На позолоченных рогах животных висели цветные ленты и венки.За жрецами их помощники несли ритуальные топоры и ножи, золотые миски и кадильницы, а также прочую религиозную утварь.За священными быками рабы вели на цепях несколько огромных германских туров, в клетках ехали страшные бурые медведи и серые волки с длинными желтыми зубами. Все эти звери после триумфального похода будут выпущены на арену амфитеатра Статилия, где бестиарии померяются с ними силой и ловкостью.Далее, звеня кандалами, шли пленные. Был тут и соратник Хермана, бесстрашный Зигмирт, который не уберегся в последней битве с солдатами Вителлия и угодил в неволю. Рядом с ним шла жена великого вождя херусков Трунсильда, неся на руках свою маленькую дочь. За ними двигались более мелкие вожди и старейшины, ставшие добычей римлян, а потом — основная масса германских воинов. Понурив головы, тяжело переставляя ноги, брели новые рабы великого Рима. Воистину, бесконечной была эта процессия.Ну, а потом начиналось самое главное. Чинно и с достоинством промаршировали двенадцать ликторов в пурпурных одеждах; каждый держал пучок розог с воткнутым в него серебряным топором. Трубачи с медными трубами громко выводили торжественные мелодии.А за ними ехал сам триумфатор в великолепной, изукрашенной золотом и драгоценностями колеснице, запряженной четырьмя прекрасными белыми конями в блестящей сбруе.Герой дня был одет в пурпурную тунику и расшитый золотом и жемчугом плащ; в правой руке он держал лавровую ветвь, а в левой — жезл из слоновой кости с изображением золотого римского орла на коне.На челе его отливал свежей зеленью и серебром роскошный венок из греческого лавра, а лицо, кисти рук, ноги, все то, что не закрывала одежда, было по традиции выкрашено в ярко-красный цвет.Позади триумфатора в колеснице сидели его жена Агриппина, дочь знаменитого адмирала Марка Випсания Агриппы, и их пятеро детей: Друз, Нерон, Гай, которого солдаты в лагерях прозвали Калигулой, Агрипинилла и Друзилла. Мальчики были серьезны, девочки — испуганы.А рядом с Германиком стоял раб, который держал над головой победителя золотую корону, доставшуюся римлянам от покоренных этрусков. Время от времени он наклонялся к уху триумфатора и — стараясь перекрыть уличный шум — говорил ритуальную фразу, как то повелевала многовековая традиция подобных событий:— Оглянись и вспомни, что ты всего-навсего человек!Эти слова были призваны смирять чисто человеческую гордыню триумфаторов, которые вполне могли и возгордиться не в меру, видя вокруг всеобщий восторг и преклонение.Ведь боги — а все, что не делается, зависит от их воли — столь же легко могли низринуть сегодняшнего героя с высот, на которые сами его и вознесли, как и дать ему еще большую славу.Не забывай о покорности, человек!За колесницей Германика ехали верхом и на повозках его верные соратники и друзья, которые тоже приложили руку к великим победам за Реном и тоже заслужили свою долю почестей.Были тут и Публий Вителлий, и Гней Домиций Агенобарб, и Сульпиций Руф, и Цетег Лабион и многие другие, которые приехали в Рим, чтобы разделить со своим главнокомандующим его торжество.Далее ровными рядами маршировали легионеры, которые за особые заслуги были отмечены почетными Коронами или Цепями. Тут же шел и бледный от волнения молодой галл Гортерикс. Такого великолепного зрелища ему еще никогда не доводилось видеть, и офицеру казалось, что он спит и видит все это в сказочном сне.Затем, громыхая копытами по камням улиц, ехали конные отряды. Звенела сбруя на разукрашенных лентами лошадях, блестели доспехи всадников. Галльские лучники раз за разом пускали в небо стрелы без наконечников, к которым были прикреплены разноцветные ленточки.А потом двигалась масса пехоты. Оружие солдат было увито лавром и начищено до блеска. Развевались парадные гребни на шлемах. Мечи то и дело ударяли по обшитым медью щитам, создавая невообразимый шум, а в паузах горожане слышали, как молодые солдаты во всю силу легких вопят, разевая глотки:— Io Triumphe! Io Triumphe (лат.) — Да здравствует триумф!
— Слава Германику!— Победа! Победа!— Ура цезарю!— Io Triumphe!А ветераны, пользуясь давней привилегией, которая им представлялась в день триумфа их полководца, пели всякие шутливые песенки, а нередко и сочиняли анекдоты и смешные истории про своего победоносного главнокомандующего.И их хохот сливался с хохотом многочисленных зрителей, так что в конце процессии царила уже вовсе не такая торжественная обстановка, как в начале.Когда поход добрался до Капитолия, колесница Германика остановилась и триумфатор опустился на землю, чтобы совершить овеянный временем обязательный ритуал.Теперь он должен был — в знак покорности воле Богов — на коленях преодолеть ступеньки, которые вели вверх по склону холма к самым дверям храма Юпитера Капитолийского.Германик с невозмутимым видом опустился на колени и двинулся в свой символический путь. С одной стороны его поддерживал муж сестры Друз Цезарь, а с другой — верный Публий Вителлий. Эту привилегию для него Германик лично испросил у сената.В это же время — тоже в соответствии с древним обычаем — наиболее знаменитых вражеских вождей, попавших в плен, отвели во двор близлежащей тюрьмы, а там им быстро отрубили головы, посвящая их души великому Юпитеру Капитолийскому, главному божеству римлян, их защитнику, советчику и покровителю.Жену Хермана Трунсильду задушили в подземелье веревочной петлей, а маленькую дочку отправили туда, где содержались заложники, присланные всевозможными варварскими племенами и царьками марионеточных государств. Когда придет время, ее выдадут замуж за какого-нибудь союзника Рима и будут они с мужем верно служить интересам Империи.А в храме Германик прежде всего посвятил Богу лавровый венок со своей головы, а потом — по его знаку — жрецы провели заклание жертвенных быков и воскурили кадильницы с благовониями. Также в святилище триумфатор оставил часть добычи, захваченной у варваров — золотые кубки и чаши, оружие, украшения, лошадиную сбрую.На этом официальная часть была закончена. Теперь Германик и его семья в сопровождении цезаря Тиберия и императрицы Ливии отправились в гости к жрецам Юпитера, где уже был приготовлен роскошный банкет и в честь победителя и героя сегодняшнего дня.А офицеры и солдаты разбрелись по городу. Кого дома тоже ждал праздничный ужин, кого зазывали в гости радушные горожане, чтобы как следует угостить победителей и послушать за столом увлекательные рассказы о битвах и подвигах. А некоторые расположились прямо на улицах или в общественных садах.Тут рекой лилось вино, выделенное щедрым цезарем и городскими чиновниками, прямо здесь же на кострах и вертелах жарилось мясо, специальные рабы разносили горячую похлебку, ковриги хлеба, вареные бобы и горох, сушеную рыбу, свежие яйца, зелень, оливки и масло. Много было фруктов, пирожков со всевозможной начинкой, пряников на меду, настоящими башнями высились круги кровяной колбасы — одного из многих любимых лакомств простых римлян. В общем, хватало всего.Патриции, сенаторы и офицеры угощались, конечно, более изысканными блюдами, но всех сегодня — и знатных граждан, и богачей, и работяг с пролетариями — объединяло одно: праздничная атмосфера, прекрасное настроение, веселье и гордость, переполнявшая сердца. Гордость за римских солдат и римское оружие, гордость за великих полководцев, которых дает миру их город, гордость за то, что и они сами, и любой из них — имеют сейчас право разделить триумф с Германиком и его солдатами.Да здравствует сенат и народ римский! Да здравствует цезарь! Да здравствует Империя!Ближе к полуночи перепившиеся легионеры пошумели немного, разгромив несколько винных погребков и борделей в квартале проституток. Но владельцы этих уважаемых заведений не особенно расстраивались — завтра государство покроет убытки. Праздник так праздник!И до самого рассвета гудел и громыхал огромный город, сверкая огнями факелов; громкие и радостные песни разносились по улицам, смех и торжествующие крики звучали до утра.Трибун Кассий Херея, отыскав среди— солдат Гортерикса, увел его с собой в дом к друзьям, где они тоже славно отдохнули, вспоминая за кубком отличного вина совместно пережитые приключения. Гортерикс был настолько ошеломлен всем увиденным, что даже мысль о предательстве Геея Домиция Агенобарба, которая жгла его душу все последнее время, теперь отступила и молодой галл беззаботно предался заслуженному веселью.Триумфальные торжества продолжались трое суток. На следующий день народ, еле успев опохмелиться, повалил в амфитеатр и цирк, где состоялись десять забегов колесниц и травля диких зверей, привезенных из Германии. Увенчали представление поединки боксеров, борцов и прекрасный танец с мечами, исполненный коллективом театра из Малой Азии.День второй начался в амфитеатре Статилия грандиозным зрелищем — настоящей битвой между сотней херусков и сотней хауков, взятых в плен после сражения у Визургиса. Херуски одержали уверенную победу. Затем отряд хаттов выступил против эскадрона нумидийцев, вооруженных луками и копьями. Представители Африки легко одолели германцев.После этого было устроено театрализованное представление, в котором были показаны различные сценки из войны с варварами. Пленные германцы изобразили в частности атаку конников Ниэлса на римский авангард и мощный удар, нанесенный четырьмя легионами под командой Вителлия по хаттам Ульфганга. Естественно, масштабы были намного меньше, римлян тоже изображали варвары, но все равно зрители выли от восторга. Давненько не видели они столь роскошных игр, которые затмили даже празднества, не так давно организованные Друзом Цезарем.Сам Друз, впрочем, не страдал от уязвленного самолюбия. Он был очень рад приезду Германика, которого искренне любил и уважал, а также возможности от души погулять и напиться.В третий день торжеств были даны всевозможные представления в театрах: спектакли, пантомима, хор и балет. Уставшие от вида крови горожане с удовольствием аплодировали артистам.Ну а потом все закончилось, как и положено в соответствии с природой вещей. Солдаты двинулись обратно на границу, чтобы приступить там к своим нелегким обязанностям; жители Рима навели порядок в домах и занялись своими обычными повседневными делами; оставшиеся в живых пленники были проданы в рабство. И о грандиозном триумфе великого полководца вспоминали потом лишь изредка мужчины, собравшиеся вечером в кабачке за кубком вина, да девушки, которым предстояло еще пару месяцев потерзаться страхом, прежде чем они смогут убедиться, не оставил ли в их животе памятку какой-нибудь подгулявший легионер.В Риме из участников триумфального въезда задержались лишь сам Германик, Публий Вителлий, который решил посвятить себя гражданской деятельности, да трибун Кассий Херея, которого бывший главнокомандующий решил оставить при себе в качестве адъютанта. Глава XIIIКомандировка Дав приемному сыну отдохнуть недельку, цезарь Тиберий пригласил его во дворец для важного разговора «на государственные темы», как он выразился. При беседе должна была присутствовать императрица Ливия, как негласный, но весьма компетентный советник принцепса.Германик ответил, что придет в назначенное время и с радостью поможет отцу разобраться с проблемами, если тот считает, что мнение его приемного сына имеет какое-то значение Как всегда Германик был скромен и сдержан, но подобный ответ лишь насторожил вечно подозрительно Тиберия, который всегда и везде ожидал подвоха.Германика же терзали сомнения иного рода. Несмотря на все последние бурные события, он еще не забыл «дело Агриппы Постума», брата своей жены. Ведь тогда и Кассий Херея, его верный соратник, и тот трибун из Рима, Гай Валерий Сабин, клятвенно заверяли, что императрица Ливия, его родная бабка, приложила руку к убийству молодого человека, да и Августу помогла поскорее отправиться в царство Плутона.Однако конкретных, неопровержимых доказательств никто представить не мог. Сабин говорил, правда, о письме Августа к Тиберию и о завещании покойного цезаря, где тот, якобы, назвал все своими именами, но ни один из этих столь важных документов Германику так и не удалось прочитать. Завещание исчезло, сгорело вместе с храмом фортуны на Аврелиевой дороге, а Тиберий пока ни словом не обмолвился о том, что Август писал ему незадолго до смерти.Конечно же, такой благородный, честный и открытый человек как Германик не мог подозревать кого-либо — а уж тем более своих близких — в серьезных преступлениях без убедительных доказательств.Он решил просто откровенно поговорить с Тиберием и спросить цезаря, что тот думает по поводу предъявленных ему и императрице обвинений. Но это можно было сделать потом, когда будут уже улажены государственные дела, которые имеют приоритет.Ведь как консул и приемный сын цезаря Германик был прежде всего слугой Отечества и лишь потом мог уделять внимание прочим вещам, пусть даже и таким важным с его точки зрения.А потому в назначенный час бывший главнокомандующий Ренской армией появился в кабинете Тиберия и искренне, радушно приветствовал цезаря вместе с Ливией, которая сидела в невысоком кресле в углу комнаты.Лишь одного астролога Фрасилла, неизменного спутника принцепса, который по своему обыкновению возлежал на кушетке, перебирая неспешно толстыми пальцами голубые бусинки на шнурке, он не почтил вниманием.Хотя Германик сам был весьма суеверным, он не питал доверия к подобной публике, магам и прорицателям, которые по его глубокому убеждению черпали свои знания не от богов и наверняка знались со злыми духами, врагами рода человеческого.Тиберий поднялся навстречу приемному сыну и вытянул к нему свои большие руки с кривыми пальцами. На лице цезаря играла улыбка, столь для него не характерная, а лысина блестела от пота, хотя в помещении вовсе не было жарко.— Рад видеть тебя, сын, — несколько быстрее чем обычно произнес он. — Благодарен тебе за то, что ты принял мое приглашение и пришел разделить со мной бремя государственных забот.— Это мой долг, — просто ответил Германик и повернулся к Ливии. — А как твое здоровье, бабушка? Надеюсь, неплохо?— Терпимо, внучек, — ответила императрица, демонстрируя в улыбке свои редкие зубы. — Вполне сносно для моего возраста.— Садись, Германик, — Тиберий указал ему на кресло.Недавний триумфатор благодарно наклонил голову и опустился на подушки.Тут же рабы внесли вино и закуски. Когда они расставили подносы на столах, Ливия резким движением руки приказала им удалиться. Это не ускользнуло от внимания Германика и молодой человек слегка нахмурился.Почему же императрица распоряжается в апартаментах цезаря? Неужели правда то, что ему довелось уже услышать в Риме: его бабка вертит Тиберием как захочет, поскольку знает какую-то тайну, связанную с ним, и цезарь боится собственной матери как огня.«Нет, это невозможно, — подумал Германик. — Это не по-римски. Где же достоинство верховного правителя огромной Империи?».— Угощайся, сынок, — сладким голосом произнес Тиберий, указывая на еду и кувшины с вином. — Разговор у нас будет серьезный, так что не мешает подкрепиться.Германик глотнул из кубка и машинально отщипнул одну виноградину от пышной грозди. Аппетита у него не было.— Ну что ж, не будем терять времени, — заговорил цезарь. — Сейчас я попробую представить тебе обстановку, которая на сегодняшний день сложилась в государстве, а потом поговорим о том задании, которое я бы хотел тебе поручить.Итак, начнем с Ренской границы. Ну, тут я ничего нового тебе сказать не могу — ты знаешь ситуацию гораздо лучше меня. Добавлю только, что назначение на должность главнокомандующего тамошними легионами уже получил Друз, мой сын и твой названный брат. Он отправится на место как только закончит свои дела в городе.Кроме того, у меня есть сведения, что вождь херусков, этот ваш пресловутый Херман, оставил наконец безумную мысль соперничать с Римом и обратил свое внимание на земли племени маркоманнов, где вождем небезызвестный мне Маробод.Ты, наверное помнишь, как лет десять назад этот варвар — а молодость он провел в Риме и кое-чему научился — сколотил крепкий Племенной союз и стал непосредственной угрозой Империи.Тогда я сказал Августу, что Маробод для нас опаснее, чем Пирр и Ганнибал и Божественный со мной согласился. И набрал войско из двенадцати легионов и уже был готов стереть этих дерзких маркоманнов с лица земли, как вдруг начались волнения в Паннонии, которые переросли вскоре в открытое восстание.Пришлось заключить с Марободом мир, и двигать армию на мятежников. Да, паннонцев я тогда разгромил, — Тиберий хихикнул, — но вот Богемия, где властвовал Маробод, так и осталось независимой и является ею до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Слава Германику!— Победа! Победа!— Ура цезарю!— Io Triumphe!А ветераны, пользуясь давней привилегией, которая им представлялась в день триумфа их полководца, пели всякие шутливые песенки, а нередко и сочиняли анекдоты и смешные истории про своего победоносного главнокомандующего.И их хохот сливался с хохотом многочисленных зрителей, так что в конце процессии царила уже вовсе не такая торжественная обстановка, как в начале.Когда поход добрался до Капитолия, колесница Германика остановилась и триумфатор опустился на землю, чтобы совершить овеянный временем обязательный ритуал.Теперь он должен был — в знак покорности воле Богов — на коленях преодолеть ступеньки, которые вели вверх по склону холма к самым дверям храма Юпитера Капитолийского.Германик с невозмутимым видом опустился на колени и двинулся в свой символический путь. С одной стороны его поддерживал муж сестры Друз Цезарь, а с другой — верный Публий Вителлий. Эту привилегию для него Германик лично испросил у сената.В это же время — тоже в соответствии с древним обычаем — наиболее знаменитых вражеских вождей, попавших в плен, отвели во двор близлежащей тюрьмы, а там им быстро отрубили головы, посвящая их души великому Юпитеру Капитолийскому, главному божеству римлян, их защитнику, советчику и покровителю.Жену Хермана Трунсильду задушили в подземелье веревочной петлей, а маленькую дочку отправили туда, где содержались заложники, присланные всевозможными варварскими племенами и царьками марионеточных государств. Когда придет время, ее выдадут замуж за какого-нибудь союзника Рима и будут они с мужем верно служить интересам Империи.А в храме Германик прежде всего посвятил Богу лавровый венок со своей головы, а потом — по его знаку — жрецы провели заклание жертвенных быков и воскурили кадильницы с благовониями. Также в святилище триумфатор оставил часть добычи, захваченной у варваров — золотые кубки и чаши, оружие, украшения, лошадиную сбрую.На этом официальная часть была закончена. Теперь Германик и его семья в сопровождении цезаря Тиберия и императрицы Ливии отправились в гости к жрецам Юпитера, где уже был приготовлен роскошный банкет и в честь победителя и героя сегодняшнего дня.А офицеры и солдаты разбрелись по городу. Кого дома тоже ждал праздничный ужин, кого зазывали в гости радушные горожане, чтобы как следует угостить победителей и послушать за столом увлекательные рассказы о битвах и подвигах. А некоторые расположились прямо на улицах или в общественных садах.Тут рекой лилось вино, выделенное щедрым цезарем и городскими чиновниками, прямо здесь же на кострах и вертелах жарилось мясо, специальные рабы разносили горячую похлебку, ковриги хлеба, вареные бобы и горох, сушеную рыбу, свежие яйца, зелень, оливки и масло. Много было фруктов, пирожков со всевозможной начинкой, пряников на меду, настоящими башнями высились круги кровяной колбасы — одного из многих любимых лакомств простых римлян. В общем, хватало всего.Патриции, сенаторы и офицеры угощались, конечно, более изысканными блюдами, но всех сегодня — и знатных граждан, и богачей, и работяг с пролетариями — объединяло одно: праздничная атмосфера, прекрасное настроение, веселье и гордость, переполнявшая сердца. Гордость за римских солдат и римское оружие, гордость за великих полководцев, которых дает миру их город, гордость за то, что и они сами, и любой из них — имеют сейчас право разделить триумф с Германиком и его солдатами.Да здравствует сенат и народ римский! Да здравствует цезарь! Да здравствует Империя!Ближе к полуночи перепившиеся легионеры пошумели немного, разгромив несколько винных погребков и борделей в квартале проституток. Но владельцы этих уважаемых заведений не особенно расстраивались — завтра государство покроет убытки. Праздник так праздник!И до самого рассвета гудел и громыхал огромный город, сверкая огнями факелов; громкие и радостные песни разносились по улицам, смех и торжествующие крики звучали до утра.Трибун Кассий Херея, отыскав среди— солдат Гортерикса, увел его с собой в дом к друзьям, где они тоже славно отдохнули, вспоминая за кубком отличного вина совместно пережитые приключения. Гортерикс был настолько ошеломлен всем увиденным, что даже мысль о предательстве Геея Домиция Агенобарба, которая жгла его душу все последнее время, теперь отступила и молодой галл беззаботно предался заслуженному веселью.Триумфальные торжества продолжались трое суток. На следующий день народ, еле успев опохмелиться, повалил в амфитеатр и цирк, где состоялись десять забегов колесниц и травля диких зверей, привезенных из Германии. Увенчали представление поединки боксеров, борцов и прекрасный танец с мечами, исполненный коллективом театра из Малой Азии.День второй начался в амфитеатре Статилия грандиозным зрелищем — настоящей битвой между сотней херусков и сотней хауков, взятых в плен после сражения у Визургиса. Херуски одержали уверенную победу. Затем отряд хаттов выступил против эскадрона нумидийцев, вооруженных луками и копьями. Представители Африки легко одолели германцев.После этого было устроено театрализованное представление, в котором были показаны различные сценки из войны с варварами. Пленные германцы изобразили в частности атаку конников Ниэлса на римский авангард и мощный удар, нанесенный четырьмя легионами под командой Вителлия по хаттам Ульфганга. Естественно, масштабы были намного меньше, римлян тоже изображали варвары, но все равно зрители выли от восторга. Давненько не видели они столь роскошных игр, которые затмили даже празднества, не так давно организованные Друзом Цезарем.Сам Друз, впрочем, не страдал от уязвленного самолюбия. Он был очень рад приезду Германика, которого искренне любил и уважал, а также возможности от души погулять и напиться.В третий день торжеств были даны всевозможные представления в театрах: спектакли, пантомима, хор и балет. Уставшие от вида крови горожане с удовольствием аплодировали артистам.Ну а потом все закончилось, как и положено в соответствии с природой вещей. Солдаты двинулись обратно на границу, чтобы приступить там к своим нелегким обязанностям; жители Рима навели порядок в домах и занялись своими обычными повседневными делами; оставшиеся в живых пленники были проданы в рабство. И о грандиозном триумфе великого полководца вспоминали потом лишь изредка мужчины, собравшиеся вечером в кабачке за кубком вина, да девушки, которым предстояло еще пару месяцев потерзаться страхом, прежде чем они смогут убедиться, не оставил ли в их животе памятку какой-нибудь подгулявший легионер.В Риме из участников триумфального въезда задержались лишь сам Германик, Публий Вителлий, который решил посвятить себя гражданской деятельности, да трибун Кассий Херея, которого бывший главнокомандующий решил оставить при себе в качестве адъютанта. Глава XIIIКомандировка Дав приемному сыну отдохнуть недельку, цезарь Тиберий пригласил его во дворец для важного разговора «на государственные темы», как он выразился. При беседе должна была присутствовать императрица Ливия, как негласный, но весьма компетентный советник принцепса.Германик ответил, что придет в назначенное время и с радостью поможет отцу разобраться с проблемами, если тот считает, что мнение его приемного сына имеет какое-то значение Как всегда Германик был скромен и сдержан, но подобный ответ лишь насторожил вечно подозрительно Тиберия, который всегда и везде ожидал подвоха.Германика же терзали сомнения иного рода. Несмотря на все последние бурные события, он еще не забыл «дело Агриппы Постума», брата своей жены. Ведь тогда и Кассий Херея, его верный соратник, и тот трибун из Рима, Гай Валерий Сабин, клятвенно заверяли, что императрица Ливия, его родная бабка, приложила руку к убийству молодого человека, да и Августу помогла поскорее отправиться в царство Плутона.Однако конкретных, неопровержимых доказательств никто представить не мог. Сабин говорил, правда, о письме Августа к Тиберию и о завещании покойного цезаря, где тот, якобы, назвал все своими именами, но ни один из этих столь важных документов Германику так и не удалось прочитать. Завещание исчезло, сгорело вместе с храмом фортуны на Аврелиевой дороге, а Тиберий пока ни словом не обмолвился о том, что Август писал ему незадолго до смерти.Конечно же, такой благородный, честный и открытый человек как Германик не мог подозревать кого-либо — а уж тем более своих близких — в серьезных преступлениях без убедительных доказательств.Он решил просто откровенно поговорить с Тиберием и спросить цезаря, что тот думает по поводу предъявленных ему и императрице обвинений. Но это можно было сделать потом, когда будут уже улажены государственные дела, которые имеют приоритет.Ведь как консул и приемный сын цезаря Германик был прежде всего слугой Отечества и лишь потом мог уделять внимание прочим вещам, пусть даже и таким важным с его точки зрения.А потому в назначенный час бывший главнокомандующий Ренской армией появился в кабинете Тиберия и искренне, радушно приветствовал цезаря вместе с Ливией, которая сидела в невысоком кресле в углу комнаты.Лишь одного астролога Фрасилла, неизменного спутника принцепса, который по своему обыкновению возлежал на кушетке, перебирая неспешно толстыми пальцами голубые бусинки на шнурке, он не почтил вниманием.Хотя Германик сам был весьма суеверным, он не питал доверия к подобной публике, магам и прорицателям, которые по его глубокому убеждению черпали свои знания не от богов и наверняка знались со злыми духами, врагами рода человеческого.Тиберий поднялся навстречу приемному сыну и вытянул к нему свои большие руки с кривыми пальцами. На лице цезаря играла улыбка, столь для него не характерная, а лысина блестела от пота, хотя в помещении вовсе не было жарко.— Рад видеть тебя, сын, — несколько быстрее чем обычно произнес он. — Благодарен тебе за то, что ты принял мое приглашение и пришел разделить со мной бремя государственных забот.— Это мой долг, — просто ответил Германик и повернулся к Ливии. — А как твое здоровье, бабушка? Надеюсь, неплохо?— Терпимо, внучек, — ответила императрица, демонстрируя в улыбке свои редкие зубы. — Вполне сносно для моего возраста.— Садись, Германик, — Тиберий указал ему на кресло.Недавний триумфатор благодарно наклонил голову и опустился на подушки.Тут же рабы внесли вино и закуски. Когда они расставили подносы на столах, Ливия резким движением руки приказала им удалиться. Это не ускользнуло от внимания Германика и молодой человек слегка нахмурился.Почему же императрица распоряжается в апартаментах цезаря? Неужели правда то, что ему довелось уже услышать в Риме: его бабка вертит Тиберием как захочет, поскольку знает какую-то тайну, связанную с ним, и цезарь боится собственной матери как огня.«Нет, это невозможно, — подумал Германик. — Это не по-римски. Где же достоинство верховного правителя огромной Империи?».— Угощайся, сынок, — сладким голосом произнес Тиберий, указывая на еду и кувшины с вином. — Разговор у нас будет серьезный, так что не мешает подкрепиться.Германик глотнул из кубка и машинально отщипнул одну виноградину от пышной грозди. Аппетита у него не было.— Ну что ж, не будем терять времени, — заговорил цезарь. — Сейчас я попробую представить тебе обстановку, которая на сегодняшний день сложилась в государстве, а потом поговорим о том задании, которое я бы хотел тебе поручить.Итак, начнем с Ренской границы. Ну, тут я ничего нового тебе сказать не могу — ты знаешь ситуацию гораздо лучше меня. Добавлю только, что назначение на должность главнокомандующего тамошними легионами уже получил Друз, мой сын и твой названный брат. Он отправится на место как только закончит свои дела в городе.Кроме того, у меня есть сведения, что вождь херусков, этот ваш пресловутый Херман, оставил наконец безумную мысль соперничать с Римом и обратил свое внимание на земли племени маркоманнов, где вождем небезызвестный мне Маробод.Ты, наверное помнишь, как лет десять назад этот варвар — а молодость он провел в Риме и кое-чему научился — сколотил крепкий Племенной союз и стал непосредственной угрозой Империи.Тогда я сказал Августу, что Маробод для нас опаснее, чем Пирр и Ганнибал и Божественный со мной согласился. И набрал войско из двенадцати легионов и уже был готов стереть этих дерзких маркоманнов с лица земли, как вдруг начались волнения в Паннонии, которые переросли вскоре в открытое восстание.Пришлось заключить с Марободом мир, и двигать армию на мятежников. Да, паннонцев я тогда разгромил, — Тиберий хихикнул, — но вот Богемия, где властвовал Маробод, так и осталось независимой и является ею до сих пор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51