- Я ведь думала как лучше, помочь хотела.
И в это время я увидел своего друга. Он шел медленно, слегка припадая на левую ногу. А его лицо... Вот волкодавы, что они с ним сделали! И так мне стало жалко Диму, так жалко, что едва не расплакался, честное слово. Но вот и он меня увидел. От неожиданности он даже замедлил шаги, едва совсем не остановился, глаза округлились. Затем его качнуло к поребрику. Я видел, как он сознательно споткнулся о лежащий там кирпич, громко и возмущенно проговорил:
- Вот, блин, деятели! Понасажали тут всяких. Можно не только лоб расшибить, но кое-что и посерьезнее.
И я понял, что за ним установлена наружка. Так и есть. Метрах в пятнадцати от него маячила фигура шпика. Я вновь уткнулся в газету. Дима, проходя мимо, тихо проговорил:
- Сегодня в двенадцать у Купского вокзала.
- Чего? - откликнулась моя соседка. И так как Дима уже прошел, обратилась ко мне: - Чего он сказал? У какого ещё вокзала?
- Слушай, бабка, - угрожающе зашипел я на неё из-под газеты, - если ты сейчас же не заткнешься, то я за себя не ручаюсь! Поняла?
- Поняла, сынок, поняла, - испуганно прошептала она. - Извиняй, ежели что не так.
А я сидел, и мне было хорошо. Так хорошо мне никогда ещё не было. Правда. Дима жив и я с ним скоро увижусь!
Роме Шилову я ничего не сказал, чтобы не сглазить и избавиться от ненужных вопросов, на которые и сам пока не был в состоянии ответить. Но когда в одиннадцать я стал собираться, Роман забеспокоился.
- Вы куда, Сергей Петрович?
- Договорился с одним товарищем, - ответил.
- С каким товарищем? Ведь уже одиннадцать?
- К сожалению, он раньше не мог, был занят. Да ты не волнуйся, я ненадолго. Ложись спать.
- Какой тут... Тот неизвестно где и вы вот... А я сижу здесь, баклуши бью, даже совестно.
- Ничего, скоро у тебя, Рома, будет много работы, да к тому же самой ответственной. Пока.
У Курского вокзала мне пришлось ждать минут пять, не больше, когда я был сзади сграбастан своим другом.
- Серега! Корефан! Вот так встреча! - во всю ивановскую закричал Дима, тиская меня.
- Дима! Живой! Как я рад! - вторил я, тиская его. От переизбытка чувств у меня навернулись слезы.
- Почти живой, Сережа, - ответил Дима. Он отстранил меня, долго рассматривал, очень удивился: - Надо же, ничуть не изменился! Все такой же большой и наивный, как Чебурашка!
- А правда странно, ведь не прошло и десяти дней, а такое чувство, что мы не виделись по меньшей мере лет пять.
- Это потому, Сережа, что у нас с тобой очень плотный график жизни. Определенно.
- Наверное, - согласился я. - Слушай, как же тебе удалось уцелеть?
- Самому до сих пор не верится. Но уже начинаю привыкать к мысли, что жив. А пару дней назад я уже мысленно попрощался со всеми вами. И как бы не расхваливал Андрюша Говоров тот мир, куда нам всем со временем предстоит отчалить, мне так не хотелось покидать этот, оставлять здесь вас родных и любимых без присмотра. Ведь без меня вы обязательно наделаете кучу глупостей.
- Это точно, - согласился я, смеясь. Я был счастлив, что вновь слышу треп своего забубенного друга. Как же мне его недоставало.
- Кстати, как там моя любимая жена? - спросил он.
- А то не знаешь? Переживает, конечно. Она у тебя замечательная и так тебя любит.
- Так ведь есть кого, - самодовольно проговорил Беркутов. - Или ты не согласен?
- Согласен, согласен. Ты ей не звонил?
- Не успел. Из квартиры нельзя, она прослушивается, как пациент реанимационной палаты. А тут ещё сопровождающего Бог послал.
- Как тебе удалось от него избавиться?
- Очень просто - я вылез в окно. Благо, что второй этаж. С моим ростом мне и прыгать почти не пришлось.
- А как же вернешься?
- Через двери естественно. Надеюсь у этого баклана хватит ума не указывать факт моего отсутствия в отчете. Иначе он может вызвать неудовольствие родного начальства и лишиться положенной премии. Верно?
- Возможно.
- Я тебе не кажется, Сережа, что это дело надо обмыть?
- Ты и так успел где-то отметиться. Запашок, хоть закусывай.
- У тебя нюх как у овчарки Мухтар на запахи, в особенности спиртосодержащие. Предлагаю выпить пива. Ты как?
- Я - за.
Мы купили в киоске четыре бутылки пива "Московское" и пару полиэтиленовых стакана, зашли в сквер, сели на скамеку, выпили по бутылке за встречу, закурили.
- А теперь рассказывай, - сказал я.
И Беркутов начал свой удивительный рассказ. Когда он дошел до места, когда Одиноков фактически спас Диме жизнь, я не выдержал, спросил:
- Кто он, этот Одиноков?
- Я о нем мало что знаю. Подозреваю, что и фамилия эта вымышленная. Знаю, что он воевал в Афганистане, где ему пришлось испытать что-то настолько страшное, что после войны он стал киллером и принялся отстреливать тех, кого считал
виновными в развязывании той войны. К сожалению, то были лишь пешки. Основные фигуры сидели в Кремле. Когда он это понял, то поступил на службу к Сосновскому. Кстати, это он записал тот злополучный разговор двух козлов-олигархов.
- Откуда ты это знаешь?
- Он мне сам сегодня в этом признался. Сказал, что записал новую сходку Сосновского и компании, где замышлялись новые гнусности.
- Он тебе отдал кассеты?
- Нет. Сказал, что передаст лично в руки Иванова.
- В таком случае, нам здесь тоже делать нечего. Пора возвращаться.
- А вот это пусть решает ваше начальство.
- Это конечно. Продолжай, я слушаю.
Затем Дима рассказал о своей встрече с Варданяном.
- Слушай, но ведь он фактически решил с нами сотрудничать?! - спросил я, удивленный услышанным.
- Определенно.
- Но что заставило его это сделать?
- Неуверенность в заврашнем дне. Полагаю, что кассету президенту он стибрил. Зная, что намечается, как он выразился, - "война титанов", он понял, что в этой войне оба противника могут получить пробоины ниже ватерлинии и благополучно пойдут ко дну, а на политическую арену выйдут силы, к коим мы с тобой имеем честь принадлежать. Вот и решил старый мерин подстраховаться.
- Кроме вас с Одиноковым, кто-нибудь ещё едет?
- А как же. Мой старый "друг" Петров со своими архаровцами, которые едва не отправили меня к праотцам. Знаешь, Сережа, о чем я мечтаю?
- О чем же?
- Вставить Петрову в задницу толовую шашку и запустить на орбиту искусственным спутником. Пусть козел посмотрит, что они с родной планетой сделали, до чего её довели.
- Ну ты, Дима, даешь! Красиво сказано! - восхитился я.
- Я ещё не так могу. Во всей этой ситуации меня угнетает лишь то, что придется вновь сюда возвращаться.
- А это обязательно?
- Конечно. Кто же добровольно откажется иметь такого агента, как Варданян? Это надо быть круглыми идиотами. А если мы не вернемся, то его песенка будет спета.
- Верно, - согласился я.
- Давай, Сережа, ещё по одной. Пора разбегаться. А то, как бы меня не хватились новые хозяива.
Мы допили пиво и стали прощаться.
- Завтра, а вернее уже сегодня в то же время, на этом же месте. Думаю, что будет новая информация, - сказал Дима.
Глава одиннадцатая: Калюжный. Нищий.
Я лежал, скрючившись, касаясь коленями подбородка, кутался в трепье, но никак не мог согреться. Сколько прошло времени? Я не знал. Мне казалось, что прошла целая вечность. Кружилась голова. Тошнило. Скорее всего, у меня сотрясение мозга. Все тело было - сплошная боль. Страшно хотелось пить, но не было сил подняться.
А потом мне стало жарко. Жар начался со ступней, будто я ступил на раскаленные угли, стал подниматься все выше, выше. Вот он достиг головы. Мозг пронзила острая, нестерпимая боль. Я громко закричал и бросился бежать. На улице была ночь. Черная. Вязкая. Душная. Сильный ветер раскачивал единственный на все обозримом пространстве фонарь. В его свете метались чьи-то тени. Много теней. Они то стремительно разбегались, словно тараканы от света, то сбегались, кружили какие-то хороводы, похожие на ритуальные танцы.
"Странно, никого нет, а тени есть, - подумал я. - Откуда же они берутся?"
Похоже, что я попал в мир теней. Очень даже похоже. И в это время впереди я увидел стоящего ко мне спиной человека. Фигура, осанка показались мне удивительно знакомыми. Неужели?! Я бросился к нему, тронул за плечо. Человек обернулся. Да, да! Это было мой сын, мой Анатолий! Господи! Благодарю тебя, за то, что дал возможность нам снова встретиться!
- Здравствуй, сынок! - проговорил я и заплакал от радости.
- Тс-с! - Анатолий приложил палец к губам. - Молчи, папа, а то он может рассердиться.
- Кто - он? - спросил я, несколько шокированный поведением сына.
- Он. - Анатолий указал вперед.
Я посмотрел в направлении, куда указывал сын, и увидел на высоком кресле, похожим на трон, какого-то толстого и нелепого человека. У него было непропорционально длинное туловище и короткие ножки.
- Кто это?
- Бог, - ответил сын.
Я более внимательно пригляделся к человеку, сидящему на троне, и узнал в нем Сосновского, своего смертельного врага,
- Какой же он бог? Скорее, он - дьявол, - сказал я.
- Тс-с! - Анатолий вновь испуганно приложил палец к губам. А потом убеждено сказал: - Он бог и царь на Земле. Он дарует нам жизнь, дает свет, тепло и пищу. И мы все ему за это благодарны.
- Что ты такое говоришь, Толя! Ведь он же маму, тебя...
- Тс-с! - перебил меня Анатолий. - Не мешай, папа. Это самый торжественный момент.
Слуги в расшитых золотом ливреях поднесли Сосновскому огромное блюдо с кусками жаренного мяса. Он схватил самый большой кусок и стал с жадностью поедать, урча будто кот от удовольствия.
- Что он ест?
- Очередную жертву, - ответил Анатолий, любуясь этой жуткой сценой. Правда впечатляет?
- Ты хочешь сказать... - начал я, цепенея от ужаса. Но Анатолия уже не было.
В это время меня заметил Сосновский и, отодвинув блюдо в сторону, поманил пальцем. Я подошел.
- Это ты что ли?... - проговорил он, вытирая полотенцем жирные руки. Меня того этого... Убить, ага? Ты? - Он издевательски рассмеялся. Прятавшиеся в тени придворные этого дьявола тут же его поддержали.
- Ха-ха-ха! - звучало тысячеголосо. Хохот был настолько силен, что от его мощи заболели барабанные перепонки. От него некуда было спрятаться. Он проникал в сознание, вызывая животный страх и панику...
Я очнулся весь мокрый от пота. Если у меня появились бредовые галюцинации, значит я начинаю сходить с ума. Очень даже начинаю. Во рту было сухо, язык распух, губы потрескались. Терзавший тело жар, выдавил из него последние остатки влаги. И я понял, что если не попью, то потеряю сознание и... Нет! Только не это! Зачем же тогда сюда приехал?
Комнату я обследовал ещё раньше и знал, что воды здесь нет. И я пополз к выходу из комнаты. Преодолев первые метры, я понял что осилить пятьдесят метров я при всем моем желании не в состоянии. Но мне повезло. Буквально в пяти метрах от комнаты в одной из труб я обнаружил течь. Я перевернулся на спину и подставил рот, но редкие капли воды не утоляли, а лишь усиливали жажду. Тогда я вернулся в комнату и взял стакан, поставил его под трубу и стал терпеливо ждать. Когда стакан наполнился на четверть, я сделал два глотка. Вода была теплой и отдавала чем-то техническим, но это было спасением. Я вернул стакан на место.
В конце-концов я напился и, оставив стакан под трубой, вернулся в комнату, лег и, забравшись под тряпье, уснул.
Болезнь ещё долго не хотела от меня отступать. Я отчаянно ей сопротивлялся, но чувствовал, что и физические, и моральные силы на исходе. И все же, однажды проснувшись, понял, что здоров. Но с выздоровлением пришла другая беда - голод. Надо было срочно что-то поесть. Иначе от слабости я не смогу передвигать ноги.
Я встал и медленно, держась за стены, побрел к выходу. Когда выбрался наружу, то от свежего воздуха у меня закружилась голова и я был вынужден остановиться, осваиваясь с новой обстановкой. Когда головокружение прошло, я направился к зданию вокзала. У встречных прохожих мой вид вызвал разные эмоции. Одни, по-прежнему лишь скользили по мне равнодушным взглядом, у других я вызывал брезгливость, у третьих - возмущение. Одна пожила дама, глядя на меня, гневно воскликнула: "Безобразие! Куда только смотрит милиция!" Да, видно, я представлял собой печальное зрелище. Ни жалости или сочувствия я ни в чьих глазах не заметил.
Войдя в здание вокзала, я направился к туалету. Когда я попытался пройти мимо дежурной, то был остановлен её грозным окриком:
- Куда?! А ну выйди!
- Мне бы только умыться, - просительно проговорил.
- А ну, кому я говорю! Мне что милицию вызывать?!
- А сколько стоит?
- Четыре рубля.
Я стал лихорадочно шарить в карманах и, к своему счастью. обнаружил какую-то мелочь. Достал. Оказалось три рубля двадцать копеек.
- У меня всего три двадцать. - сказал я.
- Ладно, - махнула она рукой, забирая деньги. - Иди. Шут с тобой!
Когда я подошел к раковине и взглянул на себя в зеркало, то даже испугался. Я не узнал себя. Честно. Это был седой изможденный старик. Заросшее недельной щетиной лицо было в сплошных ссадинах и кровоподтеках, на губах запекшаяся кровь, под правым глазом желтел синяк. Грязные волосы стояли дыбом.
Я разделся по пояс, помылся, вытерся бумажным полотенцем, причесался.
- Спасибо! - поблагодарил я дежурную и вышел из туалета.
Где же раздобыть хоть немного денег? Я клял себя последними словами за глупость. за то, что не догадался оставить часть денег в камере хранения. Сейчас бы не было никаких проблем. Как говорится: "Близок локоть, да не укусишь". Чего уж теперь. "После драки кулаками не машут". Надо жить сегодняшним днем, а не воспоминаниями об упущенной выгоде. Что же делать? На лбу выступила испарина от слабости.
Ноги сами привели меня к буфету. И тут я увидел на одном из столиков недоеденный почти наполовину пирожок. Украдкой огляделся. Буфетчица была занята с покупателями. Для остальных я не существовал. И я медленно направился к столику. Но буквально перед моим носом полпирожка схватил молодой бомж и, оглянувшись на меня, злобно прорычал:
- Пошел вон, козел!
Это была его территория и соперничать с ним я был не в состоянии. И я поплелся прочь. Выйдя на привокзальную площадь и направился к коммерческим киоскам, где можно было разжиться пустыми бутылками. Вскоре мне посчастливилось стать обладателем сразу двух бутылок. Сдав их, можно было купить булочку и хоть немного приглушить терзавший меня голод. Стоило мне лишь об этом подумать, как рот наполнился горькой голодной слюной. Но я вновь был замечен двумя бомжами, для которых сбор бутылок являлся основным видом промысла, средством существования. Я опять влез на чужую территорию. Бомжи направились ко мне. По их лицам читалось, что они не намерены прощать мне дерзости.
Я достал из карманов бутылки и, протягивая им, сказал:
- Вот, возьмите, пожалуйста!
Только безоговорочное признание их права, спасло меня от побоев. Один из них, вероятно, старший, глядя на следы побоев на моем лице, насмешливо сказал:
- Видно, тебе, кореш, давно не доставалось. Канай отсюда и что б духу твоего здесь не было.
И я поплелся прочь. Проходя мимо киоска, гда торговали хот-догами, я взглянул на молодую продавщицу. У неё было миловидное, доброе лицо. Я подошел и пересиливая стыд, попросил:
- Дайте, пожалуйста, кусочек хлеба.
Лицо её вмиг подурнело, исказилось злобой.
- Я те щас так дам, что ноги не унесешь, побирушка сраный! - закричала она.
Я едва не расплакался от обиды и унижения. Что же произошло с людьми? Отчего все они так озверели?!
Проходя по площади, я стал заглядывать в урны. В одной увидел почти целую булочку. Но она была заплевана, завалена окурками. Меня едва не стошнило от отвращения. Но через два часа бесполезных поисков, я вновь вспомнил об этой булочке. Если её помыть, то вполне можно съесть. Я вернулся на площадь, но урны, в которой видел булочку не нашел. В этот день было все против меня.
В одном из подземных переходов я увидел калеку нищего. Я невольно остановился. Перед ним лежала картонная коробка, в которой было довольно много мелочи, была даже бумажная купюра в десять рублей.
Что если и мне попробовать? Стыдно? Но в моем положении не до сантиментов. Я должен, обязан восстановить силы и выполнить то, за чем сюда приехал. Иначе... Нет-нет, иначе просто не может быть.
У одного из магазинов я подобрал картонную коробку, спустился в переход, сел на корточки на противоположной его стороне, поставив коробку перед собой. Склонил голову, закрыл глаза и стал ждать, Вскоре услышал звон первых монет. В коробке лежало сорок копеек. Начало положено!
Через час я пересчитал деньги. Было без мало двадцать рублей! В моем положении целове состояние. Боже, как я был рад. Если бы прежде выиграл немыслимую сумму, тоя бы им не радовался так, как этим двадцати рублям.
Я поспешил в буфет, где купил стакан куриного бульона и рогалик. Больше я себе позволить не мог, так как занал, что это может для меня кончится плачевно. Очень даже плачевно.
В правильности этого я убедился тут же. Даже глоток бульона, попав в желудок, вызвал в нем резкие сокращения и сильную боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32