А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– А пока, брат мой, – сказал Генрих III, – мы бы хотели узнать, что принудило вас покинуть ваши владения, в которые вы теперь так спешите возвратиться. Мы не можем тешить себя надеждой, что поводом к этому было единственное желание иметь с нами этот разговор.– Действительно, государь, это не входило в мои планы, так что я сохранил бы инкогнито, если бы меня не выдало мое собственное безрассудство. Я не буду более скрывать причины моего приезда. Когда я оставил Лувр, – сказал он с легкой усмешкой, – я позабыл взять с собой две вещи.– Что же это за вещи, брат мой?– Обедня и моя жена, государь. Что касается первого, то потеря не причинила мне особенного горя, но отсутствие жены мне было перенести сложнее. Потерпев неудачу в первой попытке вернуть ее, я подумал, что причиной тому была личность моего посланника, поэтому я решился…– Лично потребовать выдачу вашей жены, – прервал его Генрих III, смеясь от всего сердца. – Вот поистине мудрое решение. Однако я боюсь, что эта попытка имела такой же результат, как и первая.– Его величество может быть уверен в успехе, – вмешался Шико, – ведь он взял в адвокаты Кричтона. Три года тому назад Бюсси д'Амбуаз помешал успеху сеньора Дюра. Та же участь постигла бы и самого короля Наваррского, если бы он не придумал этого остроумного средства.– Не обижайтесь на эти насмешки, брат мой, – сказал Генрих III. – Вы говорите, что потеряли две вещи, но мы не можем возвратить вам одну без другой.– Я не хочу теперь ни той, ни другой, государь.– Вы, однако, непостоянны.– Очень может быть, – холодно отвечал Бурбон.– Во всяком случае, мы сделаем вам предложение, – сказал Генрих III раздраженным тоном. – А теперь, шевалье Кричтон, – прибавил он, обращаясь к шотландцу, стоявшему около, – арестуйте его.Эти слова, произнесенные резким и раздраженным тоном, произвели на всех сильное впечатление.Сен-Люк и д'Эпернон, обнажив шпаги, приблизились к королю. Бурбон вскрикнул и поднял руку к эфесу шпаги, но его рука была силой удержана бароном Росни.– Вспомните, государь, – сказал вполголоса барон, – священную клятву, которую вы дали вашим подданным и Богу. Один только ложный шаг, и ваши подданные останутся без главы, ваша религия – без защитника.– Quos deus vult perdere prius demental! – крикнул Шико.Кричтон не тронулся с места и только внимательно следил за всеми движениями короля Наваррского.– Должны мы повторить наш приказ? – спросил Генрих III.– Нет, государь, – отвечал Бурбон. – Я выведу шевалье Кричтона из затруднения. Вот моя шпага, шевалье.Шотландец взял шпагу из его рук с глубоким поклоном.– Сохраните ее, – сказал Бурбон, – вы не должны краснеть, нося ее.– Я краснею потому, что вынужден взять ее, государь, – отвечал Кричтон, с трудом побеждая овладевшее им волнение.– Теперь – к нашему другому пленнику и его собаке! – сказал Генрих III.– Стойте, государь,. – вскричал Бурбон. – Прежде чем прекратить этот разговор, я должен открыть важную тайну. Я хотел сообщить ее вам одному, но поскольку вы отказываете мне в разговоре наедине, я вынужден объявить ее открыто.В эту минуту Генрих III случайно взглянул на герцога Неверского. Этот последний был, без сомнения, взволнован и, приблизившись к королю, сказал ему напыщенным тоном:– Государь, я думаю, лучше было бы положить конец этому разговору.– Мы думаем иначе, кузен, – отвечал Генрих, любопытство которого требовало удовлетворения. – Я, пожалуй, отважусь остаться с ним наедине несколько минут, – сказал он вполголоса. – Он ведь обезоружен.– Нисколько, государь, – отвечал герцог. – У него остался еще кинжал.– Да, это правда, – заметил Генрих III, – и он хорошо умеет им пользоваться, как мы уже видели. Его сила также значительно превосходит нашу, и, хотя вид у него открытый и добродушный, все-таки будет благоразумнее не доверять ему. Говорите, брат мой, – продолжал он громко. – Мы с нетерпением хотим услышать вашу тайну.– Ваше величество принуждает меня решиться на это, – гордо сказал Бурбон. – Я охотно избавил бы вашу мать от позора, которым покроют ее мои слова.– Неужели вы потерпите такое нахальство, государь? – возмутился герцог Неверский, кажущийся смущенным и взволнованным словами короля Наваррского.– Не обращайте на это внимания, кузен, – отвечал Генрих III. – Наша мать только посмеется над его словами.– То, что я попросил бы, – продолжал Бурбон, – того я теперь требую. Во имя моего кузена, Генриха I Бурбона, принца Конде, особу которого я здесь представляю, я требую освобождения его сестры, которую содержит пленницей в Лувре королева Екатерина Медичи.– Господи! Брат мой! – вскричал Генрих III. – Вы самым странным образом ошибаетесь. В Лувре нет никакой пленницы.– Не спорьте с ним, государь, – шепнул герцог Неверский, облегченно вздохнувший при последних словах Генриха Наваррского. – Обещайте ее освободить.– Это обстоятельство намеренно скрывали от вашего величества, – сказал Бурбон.– Хорошо, брат мой, – отвечал Генрих III с притворным добродушием. – Если ваши слова справедливы, мы даем наше слово, что принцесса будет свободна.При этих словах у Кричтона вырвалось радостное восклицание. Но, когда король взглянул на него, глаза шотландца были устремлены на шпагу Бурбона.– Прибавьте также к этому, государь, – продолжал Бурбон, – что принцесса может тотчас же оставить Лувр. Мой конвой может проводить ее к Генриху Конде.– К чему такая поспешность, брат мои? – спросил Генрих III недоверчивым тоном.– Потому что, – отвечал Бурбон, – пока принцесса во власти Екатерины Медичи, ее жизнь и честь в опасности.– Берегитесь клеветать на нашу мать, – сказал король с горячностью. – Это черное обвинение.– Оно высказано среди дня, перед лицом всего вашего дворянства, государь, и не останется без доказательств.– И без вознаграждения тоже, – прибавил Генрих III, нахмурив брови. – Продолжайте, брат мой.– Я солдат, государь, а не придворный, – продолжал Бурбон. – Я редко менял стальную кирасу на шелковый камзол, мой грубый язык не знает льстивых фраз. Ваше величество должны помнить, что сами принудили меня произнести это обвинение публично. Я готов ответить королеве-матери за мои слова и доказать их справедливость. Но вы дали мне слово, что принцесса будет свободна, этого достаточно.– Что мы должны думать об этой тайне? – спросил король герцога Неверского.– Что его наваррское величество лишилось разума вместе с осторожностью, – отвечал герцог. – Я настолько пользуюсь доверием королевы Екатерины Медичи, что могу утверждать, не колеблясь, что не существует никакой принцессы!– Вы уверены в этом, кузен?– Как в существовании вашего величества, как в присутствии этого Беарнского медведя.– Вы доставили нам большое облегчение. Мы начинали уже опасаться, что каким-нибудь образом скомпрометированы.В это время Беарнец разговаривал со своим спутнииком.– Ты будешь командовать этим конвоем, Росни, – прошептал он, – и ты скажешь принцу Конде, что…– Я не оставлю вашего величества ни для принца ни для принцессы, – прервал его Росни.– Как так?– Не бросайте на меня сердитых взглядов, государь. Я могу при случае быть так же упрям, как и ваше величество.– Так оставайся со мной, мой верный друг, – сказал Бурбон, пожимая руку своего советника, – пусть наши недавние ссоры будут забыты. Я тебя прощаю.– Когда ваше величество получит свое собственное помилование, будет время распространить его и на меня, – сурово отвечал Росни.– Шевалье Кричтон, – сказал Бурбон, неохотно отворачиваясь от своего советника, – вы хотели бы конвоировать принцессу Конде к ее брату?От этого предложения лицо шотландца покрылось краской.– Ваше величество уже назначили меня начальником вашей свиты, – отвечал он с неестественным спокойствием. – Я не могу исполнять сразу две должности.– А мы не можем не согласиться с вами, – сказал Генрих одобрительным тоном. – Брат мой, – продолжал он, обращаясь к Беарнцу, – если вы найдете принцессу, то мы берем на себя задачу найти конвой.– Отлично! – вскричал король Наваррский. – Моя задача будет скоро решена. Смотрите! – прибавил он, указывая на королевскую галерею.– Смотреть? На кого?.. Не хотите ли вы сказать…– В царице турнира, прекрасной Эклермонде, ваше величество видит сестру Генриха Конде, мою кузину, вашу кузину.– Смерть и проклятие! Вы бредите, брат мой. Эклермонда – принцесса Конде? Может ли это быть? Вы, конечно, не ожидаете, что в таком деле мы можем поверить одному вашему слову, не требуя доказательств?– У меня есть доказательства, государь. Доказательства, которые не оставят ни малейшего сомнения у вашего величества.– Давайте их, брат мой! Давайте! – вскричал Генрих Ш, дрожа от волнения.– Прикажите вызвать сюда Флорана Кретьена, проповедника реформаторской религии и наставника принцессы Конде. Он владеет этими доказательствами.– А! Вы думаете, что мы более поверим этому еретику, чем словам нашей матери? – вскричал в раздражении Генрих III. – Пусть он остерегается приближаться к нам. На Гревской площади есть топор, на Пре-о-Клерк костер, а на Монфоконе – виселица. Мы предоставляем ему выбор, это единственная милость, которой может ждать от нас этот неверный еретик, этот гугенот.– Я согласен разделить его участь, если он не представит доказательств, – отвечал Бурбон. – Велите привести его.– Пусть будет так, – сказал Генрих III, словно внезапно решившись на что-то.– Ваша стража должна искать его в подземельях Лувра, – произнес Кричтон. – Он пленник.– Пленник? – повторил, вздрогнув, Бурбон.– Пленник! – весело отозвался Генрих.– Он в руках Екатерины Медичи, – продолжал Кричтон.– А документы? – поспешно спросил король Наваррский.– Также в руках ее величества, королевы-матери.– Проклятие! – вскричал Бурбон.– Слава Богу! – вскричал Генрих III.– Флоран Кретьен осужден на сожжение, – продолжал шотландец.– Простите ли вы теперь самого себя, государь? – спросил вполголоса Росни.– Прочь! – вскричал Генрих Наваррский, в бешенстве топнув ногой о землю. – Ventre-saint-gris! Как раз время упрекать!– Ваше величество, – продолжал он, обращаясь к Генриху III, – я уверен, что вы отмените это несправедливое решение. Кретьен не виновен ни в чем.– Исключая ересь, брат мой, а это самая ненавистная и непростительная вина в наших глазах, – отвечал Генрих III. – Наша мать действовала сообразно нашим желаниям и в интересах истинной веры, осуждая этого гугенотского проповедника искупить смертью свои преступления против Неба, и, если необходимо наше подтверждение, мы дадим его немедленно.– Да здравствует обедня! – закричали придворные.– Вы, слышите, брат мой? – сказал, улыбаясь, Генрих III. – Таковы чувства всякого доброго католика.– Как! Вы хотите нарушить ваши собственные Законы, государь? – спросил Бурбон. – Помните, что вы обещали вашим протестантским подданным?– Hacreticis fidis non sarvanda est, – отвечал холодно Генрих III.– Из этого следует, что ваше королевское слово, данное вами относительно освобождения принцессы Конде, не связывает нисколько вашу податливую совесть? – поинтересовался Бурбон.– Докажите, что она принцесса, и мы сдержим наше слово, хотя бы она и была еретичкой, брат мой. Представьте нам доказательства, и, я повторяю вам, она будет освобождена.– Ваше величество может теперь спокойно обещать это, – сказал с презрением Бурбон.– Если я предоставлю вам эти обязательства до полуночи, сдержите ли вы ваше слово, ваше величество? – спросил, подходя к королю, Кричтон.Генрих, по-видимому, был в затруднении.– Вы не можете теперь отступить, государь, – шепнул ему герцог.– Но, кузен, – отвечал вполголоса король, – мы скорее готовы лишиться короны, чем Эклермонды, а этот шотландец одолеет самого дьявола.– Но он не одолеет Екатерины Медичи, государь, – сказал герцог, – я предупрежу ее.– Что же скажете, ваше величество? – спросил Бурбон.– Наше слово уже дано, – прозвучал ответ.– Этого достаточно, – произнес, удаляясь, шотландец.В эту минуту появился виконт Жуаез.– Вот письмо от ее величества, королевы-матери, – сказал он, подавая Генриху запечатанную записку.– Черт возьми! – вскричал король, пробежав глазами послание. – Мы действовали слишком поспешно, кузен, – сказал он, обращаясь к герцогу Неверскому. – Ее величество, наша мать, советует нам обращаться с Беарнцем как можно любезнее.Герцог пожал плечами.– Это еще не все, – продолжал король. – Она советует нам возвратить ему его шпагу.– И ваше величество, конечно, исполнит ее желание.– Ну уж нет, кузен.– Вспомните о прекрасной Эклермонде, государь.– Ах да! Вы правы, кузен, – поспешно ответил Генрих. – Это имя заставило нас мгновенно решиться. Мы не знаем, насколько можно доверять вашей истории о рождении этой прекрасной особы. Очень может быть, что все это правда. Но правда это или ложь, ясно одно, что, если мы хотим преуспеть в наших намерениях, мы должны теперь, более чем когда-либо, повиноваться беспрекословно требованиям нашей матери.– Совершенно справедливо, государь.– Наша страсть растет от препятствий, которые она встречает, и мы не должны пренебрегать никакими средствами, чтобы достичь нашей цели.– Первым шагом к этому будет примирение с Беарнцем.– Это нетрудно устроить, – отвечал Генрих III. – Его гнев так же легко утихает, как и пробуждается. Вы увидите, как легко мы его укротим.– Подойдите к нам, брат мой, – продолжал он дружеским тоном, приближаясь к Генриху Наваррскому, – мы вас оскорбили и спешим загладить нашу несправедливость.– Государь! – вскричал Бурбон, бросаясь навстречу Генриху.– Вашу руку, брат мой.– Это рука еретика, государь.– Все равно, это честная рука, и мы хотим ее пожать. Не отнимайте ее, брат мой, мы хотим, чтобы весь наш двор заметил, что мы с вами в дружбе.– Да здравствует король! – закричали придворные. Этот крик был повторен тысячью голосов.– Мы лишили вас вашей шпаги! – продолжал Генрих III. – Мы не можем потребовать от шевалье Кричтона вашего подарка, поэтому мы просим вас принять взамен нашу шпагу, – прибавил он, снимая с себя шпагу, эфес которой был украшен бриллиантами, и отдавая ее королю Наваррскому. – Обещайте нам только не обращать ее против французов.– Я буду носить ее для вашей защиты, – отвечал Бурбон. – Доброта вашего величества не позволяет мне ни минуты сомневаться в вашей искренности, но я был бы очень рад узнать, кому я обязан такой внезапной переменой в ваших чувствах.– Особе, помощи которой вы вовсе не заслуживали, – отвечал с улыбкой Генрих III, – нашей матери.– Ей? – вскричал Бурбон.– Простите нам недостойный прием, который мы вам оказали. Мы были захвачены врасплох вашим появлением и невольно ощутили некоторые опасения, которые это письмо совершенно рассеяло. Мы постараемся исправить нашу ошибку.– Подарите мне жизнь Флорана Кретьена – и мы квиты, государь.Эти слова снова повергли в смущение Генриха.– Его жизнь в руках нашей матери, – сказал он, – обратитесь к ней. Вы с ней, по-видимому, в лучших отношениях. Мы никогда не становимся между ее величеством и предметом ее гнева. Однако постойте! Если вы можете убедить Кретьена отречься от его ереси, мы вам отвечаем за его жизнь.– Если так, вы подписали его приговор, государь, – сказал, удаляясь, Бурбон.– Что ты думаешь об этой перемене? – спросил он у своего советника.– Мне она не нравится, – отвечал Росни. – Дружба этого презренного Ирода опаснее, чем его вражда. Но вы ему доверились?– Волей-неволей, – сказал Бурбон.– Как мы сыграли нашу роль, кузен? – спросил Генрих III у герцога Неверского.– Великолепно, государь, – отвечал герцог.– Вы льстец. Но нам надоел этот разговор. Приведите сюда нашего пленника и его собаку.– Берегись, кум, – крикнул Шико, – ты найдешь эту собаку не такой безобидной, как Беарнского медведя. МОЛИТВЕННИК Блунт, переносивший со стоическим хладнокровием насмешки и удары солдат, сыпавшиеся на него во время беседы двух монархов, был приведен наконец к Генриху III.Друид следовал за ним так близко, как только позволяла длина веревки, на которой он был привязан.– Государь, – заметил Жуаез, – прежде чем отдать этого преступника палачу, я полагаю, следовало бы расспросить его о причинах его дерзких действий. Я думаю, – продолжал он вполголоса, наклоняясь к королю, – что у него было какое-то поручение к Беарнцу. В этом случае может быть удастся узнать от него что-нибудь важное.– Мы попробуем, дитя мое, – отвечал Генрих III, – но мы сомневаемся в успехе. Взгляните на этого человека и скажите мне, способен ли он испугаться угроз. Он скорее погибнет, чем станет изменником.Слова короля оправдывались. На все вопросы Блунт отвечал молчанием или односложными звуками.– Отведите его в Шатлэ, – сказал раздраженным тоном Генрих III, – и пусть его подвергнут пытке.– Она ничего у меня не вырвет, – твердо отвечал англичанин.– Я найду средство заставить его говорить, – заметил виконт. – Я знаю, чем на него можно подействовать.И он шепнул несколько слов на ухо королю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45