– насмешливо осведомился Тони, выходя из магазинчика на улицу и ловко подгадав к признаниям свое появление.
– Тони, мы все трое знаем, что я больше не твоя девочка, – возразила ему бывшая жена.
– Всегда была моей, – недружелюбно проговорил он.
– Тони, мы с Кэлли разговаривали, – строго заметил Джаред Таунсенд.
– Я слышал. Ты просил мою жену выйти за тебя.
– Бывшую жену, – уточнила Кэлли.
– Нас много связывает.
– Думал ли ты об этом, когда переезжал от меня к своей подружке? – спросила его девушка.
– А Джаред у нас сама надежность. Пора юности и развлечений прошла, настало время стабильного и благополучного существования. Для этого достаточно просто поменять мужей, – издевательски проговорил Тони.
– Кэлли, если ты попросишь, то я уйду. Но я бы хотел остаться, чтобы в случае необходимости поставить твоего бывшего мужа на место, – учтиво сообщил профессор Таунсенд.
– Не хорохорься, дружище. В сущности, я бессилен, если вы все уже решили, – успокоил его Тони. – Могу я поговорить со своей бывшей женой наедине?
– Я буду у О'Мелли, – сделав шаг в сторону, предупредил Джаред Кэлли, так и не заручившись ее согласием.
– До встречи, приятель. Рад был повидаться, – попрощался с ним Тони. – Забавно, – обратился он к Кэлли, когда Джаред ушел, – сначала я, теперь он.
– Обхохочешься, – процедила девушка сквозь зубы.
– Я слышал, наш Джаред теперь профессор. Согласен, такой супруг престижнее, чем рыцарь дорог, – проговорил он, обняв бывшую жену за талию.
Кэлли мгновенно вывернулась из его объятий со словами:
– Прошли те времена, Тони. Усвой это.
– Детка, такая жизнь не для тебя. Мы не созданы для этой трясины. Хочешь, я отвезу тебя на Таити, в Сен-Тропе…
– Прекрати, Тони. Мой дом в Бостоне. Я здесь живу, я здесь работаю. В этом городе мои друзья.
– Милая, ты только вспомни наши лучшие времена и сравни с этой скукой. Едем со мной, Кэлли.
– Я сказала «нет».
– Ты испытываешь меня? – не веря, спросил он.
– Я категорически отказываю тебе, Тони.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Ждешь кого-то? – взглянув на Джареда, поинтересовался бармен.
Джаред хмуро проигнорировал его. Он был слишком насторожен, слишком напряжен для непринужденной болтовни. Он нервно отхлебывал пиво и встряхивал головой всякий раз, когда в дверь кто-то входил, а затем разочарованно отворачивался.
– Я спрашиваю, ждешь кого-то? – настаивал на общении бармен, но, не дождавшись ответа, подошел к другому посетителю, завсегдатаю бара, и сообщил: – Это тот самый спец по статистике, который опрашивал наших клиентов про секс и прочее. Знакомый Кэлли из «Белль Марьяж». Это они готовили свадьбу для дочери босса.
Услышав такое небрежное упоминание о Кэлли, Джаред гневно посмотрел на болтливого бармена.
– Да, я тот самый. И я делал свою работу. У вас ко мне какие-то претензии? – откровенно враждебно осведомился профессор Таунсенд.
– Босс, тут ученый буянит! – шутливо крикнул бармен.
Из подсобки появился сам О'Мелли.
– Добрый вечер, мистер Таунсенд. С тех пор как вы в последний раз к нам заходили, о вас только и разговоров. Что, если не секрет, вы выспрашивали у наших посетителей?
– Я изучал любовь! Неужели так сложно поверить в то, что можно изучать любовь?! – негодовал Джаред.
– Любовь! – проговорил впечатленный владелец питейного заведения. – И каковы результаты? Посчастливилось сделать какое-нибудь открытие?
– Я выполнил все, что от меня требовали заказчики. Сказать вам что-то новое я вряд ли смогу.
– Вот и мы тут рассудили так же. Вряд ли что-то новое в этом вопросе может проявиться. Штука стара как жизнь, а понятнее от этого не становится.
– Если даже и так, то, по-вашему, и браться не стоит? – возмутился Джаред Таунсенд. – Если человека что-то волнует, а ему все твердят, будто это невозможно, немыслимо, непостижимо, необъяснимо, что ему тогда делать? Сдаться? И почему все считают себя экспертами в этом вопросе? Где результаты вашего знания и опыта, скажите? Худо-бедно барахтаетесь, как и все.
– Да что с тобой такое, приятель? – спросил О'Мелли. – Ты тут всех просто очаровал, только и разговоров было, что о твоем анкетировании и исследовании. Молодые пары гудели как улей, да и люди, что постарше, тоже весьма заинтересовались. И вот те на! Исследование окончено, а ясности так и нет… Вот, кстати, и твой знакомец, которого ты как-то кофе напоил, – указал О'Мелли на входящего в бар Сэма. – Ух, ты! Не узнать. Просто день преображений какой-то!.. Я его к себе на работу взял, с условием, разумеется, – пояснил хозяин. – Так, по разным поручениям. И представь, профессор, этот раньше прочих приходит на смену. Я его горьким пьяницей считал, а ему просто податься, оказывается, некуда. Один совсем. Дом – четыре стены. Вот и торчал у меня целыми днями, опрокидывая стакан за стаканом, лез ко всем со своими разговорами. Теперь даже на кухне до сандвичей допускаю. Он большой мастер по этой части. Бывший кок. Многие уже отметили, что у нас самые вкусные сандвичи с цыпленком. Настоящий художник. Выложит все так, что не только лакомство, но и шедевр.
– Теперь он у тебя, значит, на законном основании околачиваться может? – усмехнулся Джаред, поутихнув.
– Точно, – ответил О'Мелли и рассмеялся.
– Привет, профессор. Снова к нам? – расплылся в широкой улыбке Сэм. – Я, как видишь, чист и выбрит. Работа новая.
– Тогда можно и мне ваших коронных сандвичей? – попросил Джаред.
– Будет сработано, профессор, – оживленно ответил Сэм и нырнул в служебное помещение.
– Рад за него, – проговорил математик.
– Не все такие лояльные к пьянчужкам, как ты, приятель, потому я его и гонял, – пояснил О'Мелли.
– У меня отец пил, – просто отозвался Джаред Таунсенд.
– Сочувствую.
– Скончался рано, – добавил статистик.
– Да… – покачал головой О'Мелли.
– Наверное, тоже от одиночества, – предположил Джаред так, словно раньше ему это и в голову не приходило.
– Да, приятель, одиночество отравляет душу. Одинокому человеку все видится в скверном свете. Даже когда дома нелады, а есть дети и внуки, шумят, дерутся, все лучше, чем в пустую стену глядеть.
– Пожалуй, – вяло согласился Джаред.
– Ваш сандвич, профессор, – гордо объявил Сэм, появившись из кухни в чистом фартуке и с тарелкой в руке.
Джаред невольно улыбнулся.
– Спасибо, Сэм, – произнес он и вдумчиво откусил от сандвича кусочек, обстоятельно разжевал и одобрительно покивал головой. – Действительно очень вкусно. Тимьян?
– Точно, профессор! – радостно воскликнул Сэм, узнав ценителя. – Самая малость. С чабрецом нельзя перебарщивать.
– Ни с чем нельзя перебарщивать, – назидательно добавил хозяин бара и ушел в подсобку.
– Мудрый мужик, – сказал ему вслед Сэм. – Уважаю… Вот скажи, профессор… – шепотом проговорил он, замявшись. – Ты тут исследования проводил, я слышал. Вот и хочу спросить: как сделать так, чтобы женщина ласково на тебя стала смотреть? Я теперь вроде человек работающий, от излишеств воздерживаюсь. Не будет грехом и с женщиной познакомиться…
Услышав треньканье колокольчика, Джаред вздрогнул.
– Добрый вечер! – прозвучал в дверях мелодичный голосок Кэлли.
Джаред поспешно отложил сандвич и обернулся к входу. Его лицо осветила улыбка.
– Соседка пожаловала, – констатировал разговорчивый бармен. – Скольких переженили?
– Тебе бы на солнышко, Дракула, – шутливо сказала ему Кэлли. – «Маргариту», пожалуйста.
– А где Тони? – спросил Джаред присевшую к нему девушку.
– Не знаю, – просто ответила она. – На полпути в Мексику, наверное…
– А ты?
– А что я? Я здесь.
– Ты остаешься? – робко проговорил Джаред Таунсенд, вновь сосредоточившись на своем бутерброде.
– Что именно ты хочешь знать, Джаред? Давай без утайки, начистоту, – потребовала она.
– Начистоту? Давай! А о чем? – притворно удивился он.
– Помнится, за секунду до того, как вторгся Тони, ты о чем-то меня спросил. Напомни-ка мне, пожалуйста, что это был за вопрос?
– Спросил? Разве? Не припоминаю, – сморщив лоб, протянул Джаред.
– Ну и ладно, – отозвалась, махнув рукой, Кэлли. – Видимо, что-то несущественное, раз ни ты, ни я не помним… Я вот зачем пришла, Джаред. У меня есть, что тебе сказать.
– Говори, – напутствовал он.
– Всю свою сознательную жизнь я боялась привязываться к людям. Я рано поняла, что бывает очень больно, когда ты к человеку со всей душой, а он бесследно исчезает, как делал мой отец. Но хуже всего, что проделывал он этот фокус слишком часто, и каждый раз я по детской наивности внушала себе, что прошлое не повторится, ведь папа сам вернулся, осознав ошибку и раскаявшись. Поэтому я искала легких отношений. Чтобы не жаль было прощаться и не трепетать от встреч. Я только недавно поняла, что легких отношений не бывает. Если человек перестает быть тебе чужим, если ты отваживаешься впустить его в свое сердце, в свою душу, а то и в свой дом, то все, что он делает, говорит, думает, начинает трогать тебя непосредственно. И это не всегда оказывается приятным.
– В математической статистике существует такой раздел, теория ошибок называется. На ее постулатах основана методика выявления и оценки погрешностей всяческих измерений. Так вот, Кэлли, ошибки, согласно этой теории, подразделяются в первую очередь на систематические и случайные. То, о чем ты говоришь, – ошибки систематические. И знаешь, в чем их плюс, дорогая? Они могут быть учтены и даже устранены.
– Это должно обнадеживать? – подняла изящную бровь девушка.
– Безусловно, – решительно ответил профессор Таунсенд.
– А чем нам грозят ошибки случайные? – заинтересованно спросила Кэлли.
– О, об этом даже беспокоиться не стоит, милая. Согласно все той же теории, высокой степени погрешности наименее вероятны, хотя, конечно, тоже случаются, в этой самой теории…
Кэлли внимательно слушала его рассуждения, хитро сощурив изумрудно-зеленые глаза. Внезапно она положила мягкую ладошку на его жесткую щеку с пробивающейся щетиной. Профессор замолк.
– Я люблю тебя, Джаред. Всегда любила и… ненавидела. Я была очень зла на тебя. Негодовала из-за того, что ты, очкарик, такой близорукий. Я так ждала от тебя романтических безумств, а дождалась только нелепого пения под караоке на той вечеринке и одной ночи, которую запомнила на всю жизнь. Но когда ты целуешь меня, я в очередной раз совершаю самую систематическую из всех своих систематических ошибок: забываю, какими разочарованиями чревата любовь, и хочу любить тебя вечно.
– Боже! – шумно выдохнул Джаред, ошарашенный таким признанием, и неистово впился в губы, которые отважились это произнести.
– Слушай меня внимательно и запоминай, мы поженимся, у нас будет дом, будут дети, еще собака и сад. Повтори, – велела ему девушка, когда снова смогла говорить.
– Мы поженимся… дом, дети, собака, – отчеканил профессор свое стародавнее обещание.
– И сад, – добавила Кэлли.
– И сад… – послушно повторил за ней Джаред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
– Тони, мы все трое знаем, что я больше не твоя девочка, – возразила ему бывшая жена.
– Всегда была моей, – недружелюбно проговорил он.
– Тони, мы с Кэлли разговаривали, – строго заметил Джаред Таунсенд.
– Я слышал. Ты просил мою жену выйти за тебя.
– Бывшую жену, – уточнила Кэлли.
– Нас много связывает.
– Думал ли ты об этом, когда переезжал от меня к своей подружке? – спросила его девушка.
– А Джаред у нас сама надежность. Пора юности и развлечений прошла, настало время стабильного и благополучного существования. Для этого достаточно просто поменять мужей, – издевательски проговорил Тони.
– Кэлли, если ты попросишь, то я уйду. Но я бы хотел остаться, чтобы в случае необходимости поставить твоего бывшего мужа на место, – учтиво сообщил профессор Таунсенд.
– Не хорохорься, дружище. В сущности, я бессилен, если вы все уже решили, – успокоил его Тони. – Могу я поговорить со своей бывшей женой наедине?
– Я буду у О'Мелли, – сделав шаг в сторону, предупредил Джаред Кэлли, так и не заручившись ее согласием.
– До встречи, приятель. Рад был повидаться, – попрощался с ним Тони. – Забавно, – обратился он к Кэлли, когда Джаред ушел, – сначала я, теперь он.
– Обхохочешься, – процедила девушка сквозь зубы.
– Я слышал, наш Джаред теперь профессор. Согласен, такой супруг престижнее, чем рыцарь дорог, – проговорил он, обняв бывшую жену за талию.
Кэлли мгновенно вывернулась из его объятий со словами:
– Прошли те времена, Тони. Усвой это.
– Детка, такая жизнь не для тебя. Мы не созданы для этой трясины. Хочешь, я отвезу тебя на Таити, в Сен-Тропе…
– Прекрати, Тони. Мой дом в Бостоне. Я здесь живу, я здесь работаю. В этом городе мои друзья.
– Милая, ты только вспомни наши лучшие времена и сравни с этой скукой. Едем со мной, Кэлли.
– Я сказала «нет».
– Ты испытываешь меня? – не веря, спросил он.
– Я категорически отказываю тебе, Тони.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Ждешь кого-то? – взглянув на Джареда, поинтересовался бармен.
Джаред хмуро проигнорировал его. Он был слишком насторожен, слишком напряжен для непринужденной болтовни. Он нервно отхлебывал пиво и встряхивал головой всякий раз, когда в дверь кто-то входил, а затем разочарованно отворачивался.
– Я спрашиваю, ждешь кого-то? – настаивал на общении бармен, но, не дождавшись ответа, подошел к другому посетителю, завсегдатаю бара, и сообщил: – Это тот самый спец по статистике, который опрашивал наших клиентов про секс и прочее. Знакомый Кэлли из «Белль Марьяж». Это они готовили свадьбу для дочери босса.
Услышав такое небрежное упоминание о Кэлли, Джаред гневно посмотрел на болтливого бармена.
– Да, я тот самый. И я делал свою работу. У вас ко мне какие-то претензии? – откровенно враждебно осведомился профессор Таунсенд.
– Босс, тут ученый буянит! – шутливо крикнул бармен.
Из подсобки появился сам О'Мелли.
– Добрый вечер, мистер Таунсенд. С тех пор как вы в последний раз к нам заходили, о вас только и разговоров. Что, если не секрет, вы выспрашивали у наших посетителей?
– Я изучал любовь! Неужели так сложно поверить в то, что можно изучать любовь?! – негодовал Джаред.
– Любовь! – проговорил впечатленный владелец питейного заведения. – И каковы результаты? Посчастливилось сделать какое-нибудь открытие?
– Я выполнил все, что от меня требовали заказчики. Сказать вам что-то новое я вряд ли смогу.
– Вот и мы тут рассудили так же. Вряд ли что-то новое в этом вопросе может проявиться. Штука стара как жизнь, а понятнее от этого не становится.
– Если даже и так, то, по-вашему, и браться не стоит? – возмутился Джаред Таунсенд. – Если человека что-то волнует, а ему все твердят, будто это невозможно, немыслимо, непостижимо, необъяснимо, что ему тогда делать? Сдаться? И почему все считают себя экспертами в этом вопросе? Где результаты вашего знания и опыта, скажите? Худо-бедно барахтаетесь, как и все.
– Да что с тобой такое, приятель? – спросил О'Мелли. – Ты тут всех просто очаровал, только и разговоров было, что о твоем анкетировании и исследовании. Молодые пары гудели как улей, да и люди, что постарше, тоже весьма заинтересовались. И вот те на! Исследование окончено, а ясности так и нет… Вот, кстати, и твой знакомец, которого ты как-то кофе напоил, – указал О'Мелли на входящего в бар Сэма. – Ух, ты! Не узнать. Просто день преображений какой-то!.. Я его к себе на работу взял, с условием, разумеется, – пояснил хозяин. – Так, по разным поручениям. И представь, профессор, этот раньше прочих приходит на смену. Я его горьким пьяницей считал, а ему просто податься, оказывается, некуда. Один совсем. Дом – четыре стены. Вот и торчал у меня целыми днями, опрокидывая стакан за стаканом, лез ко всем со своими разговорами. Теперь даже на кухне до сандвичей допускаю. Он большой мастер по этой части. Бывший кок. Многие уже отметили, что у нас самые вкусные сандвичи с цыпленком. Настоящий художник. Выложит все так, что не только лакомство, но и шедевр.
– Теперь он у тебя, значит, на законном основании околачиваться может? – усмехнулся Джаред, поутихнув.
– Точно, – ответил О'Мелли и рассмеялся.
– Привет, профессор. Снова к нам? – расплылся в широкой улыбке Сэм. – Я, как видишь, чист и выбрит. Работа новая.
– Тогда можно и мне ваших коронных сандвичей? – попросил Джаред.
– Будет сработано, профессор, – оживленно ответил Сэм и нырнул в служебное помещение.
– Рад за него, – проговорил математик.
– Не все такие лояльные к пьянчужкам, как ты, приятель, потому я его и гонял, – пояснил О'Мелли.
– У меня отец пил, – просто отозвался Джаред Таунсенд.
– Сочувствую.
– Скончался рано, – добавил статистик.
– Да… – покачал головой О'Мелли.
– Наверное, тоже от одиночества, – предположил Джаред так, словно раньше ему это и в голову не приходило.
– Да, приятель, одиночество отравляет душу. Одинокому человеку все видится в скверном свете. Даже когда дома нелады, а есть дети и внуки, шумят, дерутся, все лучше, чем в пустую стену глядеть.
– Пожалуй, – вяло согласился Джаред.
– Ваш сандвич, профессор, – гордо объявил Сэм, появившись из кухни в чистом фартуке и с тарелкой в руке.
Джаред невольно улыбнулся.
– Спасибо, Сэм, – произнес он и вдумчиво откусил от сандвича кусочек, обстоятельно разжевал и одобрительно покивал головой. – Действительно очень вкусно. Тимьян?
– Точно, профессор! – радостно воскликнул Сэм, узнав ценителя. – Самая малость. С чабрецом нельзя перебарщивать.
– Ни с чем нельзя перебарщивать, – назидательно добавил хозяин бара и ушел в подсобку.
– Мудрый мужик, – сказал ему вслед Сэм. – Уважаю… Вот скажи, профессор… – шепотом проговорил он, замявшись. – Ты тут исследования проводил, я слышал. Вот и хочу спросить: как сделать так, чтобы женщина ласково на тебя стала смотреть? Я теперь вроде человек работающий, от излишеств воздерживаюсь. Не будет грехом и с женщиной познакомиться…
Услышав треньканье колокольчика, Джаред вздрогнул.
– Добрый вечер! – прозвучал в дверях мелодичный голосок Кэлли.
Джаред поспешно отложил сандвич и обернулся к входу. Его лицо осветила улыбка.
– Соседка пожаловала, – констатировал разговорчивый бармен. – Скольких переженили?
– Тебе бы на солнышко, Дракула, – шутливо сказала ему Кэлли. – «Маргариту», пожалуйста.
– А где Тони? – спросил Джаред присевшую к нему девушку.
– Не знаю, – просто ответила она. – На полпути в Мексику, наверное…
– А ты?
– А что я? Я здесь.
– Ты остаешься? – робко проговорил Джаред Таунсенд, вновь сосредоточившись на своем бутерброде.
– Что именно ты хочешь знать, Джаред? Давай без утайки, начистоту, – потребовала она.
– Начистоту? Давай! А о чем? – притворно удивился он.
– Помнится, за секунду до того, как вторгся Тони, ты о чем-то меня спросил. Напомни-ка мне, пожалуйста, что это был за вопрос?
– Спросил? Разве? Не припоминаю, – сморщив лоб, протянул Джаред.
– Ну и ладно, – отозвалась, махнув рукой, Кэлли. – Видимо, что-то несущественное, раз ни ты, ни я не помним… Я вот зачем пришла, Джаред. У меня есть, что тебе сказать.
– Говори, – напутствовал он.
– Всю свою сознательную жизнь я боялась привязываться к людям. Я рано поняла, что бывает очень больно, когда ты к человеку со всей душой, а он бесследно исчезает, как делал мой отец. Но хуже всего, что проделывал он этот фокус слишком часто, и каждый раз я по детской наивности внушала себе, что прошлое не повторится, ведь папа сам вернулся, осознав ошибку и раскаявшись. Поэтому я искала легких отношений. Чтобы не жаль было прощаться и не трепетать от встреч. Я только недавно поняла, что легких отношений не бывает. Если человек перестает быть тебе чужим, если ты отваживаешься впустить его в свое сердце, в свою душу, а то и в свой дом, то все, что он делает, говорит, думает, начинает трогать тебя непосредственно. И это не всегда оказывается приятным.
– В математической статистике существует такой раздел, теория ошибок называется. На ее постулатах основана методика выявления и оценки погрешностей всяческих измерений. Так вот, Кэлли, ошибки, согласно этой теории, подразделяются в первую очередь на систематические и случайные. То, о чем ты говоришь, – ошибки систематические. И знаешь, в чем их плюс, дорогая? Они могут быть учтены и даже устранены.
– Это должно обнадеживать? – подняла изящную бровь девушка.
– Безусловно, – решительно ответил профессор Таунсенд.
– А чем нам грозят ошибки случайные? – заинтересованно спросила Кэлли.
– О, об этом даже беспокоиться не стоит, милая. Согласно все той же теории, высокой степени погрешности наименее вероятны, хотя, конечно, тоже случаются, в этой самой теории…
Кэлли внимательно слушала его рассуждения, хитро сощурив изумрудно-зеленые глаза. Внезапно она положила мягкую ладошку на его жесткую щеку с пробивающейся щетиной. Профессор замолк.
– Я люблю тебя, Джаред. Всегда любила и… ненавидела. Я была очень зла на тебя. Негодовала из-за того, что ты, очкарик, такой близорукий. Я так ждала от тебя романтических безумств, а дождалась только нелепого пения под караоке на той вечеринке и одной ночи, которую запомнила на всю жизнь. Но когда ты целуешь меня, я в очередной раз совершаю самую систематическую из всех своих систематических ошибок: забываю, какими разочарованиями чревата любовь, и хочу любить тебя вечно.
– Боже! – шумно выдохнул Джаред, ошарашенный таким признанием, и неистово впился в губы, которые отважились это произнести.
– Слушай меня внимательно и запоминай, мы поженимся, у нас будет дом, будут дети, еще собака и сад. Повтори, – велела ему девушка, когда снова смогла говорить.
– Мы поженимся… дом, дети, собака, – отчеканил профессор свое стародавнее обещание.
– И сад, – добавила Кэлли.
– И сад… – послушно повторил за ней Джаред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11