было о чем подумать, так что времени для клаустрофобии не оставалось.
Стена молчания, окружавшая дело Конти, наконец начала давать легкие трещины. На его лице появилась улыбка, когда он вспомнил свои беседы с Рейчел Вайс и Дианой Хендерсон. В основном их истории как будто бы совпадали, но ему удалось обнаружить несколько несоответствий. Вайс, например, утверждала, что Конти был вполне трезв, когда уходил из дома на пляже. Более того, она также призналась, что после ужина Бренда Гэллоуэй и Ред Конти поссорились. Это признание могло привести к далеко идущим выводам. Во всяком случае, оно давало достаточно оснований для продолжения расследования.
Влившись в поток машин, стремящихся на север, к повороту на Коннектикут, Эдварде раздумывал, что же ему делать дальше. Наиболее логичным шагом был бы визит к Огасте Тремейн, которую все звали Гасси. Но здесь следовало быть осторожным, чтобы не навлечь на себя гнев сенатора. Только круглый идиот станет связываться с таким могущественным человеком, как Тремейн, не имея никаких конкретных улик, а Эдварде идиотом не был.
Оставалась Хелен Гэллоуэй, которую Эдвардсу таки не удалось повидать. Сначала идея перелета в Калифорнию показалась ему абсурдной, но чем больше он об этом думал, тем больше склонялся в пользу этой поездки. Эдварде прекрасно понимал, что без разговора с Хелен Гэллоуэй не обойтись, хотя был практически уверен, что городской совет никогда не согласится оплатить ему это путешествие. Ведь у него нет ни трупа, ни каких-либо весомых улик. Зато у него имелось несколько дней неиспользованного отпуска, и он решил, что может сократить расходы, остановившись в Лос-Анджелесе у Мика Тревиса. Внезапно у Эдвардса возникло предчувствие удачи. После долгих лет возни с мелкими преступлениями у него наконец появилось стоящее дело, требующее серьезной работы. Он найдет Рика Конти, и это станет венцом его карьеры!
5
Все еще обеспокоенная, Рейчел стояла на ступеньках Батлер-холла Колумбийского университета, держа в руках антивоенные листовки, вспоминала о визите шефа полиции Эдвардса. Все это ей очень не нравилось: она надеялась, что это дело того гляди закроют, но Эдварде оказался упрямым человеком. Внезапно она заметила худого блондина, который сидел на ступеньках и ел бутерброд, уставившись в учебник. Она видела его и раньше в этом же месте, всегда погруженного в какую-нибудь книгу и, очевидно, не обращающего никакого внимания на то, что происходило вокруг.
Странно, но каждый день, приходя на это место, она первым делом искала его. У него было интересное лицо — угловатое, суровое, несколько смягченное россыпью веснушек. Глаза были ясного голубого цвета и смотрели уверенно. Обычно ей было достаточно его молчаливого присутствия, но сегодня она решила с ним заговорить.
Когда Рейчел подошла и села рядом, он лишь мельком взглянул на нее.
— Вы сегодня пойдете на митинг в защиту мира? — спросила она.
Он молча покачал головой и принялся чистить апельсин.
— Почему? — не отставала Рейчел.
— Во время последней кампании я голосовал за Хемфри. Рейчел поежилась. Одно-единственное предложение — и они сразу оказались по разные стороны баррикад.
— Вы что, в самом деле поддерживаете войну?
— Все не так просто. Никто не хочет войны, но у нас есть обязательства перед вьетнамцами. Если мы оттуда уйдем, Вьетконг захватит всю страну.
Расстроенная, Рейчел полезла в сумку за пачкой сигарет.
— Неужели вы не понимаете, что это все правительственная пропаганда?
Он полез в карман, достал золотую зажигалку, дал ей прикурить и улыбнулся.
— Меня довольно трудно переубедить, давай поговорим о чем-нибудь другом.
Его улыбка обезоруживала: она была теплой и дружелюбной. Рейчел хотела отвернуться, но странное любопытство приковывало ее взгляд к его лицу.
— Боюсь, нам с вами не о чем разговаривать.
— Очень даже есть о чем. Вы ведь здесь учитесь, верно? Что вы изучаете?
— Педагогику. Я работаю над диссертацией.
Он кивнул и протянул ей дольку апельсина. Рейчел некоторое время смотрела на нее так, будто это тридцать сребреников. Затем, чувствуя себя довольно глупо, сунула дольку в рот.
— Разве можно принимать что-нибудь от врага? — ухмыльнулся он.
Рейчел резко подняла голову:
— Как вы догадались, о чем я думаю?
— Это написано у вас на лице.
Апельсин оказался сочным и сладким. Наслаждаясь приятным вкусом, Рейчел украдкой изучала его лицо. Как ни странно, ей очень понравился их разговор, хотя вообще-то она никогда не чувствовала себя слишком уютно с мужчинами. Две ее интимные связи были скорее интеллектуальными, чем эмоциональными. Удивившись тому, что он пробудил в ней воспоминания о бывших любовниках, она немного отодвинулась от него.
— Я вас просто дразню, — сказал он. — Вот. Съешьте еще дольку.
На этот раз она взяла дольку охотно.
— Я видела вас здесь раньше. Странное место вы выбрали для ленча.
— Мне просто нравится заниматься на свежем воздухе. Голова лучше работает.
Рейчел улыбнулась. Этот странный парень все больше интересовал ее. Он казался несколько староватым для студента, да и не был похож на других парней из университета. Например, вместо футболки и джинсов на нем был дорогой двубортный костюм.
— Вы профессор?
Он улыбнулся и покачал головой:
— С чего вы взяли?
— Сужу по вашей одежде.
— Я на последнем курсе юридического факультета. В суд надо являться в костюме.
— Значит, вы собираетесь стать юристом? Это многое объясняет…
— Например?
— Ну, почему вы работаете на Губерта Хемфри, почему поддерживаете эту аморальную войну. Вы хотите иметь шанс заполучить большие бабки от государства?
Он заметно напрягся:
— Деньги не имеют абсолютно ничего общего с моим отношением к войне, черт побери!
Рейчел презрительно рассмеялась:
— Тогда зачем же выступать в одной команде с убийцами?
Затем, что я провел два года во Вьетнаме! — В его глазах светился гнев, но было там и нечто другое — душераздирающая тоска. — Я видел все собственными глазами, детка, и не тебе меня учить. Я видел, как вьетконговцы уничтожали целые семьи, я видел, как маленькие дети швыряли гранаты — не игрушечные, а самые настоящие. Я видел такое, что ты и представить себе не можешь, так что прибереги нравоучения для своих друзей-пацифистов. Мне это неинтересно.
Пораженная его выпадом, Рейчел поежилась, как от холода. Ей вдруг захотелось дотронуться до него, взять на себя часть его боли. Они уже не были противниками — они были просто людьми с оголенными нервами. Рейчел осторожно коснулась его руки.
— Извини. Мне и в голову не приходило, что ты мог побывать там.
Он провел пальцами по своим густым светлым волосам, явно поражаясь собственной несдержанности.
— Ладно, проехали. Я не имел никакого права так на тебя набрасываться.
Они помолчали, и Рейчел начала расслабляться. Немного погодя он спросил:
— Как тебя зовут?
— Рейчел Вайс.
— А я — Брайан Макдональд.
Это имя показалось ей знакомым. Перед глазами сразу возникла внушительная фигура председателя Верховного суда, прославившегося своей приверженностью букве закона.
— Ты случайно не родственник Клитусу Макдоначьду?
— Племянник.
Он расправил плечи, явно приготовившись к обороне, но Рейчел проглотила саркастическое замечание. Ей не хотелось разрушить тоненькую связующую нить, возникшую между ними.
— Значит, юриспруденция — семейная традиция?
— Некоторым образом, — согласился он, расслабляясь. — Мой отец и оба брата — полицейские. Я тоже собирался стать полицейским, но после Вьетнама захотелось чего-то большего. Я уже подписал контракт с конторой окружного прокурора Манхэттена.
Рейчел с шумом втянула воздух, представив себе картинку — она стоит лицом к лицу с Брайаном Макдональдом в зале суда в качестве обвиняемой по делу о сокрытии факта убийства.
— В чем дело? Тебе нехорошо?
Рейчел и сама почувствовала, что побледнела. Она моргнула, пытаясь отогнать неприятное видение.
— Да нет, просто мысль дурацкая в голову пришла. Ничего серьезного.
— А я уж решил, что это отвращение к будущему помощнику окружного прокурора.
Рейчел слабо улыбнулась и покачала головой. Потом взглянула на часы и вскочила на ноги.
— Мне пора. Скоро митинг начнется.
Брайан поднял голову, заслонив глаза ладонью от солнца.
— Завтра здесь же?
Она внезапно почувствовала угрозу в его живой улыбке и низком тембре голоса.
— Не думаю, что это удачная мысль.
В его глазах отразилось разочарование, но, похоже, он понял причину ее отказа и принял ее.
— Ну, приятно было с тобой поболтать-, Рейчел Вайс. Кто знает, может, еще и встретимся.
— Конечно, все может быть.
Рейчел торопливо спустилась по ступенькам и присоединилась к группе студентов, собравшихся у библиотеки. Даже на расстоянии чувствовалось, как от них исходят волны недовольства. Плакаты, которые они держали, выражали резкий протест против правительства, ведущего войну. Некоторые из них были просто издевательскими. Громкие голоса нарушали тишину солнечного, полдня.
Когда Рейчел подошла к толпе, оратор уже занял свое место у микрофона. .Странно, но его спокойная манера, казалось, еще больше усиливала агрессивность собравшихся. Пока он гладкими фразами порицал войну, толпа заряжалась какой-то психической энергией.
Вскоре оратора сменил черный молодой человек с худым и жестким лицом.
— Братья и сестры! — крикнул он. — Не забывайте, что вы принадлежите своему собственному народу!
Чернокожая девушка, стоящая рядом с Рейчел, подняла сжатую в кулак руку в знак поддержки. Юноша тем временем оглядывал толпу; от него исходили какие-то почти фанатические флюиды.
— Слушайте меня! Кончайте целовать белые задницы. Больше никаких игр. Мы хотим власти — черной власти!
Несколько белых студентов начали было протестовать, но оратор не обращал на них внимания. Он говорил для своих соплеменников.
Рейчел повернулась к стоящей рядом девушке:
— Кто это?
— Кэл Хаукинс. Он организовал Черное Братство.
Рейчел кивнула: это имя было ей знакомо. Кэл Хаукинс когда-то учился на медицинском факультете, но потом разочаровался в обществе и бросил университет, чтобы бороться за расовое равенство. Его Черное Братство базировалось в Гарлеме, оказывая значительную помощь его жителям.
Когда толпа утихомирилась, Кэл снова заговорил:
— Сегодня я кое-что пообещал детишкам в Гарлеме. Я обещал им открыть школу, где их смогут научить гордиться своим народом, школу, где учителям будет не наплевать, научатся ли они читать и писать. Но мне нужна ваша помощь. Мне нужны деньги, чтобы купить книги. Мне нужны опытные преподаватели, чтобы учить детей. Мне нужна черная солидарность!
По толпе пробежал рокот одобрения. Студенты поддались магнетизму этого завораживающего голоса.
— Взгляните, что происходит за пределами студенческого городка, — продолжил Кэл, махнув рукой ё сторону Гарлема. — Там ваш народ. Их нищета — ваша нищета, их голод — ваш голод. Пока хоть один черный взывает к справедливости, никто из нас не свободен!
Когда он закончил, по толпе пошли несколько черных парней, собирая пожертвования. Рейчел бросила десять долларов в ведерко и начала проталкиваться сквозь толпу к Хаукинсу. Но когда она добралась до него, ее вдруг охватила паника. Его оценивающий взгляд, казалось, прожигал ее насквозь, проникая в самые сокровенные мысли.
— Что тебе нужно? — спросил он низким угрожающим голосом.
— Я хочу помогать вашей школе.
— Ты? — Он, казалось, удивился. — Зачем тебе это нужно? И зачем ты нужна нам?
Хаукинс отвернулся, и Рейчел поняла, что от нее отделываются.
— Я учительница с дипломом, — быстро сказала она. — И я верю в то, что вы делаете.
Он снова внимательно вгляделся в нее, потом покачал головой:
— Можешь верить во что хочешь, но тебе никогда не понять, что значит быть черным в этой расистской стране белых.
— Может быть, и нет, но сейчас вам нужна моя помощь. Я чертовски хорошая учительница! — не отставала Рейчел.
Хаукинс неожиданно улыбнулся:
— Ты упрямая женщина. Она кивнула.
— Ладно, приходи в штаб Братства завтра утром в девять. Найдешь меня там.
Рейчел улыбнулась и протянула ему руку. Она была рада, что нашла способ поработать ради будущего и, возможно, хоть частично искупить грехи прошлого.
6
Элизабет Тремейейн сидела на террасе своего элегантного особняка в Джорджтауне с чашкой утреннего кофе. Террасу окружали хризантемы и поздние розы, которые покачивались под легким сентябрьским ветерком, издавая нежный аромат. Но она была слишком погружена в мысли о перевыборной кампании своего мужа, чтобы обращать на это внимание. Она вообще редко замечала такие пустяки, как запах цветов. Элизабет с детства внушали, что единственное предназначение женщины — помогать тщательно выбранному супругу плыть по бурным волнам общественной жизни. И она посвятила всю себя стремлению преуспеть в этой роли.
Элизабет была необыкновенно красивой женщиной, знала это и очень ценила. Она твердо придерживалась строгого режима питания и физических упражнений, чтобы сохранить свое тело стройным как можно дольше. Когда ее натуральные светлые волосы начали тускнеть, она не стала, подобно многим дамам в возрасте, красить их в желтый цвет, а выбрала серебристую седину, которая превосходно оттеняла идеальный цвет ее лица. Гардероб ее был довольно простым, но каждая вещь подбиралась с особой тщательностью. Все в Элизабет говорило о больших деньгах.
Из задумчивости ее вывели легкие шаги. Элизабет подняла голову и удивилась, увидев Гасси, стоящую в дверях дома с чашкой кофе в руках.
— Почему ты так рано встала?
Гасси села рядом с ней за столик из кованого железа.
— Я снова плохо сплю.
Элизабет нахмурилась и постучала карандашом по блюдцу, выдавая свое нетерпение. Хроническое недовольство Гасси стало для нее еще одной заботой, притаившейся где-то в подсознании и всплывающей в самые неподходящие моменты.
— Что с тобой, дорогая?
— Я чувствую себя абсолютно бесполезной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33