Нам нужны были деньги. У отца дела шли хуже некуда. К концу лета я собрал пятьсот долларов.
Я помню, какое лицо было у матери, когда я выложил бабки на кухонный стол и сказал, что это все ей. На глазах у нее были слезы, она повернулась к отцу, стараясь скрыть их от меня. Губы у нее дрожали, но я расслышал, как она сказала: «Русачок мой». Вот и все.
Отец и сам очень растрогался. С каждым днем в аптеке становилось все хуже и хуже. Деньги доставались туго. Но губы у него сжались в горделивом упрямстве. — Положи их в банк, Дэнни, — сказал он тогда. Они тебе понадобятся для учебы в колледже.
Я же только улыбнулся. Уж он-то меня не надует, я сам с усами.
— Можно израсходовать бабки теперь, — заявил я с непреложной логикой. — У меня до колледжа еще два года. Вот тогда и подумаем об этом.
Отец, казалось, очень долго смотрел на меня. Затем он протянул дрожащую руку и взял деньги.
— Хорошо, Дэнни, — сказал он тогда. — Но мы запомним это. Когда дела поправятся, ты получишь их обратно.
Но уже тогда мы все понимали, что деньги ушли. Дела вовсе не шли на поправку, а становились хуже. Они шли туда же, куда шло все: псу под хвост. Но теперь было последнее лето, а я уже распрощался с бабками. Этим летом Сэм пообещал мне лишнюю сотню, если я увеличу выручку по сравнению с прошлым годом. Я подсчитал сумму в ведомости и подбил итог за сезон. В эти последние несколько недель сезона мне нужен был перерыв, а я был занят.
Времени оставалось только-только на то, чтобы искупаться перед обедом.
Я запер шкаф и вышел на веранду. Какая-то новая шалава и пацан с большими глазами играли в настольный теннис. Техника у девушки была ничего, но отмашку можно было бы подправить.
Я подошел к ней сзади и взял ракетку у нее из рук. — Слабо, детка, слабо, — уверенно заявил я. — Смотри-ка. У тебя все слишком сковано.
Большеглазый сердито посмотрел на меня и швырнул в меня шарик. Я легко его отбил. Он снова стрельнул в меня. И снова я отпарировал. Играл я хорошо и знал об этом. В следующий раз я крутанул шарик слегка по-английски, и он резко ушел в сторону от его отчаянного удара.
Я улыбнулся девушке. — Видишь, детка, все просто.
— То, как ты это делаешь, — она осыпала меня улыбками, — но не для меня.
— И для тебя, — небрежно ответил я. — Сейчас покажу.
Я вложил ракетку ей в руку и стал сзади нее. Потянулся и взял ее за руки сзади. Медленно я протянул ее правую руку на левую сторону почти у самого плеча. Она прижалась ко мне спиной, когда наши руки скрестились.
Она ничего не могла поделать, я связал ее. Предплечьем я чувствовал ее грудь и понимающе улыбнулся большеглазому. Тот бушевал от гнева, но не смел даже вякнуть. Я был слишком велик для него.
Я дал ей время прочувствовать это и глядел, улыбаясь, вниз. — Разве это сложно? — любезно осведомился я.
У нее стало краснеть лицо. Я видел, как краска поднимается от горла.
Она попыталась незаметно высвободиться. С таким же успехом она могла бы попробовать взлететь. Не смогла. Я был слишком силен для нее. Она ничего не смела сказать, потому что все парни смотрели на нас, и ее потом заклеймили бы недотрогой.
— Нет, пожалуй нет, — наконец ответила она.
Я ухмыльнулся и отпустил ее. Этот урок настольного тенниса она не скоро забудет. И ребята его тоже не забудут. Я видел, как они смотрели на меня с завистью в глазах. Здесь ценились не доллары, а дамочки, никто из них теперь и не подумает, что я провожу здесь лето только из-за денег.
— Тренироваться надо, детка, — сказал я и продефилировал с веранды очень довольный собой.
Я пересек игровое поле в направлении казино. У нас с Сэмом был на двоих небольшой однокомнатный домик позади него. В первый год здесь мы спали в комнате над казино и никак не могли как следует отдохнуть. В этом году Сэм поселился в домике, который служил нам и складом, и спальней. Сэм даже провел сюда телефон, так что у нас была связь с другими гостиницами.
Я отпер дверь, вошел в домик и с отвращением осмотрелся. Такой беспорядок. По всей комнате валялись коробки и ящики. У меня как будто не хватало времени навести здесь порядок. С веревки над кроватью я снял выцветшие габардиновые плавки и надел их. Осторожно ступая между ящиками, я прошел к двери и вышел на улицу. Я пообещал себе привести комнату в порядок после обеда. Тщательно запер дверь и пошел в бассейн.
В бассейне было как раз так, как мне нравилось — пусто. Я любил плавать свободно. Поэтому я приходил сюда утром, а постояльцы редко показывались здесь до полдника. Я посмотрел на старое объявление над входом в бассейн и прошел под ним. Это объявление выработало у меня привычку. В начале лета оно было ярко красного цвета, когда его только что покрасили, а теперь оно выцвело и остался от него только нежный шепоток.
БЕРЕГИТЕСЬ ГРИБКА
ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВХОДИТЬ В БАССЕЙН ВСЕ КУПАЮЩИЕСЯ
ДОЛЖНЫ ПРОЙТИ ВАННУ ДЛЯ НОГ
Приказ отдела здравоохранения
Я строго соблюдал этот приказ. Грибок мне был вовсе ни к чему. Я простоял в ванне почти две минуты и только затем вышел на борт бассейна, на цементном полу за мной потянулись мокрые следы.
Я посмотрел на веранду, не наблюдает ли кто-либо за мной.
Большеглазый со своей дамой все еще был у теннисного стола. Никто не смотрел.
Я чисто вошел в воду и живо поплыл в дальний конец бассейна. Вода этим утром была холодная, и мне нужно было двигаться, чтобы не замерзнуть.
И прекрасно. Я буду отрабатывать кроль, пока никого нет. Иногда я сбивался со счета и вдыхал, когда надо было выдыхать, и набирал полный нос воды.
Тогда я выскакивал из воды, отфыркиваясь и задыхаясь, чувствуя себя сбитым с толку. Затем я вошел в ритм, угрюмо ведя счет. Я проплавал так минут пятнадцать, когда услышал, что меня зовет мужской голос, сбился со счета и набрал в рот воды. Рассердившись, я посмотрел вверх.
Это был один из посыльных. — Там какая-то дама у стойки спрашивает твоего начальника.
Я подплыл к краю бассейна и глянул вверх на него. — Ты же знаешь, что его здесь нет, — горячо возразил я, — так зачем беспокоить меня? Скажи ей, чтоб катилась.
— Я так и сказал ей, — поспешно ответил посыльный, — тогда она спросила тебя.
Кто бы мог спрашивать меня? — Она назвалась? поинтересовался я.
Посыльный лишь пожал плечами. — Откуда мне знать? Я и не спрашивал. Я только успевал глаза таращить на детку. На твоем месте я бы встретился с ней. Такая дамочка! Он выразительно закатил глаза и чмокнул губами, Я усмехнулся и вылез из бассейна. Вода стекала с меня и образовала лужицы вокруг ног. Я взял полотенце и начал вытираться. — Чего же ты тогда ждешь? спросил я. — Пусть идет сюда.
Он скабрезно посмотрел на меня: «Хорошо, Дэнни.»
Уходя, он рассмеялся. — Но на твоем месте я бы покрепче подтянул трусы, прежде чем она придет сюда.
Закончив вытираться и сев на скамейку, чтобы надеть сандалии, я увидел, как на ноги мне легла тень. Я поднял голову.
— Здравствуй, Дэнни. — Передо мной стояла, улыбаясь, мисс Шиндлер.
Внезапно смутившись, я вскочил на ноги. С изумлением обнаружил, что я на добрую голову выше ее. — Ух, мисс Шиндлер, — промямлил я.
Она смотрела на меня, запрокинув голову и все еще улыбаясь. — Ты так вырос, Дэнни. Я бы не узнала тебя.
Я смотрел на нее сверху вниз. Странно как-то, но из-за нее я сразу подумал о доме. Здесь был совсем другой мир. Я вдруг вспомнил, что надо ответить на письмо матери. Оно лежало на столе в моем домике уже почти неделю.
Глава 11
— Сэма сейчас здесь нет, — ответил я ей на вопрос. — Он проверяет другие точки. Вернется вечером.
На лице у нее появилось какое-то выражение облегчения. — Я тут была по соседству, — быстро проговорила она. — Дай, думаю, загляну. — Она неудобно стояла в ярком солнечном свете и сощурившись смотрела мне в лицо.
Я постарался сохранять невозмутимость. По соседству. Девяносто миль от города.
— Ага, — сказал я. У меня возникла мысль. — Где вы остановились? Он может заехать к вам, когда вернется.
— О нет, он не сможет сделать этого! — ответила она. Слишком поспешно, — одумал я. Муж у нее где-нибудь поблизости, и она не хочет, чтобы он узнал. Она, должно быть, угадала, о чем я подумал. — Видишь ли, я путешествую и еще не знаю, где остановлюсь ночевать.
— А как насчет того, чтобы переночевать здесь, — догадливо предложил я. — Место здесь хорошее, и я могу устроить вам со скидкой. Она лишь покачала головой.
— Сэм обидится, если я скажу ему, что вы уехали, не дождавшись его, — сказал я.
Она проницательно посмотрела на меня. — Нет, — твердо ответила она.
— Лучше не надо.
Я огорчился и вдруг понял, что мне самому хочется, чтобы она осталась. В некотором роде она напомнила мне о доме, и я был рад видеть ее. В домике зазвенел телефон. Я схватил полотенце и побежал туда.
— Подождите минутку, — крикнул я ей через плечо. — Может это звонит Сэм. Я скажу ему, что вы здесь.
Я распахнул дверь и схватил трубку. — Хэлло, Сэм?
— Да. — Голос в трубке был хрипловатым. — Как дела?
— Хорошо, Сэм, — ответил я. В моем голосе просквозило волнение. — Мисс Шиндлер здесь и хочет тебя видеть.
Голос Сэма стал еще хриплее. — Что она там делает?
— Она говорит, что просто проезжала мимо и подумала было навестить тебя.
— Скажи ей, что смогу вернуться только поздно вечером, — быстро произнес он. — Устрой ее в хорошую комнату, и пусть подождет меня..
— Но, Сэм, — возразил я. — Я уже предлагал ей, но она не хочет оставаться.
Голос у него стал доверительным. — Послушай, малыш, я полагаюсь на тебя. Если только ты когда-нибудь испытывал к кому-либо такие чувства, как я питаю к ней, то ты поймешь меня. Дай ей все, что угодно, только уговори ее остаться. Я вернусь чуть раньше часа ночи.
Трубка в руке у меня умолкла. Я бестолково уставился на нее. На что он рассчитывает? Чтобы я ее умыкнул? Я медленно положил трубку и повернулся к двери. Сэм говорил со мной так, как будто бы я знаю, что делать, как будто он говорил с мужчиной, а не подростком. Я почувствовал в себе прилив гордости, направляясь к двери, но не успел дойти до порога, как она появилась в двери.
Она с любопытством заглянула в домик. — Можно войти? — спросила она.
Я так и замер посреди комнаты. — Да, конечно, мисс Шиндлер. — Я растолкал ящики на полу так, чтобы она могла пройти. — Мне нужно прибрать здесь, но у меня не было времени, — объяснил я.
Она закрыла за собой дверь, и я выпрямился, став лицом к ней. Лицо у меня вспыхнуло.
— Это был Сэм? — спросила она.
Я встретился с ней взглядом и молча кивнул.
— Что он сказал?
— Он сказал, чтобы я устроил вам комнату и все, что вы пожелаете и чтобы я удержал вас здесь до его возвращения, смело сказал я. В ее голосе послышался вызов и подозрительность.
— Он, кажется, слишком самоуверен, не так ли?
Я почувствовал, что краснею еще больше, отвел глаза от ее прищуренного взгляда, и ничего не ответил.
Теперь она почти рассердилась. Слишком уж я умничал. Каким-то образом она поняла, что я все знаю. — И что же ты ему скажешь, если я не останусь?
— резко спросила она.
Я отвернулся, стал двигать ящики и по-прежнему ничего не ответил. Она схватила меня рукой за плечо и повернула к себе. Лицо у нее теперь было красное. — Что ты ему скажешь? — возбужденно повторила она. Я внимательно посмотрел ей в глаза. Да черт с ней? Что она мне может сделать? Я уже больше не школьник.
— Да ничего, — с вызовом ответил я и убрал ее руку со своего плеча.
Она посмотрела на мою руку, сжимавшую ее кисть, затем медленно обвела взглядом комнату. Видно было, что она обдумывает свое решение. Взгляд ее снова вернулся ко мне. — Хорошо, — вдруг сказала она. — Я остаюсь. Наведи мне порядок в этой комнате.
Я вздрогнул. — Но Сэм велел мне снять вам комнату, номер...
В голосе у нее появилось упрямство. — Я сказала, что останусь здесь.
— Но здесь такой беспорядок, — запротестовал я. — Вам будет гораздо лучше в гостинице.
Она повернулась к двери и открыла ее. — Сэм велел тебе сделать все, что я пожелаю, лишь бы осталась. Так вот я останусь здесь. — Она остановилась на пороге. — Пойду запру машину. Можешь прибрать здесь, пока я хожу.
Я смотрел, как она закрывает дверь. Она подцепила меня и прекрасно это понимала. Я же никак не мог понять, отчего она так сердится, ведь я вовсе не давал ей никакого повода. Я подошел к окну и посмотрел ей вслед.
Она скрылась за бассейном. Мне были понятны чувства Сэма. Своей походкой она впечатляла гораздо больше, чем большинство баб своими купальными костюмами.
Отвернувшись от окна, я с отвращением посмотрел вокруг. Последнее письмо матери белело на столе. Я так на него и не ответил до сих пор, вот уже больше недели. Теперь опять будет некогда.
Меня там не было, когда... мама подпоясывала халат, спускаясь по лестнице. Воздух был тих и спокоен, она знала, что сегодня снова будет жарко. День еще только начался, а она уже устала. В последнее время она всегда быстро уставала.
Ей плохо спалось.
Отец принес ей из аптеки тонизирующее средство. Она принимала его каждое утро в течение недели, но это не помогало. Но она, конечно, говорила ему, что помогает, ему от этого легче. Мужчина должен чувствовать себя полезным, а он был расстроен тем, как шли дела.
Она жалела отца. Вчера во сне он плакал. Его голос в темноте разбудил ее, и она тихо лежала, прислушиваясь к его тихим невнятным словам, исходящим из самого сердца.
После этого она не могла уснуть. Казалось, этой ночи не будет конца.
Теперь она опять уже устала, и ничто ей больше не поможет. Душная жара утра не способствовала облегчению. Эти последние недели августа были обычно хуже всего. Она чувствовала, что больше не может выдержать такой жары, ей хотелось бы, чтобы лето скорее кончилось.
Она прошла на кухню, открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь Он был почти пуст. Она всегда гордилась тем, что холодильник у нее всегда полон. Она всегда говорила, что ей нравится, когда в доме всего полно, и не надо каждый день ходить в магазин. Теперь же его скудость лишь добавляла ей боли. Кусочек льда, уменьшившийся со вчерашнего дня, почти пустая коробка яиц, половина чевертьфунтового куска масла. Даже молочная бутылка, в которой было немного молока, казалось, причиняла ей боль. Она медленно затворила холодильник. Этих трех яиц хватит на завтрак. Она вдруг обрадовалась, что меня нет дома. Она решила посмотреть в почтовый ящик, не пришло ли письмо от меня.
Послышался шум молочной цистерны. Она почувствовала себя лучше, у молочника можно будет кроме молока взять яиц и масла. Он, по крайней мере, запишет товар на ее счет, так что она сможет потратить те несколько долларов, что лежали в фужере на раковине, на цыпленка в суп. Она заспешила к парадной двери, чтобы не упустить его.
Молочник стоял на колене перед ящиком, когда она открыла дверь. Он медленно поднялся на ноги, на лице у него было какое-то особо виноватое выражение. — Доброе утро, г-жа Фишер, — сказал он натянутым, расстроенным голосом.
— Доброе утро, Борден, хорошо, что я вас застала, — ответила мать.
Слова так и слетали у нее с губ, она даже слегка задыхалась от волнения.
— Сегодня мне надо яиц и масла.
Молочник виновато потоптался. — Да уж, г-жа Фишер, к сожалению, но..., — голос у него стал совсем беззвучным.
На лице у нее отпечаталось разочарование. — То есть все кончилось?
Он молча покачал головой. Он показал рукой на ящик, стоявший перед ней на крыльце.
Мать сбилась с толку. — Я, я не понимаю, — запинаясь, произнесла она, следя взглядом за его рукой. Затем она вдруг поняла. В ящике был желтый листок. Только листок, молока не было.
Она медленно взяла листок и начала читать его. Они прекращают ее обслуживать. Она должна им по счетам за три недели. Она подняла глаза на молочника, в них сквозил ужас. У нее было бледное и больное лицо.
— Сожалею, г-жа Фишер, — сочувственно пробормотал он.
На газон перед домом брызнула струя воды. Она вдруг заметила, что г-н Конлон поливает сад. Он смотрел на них.
Она уловила его взгляд. — Доброе утро, г-жа Фишер, — пробубнил он.
— Доброе утро, — автоматически ответила она. Надо что-то делать. Она уверена, что он все видел и слышал. Она снова посмотрела на счет: четыре доллара и восемьдесят два цента. В фужере на раковине было как раз пять долларов..
Она с трудом обрела дар речи и попробовала улыбнуться. Губы у нее были совсем белые, а улыбка больше походила на гримасу каменной статуи. — Я как раз собиралась заплатить вам, — сказала она молочнику нарочито твердым голосом. — Подождите минутку.
Она быстро закрыла за собой дверь. На мгновенье она слегка прислонилась к ней, счет выскользнул у нее из дрожащих рук и упал на пол.
Она и не попыталась поднять его, боялась, что упадет в обморок, если сделает это.. Вместо этого она поспешила на кухню и взяла деньги из фужера над раковиной.
Она медленно, неохотно пересчитала деньги, как будто при пересчете они вдруг каким-то чудесным образом удвоятся.
Было ровно пять долларов. Ей стало холодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45