Похоже, что некоторым олигархам сейчас приходится не сладко.
Он выслушал меня молча, не перебивая. Я и раньше поражался его выдержке и самообладанию. И сейчас был удивлен. За весь мой рассказ на его лице не дрогнул не один мускул.
После того. как я закончил, Потаев достал трубку, неспеша набил её табаком, раскурил и, откинувшись на спинку скамейки, поднял голову, долго смотрел в стеклянный потолок, затем глухо проговорил:
- Душно здесь что-то.
- Душно не здесь, Петр Эдуардович, а там, за этими стенами. Там стоит такой смрад, что скоро мы все в нем задохнемся. Факт.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, усмехнулся.
- Вы, Андрей Петрович, всегда были мастером говорить. Только прежде вы были большим оптимистом.
- Прежде я был более беспечным и многого не знал.
- Вы, вероятно, хотите знать, что я обо всем этом думаю?
- Горю желанием.
- Извольте. О чем-то подобном я уже догадывался. Я ведь стреляный воробей, шестой десяток небо копчу, много чего повидал, жизнь научила не верить красивым словам и обещаниям, а судить о людях по их делам и поступкам, привык думать, сопоставлять, анализировать. Кто привел к власти нашего тишайшего президента? То-то и оно. А кем он был, когда были взорваны жилые дома? Правильно. Директором ФСБ. А как показал прокол в Саратове, ФСБ имела самое непосредственное отношение к взрывам. Взрывы домов и нападение на Дагестан нужны были господам сосновским, лебедевым и всей их гоп-кампании, чтобы ещё больше возбудить в людях ненависть к чеченцам, довести её до кипения с тем, чтобы была возможность начать новую "победоносную" войну, которую бы возглавил новый герой, молодой и решительный. Так все и случилось. В одном эти господа просчитались... Потаев неспеша выбил трубку в стоявшую рядом урну, достал носовой платок, вытер пот на лбу, тихо рассмеялся: - Уф! Взапрел малость. Давно столько не говорил.
- И в чем же они просчитались? - заинтересованно спросил я.
- Они были уверены, что им удастся втянуть Дагестан в войну против России. Но этого, к счастью, не произошло. Мы должны в ноги поклониться мудрому дагестанскому народу за его выдержку и самообладание, что не позволил втянуть себя в их грязную авантюру. Я уже давно не верю в так называемый "чеченский след". Все планируется и осуществляется здесь, в Москве. Кто финансировал Дагестан по остаточному принципу, доведя там нищету и безработицу до угрожающих размеров? Кто взращивал там вахабитов и финансировал строительство укрепрайонов в трех крупных деревнях? Неужели бывший премьер-министр, посетивший эти деревни об этом не знал? Позвольте в это не поверить. Они считали, что возмущенный нищенским положением дагестанский народ воспримет вахобитов, как национальных героев, освободителей. Это уже однажды сработало в Чечне. Но Дагестан не Чечня. Люди здесь оказались мудрее. Они прокляли и отвернулись от них. Более того, если бы в то время вооружить этот героический народ, то они бы смели и своих вахабитов и чужих, и Басаева, и Хотаба и всех остальных. Вот так обстоят дела, дорогой Андрей Петрович. Каждое утро просыпаешься и думаешь: "Какую очередную мерзость они надумали"? Труднее всех жить тем, кто все это понимает и осознает грозящие стране последствия.
- Но вам-то, Петр Эдуардович, с вашими-то капиталами трудно жаловаться.
- Увы, Андрей Петрович, нам приходится не легче.
- Позвольте вам не поверить.
- Это ваше дело, - пожал плечами Потаев. - Но только это так. Эти господа давно нас вычислили. Подсчитали, что около тридцати пяти процентов частного капитала сосредоточено в наших руках и что именно с нас может начаться возрождение России. Такое положение господ сосновских никак не могло устроить. И на нас началась настоящая охота. Причем, делается это по-иезуитски хитро и коварно. Поначалу они подставляются либо сами, либо подставляют кого-то из своих вассалов. Власти заряжают пушки холостыми зарядами и палят по чем зря. Делается это все с большим размахом и помпой. Показывается по всем каналам в течении недели, а то и двух, тиражируется в газетах, на радио. Весь этот спектакль заканчивается, как всегда, прекращением дела за отсутствием состава преступления. Затем власть заряжает пушки картечью и лупит по нам - только успевай поворачиваться. Все это происходит при полнейшем равнодушии средств массовой информации. И создается впечатление, что власть отчего-то ополчилась именно на сосновских, а мы живем, как у Христа за пазухой.
- Да грустную картину вы нарисовали, Петр Эдуардович. В прошлый раз вы были большим оптимистом.
- Ну и заноза же вы, молодой человек! - рассмеялся Потаев. - Вернули мне мои же слова. Верно, два года назад мы все были большими оптимистами. Тогда был другой президент. Он хоть и был самодуром, пьяницей, хоть и наломал много дров, но был личностью. Мог в дни просветления грохнуть кулаком об стол и принять волевое решение, так как не зависел от господ сосновских. Его к власти привели совершенно другие люди. Тогда Сосновский был просто мелким мошенником и никем более. Это уже к концу правления президент попал в полную зависимость к этому дьяволу. Новый же президент все делает тихой сапой, но только то, что ему говорят эти господа, так как с самого начала в их полной зависимости, знает, что именно им он обязан своим президенством и каждый день должен доказывать, что они не ошиблись в выборе. Не дай Бог им не угодить или, того хуже, их прогневить. Стоит им опубликовать лишь небольшую часть того, чем они располагают, его будто ветром сдует с политической арены. Криминальная революция в России завершилась полной победой.
- Я шел сюда, намереваясь вас удивить. Но, похоже, вы знали гораздо больше, чем записано на той кассете. И что же делать?
Потаев неопределено пожал плечами.
- Откровенно скажу - не знаю. Увы, но выхода из данной ситуации я просто не вижу.
- Вы рассуждаете прямо, как в том анекдоте: "Веревки свои приносить, или будут".
- Очень похоже. А что можете предложить вы?
- Как не странно, но бороться.
- Не будьте наивны, Андрей Петрович, - грустно улыбюнулся Потаев. - С кем бороться? В их руках все средства массовой информации, правоохранительная система, армия, наконец. Вы всегда казались мне умным и здраво мыслящим молодым человеком, А сейчас все больше разочаровываете. В наш век донкихотство смешно и нелепо. Простите за резкость. - Он вновь достал трубку и принялся медленно набивать её табаком.
- Ну что вы, Петр Эдуардович, какие могут быть извинения. Зато откровенно. Как сказал когда-то Аристотель: "Амикус Плято, сэд магис амика вэритас". Что в переводе означает: "Платон мне друг, но истина дороже". Значит вы предлагаете сидеть сложа ручки на сытом животике и ждать пока нас эти господа всех по одному, как баранов. Так?
Потаев лишь пожал плечами, ничего не ответив. Раскурил трубку, глубоко затянулся и, выпустив мощную струю дыма, долго смотрел невидящим взглядом в пространство перед собой. Я понимал насколько сейчас трудно этому человеку. Он далеко не из слабаков. Факт. Но он настолько устал, что у него опустились руки. Неужели я зря сюда пришел? Это было бы очень и очень прискорбно. Нет, это не вариант. Без помощи Потаева и его единомышленников мы просто напросто не поднимем это дело. Как же быть? Как и чем его расшевелить, чтобы вывести из состояния полнейшей дипрессии? Мне кажется, мной использованы все методы убеждения. Нет, методы убеждения здесь явно не проходят. А что если задеть его самолюбие, унизить, оскорбить? Правда, можно нарваться на большие неприятности. Но в моем положении выбирасть не приходится. Был бы результат, а остальное как-нибудь переживу. Надо рисковать.
- Древние греки в свое время говорили: "Игнавиа эст яцерэ, дум поссис сургэрэ". - "Постыдно лежать, если ты можешь подняться".
- Все это лишь красивые слова, Андрей Петрович, не более того. Пустой звук, - вяло отмахнулся от меня Потаев. - Греки не побывали в нашей шкуре.
- Хочу сразу уточнить. В вашей шкуре, Петр Эдуардович. В вашей. Я думаю, что они бы её никогда и не надели. Даже предложение её примерить сочли бы в крайней степени оскорбительным. Потому, как шкура эта не настоящего мужчины, а трусливого шакала. В те времена ценились мужество и отвага. Мужчины предпочитали умереть в бою с преврсходящим противником, но не выказывать ему слабость. Впрочем, мужество ценилось во все времена.
Лицо Потаева осталось внешне спокойным. Лишь глаза слегка сузились, да на скулах заходили желваки. И я понял, что мои слова дошли до адресата и больно его задели.
- А вы хам, молодой человек! - не то удивленно, не то раздраженно проговорил он. - Напросились в гости и хамите. Так интеллигентные люди не поступают.
- А что прикажите делать? Я шел сюда в твердом убеждении увидеть крепкого волевого мужика, а увидел трясущегося от страха неврастеника, боящегося даже своей тени.
Неподвижное лицо Потаева дрогнуло, выразило крайнюю степень удивления. Он долгим изучающим взглядом посмотрел на меня и, вдруг, весело рассмеялся.
- Ну и жук, вы, Андрей Петрович! Решили на старике провести психологические опыты?
- Мне очень нужна ваша помощь. Очень, - откровенно признался я. - И потом, вы, мне кажется, очень сгущаете краски. Господ сосновских вместе с их верными вассалами, купленными на корню чиновниками меньшинство полтора-два, ну от силы, три процента. Нас же, не потерявших совесть и не продавших честь, как минимум, двадцать процентов. Наша беда в том, что мы разобщены. Так давайте объединяться.
- Считайте, что вы меня уговорили, - улыбнулся Потаев. - Что я должен делать?
- Нужно найти видеокассету или её копию.
- Легко сказать. Вы представляете - как Сосновский её охраняет?
- Представляю. И вместе с тем надо попытаться это сделать. У вас есть свои люди в системе Сосновского?
- Если они и есть, то я все равно вам этого не скажу, - усмехнулся Петр Эдуардович.
- Считайте, что я вас об этом не спрашивал.
- И что же вы собираетесь с ней делать?
- Опубликовать.
- Вот как! - удивился Потаев. - И каким же образом?
- С вашей помощью, Петр Эдуардович. Куда мы без вас. У вас ведь есть средства массовой информации.
- Есть несколько газет. К сожалению все телевидение контролируются ими.
- Не все. Есть ещё каналы им не подконтрольны, к примеру, московский.
- Необходимо все как следует обмозговать. Когда приду к какому-то определенному решению, я обязательно вам позвоню. Договорились?
- Хорошо.
На этом мы и расстались. Полдела сделано. Я был уверен, что он согласится помочь. Фактически он уже это сделал.
Глава шестая. Иванов. Командировка.
Карпинский, как мы и предполагали, охотно согласился сотрудничать. Ему было предъявлено обвинение и он был выпущен на подписку о невыезде. Опасения, что он попытается предупредить Птрова или скрыться, не было. Он для этого слишком труслив. Я был на все сто уверен, что он полностью отработает наше доверие и сделает все, что от него требуется. Жалкий, ничтожный тип. Как всегда после встречи с подобными продажными типами, на меня навалился приступ меланхолии, такой жестокий, что не тролько не хотелось ни с кем общаться, но и видеть. Да чего там, на себя самого не мог смотреть без отврващения. И я костерил почем зря всех и вся. Все люди казались настолько малы, жалки, слабы и беззащитны перед кознями дьявола, настолько несовершенны, что и Космосу от меня досталось. В общем и целом полный мрак. Ага. Единственным исключением были Светлана и Верочка. Но и их за вечер буквально замучил своими придирками и черным юмором, пока не понял, что нужно куда-то сбежать, сменить обстановку, где и лечить меланхолию. И я решил сгонять в командировку в этот Шали, где от непосредственного участника разыгравшихся там событий узнать что к чему. Тем более, мне вчера звонил Шалинской транспортный прокурор и сообщил, что Друганов ни с кем, кроме меня, рахговаривать не желает.
Сказано, сделано. И вот я уже лечу в Екатинбург. С некоторых пор я не испытываю особого желания летать самолетом, а если быть до конца честным, то совсем этого не хочу. Пока наш ТУ-154 набирал высоту, с глухим надрывом преодолевая плотную толщу облаков, я думал, что кончусь. Ага. Казалось, что самолет разваливается на части. Но, слава Богу, мы не только взлетели, но ещё и умудрились благополучно сесть. Потому, когда я ощутил под ногами твердь Земли, то почувствовал себя самым счастливым человеком. Меланхолию как рукой сняло. В Шали я добрался лишь под вечер. В прокуратуре уже никого не нашел, потому пошел устраиваться в гостиницу.
Транспортный прокурор старший советник юстиции Погребной Валерий Ильич примерно моего возраста, небольшого росточка, но крепкий, сбитый привествовал меня энергичным рукопожатием. смущенно проговорил:
- Извините, Сергей Иванович, за беспокойство. но я вынужден был это сделать. Этот старик уперся и ни в какую: "Желаю говорить только с Ивановым". Поначалу мы решили. что он время тянет, расколится, я извиняюсь. Но он по существу дела так и не сказал ни слова. Он что, ваш знакомый?
- Нет.
- Тогда, извините, совсем непонятно. Почему же он назвал именно вас?
- Вероятно ему сказал обо мне его попутчик Калюжный Эдуард Васильевич. С ним мы хорошо знакомы - когда-то вместе работали.
- Да, мы установили, что он работал в Новосибирской траспортой прокуратуре. Значит, Друганов и Калюжный были знакомы?
- И очень хорошо.
- А ведь Друганов даже этого не сказал. Извините, но я был вынужден его арестовать в порядке девяностой по подозрению в совершении убийства, хотя и понимаю, что, скорее всего, он действовал верно, - осуществлял свое право на необходимую оборону.
- Откуда у него пистолет.
- Браунинг, - поправил меня прокурор. - Здесь все законно. Друганов ведь был раньше летчиком-испытателем. Браунингом его наградил министр за испытание новой машины. У него есть удостоверение на право его ношения.
- Второй киллер убит?
- Пока-что лежит в местной больнице в коме. Врачи говорят, что шансов на благополучный исход практически нет.
- При них были какие-то документы?
- Да. Паспорта и служебные удостоверения охранной фирмы "Бета",
- Я так и думал.
- Похоже, вы уже встречались с представителями этой фирмы?
- Вот именно. Что-нибудь слышно о Калюжном?
- Увы, - развел руками Погребной.
- Где содержится Друганов?
- В городском ИВС. Желаете побеседовать?
- За этим я и приехал.
- В таком случае, я вас провожу.
После того, как я назвался, Друганов долго и внимательно меня рассматривал, затем удовлетворенно проговорил:
- Я вас, Сергей Иванович, таким и представлял.
- Это каким же?
Друганов долго подбирал нужное слово, затем сказал:
- Надежным.
- Скажите тоже, - отмахнулся от незаслуженного, на мой взгляд, комплемента. - Здесь прокурор на вас жалуется, что не хотите с ними разговаривать.
- Я боялся повредить Эдику. Я впервые оказался в подобной ситуации. Думал - если начну говорить, то обязательно скажу что-нибудь лишнее. Потому и решил молчать до встречи с вами.
- Олег Дмитриевич, с какой целью Калюжный поехал в Москву?
Он оглянулся на дверь и таинственно прошептал:
- Эдик хочет убить Сосновского. Поймите, Сергей Иванович, его ни в коем случае нельзя останавливать. Он имеет на это право.
- Право на это имеет только Бог, Олег Дмитриевич.
- Если он есть, то обязательно ему поможет, - убеждено проговорил Друганов.
- У него есть видеокассета?
- Нет. Он отдал её этим негодяям, чтобы спасти сына. Но они его обманули.
- Он будто первый день на оперативной работе. Неужели не понимал, что они в любом случае это сделают.
- Он надеялся.
- Жаль, эта кассета очень бы сейчас пригодилась.
- Будь она проклята! - в сердцах сказал Друганов. - Из-за неё уже стольких людей убили.
- Она ни в чем не виновата, Олег Дмитриевич. Она лишь документ истории, зафиксировавший её такой, какой она есть на самом деле. Виновны те, кто не желают, чтобы люди узнали правду, а желают написать историю по-своему.
- Пожалуй, вы правы, - согласился Друганов.
- А теперь самым подробнейшим образом расскажите все, что произошло.
- В поезде?
- Не только. Меня интересует все.
И Друганов стал рассказывать. Нечто подобное я и предполагал услышать. Когда он закончил, я сказал:
- А теперь все это расскажите транспортному прокурору.
- Это не повредит Эдику?
- Не повредит. О видеокассете и о том, что с ней связано говорить не нужно. Скажите, что нападение на вас киллеров вероятно связано с работой Калюжного, но точно вы не знаете.
- И цели поздки в Москву я говорить не буду.
- Согласен.
Назад мы возвращались вместе.
Прибыв в Новосибирск, тут же отправился в прокуратуру, связался с Дроновым.
- Привет, Юрий Валентинович! Как себя чувствует наш подопечный?
- Здравствуйте, Сергей Иванович! Сегодня запустили дезинформацию. Я присутствовал при разговоре Карпинского с Петровым. Майор утверждает, что Петров поверил всему, что он ему сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Он выслушал меня молча, не перебивая. Я и раньше поражался его выдержке и самообладанию. И сейчас был удивлен. За весь мой рассказ на его лице не дрогнул не один мускул.
После того. как я закончил, Потаев достал трубку, неспеша набил её табаком, раскурил и, откинувшись на спинку скамейки, поднял голову, долго смотрел в стеклянный потолок, затем глухо проговорил:
- Душно здесь что-то.
- Душно не здесь, Петр Эдуардович, а там, за этими стенами. Там стоит такой смрад, что скоро мы все в нем задохнемся. Факт.
Он посмотрел на меня долгим взглядом, усмехнулся.
- Вы, Андрей Петрович, всегда были мастером говорить. Только прежде вы были большим оптимистом.
- Прежде я был более беспечным и многого не знал.
- Вы, вероятно, хотите знать, что я обо всем этом думаю?
- Горю желанием.
- Извольте. О чем-то подобном я уже догадывался. Я ведь стреляный воробей, шестой десяток небо копчу, много чего повидал, жизнь научила не верить красивым словам и обещаниям, а судить о людях по их делам и поступкам, привык думать, сопоставлять, анализировать. Кто привел к власти нашего тишайшего президента? То-то и оно. А кем он был, когда были взорваны жилые дома? Правильно. Директором ФСБ. А как показал прокол в Саратове, ФСБ имела самое непосредственное отношение к взрывам. Взрывы домов и нападение на Дагестан нужны были господам сосновским, лебедевым и всей их гоп-кампании, чтобы ещё больше возбудить в людях ненависть к чеченцам, довести её до кипения с тем, чтобы была возможность начать новую "победоносную" войну, которую бы возглавил новый герой, молодой и решительный. Так все и случилось. В одном эти господа просчитались... Потаев неспеша выбил трубку в стоявшую рядом урну, достал носовой платок, вытер пот на лбу, тихо рассмеялся: - Уф! Взапрел малость. Давно столько не говорил.
- И в чем же они просчитались? - заинтересованно спросил я.
- Они были уверены, что им удастся втянуть Дагестан в войну против России. Но этого, к счастью, не произошло. Мы должны в ноги поклониться мудрому дагестанскому народу за его выдержку и самообладание, что не позволил втянуть себя в их грязную авантюру. Я уже давно не верю в так называемый "чеченский след". Все планируется и осуществляется здесь, в Москве. Кто финансировал Дагестан по остаточному принципу, доведя там нищету и безработицу до угрожающих размеров? Кто взращивал там вахабитов и финансировал строительство укрепрайонов в трех крупных деревнях? Неужели бывший премьер-министр, посетивший эти деревни об этом не знал? Позвольте в это не поверить. Они считали, что возмущенный нищенским положением дагестанский народ воспримет вахобитов, как национальных героев, освободителей. Это уже однажды сработало в Чечне. Но Дагестан не Чечня. Люди здесь оказались мудрее. Они прокляли и отвернулись от них. Более того, если бы в то время вооружить этот героический народ, то они бы смели и своих вахабитов и чужих, и Басаева, и Хотаба и всех остальных. Вот так обстоят дела, дорогой Андрей Петрович. Каждое утро просыпаешься и думаешь: "Какую очередную мерзость они надумали"? Труднее всех жить тем, кто все это понимает и осознает грозящие стране последствия.
- Но вам-то, Петр Эдуардович, с вашими-то капиталами трудно жаловаться.
- Увы, Андрей Петрович, нам приходится не легче.
- Позвольте вам не поверить.
- Это ваше дело, - пожал плечами Потаев. - Но только это так. Эти господа давно нас вычислили. Подсчитали, что около тридцати пяти процентов частного капитала сосредоточено в наших руках и что именно с нас может начаться возрождение России. Такое положение господ сосновских никак не могло устроить. И на нас началась настоящая охота. Причем, делается это по-иезуитски хитро и коварно. Поначалу они подставляются либо сами, либо подставляют кого-то из своих вассалов. Власти заряжают пушки холостыми зарядами и палят по чем зря. Делается это все с большим размахом и помпой. Показывается по всем каналам в течении недели, а то и двух, тиражируется в газетах, на радио. Весь этот спектакль заканчивается, как всегда, прекращением дела за отсутствием состава преступления. Затем власть заряжает пушки картечью и лупит по нам - только успевай поворачиваться. Все это происходит при полнейшем равнодушии средств массовой информации. И создается впечатление, что власть отчего-то ополчилась именно на сосновских, а мы живем, как у Христа за пазухой.
- Да грустную картину вы нарисовали, Петр Эдуардович. В прошлый раз вы были большим оптимистом.
- Ну и заноза же вы, молодой человек! - рассмеялся Потаев. - Вернули мне мои же слова. Верно, два года назад мы все были большими оптимистами. Тогда был другой президент. Он хоть и был самодуром, пьяницей, хоть и наломал много дров, но был личностью. Мог в дни просветления грохнуть кулаком об стол и принять волевое решение, так как не зависел от господ сосновских. Его к власти привели совершенно другие люди. Тогда Сосновский был просто мелким мошенником и никем более. Это уже к концу правления президент попал в полную зависимость к этому дьяволу. Новый же президент все делает тихой сапой, но только то, что ему говорят эти господа, так как с самого начала в их полной зависимости, знает, что именно им он обязан своим президенством и каждый день должен доказывать, что они не ошиблись в выборе. Не дай Бог им не угодить или, того хуже, их прогневить. Стоит им опубликовать лишь небольшую часть того, чем они располагают, его будто ветром сдует с политической арены. Криминальная революция в России завершилась полной победой.
- Я шел сюда, намереваясь вас удивить. Но, похоже, вы знали гораздо больше, чем записано на той кассете. И что же делать?
Потаев неопределено пожал плечами.
- Откровенно скажу - не знаю. Увы, но выхода из данной ситуации я просто не вижу.
- Вы рассуждаете прямо, как в том анекдоте: "Веревки свои приносить, или будут".
- Очень похоже. А что можете предложить вы?
- Как не странно, но бороться.
- Не будьте наивны, Андрей Петрович, - грустно улыбюнулся Потаев. - С кем бороться? В их руках все средства массовой информации, правоохранительная система, армия, наконец. Вы всегда казались мне умным и здраво мыслящим молодым человеком, А сейчас все больше разочаровываете. В наш век донкихотство смешно и нелепо. Простите за резкость. - Он вновь достал трубку и принялся медленно набивать её табаком.
- Ну что вы, Петр Эдуардович, какие могут быть извинения. Зато откровенно. Как сказал когда-то Аристотель: "Амикус Плято, сэд магис амика вэритас". Что в переводе означает: "Платон мне друг, но истина дороже". Значит вы предлагаете сидеть сложа ручки на сытом животике и ждать пока нас эти господа всех по одному, как баранов. Так?
Потаев лишь пожал плечами, ничего не ответив. Раскурил трубку, глубоко затянулся и, выпустив мощную струю дыма, долго смотрел невидящим взглядом в пространство перед собой. Я понимал насколько сейчас трудно этому человеку. Он далеко не из слабаков. Факт. Но он настолько устал, что у него опустились руки. Неужели я зря сюда пришел? Это было бы очень и очень прискорбно. Нет, это не вариант. Без помощи Потаева и его единомышленников мы просто напросто не поднимем это дело. Как же быть? Как и чем его расшевелить, чтобы вывести из состояния полнейшей дипрессии? Мне кажется, мной использованы все методы убеждения. Нет, методы убеждения здесь явно не проходят. А что если задеть его самолюбие, унизить, оскорбить? Правда, можно нарваться на большие неприятности. Но в моем положении выбирасть не приходится. Был бы результат, а остальное как-нибудь переживу. Надо рисковать.
- Древние греки в свое время говорили: "Игнавиа эст яцерэ, дум поссис сургэрэ". - "Постыдно лежать, если ты можешь подняться".
- Все это лишь красивые слова, Андрей Петрович, не более того. Пустой звук, - вяло отмахнулся от меня Потаев. - Греки не побывали в нашей шкуре.
- Хочу сразу уточнить. В вашей шкуре, Петр Эдуардович. В вашей. Я думаю, что они бы её никогда и не надели. Даже предложение её примерить сочли бы в крайней степени оскорбительным. Потому, как шкура эта не настоящего мужчины, а трусливого шакала. В те времена ценились мужество и отвага. Мужчины предпочитали умереть в бою с преврсходящим противником, но не выказывать ему слабость. Впрочем, мужество ценилось во все времена.
Лицо Потаева осталось внешне спокойным. Лишь глаза слегка сузились, да на скулах заходили желваки. И я понял, что мои слова дошли до адресата и больно его задели.
- А вы хам, молодой человек! - не то удивленно, не то раздраженно проговорил он. - Напросились в гости и хамите. Так интеллигентные люди не поступают.
- А что прикажите делать? Я шел сюда в твердом убеждении увидеть крепкого волевого мужика, а увидел трясущегося от страха неврастеника, боящегося даже своей тени.
Неподвижное лицо Потаева дрогнуло, выразило крайнюю степень удивления. Он долгим изучающим взглядом посмотрел на меня и, вдруг, весело рассмеялся.
- Ну и жук, вы, Андрей Петрович! Решили на старике провести психологические опыты?
- Мне очень нужна ваша помощь. Очень, - откровенно признался я. - И потом, вы, мне кажется, очень сгущаете краски. Господ сосновских вместе с их верными вассалами, купленными на корню чиновниками меньшинство полтора-два, ну от силы, три процента. Нас же, не потерявших совесть и не продавших честь, как минимум, двадцать процентов. Наша беда в том, что мы разобщены. Так давайте объединяться.
- Считайте, что вы меня уговорили, - улыбнулся Потаев. - Что я должен делать?
- Нужно найти видеокассету или её копию.
- Легко сказать. Вы представляете - как Сосновский её охраняет?
- Представляю. И вместе с тем надо попытаться это сделать. У вас есть свои люди в системе Сосновского?
- Если они и есть, то я все равно вам этого не скажу, - усмехнулся Петр Эдуардович.
- Считайте, что я вас об этом не спрашивал.
- И что же вы собираетесь с ней делать?
- Опубликовать.
- Вот как! - удивился Потаев. - И каким же образом?
- С вашей помощью, Петр Эдуардович. Куда мы без вас. У вас ведь есть средства массовой информации.
- Есть несколько газет. К сожалению все телевидение контролируются ими.
- Не все. Есть ещё каналы им не подконтрольны, к примеру, московский.
- Необходимо все как следует обмозговать. Когда приду к какому-то определенному решению, я обязательно вам позвоню. Договорились?
- Хорошо.
На этом мы и расстались. Полдела сделано. Я был уверен, что он согласится помочь. Фактически он уже это сделал.
Глава шестая. Иванов. Командировка.
Карпинский, как мы и предполагали, охотно согласился сотрудничать. Ему было предъявлено обвинение и он был выпущен на подписку о невыезде. Опасения, что он попытается предупредить Птрова или скрыться, не было. Он для этого слишком труслив. Я был на все сто уверен, что он полностью отработает наше доверие и сделает все, что от него требуется. Жалкий, ничтожный тип. Как всегда после встречи с подобными продажными типами, на меня навалился приступ меланхолии, такой жестокий, что не тролько не хотелось ни с кем общаться, но и видеть. Да чего там, на себя самого не мог смотреть без отврващения. И я костерил почем зря всех и вся. Все люди казались настолько малы, жалки, слабы и беззащитны перед кознями дьявола, настолько несовершенны, что и Космосу от меня досталось. В общем и целом полный мрак. Ага. Единственным исключением были Светлана и Верочка. Но и их за вечер буквально замучил своими придирками и черным юмором, пока не понял, что нужно куда-то сбежать, сменить обстановку, где и лечить меланхолию. И я решил сгонять в командировку в этот Шали, где от непосредственного участника разыгравшихся там событий узнать что к чему. Тем более, мне вчера звонил Шалинской транспортный прокурор и сообщил, что Друганов ни с кем, кроме меня, рахговаривать не желает.
Сказано, сделано. И вот я уже лечу в Екатинбург. С некоторых пор я не испытываю особого желания летать самолетом, а если быть до конца честным, то совсем этого не хочу. Пока наш ТУ-154 набирал высоту, с глухим надрывом преодолевая плотную толщу облаков, я думал, что кончусь. Ага. Казалось, что самолет разваливается на части. Но, слава Богу, мы не только взлетели, но ещё и умудрились благополучно сесть. Потому, когда я ощутил под ногами твердь Земли, то почувствовал себя самым счастливым человеком. Меланхолию как рукой сняло. В Шали я добрался лишь под вечер. В прокуратуре уже никого не нашел, потому пошел устраиваться в гостиницу.
Транспортный прокурор старший советник юстиции Погребной Валерий Ильич примерно моего возраста, небольшого росточка, но крепкий, сбитый привествовал меня энергичным рукопожатием. смущенно проговорил:
- Извините, Сергей Иванович, за беспокойство. но я вынужден был это сделать. Этот старик уперся и ни в какую: "Желаю говорить только с Ивановым". Поначалу мы решили. что он время тянет, расколится, я извиняюсь. Но он по существу дела так и не сказал ни слова. Он что, ваш знакомый?
- Нет.
- Тогда, извините, совсем непонятно. Почему же он назвал именно вас?
- Вероятно ему сказал обо мне его попутчик Калюжный Эдуард Васильевич. С ним мы хорошо знакомы - когда-то вместе работали.
- Да, мы установили, что он работал в Новосибирской траспортой прокуратуре. Значит, Друганов и Калюжный были знакомы?
- И очень хорошо.
- А ведь Друганов даже этого не сказал. Извините, но я был вынужден его арестовать в порядке девяностой по подозрению в совершении убийства, хотя и понимаю, что, скорее всего, он действовал верно, - осуществлял свое право на необходимую оборону.
- Откуда у него пистолет.
- Браунинг, - поправил меня прокурор. - Здесь все законно. Друганов ведь был раньше летчиком-испытателем. Браунингом его наградил министр за испытание новой машины. У него есть удостоверение на право его ношения.
- Второй киллер убит?
- Пока-что лежит в местной больнице в коме. Врачи говорят, что шансов на благополучный исход практически нет.
- При них были какие-то документы?
- Да. Паспорта и служебные удостоверения охранной фирмы "Бета",
- Я так и думал.
- Похоже, вы уже встречались с представителями этой фирмы?
- Вот именно. Что-нибудь слышно о Калюжном?
- Увы, - развел руками Погребной.
- Где содержится Друганов?
- В городском ИВС. Желаете побеседовать?
- За этим я и приехал.
- В таком случае, я вас провожу.
После того, как я назвался, Друганов долго и внимательно меня рассматривал, затем удовлетворенно проговорил:
- Я вас, Сергей Иванович, таким и представлял.
- Это каким же?
Друганов долго подбирал нужное слово, затем сказал:
- Надежным.
- Скажите тоже, - отмахнулся от незаслуженного, на мой взгляд, комплемента. - Здесь прокурор на вас жалуется, что не хотите с ними разговаривать.
- Я боялся повредить Эдику. Я впервые оказался в подобной ситуации. Думал - если начну говорить, то обязательно скажу что-нибудь лишнее. Потому и решил молчать до встречи с вами.
- Олег Дмитриевич, с какой целью Калюжный поехал в Москву?
Он оглянулся на дверь и таинственно прошептал:
- Эдик хочет убить Сосновского. Поймите, Сергей Иванович, его ни в коем случае нельзя останавливать. Он имеет на это право.
- Право на это имеет только Бог, Олег Дмитриевич.
- Если он есть, то обязательно ему поможет, - убеждено проговорил Друганов.
- У него есть видеокассета?
- Нет. Он отдал её этим негодяям, чтобы спасти сына. Но они его обманули.
- Он будто первый день на оперативной работе. Неужели не понимал, что они в любом случае это сделают.
- Он надеялся.
- Жаль, эта кассета очень бы сейчас пригодилась.
- Будь она проклята! - в сердцах сказал Друганов. - Из-за неё уже стольких людей убили.
- Она ни в чем не виновата, Олег Дмитриевич. Она лишь документ истории, зафиксировавший её такой, какой она есть на самом деле. Виновны те, кто не желают, чтобы люди узнали правду, а желают написать историю по-своему.
- Пожалуй, вы правы, - согласился Друганов.
- А теперь самым подробнейшим образом расскажите все, что произошло.
- В поезде?
- Не только. Меня интересует все.
И Друганов стал рассказывать. Нечто подобное я и предполагал услышать. Когда он закончил, я сказал:
- А теперь все это расскажите транспортному прокурору.
- Это не повредит Эдику?
- Не повредит. О видеокассете и о том, что с ней связано говорить не нужно. Скажите, что нападение на вас киллеров вероятно связано с работой Калюжного, но точно вы не знаете.
- И цели поздки в Москву я говорить не буду.
- Согласен.
Назад мы возвращались вместе.
Прибыв в Новосибирск, тут же отправился в прокуратуру, связался с Дроновым.
- Привет, Юрий Валентинович! Как себя чувствует наш подопечный?
- Здравствуйте, Сергей Иванович! Сегодня запустили дезинформацию. Я присутствовал при разговоре Карпинского с Петровым. Майор утверждает, что Петров поверил всему, что он ему сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32