Она могла не волноваться. Деньги будут. Ей уже предложили работу!
– Если я поменяю билет, я смогу поехать с вами? – робко прошептала Мими, пересаживаясь поближе к Джолли Джо.
* * *
Поезд в Шотландию отошел от платформы. Мими сидела на обтянутом дешевым плюшем сиденье, и ворсинки щекотали ей ноги сквозь тонкую саржевую юбку. Мими с восхищением смотрела в грязное окно. Поезд миновал окраины Крю и понесся дальше на север.
Мими еще ни на чем никогда не ездила. Она покачивалась под убаюкивающий перестук колес и отдыхала. Теперь ему не удастся выследить ее, он не сможет до нее добраться, он ее не остановит. Мими была в безопасности. Что бы ни ждало ее впереди, ничего не может быть хуже того, что оставалось в прошлом.
Джолли Джо сидел рядом с Бейзом у окна. Бейз держал на коленях клетку с канарейкой. Он улыбнулся Мими:
– Человек всегда может прокормить канарейку.
Все говорили без умолку и очень громко. Мужчины обсуждали спортивные новости, рассуждая о боксе, скачках, собачьих бегах. А женщины сплетничали с разной степенью зависти о трех актрисах, по-прежнему царивших на сцене, – Саре Бернар, Элеоноре Дузе и Эллен Терри.
– Да, можно справиться с чем угодно, когда ты богата и знаменита, – с завистью вздохнула миссис Джо.
Дэйзи кивнула:
– Посмотрите на Эллен Терри. Изображает из себя невинность, а ведь у нее уже двое незаконнорожденных детей.
Мими в ужасе вытаращилась на говорившую.
– Это отвратительно! – вынесла свой приговор мать Бетси.
Актеры передавали из рук в руки бутылки с пивом, делились апельсинами, громко зачитывали статьи из газеты «Сцена». Другие пассажиры старались найти более спокойный вагон, да и места на багажных полках им хотелось побольше.
Труппа Джолли Джо перевозила свой реквизит в плетеных корзинах, похожих на бельевые. Эти корзины, декорации и два пуделя путешествовали в багажном вагоне. Предполагалось, что каждый актер везет с собой только небольшой чемоданчик. Но багажная полка напротив Мими чуть не проламывалась под тяжестью складной брезентовой ванны, плетеной корзинки для еды, двух больших чемоданов, шляпной коробки и многочисленных свертков.
Заметив взгляд Мими, Дэйзи дружески ткнула ее в бок:
– Именно упаковка вещей приводит всех в бешенство. Если ты умеешь упаковать все, что потребуется для гастролей, значит, ты можешь организовать любое место и даже править процветающей страной.
В труппе ценили интуицию Дэйзи, поэтому Джолли Джо спокойно попросил ее разузнать побольше о прошлом Мими. Он должен был быть уверен, что девочка не сбежала из дома. Иначе у него будут неприятности с законом. Ведь получится, что он увез несовершеннолетнюю.
Дэйзи умела посочувствовать и понимающе улыбалась уголком рта. Мими с готовностью рассказала ей о матери, потом добавила, что ее отец, корабельный плотник, умер. Джо услышал ее слова и успокоился.
Тут миссис Дженкинс предложила спеть. И Бейз поразил всех исполнением «Берлингтон Берти». Дэйзи пояснила Мими, что это был номер Весты Тилли. На Мими это имя не произвело никакого впечатления.
– Ты никогда не слышала о Весте Тилли? О самой известной в Британии исполнительнице мужских ролей? – изумился Бейз и спел еще «Станешь ли ты моим букетом неприятностей» с игривым подтекстом.
Дэйзи рассмеялась:
– Бейз сам настоящий букет наприятностей. Один раз на сцене он умудрился поскользнуться на банановой кожуре. Представляешь, размахивал руками как ветряная мельница и все-таки сумел устоять на ногах. И точно такой же он в жизни! Всегда попадает в неприятности. Но главное, не позволяй ему впутать в неприятности тебя .
Мими холодно посмотрела на Дэйзи:
– Никому никогда не удастся впутать меня в неприятности.
Дэйзи захихикала и шепнула:
– Ты меня не поняла, голубушка. Бейз любит мальчиков, так что с ним ты ничем не рискуешь.
Только миссис Бриджес не пела вместе со всеми. Джолли Джо как-то назвал ее Ви, но дама тут же сурово напомнила что ее зовут Виолеттой .
Дэйзи продолжала нашептывать Мими:
– Ви считает себя выше других. Она сама занимается костюмами Бетси, но никогда даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне в костюмерной. Она посвятила всю жизнь Бетси.
– Счастливая Бетси. – В голосе Мими прозвучала зависть.
– Да что ты! Ви не дает девочке ни минуты покоя. Бетси всего четырнадцать, но она уже до смерти боится испортить свою внешность.
Поезд миновал Манчестер. Так как вся труппа была на ногах с рассвета, то всех укачало мерное движение поезда.
Только Мими не могла уснуть. Слишком многое случилось с ней начиная с этого утра. Нежданно-негаданно она оказалась в шоу-бизнесе. Но Мими и не подозревала о том, что только что встретила человека, который украсит ее новую жизнь, а потом завяжет ее в страшный узел. Мими твердо решила забыть прошлое. Отныне она будет считать, что с ней никогда ничего не случалось, чтобы изгнать из своей памяти стыд и чувство вины.
* * *
С самого рождения Мими жила в одном из убогих домишек, лепившихся друг к другу на улицах Ливерпуля. Грязную воду и содержимое ночных горшков выливали в сточную канаву, расположенную прямо посреди улицы.
Любая болезнь превращалась в этом квартале в эпидемию и сеяла смерть.
Обитатели этой части Ливерпуля не жили, они существовали.
Кроме Квинов, в доме жили еще две семьи – одна на чердаке, другая в подвале. Поэтому там царил вечный шум и ни о каком уединении даже речи идти не могло. Мебели в доме Мими было мало. Черная железная кровать, шаткий стол, старое плетеное кресло да шкафчик для посуды. На плите красовался почерневший котел, а над ним на полке расположились старенький синий эмалированный чайник, подсвечник и старый календарь с изображением лесной поляны с цветущей на ней пролеской. Мать Мими любила смотреть на эту картинку и мечтать.
Альф Квин работал в порту корабельным плотником, получая двадцать три шиллинга в неделю. На часть этих денег да на те десять шиллингов, которые миссис Квин зарабатывала в прачечной, семья кое-как кормилась.
Сколько себя помнила Мими, ее отец был либо пьян, либо с похмелья. Альф Квин отличался тяжелым характером, и вся семья жила в тревожном ожидании очередного взрыва ярости. Тогда его тяжелые кулаки не щадили никого.
* * *
Поезд мчался все дальше на север, а Мими все никак не могла поверить, что прошло всего несколько часов с той минуты, когда ее отец, как обычно, отправился в паб. Мама укутала малышей в шали и отправила играть на улицу. Джесси Квин печально поглядывала на свою старшую дочь и думала, что когда-то у нее самой были такие же густые рыжие волосы и белая гладкая кожа. Но теперь ее лицо высохло и сморщилось от постоянной тревоги и тяжелой работы. Она родила семерых детей, четверо из которых умерли, еще не начав говорить. Ей было всего тридцать четыре года, но выглядела она ужасно. Но глаза ее, по-прежнему ясные, ярко-зеленые, как и у дочери, говорили о том, что миссис Квин не собирается сдаваться.
Мими удивленно смотрела на мать.
Та заговорила тихо, тревожно:
– На прошлой неделе у тебя начались месячные.
– Мам, ну ты же сама говорила мне, что так всегда бывает, когда девочки взрослеют.
– Но я не сказала тебе, дорогая, что теперь ты можешь забеременеть. А это значит, что тебе надо уйти из дома. Прокормить вас всех я еще могу, но такого не переживу. – Мать бормотала торопливо, напряженно, словно заранее придумала план, пугающий ее саму. Но она была полна решимости довести его до конца.
Мими замялась, потом все-таки сказала:
– Но Хетти только восемь.
– Тебе было столько же, – коротко ответила мать.
Мать достала из-под кровати пару новеньких черных ботинок и поношенную красную клетчатую шаль. Она поманила Мими к себе, усадила ее на край кровати и надела ей новые ботинки. Они немного жали, но Мими с гордостью смотрела на них. Потом мать завязала ей волосы новой зеленой лентой, заботливо закутала Мими в шаль, нашла руку дочери и вложила в нее плотно завязанный красный носовой платок.
– Здесь немного настоящего мыла и две серебряные кроны, – миссис Квин говорила быстро, словно заранее отрепетировала свою речь. – Доедешь на трамвае до железнодорожной станции и возьмешь билет третьего класса до Лондона. Заплати пенни и сможешь вымыться в дамской комнате. Как только доберешься до Лондона, купишь себе шляпку. Девушка должна выглядеть прилично, если она хочет чего-нибудь добиться. Потом доедешь до Бейкер-стрит и спросишь, где находится агентство по трудоустройству Мэй. Именно это агентство устроило на работу твою тетю Герти.
Миссис Квин обняла изумленную дочь. – Проси любую работу в большом доме. Когда устроишься, экономка даст тебе денег вперед, чтобы ты смогла купить себе форму. Но не вздумай платить больше шиллинга за чулки или четырех шиллингов за ситцевое платье! Всегда будь вежливой с горничной хозяйки. Делай все, чтобы помочь ей, тогда ты многому научишься, как наша Герти.
Тетя Герти была семейной легендой. Теперь она служила горничной в Эдинбурге. Правда, добившись такого успеха, она не желала иметь дела со своей семьей.
Мими развязала носовой платок и увидела две серебряные монеты.
– Мамочка, откуда такие деньги? – выдохнула она.
– У дяди взяла. – Так в семье называли ломбард.
– Но тебе нечего было заложить, кроме… – Мими схватила ее за левую руку. Рука была узловатая, в сетке выпиравших вен.
Где же то, что ее мать ценила превыше всего? Такого не было у большинства женщин в их квартале. Где золотое обручальное кольцо, знак респектабельности, знак того, что ее когда-то любили? На тонком пальце матери кольца не было.
Миссис Квин выдернула руку.
– Беги отсюда, дочка, беги. Когда доберешься до Лондона, домой не пиши. Каждый раз, как ты пришлешь открытку, я буду ходить с синяком под глазом. Отправляйся сразу в агентство. На улице зря не торчи. И ни в коем случае не разговаривай с мужчинами . Если они сами заговорят с тобой, не отвечай, не смотри на них и быстренько уходи.
– Уж об этом меня не надо предупреждать, мама, – с горечью ответила Мими.
То, что мать знала о ее мучениях и молчала, причинило Мими почти физическую боль. Пять лет ее любимая мамочка все прекрасно понимала и ничего не сделала, чтобы прекратить страдания Мими. Ее мама просто закрыла глаза на происходящее у нее под боком. Мама ничего не сделала, чтобы спасти ее. И Мими почувствовала себя преданной.
– Почему ты не остановила его, мама?
– У меня не было выбора, Мими. Нам нужны были его деньги, чтобы платить за еду и за дом. Если ты останешься, то родишь от него ребенка. Если ты уедешь, он примется за Хетти. Как бы ты поступила на моем месте, Мими?
* * *
Мучения Мими начались холодным ноябрьским вечером. За окном моросил надоедливый дождь. Беременная миссис Квин побежала помочь соседке, чей новорожденный ребенок умирал от крупа.
Свеча мигала над пустым камином. Мими дрожала от холода вместе с Фрэнком и Хетти. Вдруг отец, сидевший в плетеном кресле, позвал ее. Как всегда, от него несло пивом, застарелым потом, грязной одеждой, а от нечесаных, немытых волос воняло псиной.
Он схватил Мими за тонкое запястье, посадил к себе на колени и начал щекотать. Мими вертелась и хихикала, но тихонько, чтобы не разбудить малышей. А папочка все щекотал и щекотал. Наконец, тяжело дыша, он засунул руку под ее старенькую юбчонку.
– Перестань, папа, ты делаешь мне больно! – Мими стала отбиваться.
Он схватил ее, сжав покрепче, и отнес на кровать, задрал юбку и навалился на нее всем телом. Мими дрожала от страха. Она едва могла дышать. Отец не раз бивал ее, вот и теперь он шипел сквозь зубы, что отколошматит ее как следует, если она вздумает сопротивляться. Он терся своим телом о Мими, судорожно нащупывая пуговицы на брюках. Он резко развел колени Мими в стороны.
Слезы текли по ее щекам. Она вертела головой, стараясь спрятаться от зловонного дыхания. Папаша во что бы то ни стало решил овладеть ею. Это было куда больнее побоев. Тяжесть его тела не давала ей свободно дышать. Боль стала еще острее.
Поняв, что малыши проснулись и в ужасе молчат, Мими постаралась не плакать. Но ей не удалось сдержать отчаянный крик, когда член Альфа вторгся в нее, раздирая плоть.
Мозолистой лапищей отец закрыл ей рот, посмотрел в ее полные ужаса глаза, но ничего особенного не увидел. Подумаешь, большое дело, потерпит. При каждом его новом движении вперед боль становилась все сильнее. Это было самым ужасным наказанием за всю коротенькую жизнь Мими. Но чем же она провинилась? Почему ее собственный папа дышит ей в ухо, пытаясь разорвать ее надвое? Мими подумала, что собственный отец убивает ее.
Наконец отец зарычал, вздрогнул и успокоился. Он скатился с нее, а Мими осталась лежать, дрожащая, не осмеливаясь пошевелиться.
Неужели другие отцы проделывают то же самое со своими маленькими дочерьми? А их мамы знают об этом? Конечно же, ее мамочка, как бы плохо она себя ни чувствовала, никогда бы не позволила ему причинить Мими такую боль. Вот почему папа дождался, пока мама уйдет. Никаких сомнений, папа накажет ее еще сильнее, если Мими пожалуется маме. И она угадала.
Отец сел на кровати, застегнулся, потом нагнулся к Мими, лежавшей на кровати как пришпиленная бабочка, и пробурчал:
– Это наш секрет, Мими, слышишь? Попробуй только рассказать матери, и я уйду и всех вас брошу!
Именно эта невысказанная угроза всегда держала в повиновении всю их семью. Без отца они не смогут платить за квартиру, и их выставят на улицу – ее, Фрэнка, Хетти и мамочку. В школьной книжке говорилось, что папочка должен любить и защищать детей, но в жизни все было, увы, совсем не так. Семья находилась целиком во власти Альфа Квина. Он, ничего не боясь, не испытывая угрызений совести, мог вытворять с ними все, что ему заблагорассудится. Разумеется, при условии, что все будет шито-крыто и он никого не убьет. Полиция не могла остановить его. Дом англичанина – это его крепость, и мужчина в доме – хозяин крепости. Это вам не школьная книжка.
Мими колотила крупная дрожь, но она пообещала никому ничего не говорить. Так на ее плечи лег тяжелый груз. Она чувствовала себя виноватой. Теперь она всегда будет обманывать мамочку.
Когда отец ушел, хлопнув дверью, Мими медленно сползла с кровати. Она наклонилась к малышам и прошептала:
– Не бойтесь. Он ушел в пивную. Вас он не тронет… Только мамочке ничего не говорите, ладно?
Мими подошла к ведру с водой и все терла и терла себя, пытаясь смыть унижение. Потрясенная, она задула свечу, на ощупь прошла к кровати и зарылась в серые простыни, слишком измученная и напуганная, чтобы плакать. Она думала только о том, когда же наконец утихнет боль. Мими позволила себе заснуть и… забыть.
Альф Квин не желал обращать внимания на стоны и мольбы своей дочери. Что еще за глупости?! Он легко убедил себя, что его малышка дочь так же хочет секса, как и он сам. Она ведь так и не сказала матери. Значит, понравилось. Им всем нравится. Он наслаждается сексом, значит, она наслаждается тоже. А раз так, значит, она не меньше его виновата в их греховном совокуплении.
И потом, кто лучше папочки научит дочурку сексу, кто покажет ей все? Ни один мужчина не имеет на это права. Она его дочь, а дочь обязана повиноваться отцу. И потом, разве лучше ходить к дешевой шлюхе? А так – дело семейное, да и перед собственной женой он чист.
Каждый раз, когда отец насиловал ее, Мими старалась справиться с охватывающим ее ужасом. Она мысленно отделялась от своего тела, взлетала к потолку и оттуда наблюдала за тем, что происходит на старой железной кровати. Когда отец оставлял ее в покое, Мими убеждала себя, что ничего не произошло. Но все равно она жила в постоянном страхе.
Мими терпела надругательства еще пять лет. Ей некому было довериться. Мими не осмеливалась обратиться ни к кому из взрослых. Раз господь уготовил ей такое жестокое наказание, значит, она это заслужила. Следовательно, она очень плохая девочка , хотя сама не понимает, чем она так провинилась. Сексуальное насилие поселило в ней чувство недоумения, тревоги, постоянного страха и непроходящей вины.
Стоило Мими подумать о том, что с ней проделывает отец, как она немедленно гнала прочь кошмарные видения и приказывала себе забыть, забыть, забыть. Она знала, что когда-нибудь сможет сделать вид, что с ней никогда ничего подобного не случалось. И никто не узнает. Так оно в конечном счете и вышло.
Теперь Мими была в безопасности. Она уносилась прочь в поезде, и отец никогда больше не сможет дотронуться до нее.
После того самого первого раза Мими ни разу больше не плакала. Никогда не плакала. Ее чувства застыли, как у Снежной королевы. Она ни с кем не делилась своими переживаниями. Ее боль, страх, отчаяние и недоумение ушли в подсознание, соединившись там с сексуальным опытом.
Мими была еще слишком мала, чтобы понять, что с нею сделали, – отныне она не будет способна на сострадание, она никогда уже не сможет думать и чувствовать, как обычная молодая девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Если я поменяю билет, я смогу поехать с вами? – робко прошептала Мими, пересаживаясь поближе к Джолли Джо.
* * *
Поезд в Шотландию отошел от платформы. Мими сидела на обтянутом дешевым плюшем сиденье, и ворсинки щекотали ей ноги сквозь тонкую саржевую юбку. Мими с восхищением смотрела в грязное окно. Поезд миновал окраины Крю и понесся дальше на север.
Мими еще ни на чем никогда не ездила. Она покачивалась под убаюкивающий перестук колес и отдыхала. Теперь ему не удастся выследить ее, он не сможет до нее добраться, он ее не остановит. Мими была в безопасности. Что бы ни ждало ее впереди, ничего не может быть хуже того, что оставалось в прошлом.
Джолли Джо сидел рядом с Бейзом у окна. Бейз держал на коленях клетку с канарейкой. Он улыбнулся Мими:
– Человек всегда может прокормить канарейку.
Все говорили без умолку и очень громко. Мужчины обсуждали спортивные новости, рассуждая о боксе, скачках, собачьих бегах. А женщины сплетничали с разной степенью зависти о трех актрисах, по-прежнему царивших на сцене, – Саре Бернар, Элеоноре Дузе и Эллен Терри.
– Да, можно справиться с чем угодно, когда ты богата и знаменита, – с завистью вздохнула миссис Джо.
Дэйзи кивнула:
– Посмотрите на Эллен Терри. Изображает из себя невинность, а ведь у нее уже двое незаконнорожденных детей.
Мими в ужасе вытаращилась на говорившую.
– Это отвратительно! – вынесла свой приговор мать Бетси.
Актеры передавали из рук в руки бутылки с пивом, делились апельсинами, громко зачитывали статьи из газеты «Сцена». Другие пассажиры старались найти более спокойный вагон, да и места на багажных полках им хотелось побольше.
Труппа Джолли Джо перевозила свой реквизит в плетеных корзинах, похожих на бельевые. Эти корзины, декорации и два пуделя путешествовали в багажном вагоне. Предполагалось, что каждый актер везет с собой только небольшой чемоданчик. Но багажная полка напротив Мими чуть не проламывалась под тяжестью складной брезентовой ванны, плетеной корзинки для еды, двух больших чемоданов, шляпной коробки и многочисленных свертков.
Заметив взгляд Мими, Дэйзи дружески ткнула ее в бок:
– Именно упаковка вещей приводит всех в бешенство. Если ты умеешь упаковать все, что потребуется для гастролей, значит, ты можешь организовать любое место и даже править процветающей страной.
В труппе ценили интуицию Дэйзи, поэтому Джолли Джо спокойно попросил ее разузнать побольше о прошлом Мими. Он должен был быть уверен, что девочка не сбежала из дома. Иначе у него будут неприятности с законом. Ведь получится, что он увез несовершеннолетнюю.
Дэйзи умела посочувствовать и понимающе улыбалась уголком рта. Мими с готовностью рассказала ей о матери, потом добавила, что ее отец, корабельный плотник, умер. Джо услышал ее слова и успокоился.
Тут миссис Дженкинс предложила спеть. И Бейз поразил всех исполнением «Берлингтон Берти». Дэйзи пояснила Мими, что это был номер Весты Тилли. На Мими это имя не произвело никакого впечатления.
– Ты никогда не слышала о Весте Тилли? О самой известной в Британии исполнительнице мужских ролей? – изумился Бейз и спел еще «Станешь ли ты моим букетом неприятностей» с игривым подтекстом.
Дэйзи рассмеялась:
– Бейз сам настоящий букет наприятностей. Один раз на сцене он умудрился поскользнуться на банановой кожуре. Представляешь, размахивал руками как ветряная мельница и все-таки сумел устоять на ногах. И точно такой же он в жизни! Всегда попадает в неприятности. Но главное, не позволяй ему впутать в неприятности тебя .
Мими холодно посмотрела на Дэйзи:
– Никому никогда не удастся впутать меня в неприятности.
Дэйзи захихикала и шепнула:
– Ты меня не поняла, голубушка. Бейз любит мальчиков, так что с ним ты ничем не рискуешь.
Только миссис Бриджес не пела вместе со всеми. Джолли Джо как-то назвал ее Ви, но дама тут же сурово напомнила что ее зовут Виолеттой .
Дэйзи продолжала нашептывать Мими:
– Ви считает себя выше других. Она сама занимается костюмами Бетси, но никогда даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне в костюмерной. Она посвятила всю жизнь Бетси.
– Счастливая Бетси. – В голосе Мими прозвучала зависть.
– Да что ты! Ви не дает девочке ни минуты покоя. Бетси всего четырнадцать, но она уже до смерти боится испортить свою внешность.
Поезд миновал Манчестер. Так как вся труппа была на ногах с рассвета, то всех укачало мерное движение поезда.
Только Мими не могла уснуть. Слишком многое случилось с ней начиная с этого утра. Нежданно-негаданно она оказалась в шоу-бизнесе. Но Мими и не подозревала о том, что только что встретила человека, который украсит ее новую жизнь, а потом завяжет ее в страшный узел. Мими твердо решила забыть прошлое. Отныне она будет считать, что с ней никогда ничего не случалось, чтобы изгнать из своей памяти стыд и чувство вины.
* * *
С самого рождения Мими жила в одном из убогих домишек, лепившихся друг к другу на улицах Ливерпуля. Грязную воду и содержимое ночных горшков выливали в сточную канаву, расположенную прямо посреди улицы.
Любая болезнь превращалась в этом квартале в эпидемию и сеяла смерть.
Обитатели этой части Ливерпуля не жили, они существовали.
Кроме Квинов, в доме жили еще две семьи – одна на чердаке, другая в подвале. Поэтому там царил вечный шум и ни о каком уединении даже речи идти не могло. Мебели в доме Мими было мало. Черная железная кровать, шаткий стол, старое плетеное кресло да шкафчик для посуды. На плите красовался почерневший котел, а над ним на полке расположились старенький синий эмалированный чайник, подсвечник и старый календарь с изображением лесной поляны с цветущей на ней пролеской. Мать Мими любила смотреть на эту картинку и мечтать.
Альф Квин работал в порту корабельным плотником, получая двадцать три шиллинга в неделю. На часть этих денег да на те десять шиллингов, которые миссис Квин зарабатывала в прачечной, семья кое-как кормилась.
Сколько себя помнила Мими, ее отец был либо пьян, либо с похмелья. Альф Квин отличался тяжелым характером, и вся семья жила в тревожном ожидании очередного взрыва ярости. Тогда его тяжелые кулаки не щадили никого.
* * *
Поезд мчался все дальше на север, а Мими все никак не могла поверить, что прошло всего несколько часов с той минуты, когда ее отец, как обычно, отправился в паб. Мама укутала малышей в шали и отправила играть на улицу. Джесси Квин печально поглядывала на свою старшую дочь и думала, что когда-то у нее самой были такие же густые рыжие волосы и белая гладкая кожа. Но теперь ее лицо высохло и сморщилось от постоянной тревоги и тяжелой работы. Она родила семерых детей, четверо из которых умерли, еще не начав говорить. Ей было всего тридцать четыре года, но выглядела она ужасно. Но глаза ее, по-прежнему ясные, ярко-зеленые, как и у дочери, говорили о том, что миссис Квин не собирается сдаваться.
Мими удивленно смотрела на мать.
Та заговорила тихо, тревожно:
– На прошлой неделе у тебя начались месячные.
– Мам, ну ты же сама говорила мне, что так всегда бывает, когда девочки взрослеют.
– Но я не сказала тебе, дорогая, что теперь ты можешь забеременеть. А это значит, что тебе надо уйти из дома. Прокормить вас всех я еще могу, но такого не переживу. – Мать бормотала торопливо, напряженно, словно заранее придумала план, пугающий ее саму. Но она была полна решимости довести его до конца.
Мими замялась, потом все-таки сказала:
– Но Хетти только восемь.
– Тебе было столько же, – коротко ответила мать.
Мать достала из-под кровати пару новеньких черных ботинок и поношенную красную клетчатую шаль. Она поманила Мими к себе, усадила ее на край кровати и надела ей новые ботинки. Они немного жали, но Мими с гордостью смотрела на них. Потом мать завязала ей волосы новой зеленой лентой, заботливо закутала Мими в шаль, нашла руку дочери и вложила в нее плотно завязанный красный носовой платок.
– Здесь немного настоящего мыла и две серебряные кроны, – миссис Квин говорила быстро, словно заранее отрепетировала свою речь. – Доедешь на трамвае до железнодорожной станции и возьмешь билет третьего класса до Лондона. Заплати пенни и сможешь вымыться в дамской комнате. Как только доберешься до Лондона, купишь себе шляпку. Девушка должна выглядеть прилично, если она хочет чего-нибудь добиться. Потом доедешь до Бейкер-стрит и спросишь, где находится агентство по трудоустройству Мэй. Именно это агентство устроило на работу твою тетю Герти.
Миссис Квин обняла изумленную дочь. – Проси любую работу в большом доме. Когда устроишься, экономка даст тебе денег вперед, чтобы ты смогла купить себе форму. Но не вздумай платить больше шиллинга за чулки или четырех шиллингов за ситцевое платье! Всегда будь вежливой с горничной хозяйки. Делай все, чтобы помочь ей, тогда ты многому научишься, как наша Герти.
Тетя Герти была семейной легендой. Теперь она служила горничной в Эдинбурге. Правда, добившись такого успеха, она не желала иметь дела со своей семьей.
Мими развязала носовой платок и увидела две серебряные монеты.
– Мамочка, откуда такие деньги? – выдохнула она.
– У дяди взяла. – Так в семье называли ломбард.
– Но тебе нечего было заложить, кроме… – Мими схватила ее за левую руку. Рука была узловатая, в сетке выпиравших вен.
Где же то, что ее мать ценила превыше всего? Такого не было у большинства женщин в их квартале. Где золотое обручальное кольцо, знак респектабельности, знак того, что ее когда-то любили? На тонком пальце матери кольца не было.
Миссис Квин выдернула руку.
– Беги отсюда, дочка, беги. Когда доберешься до Лондона, домой не пиши. Каждый раз, как ты пришлешь открытку, я буду ходить с синяком под глазом. Отправляйся сразу в агентство. На улице зря не торчи. И ни в коем случае не разговаривай с мужчинами . Если они сами заговорят с тобой, не отвечай, не смотри на них и быстренько уходи.
– Уж об этом меня не надо предупреждать, мама, – с горечью ответила Мими.
То, что мать знала о ее мучениях и молчала, причинило Мими почти физическую боль. Пять лет ее любимая мамочка все прекрасно понимала и ничего не сделала, чтобы прекратить страдания Мими. Ее мама просто закрыла глаза на происходящее у нее под боком. Мама ничего не сделала, чтобы спасти ее. И Мими почувствовала себя преданной.
– Почему ты не остановила его, мама?
– У меня не было выбора, Мими. Нам нужны были его деньги, чтобы платить за еду и за дом. Если ты останешься, то родишь от него ребенка. Если ты уедешь, он примется за Хетти. Как бы ты поступила на моем месте, Мими?
* * *
Мучения Мими начались холодным ноябрьским вечером. За окном моросил надоедливый дождь. Беременная миссис Квин побежала помочь соседке, чей новорожденный ребенок умирал от крупа.
Свеча мигала над пустым камином. Мими дрожала от холода вместе с Фрэнком и Хетти. Вдруг отец, сидевший в плетеном кресле, позвал ее. Как всегда, от него несло пивом, застарелым потом, грязной одеждой, а от нечесаных, немытых волос воняло псиной.
Он схватил Мими за тонкое запястье, посадил к себе на колени и начал щекотать. Мими вертелась и хихикала, но тихонько, чтобы не разбудить малышей. А папочка все щекотал и щекотал. Наконец, тяжело дыша, он засунул руку под ее старенькую юбчонку.
– Перестань, папа, ты делаешь мне больно! – Мими стала отбиваться.
Он схватил ее, сжав покрепче, и отнес на кровать, задрал юбку и навалился на нее всем телом. Мими дрожала от страха. Она едва могла дышать. Отец не раз бивал ее, вот и теперь он шипел сквозь зубы, что отколошматит ее как следует, если она вздумает сопротивляться. Он терся своим телом о Мими, судорожно нащупывая пуговицы на брюках. Он резко развел колени Мими в стороны.
Слезы текли по ее щекам. Она вертела головой, стараясь спрятаться от зловонного дыхания. Папаша во что бы то ни стало решил овладеть ею. Это было куда больнее побоев. Тяжесть его тела не давала ей свободно дышать. Боль стала еще острее.
Поняв, что малыши проснулись и в ужасе молчат, Мими постаралась не плакать. Но ей не удалось сдержать отчаянный крик, когда член Альфа вторгся в нее, раздирая плоть.
Мозолистой лапищей отец закрыл ей рот, посмотрел в ее полные ужаса глаза, но ничего особенного не увидел. Подумаешь, большое дело, потерпит. При каждом его новом движении вперед боль становилась все сильнее. Это было самым ужасным наказанием за всю коротенькую жизнь Мими. Но чем же она провинилась? Почему ее собственный папа дышит ей в ухо, пытаясь разорвать ее надвое? Мими подумала, что собственный отец убивает ее.
Наконец отец зарычал, вздрогнул и успокоился. Он скатился с нее, а Мими осталась лежать, дрожащая, не осмеливаясь пошевелиться.
Неужели другие отцы проделывают то же самое со своими маленькими дочерьми? А их мамы знают об этом? Конечно же, ее мамочка, как бы плохо она себя ни чувствовала, никогда бы не позволила ему причинить Мими такую боль. Вот почему папа дождался, пока мама уйдет. Никаких сомнений, папа накажет ее еще сильнее, если Мими пожалуется маме. И она угадала.
Отец сел на кровати, застегнулся, потом нагнулся к Мими, лежавшей на кровати как пришпиленная бабочка, и пробурчал:
– Это наш секрет, Мими, слышишь? Попробуй только рассказать матери, и я уйду и всех вас брошу!
Именно эта невысказанная угроза всегда держала в повиновении всю их семью. Без отца они не смогут платить за квартиру, и их выставят на улицу – ее, Фрэнка, Хетти и мамочку. В школьной книжке говорилось, что папочка должен любить и защищать детей, но в жизни все было, увы, совсем не так. Семья находилась целиком во власти Альфа Квина. Он, ничего не боясь, не испытывая угрызений совести, мог вытворять с ними все, что ему заблагорассудится. Разумеется, при условии, что все будет шито-крыто и он никого не убьет. Полиция не могла остановить его. Дом англичанина – это его крепость, и мужчина в доме – хозяин крепости. Это вам не школьная книжка.
Мими колотила крупная дрожь, но она пообещала никому ничего не говорить. Так на ее плечи лег тяжелый груз. Она чувствовала себя виноватой. Теперь она всегда будет обманывать мамочку.
Когда отец ушел, хлопнув дверью, Мими медленно сползла с кровати. Она наклонилась к малышам и прошептала:
– Не бойтесь. Он ушел в пивную. Вас он не тронет… Только мамочке ничего не говорите, ладно?
Мими подошла к ведру с водой и все терла и терла себя, пытаясь смыть унижение. Потрясенная, она задула свечу, на ощупь прошла к кровати и зарылась в серые простыни, слишком измученная и напуганная, чтобы плакать. Она думала только о том, когда же наконец утихнет боль. Мими позволила себе заснуть и… забыть.
Альф Квин не желал обращать внимания на стоны и мольбы своей дочери. Что еще за глупости?! Он легко убедил себя, что его малышка дочь так же хочет секса, как и он сам. Она ведь так и не сказала матери. Значит, понравилось. Им всем нравится. Он наслаждается сексом, значит, она наслаждается тоже. А раз так, значит, она не меньше его виновата в их греховном совокуплении.
И потом, кто лучше папочки научит дочурку сексу, кто покажет ей все? Ни один мужчина не имеет на это права. Она его дочь, а дочь обязана повиноваться отцу. И потом, разве лучше ходить к дешевой шлюхе? А так – дело семейное, да и перед собственной женой он чист.
Каждый раз, когда отец насиловал ее, Мими старалась справиться с охватывающим ее ужасом. Она мысленно отделялась от своего тела, взлетала к потолку и оттуда наблюдала за тем, что происходит на старой железной кровати. Когда отец оставлял ее в покое, Мими убеждала себя, что ничего не произошло. Но все равно она жила в постоянном страхе.
Мими терпела надругательства еще пять лет. Ей некому было довериться. Мими не осмеливалась обратиться ни к кому из взрослых. Раз господь уготовил ей такое жестокое наказание, значит, она это заслужила. Следовательно, она очень плохая девочка , хотя сама не понимает, чем она так провинилась. Сексуальное насилие поселило в ней чувство недоумения, тревоги, постоянного страха и непроходящей вины.
Стоило Мими подумать о том, что с ней проделывает отец, как она немедленно гнала прочь кошмарные видения и приказывала себе забыть, забыть, забыть. Она знала, что когда-нибудь сможет сделать вид, что с ней никогда ничего подобного не случалось. И никто не узнает. Так оно в конечном счете и вышло.
Теперь Мими была в безопасности. Она уносилась прочь в поезде, и отец никогда больше не сможет дотронуться до нее.
После того самого первого раза Мими ни разу больше не плакала. Никогда не плакала. Ее чувства застыли, как у Снежной королевы. Она ни с кем не делилась своими переживаниями. Ее боль, страх, отчаяние и недоумение ушли в подсознание, соединившись там с сексуальным опытом.
Мими была еще слишком мала, чтобы понять, что с нею сделали, – отныне она не будет способна на сострадание, она никогда уже не сможет думать и чувствовать, как обычная молодая девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36