— Твоя жена должна быть здоровой, так как мне нужен внук, который после тебя унаследовал бы наши корабли, дома и другое имущество. Я не желаю, чтобы мое добро, хотя бы в третьем или четвертом поколении перешло в руки чужих людей. И кроме того, твой брак не должен быть смешон.
— Об этом не беспокойся. Мой выбор вполне нормален. Мне кажется, мы достаточно богаты, чтобы делать выбор независимо от размеров приданого невесты.
На лбу старого Кемпстера залегли морщины недовольства.
— Ты уже выбрал? — спросил он, пытливо всматриваясь в лицо сына.
—Да. Это Марго Фарман, дочь нашего капитана Томаса Фармана.
— Против семейства Фарманов у меня возражений нет, но я желаю познакомиться с твоей невестой, пока она еще не стала моей невесткой. Если она глупа и старше тебя, то лучше и не показывай. Тогда я заранее говорю — нет.
— Она на восемь лет младше меня, образованная и прелестная девушка. Наш дом Марго не опозорит.
— Ну, хорошо. Через месяц «Полуночная мечта» будет готова.
«Полуночной мечтой» звалась паровая яхта, которую строили для Кемпстеров. Замечание отца означало, что если все будет в порядке, Фред сможет отправиться в свадебное путешествие на новой яхте. А что все будет в порядке, он нимало не сомневался.
…Известие о помолвке молодого Кемпстера с дочерью капитана Фармана вызвало довольно бурные толки в тех кругах, в которых Кемпстеры имели вес, а эти круги были весьма широки и влиятельны. В газетах появились портреты помолвленных и пространные очерки о романтичном браке. По единодушному мнению общества, Марго Фарман делает блестящую партию и очень счастлива, а Фреда Кемпстера следует считать одним из самых романтичных юношей «нашего черствого века, когда над чувствами властвуют расчет и коммерческие соображения». Друзья Фреда говорили, что у него отличный вкус, а молодые незамужние дамы или такие, у которых были сестры или дочери на выданье, добавляли, что Марго Фарман сумела опутать Кемпстера за время двухмесячного плаванья.
Помилуйте, о чем же тут сожалеть! Если Фред такой простак, что дал завлечь себя, то…
Почтовые пароходы быстро бороздят океаны, а если надо какую-либо весть передать еще быстрее, то для этого служит телеграф. Случилось так, что уже через несколько дней после того, как в газетах появилось сообщение о помолвке Фреда Кемпстера и Марго Фарман, Эдуард Харбингер прочитал об этом в одной из американских газет. На следующий день Роберт Кемпстер получил из Галвестона телеграмму, в которой капитан «Кардигана» просил освободить его от занимаемой должности и по возможности скорее назначить его заместителя.
— Вот тебе и новый капитан, — показал он сыну телеграмму. — Что бы это могло означать?
— Странный человек… — пробормотал Фред Кемпстер. — Не будем его удерживать. Если хочет, пусть уходит.
Но Марго он об этом ничего не сказал.
Вскоре после пробного рейса «Полуночной мечты» отпраздновали свадьбу. Роскошная яхта была подготовлена к дальнему путешествию. Так как маршрутом предусматривалось и посещение островов Южного Моря, Марго уговорила Ако перейти на яхту в качестве ее слуги. Фред Кемпстер обещал, что вдоль и поперек исколесит все Южное море, пока не найдет таинственную родину Ако, о которой юноша рассказы* вал всякие чудеса.
Прямо со свадебнога пиршества, в котором принимал участие лишь узкий круг ближайших друзей дома, новобрачные отправились на яхту. Было условлено, что вначале они отправятся к фиордам Норвегии и затем вдоль западного побережья Европы на Мадейру, на Канарские острова и в Средиземное море, где к ним присоединятся еще несколько человек — друзья юности Фреда Кемпстера. Их ожидала великолепная одиссея — то, о чем так страстно мечтала Марго.
Но когда яхта вышла в море, Ако стал замечать, что улыбка молодой госпожи Кемпстер, которой она отвечала на восторженные замечания своего мужа, была какой-то неестественной, вымученной. Море было очень неспокойно, Марго, верно, чувствовала себя плохо. Тогда Фред отослал ее отдохнуть, а сам остался на командном мостике и заговорил с капитаном.
— Не могу ли я вам чем-нибудь услужить? — спросил Ако, оказавшийся на пути своей госпожи.
— Нет, Ако, ничего не надо… — удрученно улыбнулась она. — Сегодня тебе больше ничего не нужно будет делать.
Ако молча посторонился. Они находились в коридоре возле двери каюты Марго.
— Я сегодня получила одно письмо, Ако, — сказала Марго. — Не можешь ли ты сохранить его у себя? Так, чтобы никто его не увидел…
— Да, госпожа, я сделаю это. Никто не найдет. Она отвернулась и поискала спрятанный на груди конверт, затем подала его Ако. Он тотчас же спрятал письмо в карман.
— Там нет ничего страшного, но лучше, если мой муж не узнает об этом… это причинит ему боль, — сказала Марго. — Но уничтожить письмо мне не хотелось бы. Это для меня последняя память от твоего друга, Ако.
— Письмо не пропадет, и я его никогда не буду читать, — заверил Ако.
— Ты можешь его прочесть. Оно от Эдуарда Харбингера. Он ушел с корабля и поступил на другое место… Смотрителем маяка в каком-то пустынном и мрачном месте.
— У него там будет хорошая жизнь… лучше, чем на корабле? — спросил Ако.
— Там он будет один… одинок, но свободен… — прошептала Марго. — Нет, Ако, там ему будет гораздо хуже, чем на корабле.
— Почему же он тогда ушел с парохода и поселился на маяке? — продолжал Ако.
Марго хотела что-то сказать, но слезы сдавили ей горло. Она вытерла глаза, странно улыбнулась и вошла в свою каюту.
«Что за странные люди! — думал Ако. — У них на сердце больно, а они притворяются веселыми. И сами же они себе причиняют боль».
Со скоростью двадцати миль в час «Полуночная мечта» мчалась на север, навстречу Шотландским островам, Оркнеям, заполярному солнцу. Море было бесцветно, и большие птицы, которые с криками следовали за яхтой, казались такими же бесцветными, как и все то, что мог различить человеческий глаз в этой растревоженной стихии.
2
Из чудес Арктики им довелось увидеть очень мало, так как все время, пока «Полуночная мечта» плавала в северных водах, погода стояла ненастная и ветреная. Они упустили подходящее время для такого путешествия и прибыли туда с большим опозданием. Осмотрев Нордкап, завернув в несколько наиболее примечательных норвежских фиордов и задержавшись на пару дней в одном из портов Северной Франции, они поспешили на юг. Бордо, Биарриц, Лиссабон, Мадейра, Канарские острова, Гибралтар, Болеарские острова, Ривьера… незнакомые места и незнакомые люди быстро сменялись, мелькали у них перед глазами. Фотоаппарату Марго каждый день была работа. Охотнее всего она фотографировала мрачные, уединенные места на берегу моря, темные скалы и расположенные где-нибудь на отшибе мысы, где по ночам мигали огни маяков. Каждый раз, когда «Полуночная мечта» проходила мимо какого-нибудь одинокого маяка, взор Марго, как зачарованный, останавливался на нем и в потемневших глазах молодой женщины угадывалась боль. Она знала, что там нет Харбингера, что он коротает свои дни где-то далеко, на севере, где сейчас стремительный Гольфстрим разбивает буруны о прибрежные скалы, и все же каждый встреченный по пути маяк наводил ее на мысль о далеком друге, и мрачной в ее воображении представлялась его судьба.
Вначале ее ослепила новая обстановка, роскошь яхты, удобства, почти неограниченные возможности в исполнении любого желания, связанного с деньгами. Когда же такое положение стало обыденным и привычным, — а это происходит скорее, чем принято думать, ибо способность человека свыкаться огромна, — вещи утратили свое магическое обаяние, и снова единственно весомым и значительным остался сам человек со своими радостями и горестями, стремлениями и чувствами.
Фред был очень мил и внимателен — такой, каким обыкновенно бывают все влюбленные мужчины. Он не навязывал Марго своих привычек, но старался деликатно приноровиться к ее привычкам.
Более месяца прошло с начала путешествия, когда на Ривьере к ним присоединились новые спутники — Реджинальд Джибс со своей сестрой Грейс и друг детства Фреда Вальтер Дорман с супругой Эвелиной, американкой по происхождению. Все они были еще молодые и жизнерадостные люди.С их появлением жизнь на «Полуночной мечте» приобрела более шумный, веселый и богемный характер. Интимная тишина, в которой пролетел медовый месяц Кемпстеров, сменилась бесшабашными празднествами, когда хлопали пробки от бутылок шампанского, наигрывал патефон и в салоне шаркали ноги танцующих. Но так как путешествие было рассчитано по крайней мере на год или на полтора, на яхте существовала негласная договоренность, что каждый путешественник станет придерживаться своих привычек и будет жить так, как ему заблагорассудится, — иначе они скоро надоедят друг другу. Каждый вставал, когда хотел, кушал — как привык дома, и убивал свое время так, как находил наилучшим. Это не значило, что каждый в отдельности вел на яхте образ жизни обособленный и своеобразный, — ведь все они получили примерно одинаковое воспитание, вышли примерно из одной среды, и уже одно то обстоятельство, что они собрались сюда, чтобы принять участие в общем приключении, свидетельствовало о том, что у всех членов этого общества были почти одинаковые интересы и одинаковый стиль жизни. Таким образом, хотя каждый из них придерживался своих привычек, в действительности они держались общих традиций. Единственное различие составлял темперамент каждого члена этого общества, и этот темперамент в первую очередь почувствовал на себе темнокожий островитянин Ако.
На яхте он считался слугою Марго. Фреда обслуживал специальный камердинер, а к Джибсам и Дор— манам были назначены двое других. Ако был виною тому, что обе чужие дамы нарушили этот порядок и распределили обязанности прислуги иначе. Они пожелали, чтобы мелкие услуги им оказывал экзотический островитянин, а не надутые вымуштрованные английские стюарды. Это путешествие было необычно и романтично уже по одному своему маршруту, и для полноты картины необычным должно было быть и все остальное.
Нам необходимо помнить, что Ако уже исполнился двадцать один год, и это была пора его физического расцвета. Ни тюрьма, ни скитания по чужим краям не пошли во вред ему. По меньшей мере шести футов ростом, пропорционально сложенный, с очень своеобразной упругой походкой и правильными чертами лица, он безусловно был красивым парнем, не только в понимании своих соплеменников, но и в глазах любого, хоть мало-мальски разбирающегося в физической красоте человека. Но наибольшую привлекательность в глазах Эвелины Дорман и Грейс Джибс ему придавало его экзотическое происхождение. Он пленил их как существо из чуждого, неведомого мира, и здесь, на яхте, где течение жизни не распыляло внимания человека на тысячи различных неожиданностей и условно важных мелочей, Ако, сам того не желая, стал самым незаурядным и примечательным явлением.
Тому типу женщин, который Ако знал у себя на родине, больше всего соответствовала темноволосая американка Эвелина Дорман, в жилах которой, как гласило предание, текла кровь и коренных жителей Нового Света — индейцев. Всякий раз, когда она при» зывала Аполлона Южного моря в свою каюту, ее глаза странно загорались и бесстыдно, словно стремясь заворожить, смотрели на него. Она никогда не требовала от Ако трудных и неприятных услуг. Вывести на одежде какое-нибудь случайно посаженное пятно, почистить туфли, смахнуть пыль с полированных вещей в каюте — это ведь сущий пустяк. Эвелина каждый раз расспрашивала Ако о его прежней жизни, о нравах и обычаях на Ригонде и про.то, как там молодые любятся. Человеку ее круга такая форма беседы могла бы показаться насмешкой, но Ако не чувствовал иронии, и в действительности ничего иронического здесь и не было — просто нездоровое любопытство.
Иногда Эвелина даже старалась прикоснуться к нему, как бы невзначай погладить руку или щеку и при этом ободряюще усмехалась. Точно так же держала себя и Грейс Джибс, светловолосая стройная северянка с голубыми глазами, в которых появлялся лукавый блеск, когда Ако смотрел на нее.
Но он ничего не понимал. Эти женщины были для него всего лишь повелительницами, белыми госпожами — больше ничем. Уйдя от них, он переставал о них думать. Все его мечты летели за море, вдаль, к зеленому острову. Там были цветы и радость, там при свете луны сверкала лагуна и одна девушка ожидала его домой. Нелима звали ее. .Что значило в сравнении с ней все остальное!
3
Им некуда было спешить. Реджинальд Джибс оказался непригодным к дипломатической карьере, а чтобы добиться успеха на каком-либо другом поприще, надо было прежде всего это поприще найти и избрать. А пока этого не случилось, он мог спокойно убивать время и тратить свою долю из семейных доходов, не беспокоясь о том, что когда-нибудь этот золотой источник может иссякнуть. Вальтер Дорман в материальном отношении зависел от своей жены, капиталы которой обеспечивали его благополучие. Если Эвелине нравилось путешествовать, то у Вальтера, естественно, не могло быть против этого никаких возражений. Ключом к счастью этого общества были деньги. В определенное время и в соответствующем месте стричь купоны — не бог весть какое большое и хитрое дело, Реджинальд Джибс и Вальтер Дорман отлично умели эта делать.
Самым занятым человеком этого общества в таком случае был Фред Кемпстер, которого по возвращении из путешествия ожидали определенные обязанности и определенная работа, но и ему особенно торопиться не приходилось, так как старый Кемпстер был еще жив и хорошо справлялся со всеми делами.
Маршрут путешествия был выработан заранее, но они могли свободно распоряжаться сроками. Случалось, что в каком-нибудь месте, где они предполагали задержаться несколько дней, им не нравилось. Тогда они сразу же отправлялись дальше. А другое место, где намечалось лишь возобновить запасы продовольствия, им приходилось по вкусу. Там они проводили три, четыре и больше дней. Бросив якорь в какой-нибудь гавани, они выходили на берег и направлялись в глубь страны. Так они посетили памятники античного мира, поездили верхом на ослах по Балканским горным отрогам, полюбовались красотами Канн и Галилеи, поднялись вверх по Нилу до Хартума и сделали много интересных снимков египетских пирамид и сфинксов. Всюду они встречали людей своей расы и всюду чувствовали себя как дома. И каждое непредвиденное препятствие помогали преодолевать деньги.
Красное море… Индийский океан… Коломбо… Бенарес… Рангун… Сингапур. Поездка в глубь страны до подножия Гималаев, охота на тигров в джунглях, посещение искателей жемчуга, знойные дни и напоенные истомой тропические ночи, таинственный сказочный Восток… Вдоль китайского побережья они поднялись до самой Японии и целый месяц пробыли в «стране восходящего солнца», потом повернули обратно, с тем, чтобы, миновав Филиппинские острова, Целебес и Новую Гвинекг, направиться в безбрежные просторы Океании.
Южное солнце и звезды буквально опьяняли северян. Ослепительными радужными видениями мелькали перед их глазами картины, одна прекраснее другой.
— Довольна ли ты путешествием? — спрашивал свою жену Фред Кемпстер.
Вздох ее был полон счастья:
— Мне кажется, что это сон. После него даже умереть не трудно.
Темный огонь в глазах Эвелины Дорман полыхал все ярче, ногти ее порою хищно впивались в плеча Ако.
— Ты прекрасен, Ако. О чем ты мечтаешь по ночам? Он покорно улыбался и не находил ответа.
— Знаешь ли ты, Ако, что такое любовь? Любил ли ты? Какая она? Красивее меня? Лучше?
— Белая госпожа, очень красива, — сказал Ако, — островитяне не белые. Ригондские девушки все темнокожие.
— А тебе нравятся белые женщины? Какие тебе кажутся красивее: такие ли, как я, или такие, как Грейс Джибс, светловолосые и с голубыми глазами? Эти светловолосые коварны. Они любят только себя, Ако, ты берегись их.
Вопросы Эвелины часто ставили Ако в неловкое положение. Тогда он прикидывался более недалеким, чем был на самом деле, не ведая, что именно эта его наивность более всего пленяла искушенную женщину. А когда Ако шел убирать каюту Грейс, светловолосая северянка мешала ему работать.
— Зачем ты так спешишь, Ако. Я хочу, чтобы ты подольше задержался у меня.
И однажды она ему тихонько шепнула на .ухо: *— Сегодня ночью, когда стемнеет и все уйдут спать, ты приходи ко мне. Приди так, чтобы тебя никто не видел. Я тебе что-то расскажу. Только никому не говори об этом.
Но Ако не пришел. Когда Грейс на другой день упрекнула его в непослушании, Ако солгал:
— Я не мог спуститься вниз, потому что у трапа все время сидел штурман. Он сказал: «Иди спать, что ты слоняешься тут!»
— Тогда приходи сегодня ночью. Не вечно же там будет сидеть штурман.
Но Ако не пришел и в эту ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Об этом не беспокойся. Мой выбор вполне нормален. Мне кажется, мы достаточно богаты, чтобы делать выбор независимо от размеров приданого невесты.
На лбу старого Кемпстера залегли морщины недовольства.
— Ты уже выбрал? — спросил он, пытливо всматриваясь в лицо сына.
—Да. Это Марго Фарман, дочь нашего капитана Томаса Фармана.
— Против семейства Фарманов у меня возражений нет, но я желаю познакомиться с твоей невестой, пока она еще не стала моей невесткой. Если она глупа и старше тебя, то лучше и не показывай. Тогда я заранее говорю — нет.
— Она на восемь лет младше меня, образованная и прелестная девушка. Наш дом Марго не опозорит.
— Ну, хорошо. Через месяц «Полуночная мечта» будет готова.
«Полуночной мечтой» звалась паровая яхта, которую строили для Кемпстеров. Замечание отца означало, что если все будет в порядке, Фред сможет отправиться в свадебное путешествие на новой яхте. А что все будет в порядке, он нимало не сомневался.
…Известие о помолвке молодого Кемпстера с дочерью капитана Фармана вызвало довольно бурные толки в тех кругах, в которых Кемпстеры имели вес, а эти круги были весьма широки и влиятельны. В газетах появились портреты помолвленных и пространные очерки о романтичном браке. По единодушному мнению общества, Марго Фарман делает блестящую партию и очень счастлива, а Фреда Кемпстера следует считать одним из самых романтичных юношей «нашего черствого века, когда над чувствами властвуют расчет и коммерческие соображения». Друзья Фреда говорили, что у него отличный вкус, а молодые незамужние дамы или такие, у которых были сестры или дочери на выданье, добавляли, что Марго Фарман сумела опутать Кемпстера за время двухмесячного плаванья.
Помилуйте, о чем же тут сожалеть! Если Фред такой простак, что дал завлечь себя, то…
Почтовые пароходы быстро бороздят океаны, а если надо какую-либо весть передать еще быстрее, то для этого служит телеграф. Случилось так, что уже через несколько дней после того, как в газетах появилось сообщение о помолвке Фреда Кемпстера и Марго Фарман, Эдуард Харбингер прочитал об этом в одной из американских газет. На следующий день Роберт Кемпстер получил из Галвестона телеграмму, в которой капитан «Кардигана» просил освободить его от занимаемой должности и по возможности скорее назначить его заместителя.
— Вот тебе и новый капитан, — показал он сыну телеграмму. — Что бы это могло означать?
— Странный человек… — пробормотал Фред Кемпстер. — Не будем его удерживать. Если хочет, пусть уходит.
Но Марго он об этом ничего не сказал.
Вскоре после пробного рейса «Полуночной мечты» отпраздновали свадьбу. Роскошная яхта была подготовлена к дальнему путешествию. Так как маршрутом предусматривалось и посещение островов Южного Моря, Марго уговорила Ако перейти на яхту в качестве ее слуги. Фред Кемпстер обещал, что вдоль и поперек исколесит все Южное море, пока не найдет таинственную родину Ако, о которой юноша рассказы* вал всякие чудеса.
Прямо со свадебнога пиршества, в котором принимал участие лишь узкий круг ближайших друзей дома, новобрачные отправились на яхту. Было условлено, что вначале они отправятся к фиордам Норвегии и затем вдоль западного побережья Европы на Мадейру, на Канарские острова и в Средиземное море, где к ним присоединятся еще несколько человек — друзья юности Фреда Кемпстера. Их ожидала великолепная одиссея — то, о чем так страстно мечтала Марго.
Но когда яхта вышла в море, Ако стал замечать, что улыбка молодой госпожи Кемпстер, которой она отвечала на восторженные замечания своего мужа, была какой-то неестественной, вымученной. Море было очень неспокойно, Марго, верно, чувствовала себя плохо. Тогда Фред отослал ее отдохнуть, а сам остался на командном мостике и заговорил с капитаном.
— Не могу ли я вам чем-нибудь услужить? — спросил Ако, оказавшийся на пути своей госпожи.
— Нет, Ако, ничего не надо… — удрученно улыбнулась она. — Сегодня тебе больше ничего не нужно будет делать.
Ако молча посторонился. Они находились в коридоре возле двери каюты Марго.
— Я сегодня получила одно письмо, Ако, — сказала Марго. — Не можешь ли ты сохранить его у себя? Так, чтобы никто его не увидел…
— Да, госпожа, я сделаю это. Никто не найдет. Она отвернулась и поискала спрятанный на груди конверт, затем подала его Ако. Он тотчас же спрятал письмо в карман.
— Там нет ничего страшного, но лучше, если мой муж не узнает об этом… это причинит ему боль, — сказала Марго. — Но уничтожить письмо мне не хотелось бы. Это для меня последняя память от твоего друга, Ако.
— Письмо не пропадет, и я его никогда не буду читать, — заверил Ако.
— Ты можешь его прочесть. Оно от Эдуарда Харбингера. Он ушел с корабля и поступил на другое место… Смотрителем маяка в каком-то пустынном и мрачном месте.
— У него там будет хорошая жизнь… лучше, чем на корабле? — спросил Ако.
— Там он будет один… одинок, но свободен… — прошептала Марго. — Нет, Ако, там ему будет гораздо хуже, чем на корабле.
— Почему же он тогда ушел с парохода и поселился на маяке? — продолжал Ако.
Марго хотела что-то сказать, но слезы сдавили ей горло. Она вытерла глаза, странно улыбнулась и вошла в свою каюту.
«Что за странные люди! — думал Ако. — У них на сердце больно, а они притворяются веселыми. И сами же они себе причиняют боль».
Со скоростью двадцати миль в час «Полуночная мечта» мчалась на север, навстречу Шотландским островам, Оркнеям, заполярному солнцу. Море было бесцветно, и большие птицы, которые с криками следовали за яхтой, казались такими же бесцветными, как и все то, что мог различить человеческий глаз в этой растревоженной стихии.
2
Из чудес Арктики им довелось увидеть очень мало, так как все время, пока «Полуночная мечта» плавала в северных водах, погода стояла ненастная и ветреная. Они упустили подходящее время для такого путешествия и прибыли туда с большим опозданием. Осмотрев Нордкап, завернув в несколько наиболее примечательных норвежских фиордов и задержавшись на пару дней в одном из портов Северной Франции, они поспешили на юг. Бордо, Биарриц, Лиссабон, Мадейра, Канарские острова, Гибралтар, Болеарские острова, Ривьера… незнакомые места и незнакомые люди быстро сменялись, мелькали у них перед глазами. Фотоаппарату Марго каждый день была работа. Охотнее всего она фотографировала мрачные, уединенные места на берегу моря, темные скалы и расположенные где-нибудь на отшибе мысы, где по ночам мигали огни маяков. Каждый раз, когда «Полуночная мечта» проходила мимо какого-нибудь одинокого маяка, взор Марго, как зачарованный, останавливался на нем и в потемневших глазах молодой женщины угадывалась боль. Она знала, что там нет Харбингера, что он коротает свои дни где-то далеко, на севере, где сейчас стремительный Гольфстрим разбивает буруны о прибрежные скалы, и все же каждый встреченный по пути маяк наводил ее на мысль о далеком друге, и мрачной в ее воображении представлялась его судьба.
Вначале ее ослепила новая обстановка, роскошь яхты, удобства, почти неограниченные возможности в исполнении любого желания, связанного с деньгами. Когда же такое положение стало обыденным и привычным, — а это происходит скорее, чем принято думать, ибо способность человека свыкаться огромна, — вещи утратили свое магическое обаяние, и снова единственно весомым и значительным остался сам человек со своими радостями и горестями, стремлениями и чувствами.
Фред был очень мил и внимателен — такой, каким обыкновенно бывают все влюбленные мужчины. Он не навязывал Марго своих привычек, но старался деликатно приноровиться к ее привычкам.
Более месяца прошло с начала путешествия, когда на Ривьере к ним присоединились новые спутники — Реджинальд Джибс со своей сестрой Грейс и друг детства Фреда Вальтер Дорман с супругой Эвелиной, американкой по происхождению. Все они были еще молодые и жизнерадостные люди.С их появлением жизнь на «Полуночной мечте» приобрела более шумный, веселый и богемный характер. Интимная тишина, в которой пролетел медовый месяц Кемпстеров, сменилась бесшабашными празднествами, когда хлопали пробки от бутылок шампанского, наигрывал патефон и в салоне шаркали ноги танцующих. Но так как путешествие было рассчитано по крайней мере на год или на полтора, на яхте существовала негласная договоренность, что каждый путешественник станет придерживаться своих привычек и будет жить так, как ему заблагорассудится, — иначе они скоро надоедят друг другу. Каждый вставал, когда хотел, кушал — как привык дома, и убивал свое время так, как находил наилучшим. Это не значило, что каждый в отдельности вел на яхте образ жизни обособленный и своеобразный, — ведь все они получили примерно одинаковое воспитание, вышли примерно из одной среды, и уже одно то обстоятельство, что они собрались сюда, чтобы принять участие в общем приключении, свидетельствовало о том, что у всех членов этого общества были почти одинаковые интересы и одинаковый стиль жизни. Таким образом, хотя каждый из них придерживался своих привычек, в действительности они держались общих традиций. Единственное различие составлял темперамент каждого члена этого общества, и этот темперамент в первую очередь почувствовал на себе темнокожий островитянин Ако.
На яхте он считался слугою Марго. Фреда обслуживал специальный камердинер, а к Джибсам и Дор— манам были назначены двое других. Ако был виною тому, что обе чужие дамы нарушили этот порядок и распределили обязанности прислуги иначе. Они пожелали, чтобы мелкие услуги им оказывал экзотический островитянин, а не надутые вымуштрованные английские стюарды. Это путешествие было необычно и романтично уже по одному своему маршруту, и для полноты картины необычным должно было быть и все остальное.
Нам необходимо помнить, что Ако уже исполнился двадцать один год, и это была пора его физического расцвета. Ни тюрьма, ни скитания по чужим краям не пошли во вред ему. По меньшей мере шести футов ростом, пропорционально сложенный, с очень своеобразной упругой походкой и правильными чертами лица, он безусловно был красивым парнем, не только в понимании своих соплеменников, но и в глазах любого, хоть мало-мальски разбирающегося в физической красоте человека. Но наибольшую привлекательность в глазах Эвелины Дорман и Грейс Джибс ему придавало его экзотическое происхождение. Он пленил их как существо из чуждого, неведомого мира, и здесь, на яхте, где течение жизни не распыляло внимания человека на тысячи различных неожиданностей и условно важных мелочей, Ако, сам того не желая, стал самым незаурядным и примечательным явлением.
Тому типу женщин, который Ако знал у себя на родине, больше всего соответствовала темноволосая американка Эвелина Дорман, в жилах которой, как гласило предание, текла кровь и коренных жителей Нового Света — индейцев. Всякий раз, когда она при» зывала Аполлона Южного моря в свою каюту, ее глаза странно загорались и бесстыдно, словно стремясь заворожить, смотрели на него. Она никогда не требовала от Ако трудных и неприятных услуг. Вывести на одежде какое-нибудь случайно посаженное пятно, почистить туфли, смахнуть пыль с полированных вещей в каюте — это ведь сущий пустяк. Эвелина каждый раз расспрашивала Ако о его прежней жизни, о нравах и обычаях на Ригонде и про.то, как там молодые любятся. Человеку ее круга такая форма беседы могла бы показаться насмешкой, но Ако не чувствовал иронии, и в действительности ничего иронического здесь и не было — просто нездоровое любопытство.
Иногда Эвелина даже старалась прикоснуться к нему, как бы невзначай погладить руку или щеку и при этом ободряюще усмехалась. Точно так же держала себя и Грейс Джибс, светловолосая стройная северянка с голубыми глазами, в которых появлялся лукавый блеск, когда Ако смотрел на нее.
Но он ничего не понимал. Эти женщины были для него всего лишь повелительницами, белыми госпожами — больше ничем. Уйдя от них, он переставал о них думать. Все его мечты летели за море, вдаль, к зеленому острову. Там были цветы и радость, там при свете луны сверкала лагуна и одна девушка ожидала его домой. Нелима звали ее. .Что значило в сравнении с ней все остальное!
3
Им некуда было спешить. Реджинальд Джибс оказался непригодным к дипломатической карьере, а чтобы добиться успеха на каком-либо другом поприще, надо было прежде всего это поприще найти и избрать. А пока этого не случилось, он мог спокойно убивать время и тратить свою долю из семейных доходов, не беспокоясь о том, что когда-нибудь этот золотой источник может иссякнуть. Вальтер Дорман в материальном отношении зависел от своей жены, капиталы которой обеспечивали его благополучие. Если Эвелине нравилось путешествовать, то у Вальтера, естественно, не могло быть против этого никаких возражений. Ключом к счастью этого общества были деньги. В определенное время и в соответствующем месте стричь купоны — не бог весть какое большое и хитрое дело, Реджинальд Джибс и Вальтер Дорман отлично умели эта делать.
Самым занятым человеком этого общества в таком случае был Фред Кемпстер, которого по возвращении из путешествия ожидали определенные обязанности и определенная работа, но и ему особенно торопиться не приходилось, так как старый Кемпстер был еще жив и хорошо справлялся со всеми делами.
Маршрут путешествия был выработан заранее, но они могли свободно распоряжаться сроками. Случалось, что в каком-нибудь месте, где они предполагали задержаться несколько дней, им не нравилось. Тогда они сразу же отправлялись дальше. А другое место, где намечалось лишь возобновить запасы продовольствия, им приходилось по вкусу. Там они проводили три, четыре и больше дней. Бросив якорь в какой-нибудь гавани, они выходили на берег и направлялись в глубь страны. Так они посетили памятники античного мира, поездили верхом на ослах по Балканским горным отрогам, полюбовались красотами Канн и Галилеи, поднялись вверх по Нилу до Хартума и сделали много интересных снимков египетских пирамид и сфинксов. Всюду они встречали людей своей расы и всюду чувствовали себя как дома. И каждое непредвиденное препятствие помогали преодолевать деньги.
Красное море… Индийский океан… Коломбо… Бенарес… Рангун… Сингапур. Поездка в глубь страны до подножия Гималаев, охота на тигров в джунглях, посещение искателей жемчуга, знойные дни и напоенные истомой тропические ночи, таинственный сказочный Восток… Вдоль китайского побережья они поднялись до самой Японии и целый месяц пробыли в «стране восходящего солнца», потом повернули обратно, с тем, чтобы, миновав Филиппинские острова, Целебес и Новую Гвинекг, направиться в безбрежные просторы Океании.
Южное солнце и звезды буквально опьяняли северян. Ослепительными радужными видениями мелькали перед их глазами картины, одна прекраснее другой.
— Довольна ли ты путешествием? — спрашивал свою жену Фред Кемпстер.
Вздох ее был полон счастья:
— Мне кажется, что это сон. После него даже умереть не трудно.
Темный огонь в глазах Эвелины Дорман полыхал все ярче, ногти ее порою хищно впивались в плеча Ако.
— Ты прекрасен, Ако. О чем ты мечтаешь по ночам? Он покорно улыбался и не находил ответа.
— Знаешь ли ты, Ако, что такое любовь? Любил ли ты? Какая она? Красивее меня? Лучше?
— Белая госпожа, очень красива, — сказал Ако, — островитяне не белые. Ригондские девушки все темнокожие.
— А тебе нравятся белые женщины? Какие тебе кажутся красивее: такие ли, как я, или такие, как Грейс Джибс, светловолосые и с голубыми глазами? Эти светловолосые коварны. Они любят только себя, Ако, ты берегись их.
Вопросы Эвелины часто ставили Ако в неловкое положение. Тогда он прикидывался более недалеким, чем был на самом деле, не ведая, что именно эта его наивность более всего пленяла искушенную женщину. А когда Ако шел убирать каюту Грейс, светловолосая северянка мешала ему работать.
— Зачем ты так спешишь, Ако. Я хочу, чтобы ты подольше задержался у меня.
И однажды она ему тихонько шепнула на .ухо: *— Сегодня ночью, когда стемнеет и все уйдут спать, ты приходи ко мне. Приди так, чтобы тебя никто не видел. Я тебе что-то расскажу. Только никому не говори об этом.
Но Ако не пришел. Когда Грейс на другой день упрекнула его в непослушании, Ако солгал:
— Я не мог спуститься вниз, потому что у трапа все время сидел штурман. Он сказал: «Иди спать, что ты слоняешься тут!»
— Тогда приходи сегодня ночью. Не вечно же там будет сидеть штурман.
Но Ако не пришел и в эту ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36