Но он должен был навестить своего старого друга Ральфа Эдвардса. Ральф умирал, и как ни старался Мик избежать встречи лицом к лицу со смертью, совесть не позволяла ему отказать другу в последней просьбе.
Пробираясь по многочисленным коридорам больницы, Мик старался не обращать внимания на отрешенные улыбки медсестер. Они напоминали ему, что он тоже смертен и скоро может оказаться на одной из этих коек, испуганный и одинокий.
Когда он вошел в палату, Эдварде спал, и Мик замер на месте, не в силах заставить себя подойти к кровати. Эдварде превратился в скелет, присоединенный проволочками к разным приборам. Щеки ввалились, кожа приобрела неприятный желтый оттенок. И запах! В комнате просто некуда было деваться от запаха гниющей плоти. Мику очень хотелось повернуться и сбежать, но тут Эдварде открыл глаза и улыбнулся.
— Мик, ты пришел. Я знал, что ты придешь…
Мик все-таки заставил себя подойти поближе и улыбнулся, стараясь скрыть свой ужас и отвращение.
— А как же! Я пришел, как только получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?
— Как в аду, но скоро все кончится. Рак печени сжигает быстро.
Мик задыхался, на верхней губе выступили капли пота, в ушах странно звенело. Он боялся грохнуться в обморок, поэтому поскорее сел на стул.
После длинной паузы Эдварде покачал головой и сказал:
— Наверное, неприятно видеть меня таким. Я уж и позабыл, как погано выгляжу…
Вместо того чтобы опровергнуть эту правду, Мик сидел, хватая ртом воздух, пока дурнота не прошла.
— Черт, извини меня, — пробормотал он.
— Пустяки, — нетерпеливо сказал Эдварде. — Мне надо кое-что тебе сказать, пока эти чертовы лекарства меня снова не усыпили. Достань конверт из верхнего ящика вон того стола.
Мику наконец удалось взять себя в руки. Он достал конверт и в недоумении уставился на него.
— Это дело Конти, — прохрипел Эдварде. — Мне так и не довелось узнать, что с ним случилось, но я хочу, чтобы ты продолжил поиски. Раскрой это дело за меня, Мик.
Мик уже много месяцев вообще не вспоминал о Рике Конти и о деле, которое когда-то так заинтересовало его. Он удивился, что Эдварде все еще одержим этим делом, и даже подумал, не повредился ли он рассудком.
— Откуда у тебя эта папка, Ральф? Это же собственность полицейского управления.
Приступ кашля сотряс исхудавшее тело Эдвардса, и прошло несколько минут, прежде чем он снова смог заговорить.
— Я забрал ее, когда городской совет выставил меня из офиса, — сказал он еле слышно. — Рик Конти никого больше не интересовал. Я был единственным, кто пытался отыскать бедолагу. Теперь твоя очередь.
Мик смотрел на приятеля, и жалость жгла его сердце.
— Ты же знаешь, что я очень занят, Ральф. У меня полно проектов, хватит на несколько ближайших лет.
— Но подумай, какую книгу ты сможешь написать! Расследование убийства, связанное со звездой Голливуда.
— Убийства? У тебя нет доказательств, что Конти убили.
— У меня нет. Но где-то эти доказательства есть. Поищи как следует, и найдешь.
Мик задумчиво поглаживал подбородок, ощущая знакомое замирание в душе. Это было похоже на вдохновение — непреодолимый порыв, который заставлял его сломя голову бросаться в очередное расследование. Бренда Гэллоуэй была мертва, но вся ее жизнь состояла из серии шумных скандалов, а эта история об исчезнувшем любовнике могла вызвать дополнительный интерес читателей. Ее биография могла превратиться в потрясающий бестселлер.
— Я возьму папку, но ничего не обещаю, — сказал он. — Посмотрим, как пойдет дело.
Эдварде устало улыбнулся, но глаза его вдруг заблестели.
— Ты это сделаешь. Жаль, что меня не будет, когда зачитают приговор.
13
Рейчел бросила карандаш на стол и потерла руки. В церковном подвале, где располагалась школа, было холодно, и она уже не в первый раз подумала, стоит ли экономить какие-то жалкие пенсы, выключая отопление после ухода детей. Но, взглянув на бухгалтерскую книгу, лежащую перед ней, она поняла, что выбора у них нет.
Так вышло, что за последние несколько лет ее мягко, но настойчиво перевели на роль администратора. Теперь на ней лежал бухгалтерский учет, заказ всего необходимого для школы, разрешение редких конфликтов с раздраженным родителем и тому подобные малоприятные обязанности. И хотя Кэл клялся и божился, что она когда-нибудь вернется в класс, оба знали, что это пустые обещания. И чем больше она вникала вдела школы, пытающейся устоять на ногах, тем меньше у нее оставалось шансов обучать детей Гарлема.
Услышав какое-то шуршание, Рейчел подняла голову и увидела Мэри Бевинс.
— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты давным-давно ушла домой.
Мэри подошла ближе и уселась на край стола.
— Я и ушла. Но вернулась с Кэлом. Нам надо с тобой поговорить.
Рейчел с любопытством взглянула на нее, но она лишь усмехнулась и покачала головой.
— Имей терпение: Он сейчас придет.
Рейчел откинулась на спинку стула и принялась разглядывать Мэри. Ее все еще удивляло, что они стали друзьями. Конечно, не такими друзьями, как с Дианой, но вполне притерпелись друг к другу, что три года назад казалось Рейчел невозможным. Так вышло, что та ночь бунта изменила все. Мэри постепенно стала чувствовать себя с ней свободнее, перестала постоянно держать круговую оборону. Они теперь хорошо понимали друг друга, что очень радовало Рейчел.
— Прекрасно, что ты еще здесь. — Когда Кэл вошел в комнату, она стала казаться совсем крошечной. — Хочу попросить тебя об одолжении, Рейчел.
— А именно?
— Видишь ли, у нас появился шанс получить большое пожертвование от Конгресса еврейских женщин. Они хотят встретиться с кем-нибудь из школы, вот мы и решили, что ты подойдешь лучше всех.
— Я? Ты что, рехнулся?! Да я такими делами никогда не занималась!
— Тогда надо научиться, — твердо сказала Мэри. — Ты наша единственная надежда.
— Но почему?
Кэл и Мэри смущенно переглянулись.
— Ты еврейка, — наконец прямо сказал Кэл. — И вообще, ты принадлежишь к их кругу.
— Да будет тебе, — фыркнула Рейчел, начиная злиться. — Может, когда-то и принадлежала, но с этим давно покончено.
— Послушай, — нетерпеливо сказал Кэл. — Это богатые белые женщины. Если я появлюсь на ленче, то перепугаю их до смерти. Они хотят помочь черным детишкам, а не Братству.
— Значит, хочешь прикрыться мной? Кэл окрысился:
— Ты знаешь, что это не так! Но ради детей мы должны играть по их правилам. Эти люди никогда не дадут нам ни гроша, если будут думать, что это их как-то свяжет с Братством. Нам надо разделить школу и Братство, или мы потеряем этот шанс заполучить крупную сумму.
— Разве это не называется продаться? — сердито спросила Рейчел.
Кэл покачал головой, его широкие плечи опустились.
— Это называется — смотреть на вещи реально. У нас на выбор два варианта: проглотить свою гордость и протянуть руку за деньгами, чтобы продолжать учить детей, или закрыть школу. Что ты выберешь, Рейчел? Предпочтешь все бросить?
Рейчел стало стыдно, и она опустила глаза.
— Извини, я не имела права так говорить.
На его лице, будто вырезанном из черного дерева, появилась улыбка, что случалось крайне редко.
— Почему? Я то же самое твердил себе сотни раз. Но я наконец сообразил, что надо либо идти на компромисс, либо довольствоваться ничем. А этим «ничем» мой народ уже сыт по горло.
— А остальное Братство? — тихо спросила Рейчел. — Они тебя поддерживают?
Кэл вдруг как-то сразу сник, а Мэри тяжело вздохнула.
— Клей Матис и еще несколько человек заявили, что покидают Братство, — сказала она, не отрывая взгляда от Кэла. — Но нас осталось вполне достаточно, чтобы продолжать действовать. Так мы можем на тебя рассчитывать, Рейчел?
— Конечно, — сказала она. — Вот только боюсь, плохой из меня пиарщик.
Кэл шумно вздохнул с облегчением:
— Ты попробуй, а там посмотришь, как пойдет.
— Ладно, — сказала Рейчел, — назначай встречу. Она попрощалась с Мэри и Кэлом, набросила на плечи старый шерстяной жакет и направилась вниз по улице к подземке. Пока дребезжащий поезд вез ее в Вест-Сайд, она мучилась сомнениями, удастся ли ей уговорить нескольких богатых евреек вложить деньги в дышащую на ладан школу в Гарлеме. Разве станут они слушать женщину, одетую в потрепанные джинсы, к тому же лишенную всяких светских манер? Что ей надо сказать, чтобы они поняли?
Когда она вышла из подземки, уже зажглись фонари. Она выбросила все мысли из головы и поспешила к дому Брайана, чувствуя себя неуютно в сгущающейся темноте и ощущая знакомое нетерпение. Ей так хотелось поскорее его увидеть и обо всем рассказать, но он наверняка еще не вернулся из офиса. Брайан был просто одержим работой, всегда брал самые трудные дела и с блеском выигрывал их, производя самое благоприятное впечатление на своих начальников. Рейчел знала, что в душе он лелеет мечту стать окружным прокурором, она его понимала, но эта перспектива слегка пугала ее. Она не могла представить себя в качестве жены крупного политического деятеля. А если учесть, что сама она работала в негритянской школе в Гарлеме, этот конфликт ставил под сомнение их общее будущее.
Рейчел своим ключом открыла дверь, прошла в гостиную, небрежно бросив жакет на диван, и удивилась, увидев сидящего на кухне Брайана. В руке он держал банку пива.
— Ты сегодня рано, — заметила она.
Он улыбнулся и показал на кастрюлю на плите, в которой что-то булькало.
— Да, я пораньше освободился и решил приготовить нам ужин. Как ты насчет спагетти?
— Замечательно, — сказала она, садясь рядом с ним за стол. — Но мне надо не поздно вернуться. Родители и так меня заклевали за то, что я столько времени провожу в Манхэттене. Не хочется их злить еще больше.
Он нахмурился:
— А я надеялся, что ты останешься. Покачав головой, Рейчел потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Не могу, не сегодня.
Брайан помолчал, и она кожей чувствовала его разочарование. Они так редко бывали вместе. Всякий раз не хватало времени, чтобы поделиться мыслями, обо всем рассказать. Она не могла припомнить, когда они в последний раз занимались любовью не спеша.
— Знаешь, если честно, то я не очень голодна, — мягко сказала она и выразительно посмотрела на него.
В голубых глазах Брайана заплясали знакомые искорки.
— С каких пор вы научились читать мои мысли, леди?
— Меня не мысли твои интересуют.
— Тогда почему бы нам не закончить этот разговор в спальне?
Она кивнула и улыбнулась ему.
Когда он нежно поцеловал ее, Рейчел забыла обо всем на свете. Существовал только Брайан и ее любовь к нему, которую ей во что бы то ни стало надо было сохранить…
Позднее Рейчел свернулась калачиком на кровати, положив голову ему на плечо, вдыхая терпкий мужской запах его кожи.
— Я тебя люблю, — прошептала она.
— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Она резко втянула воздух. Господи, неужели сейчас начнется один из тех бесконечных споров, которые так пугали и расстраивали ее?
— Ты же знаешь, что да. Но нам надо подождать, разобраться во всем…
Брайан тяжело вздохнул, отодвинулся от нее и принялся шарить по столику в поисках сигарет.
— Время ничего не изменит, черт побери.
— Но как же быть с моими родителями, с работой? У нас так много проблем…
— Проблемы надо решать, моя дорогая. Или ты полагаешь, что со временем это все исчезнет само собой?
— Нет. Конечно, нет, — сказала она и тоже протянула руку за сигаретой.
Рейчел закурила и откинулась на подушки, пытаясь представить себе, какой будет их жизнь, если они наплюют на все и поженятся. Что, если различия между ними в конечном итоге разрушат их любовь? Она представить себе не могла жизнь без Брайана, но трезвая часть ее рассудка подсказывала, что такое вполне может произойти.
Что же делать? Рейчел была уверена, что любовь к Брайану — единственная любовь в ее жизни. Больше никого не будет, без него ей придется провести остаток дней в пустоте и одиночестве. Конечно, у нее будет работа, друзья, но внутри — пустота и горькие сожаления…
— Ладно, — сказала она дрожащим голосом. — Давай поженимся.
Брайан улыбнулся и ласково обнял ее за плечи.
— У нас все получится. Я обещаю.
Рейчел тяжело вздохнула. Ее по-прежнему мучили сомнения, причем не только насчет будущего с Брайаном. Она боялась окончательного разрыва с родителями, которые наверняка не одобрят ее отношений с ирландцем-католиком. Но Рейчел предпочла поверить ему. Что бы ни случилось, они будут вместе, и одного этого уже достаточно.
Два дня спустя Рейчел сидела за столом напротив родителей и чувствовала, что решимости у нее значительно поубавилось. Они и представления не имели, что существует такой человек, как Брайан Макдональд, а она теперь собиралась разбить все их мечты, заявив, что выходит за него замуж.
— Что случилось? — спросила Наоми, почувствовав неладное.
— Да ничего, мам. Мне просто надо вам кое-что сказать. Наоми взглянула на Сола и покачала головой:
— Я знала, что это до добра не доведет! Ее никогда нет дома, она не спит в своей постели…
— Шшш, пусть она скажет.
Хотя Рейчел весь день подбирала нужные слова, она неожиданно потеряла дар речи и молча смотрела на родителей. Как смеет она разрушать их мир? Ее охватило чувство вины, но перед ней тут же возник образ Брайана, и это заставило ее продолжать.
— Я встретила одного человека. Мне хотелось бы привести его сюда и познакомить с вами.
— Кто он такой? — сразу насторожился Сол. — Где ты его встретила?
— В колледже, несколько лет назад. Я его люблю, мама. Наоми сидела молча, словно не желая больше ничего слышать, но Сол напрягся, как будто ощутив угрозу.
— Так расскажи нам об этом человеке, Рейчел. Он еврей?
— Нет, — тихо ответила она. — Его зовут Брайан Макдональд. Я его люблю и собираюсь выйти за него замуж. Пожалуйста, постарайтесь меня понять!
— Этого понять мы не сможем никогда, — медленно произнес Сол; его привычное добродушное выражение исчезло, сменившись безжалостной маской, сразу сделавшей его чужим. — Если ты выйдешь за него замуж, для меня ты умрешь.
Наоми вскрикнула и схватила его за руку.»
— Подожди, Сол! Подумай, что ты говоришь! Может быть, он примет иудейство. Может быть…
— Нет! — тихо сказал Сол, не сводя с Рейчел усталых глаз. — Все эти годы я смотрел в сторону, когда моя дочь притворялась обычной американкой, кем-то еще, забыв о вере предков. Я говорил себе, что это ничего, что все молодые должны попробовать, где глубоко, а где мелко, что когда-нибудь она поймет, что значит быть еврейкой. Но я больше не могу смотреть в сторону.
— Папа, пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами!
Сол покачал головой, и лицо его, как тенью, накрыла неизбывная печаль. Он сразу стал стариком.
— Ты уже выбрала, иди к своему гою. Моя дочь умерла.
Он встал, бросил последний тоскливый взгляд на Рейчел и вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Рейчел почувствовала такую боль в груди, что стало трудно дышать. Она повернулась к Наоми:
— Мама, зачем он это делает?
— Он твой отец и поступает так, как считает правильным.
— А ты? Ты что думаешь?
Наоми беспомощно пожала плечами:
— Мне нет дела до того, что правильно, а что нет. Я не хочу терять моего единственного ребенка.
— Мама, но этого совсем не нужно! Поговори с ним, заставь его передумать…
Наоми печально покачала головой:
— Ты слышала его. Больше говорить не о чем. — Она наклонилась через стол, схватила руку Рейчел и сильно сжала ее. — Теперь все зависит от тебя. Пожалуйста, забудь этого человека, Рейчел! Я тебя умоляю!
Рейчел очень хотелось произнести слова, которые сотрут выражение страдания в глазах матери, но она понимала, что назад пути нет. Она выбрала жизнь рядом с Брайаном.
— Слишком поздно, мама, — тихо сказала она. — Я его люблю.
Наоми отпустила руку дочери:
— Тогда тебе лучше собрать вещи и уйти.
— Мама, прости меня, мне очень жаль, — сказала она, глядя на мать полными слез глазами.
— Я знаю, Рейчел, я знаю.
— Ты будешь хоть иногда встречаться со мной в городе? Мы ведь можем увидеться без ведома папы…
Наоми медленно покачала головой:
— Я тридцать лет замужем за твоим отцом. И не собираюсь начинать лгать ему сейчас, даже ради тебя.
Рейчел кивнула. Ей было и больно, и стыдно. Она не имела права пытаться настроить родителей друг против друга, но ей безумно хотелось, чтобы Наоми дала ей хоть какую-нибудь надежду, что когда-нибудь эта рана заживет.
— Я буду писать тебе, мама, — сказала она. — Ты не сможешь запретить мне писать.
Наоми тяжело вздохнула, встала и нежно обняла ее.
— Будь осторожна, Рейчел.
Когда Наоми ушла, оставив ее одну, Рейчел оглядела такую знакомую комнату и поразилась странной тишине. Сейчас они должны были бы вопить и ругаться, но не молча смириться с поражением! Разве это возможно — чтобы семья вот так взяла и распалась, будто ее и не было вовсе?..
Через три недели Рейчел стояла перед зеркалом, стараясь не шевелиться, пока Диана поправляла многочисленные складки ее нарядного голубого платья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Пробираясь по многочисленным коридорам больницы, Мик старался не обращать внимания на отрешенные улыбки медсестер. Они напоминали ему, что он тоже смертен и скоро может оказаться на одной из этих коек, испуганный и одинокий.
Когда он вошел в палату, Эдварде спал, и Мик замер на месте, не в силах заставить себя подойти к кровати. Эдварде превратился в скелет, присоединенный проволочками к разным приборам. Щеки ввалились, кожа приобрела неприятный желтый оттенок. И запах! В комнате просто некуда было деваться от запаха гниющей плоти. Мику очень хотелось повернуться и сбежать, но тут Эдварде открыл глаза и улыбнулся.
— Мик, ты пришел. Я знал, что ты придешь…
Мик все-таки заставил себя подойти поближе и улыбнулся, стараясь скрыть свой ужас и отвращение.
— А как же! Я пришел, как только получил твое письмо. Как ты себя чувствуешь?
— Как в аду, но скоро все кончится. Рак печени сжигает быстро.
Мик задыхался, на верхней губе выступили капли пота, в ушах странно звенело. Он боялся грохнуться в обморок, поэтому поскорее сел на стул.
После длинной паузы Эдварде покачал головой и сказал:
— Наверное, неприятно видеть меня таким. Я уж и позабыл, как погано выгляжу…
Вместо того чтобы опровергнуть эту правду, Мик сидел, хватая ртом воздух, пока дурнота не прошла.
— Черт, извини меня, — пробормотал он.
— Пустяки, — нетерпеливо сказал Эдварде. — Мне надо кое-что тебе сказать, пока эти чертовы лекарства меня снова не усыпили. Достань конверт из верхнего ящика вон того стола.
Мику наконец удалось взять себя в руки. Он достал конверт и в недоумении уставился на него.
— Это дело Конти, — прохрипел Эдварде. — Мне так и не довелось узнать, что с ним случилось, но я хочу, чтобы ты продолжил поиски. Раскрой это дело за меня, Мик.
Мик уже много месяцев вообще не вспоминал о Рике Конти и о деле, которое когда-то так заинтересовало его. Он удивился, что Эдварде все еще одержим этим делом, и даже подумал, не повредился ли он рассудком.
— Откуда у тебя эта папка, Ральф? Это же собственность полицейского управления.
Приступ кашля сотряс исхудавшее тело Эдвардса, и прошло несколько минут, прежде чем он снова смог заговорить.
— Я забрал ее, когда городской совет выставил меня из офиса, — сказал он еле слышно. — Рик Конти никого больше не интересовал. Я был единственным, кто пытался отыскать бедолагу. Теперь твоя очередь.
Мик смотрел на приятеля, и жалость жгла его сердце.
— Ты же знаешь, что я очень занят, Ральф. У меня полно проектов, хватит на несколько ближайших лет.
— Но подумай, какую книгу ты сможешь написать! Расследование убийства, связанное со звездой Голливуда.
— Убийства? У тебя нет доказательств, что Конти убили.
— У меня нет. Но где-то эти доказательства есть. Поищи как следует, и найдешь.
Мик задумчиво поглаживал подбородок, ощущая знакомое замирание в душе. Это было похоже на вдохновение — непреодолимый порыв, который заставлял его сломя голову бросаться в очередное расследование. Бренда Гэллоуэй была мертва, но вся ее жизнь состояла из серии шумных скандалов, а эта история об исчезнувшем любовнике могла вызвать дополнительный интерес читателей. Ее биография могла превратиться в потрясающий бестселлер.
— Я возьму папку, но ничего не обещаю, — сказал он. — Посмотрим, как пойдет дело.
Эдварде устало улыбнулся, но глаза его вдруг заблестели.
— Ты это сделаешь. Жаль, что меня не будет, когда зачитают приговор.
13
Рейчел бросила карандаш на стол и потерла руки. В церковном подвале, где располагалась школа, было холодно, и она уже не в первый раз подумала, стоит ли экономить какие-то жалкие пенсы, выключая отопление после ухода детей. Но, взглянув на бухгалтерскую книгу, лежащую перед ней, она поняла, что выбора у них нет.
Так вышло, что за последние несколько лет ее мягко, но настойчиво перевели на роль администратора. Теперь на ней лежал бухгалтерский учет, заказ всего необходимого для школы, разрешение редких конфликтов с раздраженным родителем и тому подобные малоприятные обязанности. И хотя Кэл клялся и божился, что она когда-нибудь вернется в класс, оба знали, что это пустые обещания. И чем больше она вникала вдела школы, пытающейся устоять на ногах, тем меньше у нее оставалось шансов обучать детей Гарлема.
Услышав какое-то шуршание, Рейчел подняла голову и увидела Мэри Бевинс.
— Что ты здесь делаешь? Я думала, ты давным-давно ушла домой.
Мэри подошла ближе и уселась на край стола.
— Я и ушла. Но вернулась с Кэлом. Нам надо с тобой поговорить.
Рейчел с любопытством взглянула на нее, но она лишь усмехнулась и покачала головой.
— Имей терпение: Он сейчас придет.
Рейчел откинулась на спинку стула и принялась разглядывать Мэри. Ее все еще удивляло, что они стали друзьями. Конечно, не такими друзьями, как с Дианой, но вполне притерпелись друг к другу, что три года назад казалось Рейчел невозможным. Так вышло, что та ночь бунта изменила все. Мэри постепенно стала чувствовать себя с ней свободнее, перестала постоянно держать круговую оборону. Они теперь хорошо понимали друг друга, что очень радовало Рейчел.
— Прекрасно, что ты еще здесь. — Когда Кэл вошел в комнату, она стала казаться совсем крошечной. — Хочу попросить тебя об одолжении, Рейчел.
— А именно?
— Видишь ли, у нас появился шанс получить большое пожертвование от Конгресса еврейских женщин. Они хотят встретиться с кем-нибудь из школы, вот мы и решили, что ты подойдешь лучше всех.
— Я? Ты что, рехнулся?! Да я такими делами никогда не занималась!
— Тогда надо научиться, — твердо сказала Мэри. — Ты наша единственная надежда.
— Но почему?
Кэл и Мэри смущенно переглянулись.
— Ты еврейка, — наконец прямо сказал Кэл. — И вообще, ты принадлежишь к их кругу.
— Да будет тебе, — фыркнула Рейчел, начиная злиться. — Может, когда-то и принадлежала, но с этим давно покончено.
— Послушай, — нетерпеливо сказал Кэл. — Это богатые белые женщины. Если я появлюсь на ленче, то перепугаю их до смерти. Они хотят помочь черным детишкам, а не Братству.
— Значит, хочешь прикрыться мной? Кэл окрысился:
— Ты знаешь, что это не так! Но ради детей мы должны играть по их правилам. Эти люди никогда не дадут нам ни гроша, если будут думать, что это их как-то свяжет с Братством. Нам надо разделить школу и Братство, или мы потеряем этот шанс заполучить крупную сумму.
— Разве это не называется продаться? — сердито спросила Рейчел.
Кэл покачал головой, его широкие плечи опустились.
— Это называется — смотреть на вещи реально. У нас на выбор два варианта: проглотить свою гордость и протянуть руку за деньгами, чтобы продолжать учить детей, или закрыть школу. Что ты выберешь, Рейчел? Предпочтешь все бросить?
Рейчел стало стыдно, и она опустила глаза.
— Извини, я не имела права так говорить.
На его лице, будто вырезанном из черного дерева, появилась улыбка, что случалось крайне редко.
— Почему? Я то же самое твердил себе сотни раз. Но я наконец сообразил, что надо либо идти на компромисс, либо довольствоваться ничем. А этим «ничем» мой народ уже сыт по горло.
— А остальное Братство? — тихо спросила Рейчел. — Они тебя поддерживают?
Кэл вдруг как-то сразу сник, а Мэри тяжело вздохнула.
— Клей Матис и еще несколько человек заявили, что покидают Братство, — сказала она, не отрывая взгляда от Кэла. — Но нас осталось вполне достаточно, чтобы продолжать действовать. Так мы можем на тебя рассчитывать, Рейчел?
— Конечно, — сказала она. — Вот только боюсь, плохой из меня пиарщик.
Кэл шумно вздохнул с облегчением:
— Ты попробуй, а там посмотришь, как пойдет.
— Ладно, — сказала Рейчел, — назначай встречу. Она попрощалась с Мэри и Кэлом, набросила на плечи старый шерстяной жакет и направилась вниз по улице к подземке. Пока дребезжащий поезд вез ее в Вест-Сайд, она мучилась сомнениями, удастся ли ей уговорить нескольких богатых евреек вложить деньги в дышащую на ладан школу в Гарлеме. Разве станут они слушать женщину, одетую в потрепанные джинсы, к тому же лишенную всяких светских манер? Что ей надо сказать, чтобы они поняли?
Когда она вышла из подземки, уже зажглись фонари. Она выбросила все мысли из головы и поспешила к дому Брайана, чувствуя себя неуютно в сгущающейся темноте и ощущая знакомое нетерпение. Ей так хотелось поскорее его увидеть и обо всем рассказать, но он наверняка еще не вернулся из офиса. Брайан был просто одержим работой, всегда брал самые трудные дела и с блеском выигрывал их, производя самое благоприятное впечатление на своих начальников. Рейчел знала, что в душе он лелеет мечту стать окружным прокурором, она его понимала, но эта перспектива слегка пугала ее. Она не могла представить себя в качестве жены крупного политического деятеля. А если учесть, что сама она работала в негритянской школе в Гарлеме, этот конфликт ставил под сомнение их общее будущее.
Рейчел своим ключом открыла дверь, прошла в гостиную, небрежно бросив жакет на диван, и удивилась, увидев сидящего на кухне Брайана. В руке он держал банку пива.
— Ты сегодня рано, — заметила она.
Он улыбнулся и показал на кастрюлю на плите, в которой что-то булькало.
— Да, я пораньше освободился и решил приготовить нам ужин. Как ты насчет спагетти?
— Замечательно, — сказала она, садясь рядом с ним за стол. — Но мне надо не поздно вернуться. Родители и так меня заклевали за то, что я столько времени провожу в Манхэттене. Не хочется их злить еще больше.
Он нахмурился:
— А я надеялся, что ты останешься. Покачав головой, Рейчел потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его пальцами.
— Не могу, не сегодня.
Брайан помолчал, и она кожей чувствовала его разочарование. Они так редко бывали вместе. Всякий раз не хватало времени, чтобы поделиться мыслями, обо всем рассказать. Она не могла припомнить, когда они в последний раз занимались любовью не спеша.
— Знаешь, если честно, то я не очень голодна, — мягко сказала она и выразительно посмотрела на него.
В голубых глазах Брайана заплясали знакомые искорки.
— С каких пор вы научились читать мои мысли, леди?
— Меня не мысли твои интересуют.
— Тогда почему бы нам не закончить этот разговор в спальне?
Она кивнула и улыбнулась ему.
Когда он нежно поцеловал ее, Рейчел забыла обо всем на свете. Существовал только Брайан и ее любовь к нему, которую ей во что бы то ни стало надо было сохранить…
Позднее Рейчел свернулась калачиком на кровати, положив голову ему на плечо, вдыхая терпкий мужской запах его кожи.
— Я тебя люблю, — прошептала она.
— Достаточно сильно, чтобы выйти за меня замуж? Она резко втянула воздух. Господи, неужели сейчас начнется один из тех бесконечных споров, которые так пугали и расстраивали ее?
— Ты же знаешь, что да. Но нам надо подождать, разобраться во всем…
Брайан тяжело вздохнул, отодвинулся от нее и принялся шарить по столику в поисках сигарет.
— Время ничего не изменит, черт побери.
— Но как же быть с моими родителями, с работой? У нас так много проблем…
— Проблемы надо решать, моя дорогая. Или ты полагаешь, что со временем это все исчезнет само собой?
— Нет. Конечно, нет, — сказала она и тоже протянула руку за сигаретой.
Рейчел закурила и откинулась на подушки, пытаясь представить себе, какой будет их жизнь, если они наплюют на все и поженятся. Что, если различия между ними в конечном итоге разрушат их любовь? Она представить себе не могла жизнь без Брайана, но трезвая часть ее рассудка подсказывала, что такое вполне может произойти.
Что же делать? Рейчел была уверена, что любовь к Брайану — единственная любовь в ее жизни. Больше никого не будет, без него ей придется провести остаток дней в пустоте и одиночестве. Конечно, у нее будет работа, друзья, но внутри — пустота и горькие сожаления…
— Ладно, — сказала она дрожащим голосом. — Давай поженимся.
Брайан улыбнулся и ласково обнял ее за плечи.
— У нас все получится. Я обещаю.
Рейчел тяжело вздохнула. Ее по-прежнему мучили сомнения, причем не только насчет будущего с Брайаном. Она боялась окончательного разрыва с родителями, которые наверняка не одобрят ее отношений с ирландцем-католиком. Но Рейчел предпочла поверить ему. Что бы ни случилось, они будут вместе, и одного этого уже достаточно.
Два дня спустя Рейчел сидела за столом напротив родителей и чувствовала, что решимости у нее значительно поубавилось. Они и представления не имели, что существует такой человек, как Брайан Макдональд, а она теперь собиралась разбить все их мечты, заявив, что выходит за него замуж.
— Что случилось? — спросила Наоми, почувствовав неладное.
— Да ничего, мам. Мне просто надо вам кое-что сказать. Наоми взглянула на Сола и покачала головой:
— Я знала, что это до добра не доведет! Ее никогда нет дома, она не спит в своей постели…
— Шшш, пусть она скажет.
Хотя Рейчел весь день подбирала нужные слова, она неожиданно потеряла дар речи и молча смотрела на родителей. Как смеет она разрушать их мир? Ее охватило чувство вины, но перед ней тут же возник образ Брайана, и это заставило ее продолжать.
— Я встретила одного человека. Мне хотелось бы привести его сюда и познакомить с вами.
— Кто он такой? — сразу насторожился Сол. — Где ты его встретила?
— В колледже, несколько лет назад. Я его люблю, мама. Наоми сидела молча, словно не желая больше ничего слышать, но Сол напрягся, как будто ощутив угрозу.
— Так расскажи нам об этом человеке, Рейчел. Он еврей?
— Нет, — тихо ответила она. — Его зовут Брайан Макдональд. Я его люблю и собираюсь выйти за него замуж. Пожалуйста, постарайтесь меня понять!
— Этого понять мы не сможем никогда, — медленно произнес Сол; его привычное добродушное выражение исчезло, сменившись безжалостной маской, сразу сделавшей его чужим. — Если ты выйдешь за него замуж, для меня ты умрешь.
Наоми вскрикнула и схватила его за руку.»
— Подожди, Сол! Подумай, что ты говоришь! Может быть, он примет иудейство. Может быть…
— Нет! — тихо сказал Сол, не сводя с Рейчел усталых глаз. — Все эти годы я смотрел в сторону, когда моя дочь притворялась обычной американкой, кем-то еще, забыв о вере предков. Я говорил себе, что это ничего, что все молодые должны попробовать, где глубоко, а где мелко, что когда-нибудь она поймет, что значит быть еврейкой. Но я больше не могу смотреть в сторону.
— Папа, пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами!
Сол покачал головой, и лицо его, как тенью, накрыла неизбывная печаль. Он сразу стал стариком.
— Ты уже выбрала, иди к своему гою. Моя дочь умерла.
Он встал, бросил последний тоскливый взгляд на Рейчел и вышел из комнаты. Глядя ему вслед, Рейчел почувствовала такую боль в груди, что стало трудно дышать. Она повернулась к Наоми:
— Мама, зачем он это делает?
— Он твой отец и поступает так, как считает правильным.
— А ты? Ты что думаешь?
Наоми беспомощно пожала плечами:
— Мне нет дела до того, что правильно, а что нет. Я не хочу терять моего единственного ребенка.
— Мама, но этого совсем не нужно! Поговори с ним, заставь его передумать…
Наоми печально покачала головой:
— Ты слышала его. Больше говорить не о чем. — Она наклонилась через стол, схватила руку Рейчел и сильно сжала ее. — Теперь все зависит от тебя. Пожалуйста, забудь этого человека, Рейчел! Я тебя умоляю!
Рейчел очень хотелось произнести слова, которые сотрут выражение страдания в глазах матери, но она понимала, что назад пути нет. Она выбрала жизнь рядом с Брайаном.
— Слишком поздно, мама, — тихо сказала она. — Я его люблю.
Наоми отпустила руку дочери:
— Тогда тебе лучше собрать вещи и уйти.
— Мама, прости меня, мне очень жаль, — сказала она, глядя на мать полными слез глазами.
— Я знаю, Рейчел, я знаю.
— Ты будешь хоть иногда встречаться со мной в городе? Мы ведь можем увидеться без ведома папы…
Наоми медленно покачала головой:
— Я тридцать лет замужем за твоим отцом. И не собираюсь начинать лгать ему сейчас, даже ради тебя.
Рейчел кивнула. Ей было и больно, и стыдно. Она не имела права пытаться настроить родителей друг против друга, но ей безумно хотелось, чтобы Наоми дала ей хоть какую-нибудь надежду, что когда-нибудь эта рана заживет.
— Я буду писать тебе, мама, — сказала она. — Ты не сможешь запретить мне писать.
Наоми тяжело вздохнула, встала и нежно обняла ее.
— Будь осторожна, Рейчел.
Когда Наоми ушла, оставив ее одну, Рейчел оглядела такую знакомую комнату и поразилась странной тишине. Сейчас они должны были бы вопить и ругаться, но не молча смириться с поражением! Разве это возможно — чтобы семья вот так взяла и распалась, будто ее и не было вовсе?..
Через три недели Рейчел стояла перед зеркалом, стараясь не шевелиться, пока Диана поправляла многочисленные складки ее нарядного голубого платья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33