— Вы сядете назад, — сказала я негромко, настороженно оглядываясь по сторонам.Я помогла ему забраться в машину. Пока он там неловко возился, устраиваясь поудобнее, я огляделась еще раз. Вроде ничего подозрительного. Я нырнула за руль, выжала сцепление и не включая фар, медленно поехала по узкой улице.— А это что такое? — услышала я за спиной удивленный голос. Карабин увидел, поняла я.— А вы разве не видите? Оружие, — спокойно ответила я, не оборачиваясь.Он больше ничего не сказал по этому поводу. Я завернула за угол, сразу прибавила скорости и включила свет.— Куда это мы путешествуем на ночь глядя? — подозрительным тоном спросил он, тяжело, с присвистом дыша. Все же недавнее подземное путешествие не прошло для него даром.— Ко мне на дачу, — не сразу ответила я. — В Петергоф.Он помолчал, осмысливая сказанное.— Мне надо позвонить.— У меня на даче — городской телефон.— Но мобильный же у вас есть?— И мобильный есть. Но звонить будете только с дачи, — отрезала я.Было уже совсем поздно. Но мне необходимо было заехать еще в одной место. Я затормозила на углу, припарковалась между двумя темными силуэтами машин. Заглушила двигатель. Он ничего не спросил; сидел отвернувшись, глядя в окошко. «Большая Посадская» — гласила слабо освещенная уличным фонарем табличка на доме.— Я быстро, — сказала я ему, вылезая из машины. — Никуда не выходите. Свет не зажигайте. И ничего не бойтесь.Он ничего не ответил. * * * Я бегом поднялась на третий этаж. Позвонила. Она долго не подходила к двери. Потом послышались шаркающие неуверенные шаги. И она как-то неуверенно-боязливо спросила:— Кто там?— Светка, это я, Ольга. Открывай немедленно!Звонко защелкали замки, дверь приоткрылась. Она посмотрела на меня в щель, дурища: цепочку она снова не поставила. Я толкнула створку двери от себя.— Ты одна?Она качнулась вперед и пробормотала:— Конечно одна…Я вошла, наклонилась к Светке и втянула ноздрями воздух. Несло от нее, как из бочки — была она смертельно пьяна. Расхристанная, ненакрашенная и пьяная. Я захлопнула за собой дверь и притянув Светку к себе, зашептала:— Слушай внимательно. Ты должна немедленно уехать из города. Куда угодно. К родственникам, к друзьям, куда угодно. Лучше всего к себе домой, в Пороховец. Минимум на пару недель, а еще лучше на месяц. Ты меня слышишь?— Ага. Коньяку хочешь?— Ты меня понимаешь? — я встряхнула ее за плечи.— А как же, понимаю. Уехать. На месяц.— Вот, держи, — я вынула из кармана приготовленные заранее деньги и сунула в ее безвольно висящую ладошку. — Здесь пятьсот долларов.Она не взяла — кажется, она вообще не понимала, что я говорю и делаю. Я засунула доллары ей в карман халатика.— Завтра же уезжай, — продолжала я шептать. — Никому не звони, никому не отвечай на звонки, никому не открывай дверь. Ты поняла? Ты меня поняла?!— Поняла, Оля, — слабо икнула она. — Никому. А что случилось…еще?Я промолчала.— Я боюсь, Оля…Рот у нее скривился, она беззвучно и некрасиво заплакала.— Не бойся. И уезжай завтра же. Исчезни из Питера на месяц. Через месяц я обязательно найду тебя, помогу. Когда доберешься до места, позвонишь моей маме, чтобы я знала — где ты. Ты меня поняла, Света?— Ага-а… — пробормотала она сквозь всхлипывания. — Но я все равно боюсь… Ты ведь тоже уезжаешь, да?.. Возьми меня с собой, а, Оля? Возьми, я все для тебя сделаю… Я тебе отслужу, Оля, а?..Она смотрела на меня снизу вверх: зареванная, жалкая, донельзя перепуганная. И я, не выдержав, обняла ее, стала молча гладить по растрепанным волосам, а она, прижавшись ко мне, тихо и безостановочно плакала. Глава 29. СВИДЕТЕЛЬ. Вразнобой лениво брехали собаки.В поселке царила темень — хоть глаз выколи. Кое-где только маячили хилые огоньки фонарей. В дачах же — темно. Уже заколоченные на зиму, без света и привычных летом дымов из труб они маячили черными силуэтами среди переплетения лысых яблоневых веток. До моего слуха донесся отдаленный посвист проходящей мимо электрички.Она загнала машину в гараж. Закрыла заскрипевшие жестяно ворота и повернула ключ в замке. Я стоял возле сумок и рюкзака. К рюкзаку был прислонен карабин.— Пошли, — сказала она, беря в одну руку фонарик, а в другую — карабин. И добавила раздраженно, когда я попытался взять маленькую сумку. — Да не трогайте вы ничего! Я сама потом все принесу.Мы поднялись по ступеням на крыльцо дачи. Она зажала карабин подмышкой, включила фонарик и посветила на дверь. Провела пальцем по дверной ручке, поднесла палец к свету. Палец весь был в грязной пыли. Но и на этом она не успокоилась: я заметил, что она незаметно сняла карабин с предохранителя и только после этого открыла входную дверь. Надеюсь, она понимала, что делает.— Оставайтесь пока что здесь, — сказала она негромко.Стоя на крыльце, я услышал, как она щелкнула в прихожей рубильником. Потом включила там свет. Прошла с карабином наизготовку в глубину дачи и там — везде — тоже включила свет. Вернулась ко мне на крыльцо уже без карабина.— Проходите.Входя в дом, я оглянулся: она шла к оставшимися на улице вещам.Дача была большая, каменная, двухэтажная. Я уселся на диван в просторном то ли холле, то ли гостиной напротив камина. Возле дивана стоял ее карабин. Я взял его, осмотрел. Он снова стоял на предохранителе. И был заряжен.Послышались ее легкие шаги. Я быстро поставил карабин на прежнее место. Она вернулась с рюкзаком и сумками, поставила их рядом со мной. Закрыла входную дверь на засов и без лишних слов скрылась где-то в глубине первого этажа. Двигалась она стремительно и почти бесшумно, как большая кошка. Спустя какое-то время вышла ко мне, неся в охапке несколько пледов и подушек. Шмякнула их на диван.— Встаньте, я постелю, — приказала она.— Да, ничего, я как-нибудь…Она жестом согнала меня с дивана, постелила один плед, бросила подушки. Заставила улечься и укрыла сверху еще двумя пледами. Я, откровенно говоря, не очень-то и сопротивлялся — меня слегка познабливало.— В доме — плюс десять. Пока что, — сказала она, заметив, как я лязгнул зубами. — Скоро будет теплее.Достала из сумки градусник, молча сунула мне подмышку. Потом еще немного пошустрила в сумке, побренчала и протянула мне стакан тонкого стекла, наполовину наполненный коричневато-золотистой жидкостью. Я принюхался: коньяк. Я заколебался — уж больно смущала такая неслабая доза. Да еще в моем-то состоянии.— Пейте. До дна, — опять приказала она.Я чуть не задохнулся, залпом проглотив коньяк. Перед носом у меня возникло большое зеленое яблоко.И я лежал, лениво жуя антоновку, от которой сводило скулы. Она погасила верхний свет, оставив включенным только торшер в изголовье дивана. Окна в холле были снаружи закрыты ставнями — все до единого.— Отдыхайте, — бросила она через плечо, удаляясь из холла. — А я пока что тут разберусь.Я доел яблоко и закрыл глаза. Мне уже стало тепло и уютно. Мне не хотелось ни о чем думать, ни о чем не беспокоиться. Все осталось там, в ее питерской квартире. Я понимал, что засыпаю. Сквозь необоримо наваливающийся сон я почувствовал, как у меня забирают градусник; как на ухо мне легла маленькая мягкая подушка — но глаз я уже не был в силах открыть.И еще мне показалось, что она поцеловала меня в щеку легким скользящим поцелуем. * * * В камине трещали, полыхали ярким пламенем здоровенные поленья. Я полулежал на диване, сонно щурясь спросонья на огонь. В доме было уже тепло, я с трудом, но самостоятельно стащил свитер — ее свитер, который она заставила меня надеть перед нашим поспешным бегством из города. Она вошла в холл, держа на вытянутых руках поднос с едой. Поставила его перед диваном на журнальный столик. Я покосился на заставленный поднос. Посмотрел на нее. Она очень изменилась за эти дни. Похудела и я бы сказал — явно и заметно помолодела. Хотя куде еше?.. Кстати, я до сих пор не знал, сколько ей лет.— Вам надо поесть, — сказала она сухо.— Зачем вы меня сюда привезли, Оля? — спросил я. — И вообще — что происходит?Она не ответила. Отошла к огню, взяла с мраморной каминной полки сигареты, закурила. Карабин стоял уже рядом с камином возле двери, ведущей в коридор — к выходу с дачи.Диана-охотница. В джинсах и свитере.— Они — ваши друзья? — вместо ответа спросила она.Я думал недолго.— Нет. Скорее, просто приятели. Хотя мы и давно знакомы. Разве что Саша… Да и то….— Скульптор?— Да… Я не могу ему дозвониться. Ни ему, ни Виктору… Ни Игорю. Телефоны не отвечают. Что с ними, Оля?— Я не знаю.— Как это — не знаете? — я почувствовал нарастающее раздражение. — Вы же… Это ведь вы придумали всем нам, четверым…достойные наказания?.. Вы же наш…палач?— Никакой я не палач! И ничего я не придумывала, — повысила она голос. — То есть я придумала, но только для этого, номера первого… Игоря! Это он первый тогда…начал… Его это была идея насчет меня, его, — я знаю, — мне Светка потом все рассказала!..— А для остальных?— Я не успела, — как-то виновато сказала она. — Правда. Времени было мало…Я почувствовал, что к горлу подкатывает истерический смех. Я с трудом сдержался. Посмотрел на нее.— И что же — вы ничего не знаете? Никаких предположений?.. Вы же наверняка встречались с этими… Ну, кому поручили всех нас порешить. Не так ли?— Да я действительно ничего не успела придумать, поверьте мне! — зачастила она. — И я ничего не знаю. Я просто ему заплатила — заплатила за то, чтобы они сделали вам…ну, плохо. Но я не просила кого-нибудь из вас убивать!— И на том спасибо большое, человеческое, — пробормотал я. — А карабин-то зачем?— Заигралась я слегка, — устало вздохнула она.— Так остановитесь.— Не могу… Я не знаю, где он…они. Кого я наняла, — теперь она говорила медленно, с трудом подыскивая слова. — Как его найти, я тоже теперь не знаю… Я с ним, вернее с его человеком, встречалась сегодня вечером. Я отдала все деньги, которые должна была заплатить. Но я попросила больше ничего не делать, попросила, чтобы больше никого не трогали! Хватит Игоря и…Она испуганно замолчала, поняв, что проговорилась. Отвернулась к огню, медленно опустилась на маленькую скамеечку.— А кого еще…"тронули"? — осторожно спросил я, заранее зная ответ: наверняка «тронули» Пухлого.Кажется, она просто не услышала моего вопроса. Или не захотела услышать. Она монотонно бормотала, слегка раскачиваясь из стороны в сторону:— Я ничего не знаю, ничего… Кто следит, где, как… Кто все это делает. И в милиции я ничего не сказала, никаких заявлений не писала… Я у него на поводке… Я знаю, он хочет меня, он звонит мне, вылавливает! Но зачем ему я, зачем?.. Что же делать?.. Может, он и сам ничего уже не может изменить? Он ведь предупреждал меня, дуру…— Кто — он? — спросил я резко.Она вздрогнула, приходя в себя. Настороженно посмотрела на меня из-под челки. Встала, бросила окурок в огонь, подвигала кочергой пылающие поленья. Подошла к дивану, села у меня в ногах и уже спокойно сказала, разливая недрогнувшей рукой чай по чашкам:— Человек, которому я заказала акции.— Отто Скорцени? — попытался пошутить я и, — судя по ее реакции, — крайне неудачно.— Называйте это как угодно, — буркнула она. — Наезды, месть… Я наняла его за деньги…Она внезапно усмехнулась:— Хотя потом деньги вернулись…считай, все…даже больше…— Вернулись? Как это? — не понял я.— А теперь ему что-то от меня надо, — продолжила она, не отвечая на мой вопрос. — Хотя понятно, что надо, но… И теперь он преследует меня так же как и вас. Вот так-то, Андрюша…Она вдруг резко сменила тему, не дав мне среагировать на «Андрюшу»:— Как ваша спина?— Нормально. Уже почти не болит. Оля, а если не секрет — сколько вы ему заплатили? Ну, в частности, за меня?Она помолчала. Я ясно видел по ее сосредоточенному выражению лица: решает — говорить или нет?— За каждого одинаково, — наконец вымолвила она с мрачным видом. — По четыре тысячи долларов.— Действительно, деньги приличные, — согласился я. — А почему число не круглое, не пять тысяч, скажем? — Я улыбнулся. — Тарифы нынче у мафии такие?— У меня в тот момент больше не было свободных денег, — легко сказала она. — А долги — были.Я не понимал, что это — бессердечный цинизм или простота, которая хуже воровства? Но чувствовал, что завожусь со страшной силой.— А было бы больше денег — нас бы, наверное, живьем в доменной печи сожгли? — зло спросил я.— Идите к черту!Она вскочила, но я успел поймать ее за руку, хотя стоило мне это жгучей боли в спине.— Ну, простите, — сказал я. — Неудачно пошутил. Простите.Она медленно высвободила свои пальцы из моих. Снова склонилась над чашками.— Можно, я от вас позвоню? — спросил я.— Разумеется.Она протянула мне мобильный. Я взял трубку и сказал ей:— Я хочу сейчас дозвониться Саше. И сказать ему, чтобы он куда-нибудь уехал из города. На время. Пока я не придумаю, как разрешить эту ситуацию. Вы не против, Оля? Я ведь ему все расскажу.Она спокойно смотрела на меня. И так же спокойно ответила:— Пусть он приезжает сюда.Я почти ждал от нее такого, или схожего ответа и поэтому он меня не удивил, скорее — обрадовал.Я попросил ее принести мою куртку.Она вернулась и протянула ее мне. В карманах все было аккуратно разложено по своим, привычным для меня места: ключи, зажигалка, бумажник. Я достал записную книжку, нашел номер Сашиной мамы и набрал номер.— Алло?.. — послышался в трубке дребезжащий старческий голос.— Елена Константиновна? Извините, ради Бога, за поздний звонок. Это Андрей Арсентьев вас беспокоит, Сашин друг. Вы меня узнали?..— Андрюшенька! Саша вас так разыскивает! Просто с ума сходит! — зачастила старуха.Я видел, что Ольга, сидящая рядом, прекрасно слышит все ее слова.— Что с вами случилось, Андрюшенька?— Я приболел, потом остался у друзей, ничего страшного. А где Саша? У него в квартире почему-то телефон не отвечает.— А он последние дни остается в мастерской, у уехавшего в отпуск товарища. Там и работает, там и живет. Он просил вас, если объявитесь, сразу же позвонить туда. Вы меня слышите, Андрюша?— А номер? Номер телефона мастерской?— Сейчас… подождите…Передо мной на столик легла ручка и лист бумаги. Я благодарно кивнул Ольге.— Вы меня слушаете, Андрюшенька?— Да-да!— Он как-то странно про номер телефона мне рассказал… И кроме вас не велел его никому давать. Но я все тщательно записала. Вот, читаю… Он сказал, что вы должны взять номер телефона какого-то пухлого и прибавить к трем последним цифрам номер квартиры палача. Абракадабра какая-то! Но он так и продиктовал, а я записала слово в слово. Вы понимаете что-нибудь, Андрюша?..— Да, конечно!Сто двенадцать — номер квартиры Ольги. А номер телефона Пухлого заканчивается на три нуля, мгновенно вспомнил я.— Что все это значит, Андрюшенька?— Ничего особенного, не волнуйтесь. Это мы тут дружеские розыгрыши устраиваем. До свиданья, Елена Константиновна, спасибо. Спокойной ночи.Не слушая ответа, я нажал на кнопку. Ольга внимательно смотрела на меня. Я набрал полученный путем элементарного сложения номер. Послышались гудки — длинные. И, наконец, — Сашин голос, очень настороженный:— Да?.. Глава 30. ТРЕТИЙ. — Да?.. — спросил я настороженно.— Саня, это Андрей!Я даже глаза закрыл. Жив, сукин сын!— Саня?!— Андрюха, ты в порядке? Что случилось? Где ты был, мать твою в душу?! — заревел я в трубку.— Да все нормально, потом расскажу. А что ты…— Слушай меня внимательно, Андрюха, — быстро перебил его я. — Мне только что позвонили, сказали, чтобы я немедленно ехал домой к Пухлому. Он вроде как серьезно заболел, к телефону не подходит.— А кто звонил?— Да с работы его, коллега. Он представился, фамилию назвал. Пухлый про него рассказывал как-то, так что тут подвоха вроде нет. Мы-то с Игорехой уже думали, что Пухлый навсегда слинял, а он, оказывается, просто болеет!..— Куда слинял? Когда?— Да ты ж ничего не знаешь! — наконец сообразил я. — Пока ты в нетях был, тут такое… Короче, после того, как ты внезапно исчез, я велел Пухлому ехать к ней. Он, естественно, сразу обосрался, как выяснилось, смылся втихую от нас в отпуск, а сейчас, видишь, вернулся, дома больной кукует, а я уже одет, ты меня в дверях поймал!Я действительно стоял в прихожей уже одетый, свет в огромном чердачном помещении, переделанном Гошей в мастерскую, был выключен. Только свет лампочки, горевшей в прихожей, выхватывал из мрака гипсовых и мраморных мужиков и баб, да какие-то адских размеров бюсты неизвестных знаменитостей, — мрачильные работы моего закадычного дружка-приятеля, запойного пьяницы Гоши Яговичного.— Я почти уверен, что это звонили с работы Пухлого, а если даже это кто-то из говнюков этой шлюхи, я все равно еду! Плевать! А ты где, Андрюха?— Я на даче, в Петергофе. Саня, как только ты узнаешь, что с Пухлым, ты сразу звони сюда. Пиши телефон.Я выхватил из кармана ручку. Времени искать бумагу не было, я растопырил ладонь и спросил:— У кого на даче? С кем?Он замолчал. А потом как-то виновато и в то же время с внутренним вызовом сказал:— Я с ней. Вернее, у нее.— У кого — у нее?! — я ни хрена не понимал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26