Ладонь у меня тоже была порезана, и из нее текла кровь, а правый рукав был разорван. В тусклом свете я разглядел рваную рану на предплечье. В ней медленно поднималась кровь, но это теперь не имело значения. Все мне было безразлично, я так устал. Я прислонился головой к решетке перил и закрыл глаза.
Они закрылись только на миг, и тут же я открыл их снова. У меня вновь возникло такое ощущение, которое я испытал раньше. За мной кто-то следит.
Опухшими глазами я оглядел улицу.
Через дорогу у тротуара стоял автомобиль. Фары у него были погашены, но мотор тихонько работал. Они снова преследуют маня. Спит и Сборщик, должно быть, сообщили своим.
Не поднимаясь на ноги, я перевернулся на живот и вполз обратно в подъезд. Там я посидел некоторое время, раздумывая что делать. Может быть, удастся прошмыгнуть назад и затем через крышу на соседний дом, и таким образом улизнуть от них.
Затем меня охватило чувство безнадежности. И что это даст? Они же будут преследовать меня, пока не выследят. У них везде есть друзья.
Спрятаться негде.
Я сунул пальцы в карман. Деньги все еще там. Может быть, если я отдам их, то они меня отпустят. Но уже тогда, как только я подумал об этом, понял, что из этого не выйдет ничего хорошего. Я зашел слишком далеко.
Слишком глубоко увяз.
Но деньжата все-таки сгодятся для того, для чего я их доставал.
Старина может все-таки воспользоваться ими и купить себе аптеку. По крайней мере мать и Мими будут устроены таким образом. Если они схватят меня с ними, то получат все. С какой стати давать им это?
На полу у меня под рукой была какая-то афиша. Я поднял и стал разглядывать ее: «Крупная распродажа в аптеке Бернера». Я перевернул ее.
Тыльная сторона была чистой. Я сунул руку в карман за карандашом.
Слова отпечатались на бумаге карандашом и кровью: «Дорогая мама, деньги — для аптеки. Не давай ему снова упустить их. С любовью, Дэнни.»
Я завернул деньги в бумагу, встал и сунул их в почтовый ящик. Хоть раз я порадовался тому, что власти заставили домовладельца установить новые почтовые ящики, так как старые были совсем разбиты, и любой мог забраться в них. Мать возьмет их завтра утром, когда спустится брать почту.
Машина все еще стояла на улице, а мотор у нее урчал. Я отряхнул брюки. Под ложечкой у меня засосало, когда я медленно стал опускаться по ступенькам. Я намеренно повернулся спиной к машине и пошел прочь. Через полквартала я услышал, как скрипнула коробка передач, как зашуршали шины, отъезжая от тротуара. Подавляя в себе импульс бежать, я глянул через плечо. Машина неслась по улице за мной.
Мне еще сильнее захотелось бежать. Я подавил в себе это желание. Да черт с ними! Я остановился и повернулся лицом к приближающейся машине.
Слезы ручьем текли у меня по щекам, а леденящий страх сковал мне все тело.
Я отчаянно сглатывал, пытаясь подавить подступавшую тошноту.
Я отступил на несколько шагов. Пальцы мои коснулись холодного металла столба уличного фонаря и я вяло прислонился к нему. Я уже чувствовал горечь рвоты во рту, и мириады дурацких мыслей бешено запрыгали у меня в уме.
Когда ты вырос, Дэнни Фишер?
В жизни каждого человека наступает миг, когда надо отвечать на этот вопрос. Там, в холодной черной темени я нашел свой ответ.
Я боялся умереть. И там, когда бесформенный страх сковал мне тело, превратив мой желудок в бунтующий орган, почки — в оледеневший комок, мочевой пузырь — в сочащийся нерегулируемый кран, я внезапно вырос.
Я вырос, осознав, что не бессмертен, что я сделан из плоти, которая сгниет и превратится в прах, а когда я умру, кровь станет в жилах черной.
Именно тогда я понял, что мне придется пережить судный день. Что мать и отец лишь сотворили меня, но они не попечители моей души. Я просто случайно получился у них.
Я был одинок в своем собственном одиноком мире. В этом мире я и умру, и никто не вспомнит мое имя. На меня опустится смерть, покроет меня земля, и меня больше не будет.
Ноги у меня ослабли и стали водянистыми, и несмотря на то, что я отчаянно хватался за столб, я все же опустился на колени на тротуар. Когда подъехала машина, я крепко закрыл глаза, а веки выжимали из них слезы. Я слышал, как открылась дверь и глухо застучали по тротуару шаги, торопясь ко мне.
Я повернул лицо к столбу и уткнул его в изгиб локтя. Я почувствовал, как из нижней губы под зубами у меня потекла кровь. Я начал молиться. Не ради жизни, ради смерти. Смерть, будь добра, приди и забери меня от этого ужаса, при котором я не могу жить.
Я ощутил легкое прикосновенье руки, и чей-то голос прошептал мне на ухо: «Дэнни!»
Я еще глубже уткнулся лицом в руку. Крик испуга застрял у меня в горле. Голос смерти был нежным, как у женщины, но это только лишь для того, чтобы помучить меня.
Голос настаивал. — Дэнни! повторил он. — Я ждала тебя. А ты убежал!
Это уж был не голос смерти. Это был голос женщины, исполненный теплоты и сочувствия. Это голос жизни. Медленно, еле осмеливаясь взглянуть, я поднял голову.
Лицо у нее было бледным в свете уличного фонаря. — Я пришла предупредить тебя, — быстро прошептала она. — Макс послал Спита со Сборщиком, чтобы разыскать тебя!
Я смотрел на нее, пытаясь понять смысл ее слов. И тогда сорвался. Это была Сара, называемая Ронни. Я начал истерически хихикать. Я все еще на воле!
Она смотрела на меня так, как будто бы я вдруг сошел с ума. Она стала трясти меня за плечи. — Тебе нужно скрыться, — настойчиво шептала она. — Они могут появиться здесь в любую минуту.
Я посмотрел вверх на нее, а слезы все еще текли у меня по лицу. Я перестал смеяться и протянул к ней руки. — Помоги, — попросил я, хрипло выдавливая слова из горящего горла. — Они не придут.
Она взяла меня под мышку и подняла на ноги. — То есть как это, не придут? спросила она.
Теперь я стоял на ногах. Вдруг она отпустила руку, и я уперся в столб. — Да у тебя кровь! — крикнула она.
Я кивнул. — Они уже поймали меня.
На лице у нее возникло испуганное выражение. — Что произошло?
— выдохнула она.
— Что произошло? — хрипло повторил я и снова рассмеялся. — Я не знаю, что произошло. Я оставил их в проулке. Думаю, что Спит мертв. А может быть, и Сборщик. Все это так смешно. Они пришли убивать меня, а убил их я!
Смех все еще клокотал у меня в горле, я откинул голову назад и закрыл глаза. Вот так шутку сыграл я с Макси Филдзом.
Она потянула меня за руку. Я качнулся вперед и чуть не упал.
— Тебе надо скрыться! Филдз убьет тебя, когда узнает об этом!
Все еще улыбаясь, я уставился на нее. — Куда мне идти? спросил я. — Мне некуда деваться. Даже отец родной не пускает меня домой.
Она посмотрела мне в глаза. — Некуда идти? — переспросила она.
Я покачал головой. — Абсолютно. — Я снова стал опускаться на тротуар.
Вдруг она обхватала меня и потащила к машине. Я вяло плелся за ней.
Она открыла дверцу, и я рухнул на заднее сиденье. Дверь закрылась, и она села за руль. Я почувствовал, как машина подо мной поехала. Повернул лицо к сиденью и закрыл глаза.
Когда я снова открыл их, мы ехали по мосту. Похоже, это был Манхэттенский мост, но я слишком устал и снова закрыл глаза. Я неуклюже повернулся, и мне стало очень тепло.
Она снова потянула меня за руку. Я проснулся и почувствовал запах соленого воздуха. Я еле вывалился из машины и попытался сфокусировать зрение. Мы стояли на темной улице. Невдалеке был деревянный настил, а под ним — белый песок. Со стороны пляжа доносился рокочущий гул океана. Она повела меня к небольшому домику, стоявшему сразу же за настилом. На нем была вывеска:
ЛАВКА БЕНА СОДОВАЯ БУТЕРБРОДЫ ГАМБУРГЕРЫ КОНФЕТЫ — Где мы, — спросил я.
Она пробежала взглядом по моему лицу. — Кони-Айленд, — кратко ответила она.
Она провела меня вокруг дома к небольшой будке. Я шатался. Обняв меня, она постучала в дверь. — Бен! Проснись! — тихо позвала она.
В будке мелькнул свет. Раздался какой-то стук. Затем за закрытой дверью раздался мужской голос, глухой и хриплый со она. — Кто там?
— Сара, — ответила она. — Скорее, Бен, открой! Дверь распахнулась, и нас окатило светом. В дверях с улыбкой на лице стоял мужчина. — Сара! — воскликнул он. — Я и не ждал тебя так скоро назад! — Улыбка слетела у него с лица, как только он увидел меня.
— Сара, что это?
— Впусти нас, — сказала она, помогая мне в дверях. Мужчина молча отступил. У стены была небольшая койка, и она подвела меня к ней. Я с благодарностью откинулся на нее. Она повернулась к мужчине. — Добудь горячей воды, — быстро приказала она.
Я посмотрел на нее, затем на него. Когда он двинулся по комнате, раздался стук. Из штанины его пижамы торчала деревяшка. Когда он повернулся, я с удивлением поднял глаза. Один рукав у него был пристегнут к рубашке. Я закрыл глаза. Мерещится. Когда я снова открыл их, они все еще стояли там, Сара и мужчина с одной ногой и рукой.
— Он ранен, Бен, — сказала она. — Надо раздобыть горячей воды и очистить его.
Я встал на ноги. Мне было жарко. Комната расплывалась у меня перед глазами. Мужчина очень хорошо топит здесь. — У меня все в порядке, — сказал я. — Не беспокойтесь. У меня все в порядке.
Вдруг комната закружилась передо мной. Они оба стояли на головах. Я никак не мог понять этого. Может быть, я так еще не выбрался из прохода.
Внизу, в углу появился луч света.
— Папа, впусти меня! — крикнул я и кинулся головой прямо на свет. Я легко прошел сквозь него, как рыба в воде, и очутился на другой стороне в темноте.
Все дни моей жизни
Книга третья
Глава 1
Когда я вышел из-под настила, июльское солнце выныривало из воды. Его золотисто-красные лучи как будто свежевымытые скользили по волнам. Под ногами у меня скрипел белый чистый песок. Позднее он станет грязным и усыпанным мусором, но сейчас он был свежим и прохладным, и мне было так приятно ступать по нему.
На настиле было пусто. Через пару часов здесь появится первый представитель толпы. Я набрал полную грудь свежего утреннего воздуха и потопал к воде. Только в это время и можно было искупаться. В моем распоряжении весь Атлантический океан.
Я сбросил полотенце, окутывавшее мне плечи, и оглядел себя. На руке остался только бледный шрам, где Спит ударил меня. Все остальное прошло, скрылось под почти черным загаром, покрывшем мне тело. Конечно, мне повезло.
Я врезался в воду и быстро поплыл к дальнему буйкy. Горько-сладкий вкус соленой воды стоял у меня во рту и носу. Он был свеж и бодрящ. Пляж казался очень далеким и маленьким. Я перевернулся на спину и отдался на волю волн. Я находился как бы в своем собственном особом мире, Трудно поверить, что прошло почти два месяца с тех пор, как Сара привезла меня сюда. То, что случилось той ночью в действительности случилось не со мной, это случилось с кем-то другим, жившем в моем теле, пацаном, носившем мое имя. Но теперь все это уже позади. Сара окрестила меня новым именем, когда макнула вату в теплую воду и смыла грязь и запекшуюся кровь с порезанной руки и бока.
Дэнни Уайт. Она дала мне это имя, когда познакомила меня со своим братом. Вспоминая об этом, я улыбнулся. Сначала я был слишком слаб, чтобы протестовать, но когда на следующий день я увидел газеты и свое имя под фотографиями Главз, то порадовался. Чем меньше ее брат или кто-либо другой будут знать обо мне, тем мне будет лучше.
Мы внимательно просмотрели газету, чтобы узнать, что стало со Спитом и Сборщиком. Но там об этом ничего не было. Мы обменялись удивленными взглядами, но не решились разговаривать до тех пор, пока Бен не ушел доставать что-нибудь поесть.
— Как ты думаешь, их уже нашли? — спросил я. Она покачала головой, с тревогой глядя на меня. — Не знаю, — ответила она. — Я узнаю, когда вернусь туда сегодня вечером.
— Ты вернешься туда? — удивился я.
— Придется, — тихо ответила она. — Если я не появлюсь, тогда Макси поймет, что что-то случилось, и станет меня искать. Только так мы будем в безопасности.
Я попробовал было сесть на койке, но был слишком слаб, и упал назад на подушку. — Я уберусь отсюда, — пробормотал я. — Я приношу тебе только неприятности.
Она с любопытством посмотрела на меня. — И куда же ты пойдешь?
— Не знаю, — ответил я. — Найду что-нибудь. Здесь оставаться нельзя.
Рано или поздно они пронюхают. Тогда достанется и тебе.
Она нагнулась вперед и слегка погладила мне щеку. — Ты останешься здесь, Дэнни, — спокойно сказала она. — Останешься здесь и будешь работать с Беном. Ему нужна помощь, один он не управляется.
— А что, если кто-нибудь узнает меня? спросил я.
— Никто тебя не узнает, — уверенно произнесла она. — Кони-Айленд — большой paйoн. Летом сюда приезжает более полутора миллионов людей, а тебе лучше всего скрываться в толпе. Да они и не подумают, что ты находишься тут.
Я уставился на нее. То, что она говорит, — разумно. — А как же ты? — спросил я, — Он же спросит, где ты была этой ночью. Что ты ему скажешь?
— Ничего, — просто ответила она. Помощницы по найму имеют право на выходной. Если он спросит, что я делала, я скажу ему, что ездила в гости к брату. Он знает, что я так поступаю каждую неделю. Тут уж настала моя очередь удивляться. — Твой брат знает о Макси? Она кивнула, отводя глаза в сторону. — Он думает, что я личный секретарь у Макси. А до того, он полагает, что я работала манекенщицей. — Она повернулась ко мне с умоляющим взглядом. — После одного несчастного случая пять лет тому назад, когда он понял, что остался без руки и ноги, он хотел умереть. Он считал, что работать больше не сможет, и что будет вечно обузой для меня. У нас в семье больше никого нет. В том году я закончила среднюю школу. Я велела ему не беспокоиться, сказала, что буду работать и содержать его до тех пор, пока он не сможет снова работать. Так же, как он содержал меня с тех пор, как умер отец. Я пойду и устроюсь на работу.
Она улыбнулась мне безрадостной улыбкой. — Я была тогда совсем еще ребенок. Я не знала, сколько нам понадобится денег на лекарства и врачей, не знала, как мало платят стенографисткам и машинисткам. Пятнадцати долларов в неделю не хватало даже на малую часть наших расходов. Сначала я устроилась билетершей в один театр. Я быстро освоила работу и, когда несколько недель спустя пошла к начальнику просить надбавку, он просто рассмеялся мне в лицо. Я ничего не поняла и спросила, чего он смеется.
— Ты смышленая малышка, — сказал он, — но я не могу платить тебе больше.
— Но мне нужно больше денег, — заплакала я.
Он постоял мгновение, затем вышел из-за стола. — Если тебе действительно так трудно, — сказал он, — то я могу дать тебе лизнуть медку.
— Как? — спросила я. — Я буду делать все, что угодно. Мне очень нужны деньги!
— Сегодня будет вечеринка, — сообщил он. — Сюда, в город приезжают друзья, и они попросили меня прислать им девочек на вечер. Они платят двадцать долларов.
Я уставилась на него. Вряд ли я соображала тогда, что он имеет в виду, но двадцать долларов — это огромные деньги, и я пошла на вечеринку.
Я никогда не видала ничего подобного и уже собиралась было уходить, когда вошел мой начальник и увидел, что я стою у стены как истукан. Он понимающе улыбнулся и принес мне вылить. Мне стало хорошо, я расслабилась и выпила еще. Потом, помнится, я пошла с ним в комнату.
Утром, когда проснулась, я оказалась одна в незнакомой комнате, у меня ужасно болела голова. Ничего не соображая, я выбралась из постели и стала искать свою одежду. Она была на стуле, к ней была пришпилена записка : «Сегодня можешь придти попозже», — говорилось в ней. Под запиской была двадцатидолларовая банкнота. Так я стала профессионалкой. Я посмотрелась в зеркало. На лице у меня не было видимых изменений, на лбу — никакой красной буквы. Ничего не изменилось, кроме того, что я нашла способ заработать двадцать долларов, когда они мне понадобятся. А с течением времени, они мне требовались очень часто.
Она встала и посмотрела вниз на меня. Лицо у нее было бесстрастным, голос спокойным и невыразительным. — Вот так оно и случилось. Я работала и платила по счетам и докторам и за лекарства, но только тогда, когда на одной из вечеринок я встретила Макси Филдза и понравилась ему, я смогла собрать достаточно денег, чтобы устроить Бену вот это место.
Я не знал, что и ответить. Во рту у меня стало сухо, мне хотелось закурить сигарету. Я потянулся к пачке, лежавшей у кровати. Она угадала мое желание, и наши руки встретились на пачке. Я взял ее за руку, а глаза ее печально смотрели в мои.
— Вот так оно и было до той ночи, когда ты остался, потому что я попросила тебя. Потому, что ты не захотел, чтобы Макси подумал, что я подвела его, потому, что ты не хотел, чтобы он навредил мне. Никогда ради любви, всегда за деньги. Никогда ради себя. Всегда за деньги. До той ночи.
Тогда я вдруг поняла, что проторговалась. Но было слишком поздно. Я уже назначила цену, и не могу теперь отказаться от сделки.
Она отпустила мою руку и протянула мне сигарету. Я сунул ее в рот, а она поднесла мне спичку.
— А тебе обязательно возвращаться, Сара?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45