А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Джелозо в соседней комнате.– Как? – вскричал Гонзаго. – Она здесь, и ты до сих пор скрывал это от меня, изменник! Тебе стоило только сказать это, чтобы уменьшить боль от моей раны, чтобы успокоить горячку моего мозга… Веди ее сюда… Веди!– Она спит, монсеньор, – сказал слуга, и странная улыбка осветила его желтое лицо. – Она спит, подавленная усталостью и страхом.– Андреини, – сказал сурово принц, – в этом черном намеке я узнаю дурного советника, против которого предостерегал меня отец… Это было бы возмутительно!– Монсеньор!– Все равно. Кто в ее комнате?– Изинтио.– Пусть он выйдет, и принеси мне бокал кипрского. Пока Андреини выходил, чтобы исполнить приказ своего господина, Гонзаго, не обращая внимания на слова доктора, быстро ходил взад и вперед по комнате, бросая на дверь пылающие взгляды. Перспектива возмездия и исполнения его черных планов, казалось, придавала ему новые силы. Его шаг стал тверд и ровен, глаза сверкали, бледное лицо покрылось яркой краской. Наконец Андреини вернулся, неся бокал вина. Винченцо поспешно схватил его и поднес к губам.– Ваша светлость, умоляю вас, не пейте этого вина! – вскричал доктор. – Я не отвечаю за вашу жизнь, если вы меня ослушаетесь. Это вино обратит горячку, сжигающую вашу кровь, в неизлечимое безумие. А ты, Андреини, – продолжал он, бросая на слугу угрожающий взгляд, увидев, что принц не слушает его слов, – ответишь герцогу, моему господину, если с принцем случится несчастье.– Я знаю только одного господина, принца Винченцо, signor medico, – высокомерно отвечал Андреини. – Но добровольно подвергнусь какому угодно наказанию от твоего господина, если мое вино не принесет принцу больше пользы, чем все твои вонючие микстуры.– Оставайся здесь, Андреини, – сказал принц, отдавая слуге пустой бокал. – Она одна? – спросил он, понижая голос.– Одна и спит глубоким сном, – отвечал Андреини. – Я взял у нее ее кинжал, – прибавил он, кидая на принца многозначительный взгляд. – Пчела теперь без жала.– Принц! – вскричал доктор, бросаясь на колени перед Винченцо и хватая его за платье. – Я знаю ваши намерения. Я видел это несчастное создание, которое вы хотите обесчестить. Я слышал ее жалобы и стоны, она вас не любит, она любит другого.– Прочь! – крикнул Гонзаго, вырываясь из рук доктора.– Сжальтесь! Не совершайте этого низкого поступка. Эта девушка спит. Питье, которое я дал ей, сильно наркотическое. У нее нет даже сил для защиты, для слез и криков.– И стали тоже, – прибавил с усмешкой Андреини, отталкивая сострадательного медика.– Пресвятая Дева! Сжалься над ней! – вскричал тот, падая на колени.– Жди меня в этой комнате, – сказал принц своему слуге, – и смотри, чтобы этот человек не ушел отсюда.Андреини поклонился, пропустив принца в дверь, обнажил свою шпагу и опустился в кресло, напевая прелестный мадригал божественного Тассо, жившего в те времена в госпитале Святой Анны на Ферраре.– Презренный! – вскричал доктор, глядя на него с отвращением и ужасом. – Не погань стихи славного Тассо, произнося их в такую минуту.– Славный Тассо сам хвалил мой голос, – сказал, смеясь, Андреини. – Я видел его на Ферраре, когда был там с моим господином при дворе герцога Альфонса II. Тогда-то сам поэт выучил меня петь очаровательную песню, которую вы сейчас прервали. Бедняга! Он теперь не поет более любовных куплетов!В эту минуту из соседней комнаты донесся глухой крик. Андреини приложил палец к губам в знак молчания.– Матерь Божья! Защити ее! – вскричал доктор, затыкая уши.В течение нескольких секунд Андреини внимательно прислушивался, не повторится ли крик. Но ничего более не было слышно, и он снова принялся напевать свою песню с прежней беззаботностью.Едва он окончил, как послышался легкий стук в дверь, и голос, по которому можно было узнать Руджиери, спросил позволения войти. Андреини вскочил.– Diavolo! – вскричал он. – Старый астролог здесь! Значит, еще не вышел срок его договора с сатаной, если он избежал костра. Поздравляю вас с избавлением от пытки, – сказал он, отворяя дверь астрологу, – вы счастливо отделались.Руджиери, не обращая внимания на слова слуги, беспокойно окинул взглядом комнату.– Принца Винченцо нет здесь? – вскричал он.– Ты видишь, его постель пуста, – отвечал небрежно Андреини.– Веди меня к нему. Дело идет о жизни и смерти, я должен видеть его немедленно.– Даже если бы дело шло о спасении твоей души от когтей Люцифера, и тогда тебе пришлось бы подождать его возвращения, – сказал, нисколько не волнуясь, Андреини. – На этот счет его светлость дал самые строгие указания.– Неужели ничто не может заставить тебя нарушить их? – спросил умоляющим тоном Руджиери.– Даже звуки твоих горнов не смогут этого сделать, – отвечал Андреини.– Этот бриллиант не имеет блеска в твоих глазах? – сказал астролог, показывая великолепное кольцо.– Клянусь Гермесом! Какая прелесть! – вскричал слуга с восторгом знатока. – И он отлично пошел бы к моему пальцу. Сказать вам прямо, в эту минуту невозможно переговорить с его светлостью.– Почему же это, Андреини?– Потому что… но слушайте, слышите ли вы крик?– Крик женщины?– Да.– Доносящийся из соседней комнаты?– Да.– И принц там?– Там.– Скажи же мне имя жертвы, демон! Возможно это?– Вы очень любопытны, mio padre.– Это кольцо твое. Ее имя?– Я могу назвать вам ее профессию, если вам этого будет достаточно.– Говори же!– Это джелозо.– Смерть!.. Бесчестие!.. – вскричал в отчаянии астролог. – К чему ты скрывал от меня это! Я мог бы еще оказать ей помощь.– Вы?– Я… ее отец.– Вы придете слишком поздно, – печально сказал Андреини.– Не поздно, чтобы отомстить за нее! – вскричал Руджиери ужасным голосом.С этими словами он вырвал из рук изумленного слуги его шпагу и бросился вон из комнаты.Ориентируясь по крикам несчастной Джиневры, Руджиери скоро нашел комнату, где она была заперта. Дверь оказалась закрытой на ключ. Собравшись с силами, каких он не знал с дней своей молодости, астролог бросился на эту дверь, стараясь ее выломать. Но все усилия его были тщетны, дверь не поддавалась.Услыхав, что помощь близка, Джиневра возобновила свои отчаянные крики. Но никто не приходил, не становился между несчастной девушкой и грозящим ей насилием, ее голос становился все слабее и слабее и, наконец, слышны стали только глухие стоны. Андреини последовал было за астрологом, но, увидев, что дверь не поддается усилиям, счел благоразумным дать успокоиться его гневу и ярости, прежде чем приблизиться к нему. Поэтому он спокойно скрестил руки на груди и, прислонившись к колонне, ждал удобной минуты вмешаться.Мучения этих нескольких ужасных минут довели несчастного астролога до безумной ярости. Он рвал на себе волосы, царапал грудь и, быть может, посягнул бы и на свою жизнь, если бы его не удерживала жажда мести.– Дитя мое! Дитя мое! – кричал он в отчаянии. – Я здесь! Я пришел к тебе на помощь, я отомщу за тебя. Я слышу твои крики, твои стоны, моя Джиневра, они разрывают мое сердце… Но эта дверь из железа, я не могу ее выломать… ведь у тебя есть кинжал? (Андреини улыбнулся). Не замедли употребить его!.. Ад! Муки пытки – ничто в сравнении с тем, что я испытываю! Дитя мое! Дочь моя! Ты была сама невинность и чистота, и ты опозорена, обесчещена!.. Я схожу с ума! Моя безрассудная рука сняла с твоей груди талисман, который должен был хранить твою добродетель… Но это что?.. этот шум… это падение… эта мертвая тишина… О! Ужас! Он ее умертвил. Силы ада, укрепите мою руку, я заколю его, когда он выйдет.В это время позади послышались чьи-то поспешные шаги. Руджиери обернулся и увидел Кричтона в сопровождении Блунта.Заметив астролога, шотландец радостно вскрикнул.– Клянусь Святым Андреем! Вот это здорово! – вскричал он. – Ты уже ускользнул от меня сегодня, и я поверю твоей магии, силе, которой приписывают твое бегство, если ты уйдешь от меня во второй раз. Пойдем, негодяй! Я сведу тебя в Лувр.– Я готов следовать за вами, шевалье, куда бы вы меня ни повели, хотя бы даже на костер, приготовленный для моей казни, если только вы поможете мне прежде освободить несчастную молодую девушку, ради которой вы рисковали вашей жизнью прошлой ночью.– Джиневра! – вскричал, вздрогнув, Кричтон. – Что с ней случилось? Негодяй! Ты отдал ее на позор… Где она? Где принц?– В этой комнате.– Иди за мной.– Дверь крепко заперта, иначе я не был бы здесь.– А!– Каждая минута полна ужаса! Ради Бога, помогите ей!Кричтон оглянулся вокруг. Галерея, в которой они находились, была наполнена редкими статуями. Схватив одну из них, Кричтон, не колеблясь, бросил ее в дверь, которая под этим страшным ударом с треском отворилась.Первое, что бросилось в глаза шотландцу, когда он вбежал в комнату, была Джиневра, лежавшая без чувств лицом к земле. Ее роскошные черные косы были распущены и в диком беспорядке падали на плечи. Руки несчастной девушки были конвульсивно сжаты, как в агонии.На другом конце комнаты сидел принц, бледный и с виду подавленный угрызениями совести, приложив руки ко лбу и отвернувшись от своей несчастной жертвы. Стук отворившейся двери вывел его из оцепенения, он с бешенством вскочил на ноги и стал в оборонительное положение. Но при виде возмездия в лице шотландца решимость его покинула, и он, опустив конец шпаги, шатаясь, отступил.– Принц! – вскричал Кричтон гневным голосом. – Когда сегодня утром на арене я пожалел вашу жизнь, я думал, что пощадил честного и храброго дворянина. Но если бы я знал тогда черные намерения вашей души, если бы я считал вас способным на совершенный вами теперь бесчестный поступок, мой кинжал избавил бы благородный дом Гонзаго от человека, бесчестное имя которого должно навсегда омрачить его блеск.– Я возьму на себя этот долг! – вскричал Руджиери, бросаясь на принца с бешенством тигра. – Имя презренного Винченцо не будет более позорить герцогский дом Мантуа.– Назад, старик! – крикнул принц. – Я не хочу брать на свою голову твою кровь.Но это не могло удержать астролога. Он напал на принца с такой силой и энергией, что тот должен был употребить все свое искусство, чтобы отразить его нападение. После нескольких быстрых ударов шпага Руджиери вылетела у него из рук, и принц готов был уже сразить его, когда смертельный удар был остановлен шпагой Кричтона.– Отдайте вашу шпагу, принц! – вскричал шотландец. – Вы мой пленник, во имя короля, я вас арестую.– Сдаться? Никогда! – отвечал с презрительным смехом принц. – Вы не возьмете меня, пока я жив. Ваше требование очень кстати, – продолжал он тоном горькой иронии… – я поклялся отнять у вас любовницу и жизнь, моя клятва теперь наполовину исполнена.– Защищайтесь! – вскричал твердым голосом Кричтон.Целью шотландца было только обезоружить своего противника, чего он скоро и достиг. Пылкость Гонзаго мало помогла ему против превосходной ловкости и хладнокровия Кричтона.– Бейте! – вскричал в бешенстве Винченцо. – Я не сдаюсь и не оказал бы вам пощады, если бы счастье было на моей стороне.Кричтон вложил шпагу в ножны.– Позовите стражу! – сказал он Блунту, презрительно повернувшись спиной к принцу. – Мы пойдем теперь в Лувр.Англичанин повиновался и тотчас же вышел из комнаты.Гонзаго, с беспокойством наблюдавший за всем этим, поднял к губам серебряный свисток, но Андреини не явился на его зов. При появлении Кричтона итальянец исчез в галерее.– Вы тщетно намереваетесь противиться приказам короля, – сказал шотландец с холодной вежливостью, – я прошу вас избавить меня от необходимости прибегать к силе.– Я не буду противиться королевской воле, если вы докажете, что вы действуете по приказу короля.– Взгляните на это кольцо, – сказал Кричтон.– Довольно! – отвечал принц. – Господа, я сдаюсь вам, – продолжал он, подходя медленным шагом к солдатам, вошедшим в эту минуту в комнату вслед за Блунтом.Стража немедленно его окружила.– Уведите пленника, – сказал Кричтон стражникам, ожидавшим его распоряжений, – и пусть он останется в зале внизу, пока не приготовят носилки, чтобы нести его в Лувр. Я сейчас присоединюсь к вам.– Шевалье Кричтон, – сказал Винченцо, останавливаясь на пороге, – мне стыдно просить у вас снисхождения, но мне хотелось бы, чтобы меня сопровождал мой слуга, Андреини.– Он будет с вами, принц, – отвечал шотландец. – Пусть желание принца будет исполнено, – прибавил он обращаясь к Блунту.Солдаты вышли, уводя пленника, и скоро шум их шагов затих в галерее.Между тем Руджиери, потерпев неудачу в своей схватке с Гонзаго, казалось, оставил всякую надежду на возмездие и, став на колени около своей несчастное дочери, употреблял все усилия, чтобы привести ее в чувство. Сбросив свой широкий плащ, он заботливо завернул в него Джиневру и, положив к себе на плечо ее голову, удалил с ее лица закрывавшие его длинные локоны. При виде этого бледного, прекрасного лика, так сильно изменившегося с тех пор, как он видел его в первый раз при подобных же, но менее горестных обстоятельствах, несчастный отец не выдержал и, склонив голову на грудь своей дочери, залился слезами. Голос Кричтона заставил его поднять голову.– Руджиери, – сказал шотландец суровым тоном, слегка смягченным состраданием, – как я ни тронут вашими страданиями, я не могу препятствовать ходу правосудия. Вы должны попытаться победить ваше горе и следовать за мной в Лувр. Ваше свидетельство необходимо, чтобы доказать участие Медичи в измене и заговоре против короны, в котором ее обвиняли сегодня ночью.– Монсеньор, – сказал Руджиери умоляющим тоном, – располагайте моей жизнью. Она принадлежит вам. Я все открою королю. Я хочу умереть, хочу искупить мои преступления на костре или на плахе. Но если когда-нибудь мать, сестра или дама вашего сердца были вам дороги, то ради вашей любви к ним позвольте мне отнести дочь мою в безопасное убежище, где она могла бы скрыть свой позор и провести в тишине одиночества остаток своих печальных дней. Я уже давно, хотя и с совершенно иными намерениями, сделал большие вклады в монастырь Святого Элуа, туда я и хочу теперь перенести мою несчастную дочь. Исполнив это, я вернусь в Лувр и сделаю признания, которые ускорят падение Екатерины и гибель этого проклятого Гонзаго. Не сомневайтесь во мне, монсеньор. Я должен отомстить за мое дитя и страшно отомстить. Палачу будет работа сегодня вечером, его топор обагрится княжеской кровью, его рука снимет пятно позора с моей дочери. Мне все равно, будет ли ваша стража провожать меня или нет. Вы можете положиться на меня, как я полагаюсь на мою месть.Кричтон на мгновение погрузился в задумчивость.– Уверены вы, что она действительно ваша дочь? – спросил он наконец.– Слушайте меня, монсеньор, – отвечал астролог. – Если бы голос крови, который с той минуты, как я увидел ее в первый раз, не говорил мне об этом, не звучал бы в моем сердце, если бы чувство привязанности не влекло меня к ней неудержимо, если бы она не имела сходства со своей матерью, на которую она походит как красотой, так и несчастьем, если бы, скажу я вам, ничего этого не было, ваше открытие и объяснение слов, вырезанных на талисмане, убедили бы меня, что она моя дочь. Было время, монсеньор, когда это старое тело было полно силы, когда горячая кровь бежала в этих ослабевших жилах, когда это бледное лицо блистало свежестью молодости. В эту жаркую пору моей жизни я любил. Джиневра Малатеста происходила из знатной, но разоренной фамилии Мантуи. Ее красота привлекла мое внимание. Моя страсть была так же сильна, как и страсть этого негодяя Гонзаго, но, чтобы достичь своей цели, я прибег к золоту, а не к силе. Ослепленная моими подарками более, чем побежденная моими мольбами, Джиневра уступила. Последовало раскаяние. После этого преступного часа я более не видал ее. Мои богатые подарки были возвращены мне. Она бежала. Я последовал за ней в Венецию, но никак не мог открыть ее убежища. Обвиненный в магии и волшебстве, я был внезапно вынужден оставить венецианские владения и искать приюта во Флоренции, где я и оставался на службе у Лоренцо Медичи, герцога Урбино, до тех пор, пока он не послал меня после смерти Генриха II ко двору своей дочери Екатерины. Вы знаете мою дальнейшую историю, монсеньор. Это была цепь самых черных преступлений. Я был послушным орудием королевы-матери, я поддерживал ее честолюбивые замыслы, я помогал ей избавляться от ее врагов. Моя рука приготовляла ее яды, моя решительность поддерживала ее в минуты колебания. Я был страшным бичом, каравшим пороки этого развращенного двора. Я не щадил никого. Человеческие чувства были чужды моему сердцу. В Екатерине я нашел ум, подобный моему. Я служил ей верно, потому что через нее мог заставлять всех подчиняться моей власти. Я употреблял все средства, изобретенные демоном, для унижения и гибели людей. Я составлял любовные напитки, я приготовлял смертоносные яды. Я подкапывал источник жизни в мужчинах, я позорил чистоту женщин. И я радовался моему гибельному влиянию, жалость была мне незнакома, укоры совести меня не смущали…– Увы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45