А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— В машине мы бы все изжарились. Они обстреляли нас «колпаками Санта-Клауса» — только не спрашивайте, с чего я это взял. На самом деле, редкая глупость. Обычных высоковзрывчатых хватило бы за глаза. У ваших машин броня рассчитана на то, чтобы отражать лазеры. Очередь многоствольного пулемета она еще выдержит, а в остальном наши… простите… их танки куда крепче.
— Что такое «колпаки Санта-Клауса»? — спросил Эйлле, решив расспросить об остальных терминах попозже.
— Снаряд с обедненным ураном, — объяснил Кларик. — Оболочка напоминает по форме конус — это и есть «колпак». Как только снаряд вылетает из дула, она отслаивается. До цели долетает сердцевина — пятнадцать килограмм урана, разогнанные до скорости около двух километров в секунду. Такая болванка может пробить любую броню, даже активную броню которой у вас нет, а когда пробьет… — он поморщился. — В общем, уран испаряется. А потом — представьте себе взрыв горючего в замкнутом пространстве. При такой температуре горит все, и органика в первую очередь. Окажись мы внутри, от нас не осталось бы ничего, кроме молекул.
— Любопытно, — заметил Эйлле. — Теперь я понимаю, почему ветераны считают это оружие столь опасным.
Рокот танка стих, и вокруг снова тарахтели автоматы, причем бой явно разгорался. Агилера скользнул за дерево, замер, высунулся… и тут же раздался треск очереди. Танкист охнул и осел, остальные, включая Эйлле, бросились в пыль.
— Эй, выходите! — крикнул из темноты голос. — Или я из каждого решето сделаю, ублюдки!
Глава 24
Ответом был поток отборной брани. Агилера пытался подняться, но не мог. Эйлле с удовольствием узнал некоторые выражения, но его словарный запас явно был слишком беден.
— Не рыпайся, синюшник!
Мужская особь — это Эйлле понял с самого начала. И похоже, человек весьма немолод.
— Молчал бы лучше, старый пень! — Агилера перекатился на спину, морщась от боли и держась за наветренное плечо. — Твой паршивый городишко сравняют с землей, а людей перебьют. И из-за чего? Из-за какого-то гребаного кита!
— Этот кит заставил нас взяться за ум!
Из темноты показался кривоногий человек с винтовкой в руках. Догадка Эйлле подтвердилась: на голове мятежника почти не было волос — обычный признак старости у людей. Возможно, именно из-за возраста человек двигался тяжело.
— Теперь бросай оружие, или я в тебе еще пару дырок сделаю!
— Если бы он хотел стрелять, то давно бы выстрелил, — негромко обронил Яут, обращаясь к Эйлле на родном языке. — У него есть другие причины этого не делать.
— Он не из Сопротивления, — отозвался Талли по-английски. — Просто какой-то псих, который торчит здесь из чистого упрямства. Он только что истратил последний патрон, а других у него нет.
Он поднялся, подошел к Агилере, присел рядом с ним и расстегнул рубаху танкиста, чтобы осмотреть рану.
— Убери ружье, дед, — бросил он через плечо. — Не майся дурью. Все равно от этого города камня на камне не останется, и ничего ты с этим не поделаешь, и я тоже.
Подхватив Агилеру подмышки, он поволок танкиста под свет фонаря, висящего над входом в дом. Разница в росте — Талли был ниже на полголовы — сейчас особенно бросалась в глаза. Здесь он снова присел на корточки и негромко хохотнул.
— Ну, дед… Волосы ты растерял, а вот глаз у тебя… Вибрисы Эйлле поникли. Наверно, он никогда не поймет людей до конца. Нет, дело было не в старике. Эйлле уже достаточно общался с людьми, чтобы понять: его позу можно назвать скорее «смущение-и-неуверенность», чем «решимость-и-отчаяние».
Он тоже подошел к Агилере и осмотрел его рану. Крошечная дырочка. Безусловно, не смертельна, даже для такого хрупкого существа, как человек. Под самой ключицей, кровоточит, но не сильно.
— Чего смеешься? — прошипел Агилера — Талли все еще издавал приглушенные звуки, которые у людей служат признаком веселья и в зависимости от эмоциональной окраски называются по-разному. Например, это было «хихиканье».
— Да тут дырки почти не видно. Райф, ты только подумай, тебя двадцать вторым угостили! — он мельком взглянул на ружье, которое старик все еще сжимал в руках. — Да еще и однозарядник… Точь-в-точь мое первое ружье, которое мне папа купил.
Агилера вяло попытался отпихнуть его здоровой рукой, но промахнулся. Похоже, это движение вызвало резкую боль, потому что он шумно втянул воздух и скривился. Но даже в этой болезненной гримасе проскользнула тень улыбки.
— Ушам своим не верю, — бормотание Агилеры стало чуть слышным. — До чего я дожил.
Стрелок подошел ближе, не сводя глаз с Эйлле. Он все еще сжимал в руках винтовку, но уже ни в кого не целился. Если Эйлле правильно понял, оружие больше не заряжено.
— Вы Губернатор?
Талли поднялся и посмотрел на старика сверху вниз.
— Ну, ты загнул, дед. Господи… Ты когда последний раз новости смотрел, а?
— Новости? — старик фыркнул. — Зачем? Чтобы мне вешали на уши…
Талли двигался быстро и ловко. Его рука метнулась вперед и неуловимым движением выхватила у старика винтовку. Протестующий вопль тут же сменился визгом: это Яут повалил мятежника и уже приготовился сломать ему шею.
— Стой!
Яут привык беспрекословно подчиняться своему подопечному, но в глазах фрагты плясало зеленое пламя.
— Он не причинит вреда, Яут.
— Он пытался в тебя стрелять! — фрагта выгнулся в угловатой позе «гнев-и-возмущение». — Это наглость!
— Он не знает меня, — сказал Эйлле.
— Он знает, что ты джао. Этого достаточно, чтобы быть почтительным.
— Безусловно, — Эйлле плавно принял положение «задумчивость-и-рассудительность». — Но…
Он поглядел на Талли и Алигеру и встретил их взгляды, мрачные и непроницаемые. А Кларик? То же самое.
Это было очень важно — жизненно важно. Эйлле еще не успел понять, что именно делало этот момент таким важным, но одно знал точно. Сейчас зарождается новый союз. Его можно укрепить, а можно разрушить — одним словом, одним движением.
— Отпусти его, Яут, — Эйлле произнес это довольно жестко и указал на Агилеру. — Ранили его, а не меня. Пусть он решит, какое требуется наказание.
Агилера недоуменно уставился на Субкоменданта, потом перевел взгляд на Талли… и оба, не сговариваясь, глубоко вздохнули. Эйлле случалось путаться при расшифровке внешних проявлений эмоций у людей, но сейчас он не сомневался. Джао приняли бы позу «облегчения-и-признательности».
Ответ Кларика — более сдержанный вариант, но суть одна. Значит, он принял правильное решение. Он впервые ощутил узы единения. Не робкие побеги, но прочные линии.
— Черт возьми, — сказал Агилера. — Просто дать старому дурню подзатыльник, и… Стойте!
Рука Яута замерла на половине замаха, и фрагта вопросительно уставился на Агилеру.
— Это… хм… ну, просто образное выражение, — взволнованно пробормотал Агилера. — Вы ему просто голову снесете… — он кивнул Талли. — Сделай одолжение, дружище.
Талли криво улыбнулся.
— Пожалуйста.
Он легко поднялся, приблизился к старику и легонько, кончиками пальцев хлопнул по лысой макушке.
К удивлению Эйлле, глаза старика наполнились влагой, которую люди называют слезами. Обычно такой бывает реакция на сильную боль или страдание. Но почему? Удар Талли не смог бы даже раздавить насекомое.
— Я всю свою жизнь прожил в этом доме, — проговорил старик, прерывая слова короткими всхлипами, — с тех пор, как мы с Мардж поженились. Она умерла всего два года назад. Умерла в нашей спальне.
— Знаю, знаю, дед, — негромко отозвался Талли. — А завтра не останется ничего, кроме золы. Но это просто дом, все сказано и сделано. И Мардж его благополучно покинула. Лучше тебе пойти с нами.
Он помог старику встать, почти отпихнув Яута, затем — Алигере. Дождь с минуту назад прекратился, но на лице бывшего танкиста все еще поблескивала влага.
— Даже если это дрянное древнее ружьишко, ему нужна медицинская помощь, — заметил Талли, обращаясь к Субкоменданту.
— Тогда отведи его в лагерь, — разрешил Эйлле. — Я должен остаться, чтобы продолжать наблюдение. Передай медикам, что я разрешаю… — он бросил взгляд на старика. Теперь Талли его не оставит. — … лечить обоих, если второму тоже нужна помощь.
— Не могу, — Талли поднял запястье с поблескивающей черной лентой локатора. — Разве что Яут пойдет с нами, фрагта порылся в небольшой поясной сумке и бросил ему пульт управления.
— Идите.
Машинально поймав гладкий черный прямоугольник, Талли посмотрел на него, потом на Яута и изменился в лице.
— Но…
— Или ты понимаешь витрик, или нет, — отрезал Яут. — Я учил тебя, как мог. Остальному учись сам.
Бледный, как полотно, Талли повернулся к Эйлле. Он не верил своим ушам.
— Я вернусь, как только отведу Агилеру и старика, — пробормотал он. — Я не задержусь.
— Ты у меня в личном подчинении, — произнес Эйлле. — Каково бы ни было твое происхождение, это считается великой честью.
Их взгляды встретились. Зеленые глаза Талли отражали свет фонаря и, казалось, в них тоже играют зеленые сполохи.
С соседней улицы донесся звук длинной автоматной очереди. Кларик обернулся — очевидно, пытаясь определить, откуда стреляют.
Эйлле взял руку Агилеры и довольно неуклюже воспроизвел жест, который у людей называют рукопожатием. Голая кожа человека в его ладони оказалась странно горячей: температура тела у людей выше, чем у джао. Эйлле знал это, но до сих пор не осознавал.
— Продолжаем наблюдение, — произнес он. — Теперь я хочу увидеть, насколько эффективно оружие джао.
— Смотрите, как они стреляют, — слабым голосом отозвался Агилера. При тусклом свете лампы его кровь казалась черной, как потек смолы. — И обратите внимание…
Танкист терял сознание. Талли поспешно подхватил его.
— … как они справляются с лазерами…
Он обмяк, подбородок упал на грудь. Талли выругался.
— Увидимся, — буркнул он и тут же скользнул в темноту, почти неся на себе Агилеру и ведя за руку старика.
Те, кто остались с Эйляе, обошли еще два участка, где велась ожесточенная перестрелка, и оказались почти в эпицентре сражения. Теперь, когда вся колонна вошла в город, войска инопланетян наконец-то встретили отпор. Повстанцы, яростно отстреливаясь, отступали от строения к строению. Снова оказавшись на проспекте, по которому двигались боевые машины джао, Эйлле приказал своей группе залечь среди обломков разрушенного здания.
— Смотрите! — Кларик указал туда, где в лучах уцелевших уличных фонарей кружились, падая, искры света. — Вот про что говорил Агилера!
Эйлле прищурился и разглядел тысячи тончайших металлических полосок, которые кружились в воздухе. Как только луч лазерной пушки попадал в этот «листопад», часть его отражалась под самыми разными углами, и он рассеивался.
Эйлле поднялся выше, не боясь шальных осколков. Каждый изгиб его тела был исполнен «изумления-и-любопытства».
— Что это такое?
— Обрывки алюминиевой фольги, — объяснил Кларик. — Прием, который придумали во время Завоевания. Но тогда она производилась в заводских условиях. А сейчас, думаю, используют старые запасы и изготовляют из подручных материалов.
Танку мятежников, который стоял на перекрестке и стрелял, блестящие полосы не мешали, а сам он становился почти неуязвимым. Вот в одну из машин джао попал снаряд. Из соседнего дома воодушевлено забили автоматы.
— Я готов настаивать на отступлении, сэр, — проговорил Кларик. — Иначе произойдет нечто очень скверное. Наши силы не настолько многочисленны и не подготовлены к подобным боям. И особенно против неприятеля, который надежно окопался, и столь многочисленного. Если по-прежнему пробиваться вперед, ваши воины просто-напросто… истекут кровью. У людей есть такое выражение, сэр.
Взрыв рассеял темноту — одна из машин джао была уничтожена прямым попаданием снаряда. Эйлле задумчиво посмотрел на то, что от нее осталось. Можно не сомневаться: все, кто находился внутри, погибли. От танка осталась лишь пустая горящая оболочка.
«Истечь кровью». Дикое выражение. Выражение хищника, который жаждет добычи. Но недостаточно сильный и чтобы убивать быстро, одним ударом. Вместо этого он раздирает бока жертвы, пока та не умрет от потери крови. Эйлле вспомнил, что такие хищники часто охотятся стаями.
— Да, вы правы, генерал. Яут, отдай приказ.
— Оппак придет в ярость, — фрагта уже держал в руке коммуникатор, но не решался его включить. — И непременно воспользуется этим, чтобы тебя дискредитировать.
— Да, знаю. И мне это безразлично, — Эйлле взглянул в сторону Кларика. — Потому, что так велит витрш. И потому, что отступление будет лишь временным. Я прав, генерал Кларик?
— Так точно, сэр, — по губам человека скользнула тонкая улыбка. — Это дело джинау.
Глава 25
Оказавшись на некотором расстоянии от места схватки, Талли занялся поисками машины.
Будем считать, что он — как лицо, состоящее в личном подчинении Субкоменданта, — имеет право реквизировать необходимое ему средство передвижения. Разумеется, в данной ситуации это скорее можно назвать «угоном» или «кражей», поскольку разыскивать законного владельца, дабы возвратить ему вышеуказанное транспортное средство, в планы Талли не входило.
Да и будь у него такое желание… Стервец Эйлле, откровенно говоря, провел Губернатора: прежде чем разрушить по его приказу Салем, он позволил населению без особых помех сделать ноги. Но в остальном приказ будет выполнен честно и аккуратно. И поскольку от города останется только пыль и зола, вряд ли кто-то хватится старого автомобиля… Да, безусловно, старого. Большинство человеческих машин, которые еще сохранились в Северной Америке — это древние развалины, сто раз латанные и перелатанные. Они ездят, пока не рассыплются окончательно. Кажется, где-то автомобильное производство все-таки запустили… но кому охота гробить колесное транспортное средство на таких дорогах?
Наконец Талли несказанно повезло. Он наткнулся на старый пикап с откидным верхом, даже заправленный газом.
Старый добрый «Форд»… Надо же, только тебя поминали! Тратить время на взлом замка не имело смысла, к тому же все трое успели промокнуть до нитки. Поэтому Талли просто-напросто разбил стекло со стороны водительского кресла. Отец-механик научил его кое-каким премудростям, а за годы беспутной юности эти навыки активно развивались. Через пару секунд мотор уже урчал, и машина медленно ползла по развороченной дороге. В бардачке обнаружилась карта Салема — Талли вновь несказанно повезло. Они с Агилерой совершенно не ориентировались в городе, а старик впал в глубокое уныние, и тормошить его было бесполезно.
Наконец, Талли удалось выбраться на шоссе 15. Оно вело прямо к военному лагерю, который служил опорным пунктом операции. На шоссе не было ни души, и дело было не только в скверной погоде. Как и большинство дорог Северной Америки, эта была немыслимо разбита. Талли волей-неволей приходилось ехать медленно, хотя состояние Агилеры все сильнее его беспокоило. Двадцать второй калибр двадцать вторым калибрам, но огнестрельное ранение — это огнестрельное ранение.
Однако стоило Талли заикнуться об этом, Агилера покачал головой.
— Да не волнуйся ты. А вот о чем стоит волноваться, так это о не в меру прытких «пушистиках».
И точно накаркал… Воздушный катер-разведчик джао проплыл футах в пятистах над дорогой. Высунув голову, Талли увидел, что катер начинает двигаться по кругу. Похоже, джао заметили пикап и решили выяснить, в чем дело.
— Ах ты, как все паршиво, — пробормотал он, втянув голову обратно и еще крепче схватившись за руль. — Судя по их настроению, они сперва выстрелят, а потом спросят.
— Тормозни, — прошептал Агилера. — И дай мне лечь. Может, увидят, что я в форме джинау, и отстанут.
Отчасти это помогло. По этой или по какой-то другой причине разведчик стрелять не стал, однако вскоре они были задержаны «завоевателями», и самым веским — в буквальном смысле слова — доказательством их принадлежности к джинау был пульт локатора, который оттягивал карман Талли.
Их задержали, но лишь на несколько минут. Положение кзогического зверя подразумевает определенные привилегии.
Офицер-джао связался с командиром разведчика, и остаток пути три экзотических зверя проделали по воздуху. Разумеется, оба пилота постоянно на них глазели.
* * *
Проводив Агилеру и старика в походный лазарет, Талли некоторое время слонялся по самым темным уголкам, пока не нашел дерево, чтобы укрыться от дождя. Лагерь разбивали наспех, посреди Уилламетской долины, на территории одной из заброшенных ферм, которую он занял от забора до забора. Пожалуй, можно было рискнуть и остаться здесь до рассвета — или до тех пор, пока кто-нибудь не наткнется на сидящего под деревом человека и не спросит, что он тут делает. К восходу Эйлле должен вернуться. У тебя мало времени, Гейб Талли. Надо что-то решать.
Впервые в жизни Талли чувствовал, что разрывается надвое. Верность Сопротивлению и…
В ряды Сопротивления он вступил еще мальчишкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66