Генрих взглянул на беарнца, лицо последнего дышало такой честностью и прямотой, что он ни на минуту не усомнился в его словах.
В эту минуту ландскнехты встали из-за стола. Посмотрев на довольное лицо одного из них и вытянутое другого, сразу можно было определить, что первый из них выиграл у второго его последние деньги.
Выигравший бросил на стол деньги и сказал:
— Получите! — и вышел, презрительно посмотрев на принца.
— Каналья!— проворчал беарнец.
— Тс, — сказал принц, — они ушли, чему я очень рад. Мы можем поболтать.
— Миетта! — позвал кабатчик.
Молодая девушка подбежала.
— Поди-ка в мою комнату и приготовь мне постель, — приказал ей дядя.
Миетта скорчила недовольное лицо, как избалованная девчонка, в последний раз взглянула на красивого земляка и начала подниматься по лестнице, которая вела в верхний этаж. Кабатчик хотел было снова встать и снять шапку.
— Сиди, — остановил его принц. — Разве государь, мой отец, не разрешал тебе сидеть в его присутствии?
— О! Да, ваше высочество.
— Итак, сиди так же, как и при нем, и потолкуем. Давно ты содержишь этот кабак?
— Уже десять лет, принц.
— Ты издалека приехал?
— О! Это целая любовная история, принц. Я записался в солдаты, воевал во Фландрии и женился там. Покойная жена моя хотела, чтобы я остался на ее родине, а меня тянуло на мою. Тогда мы решили ликвидировать наши дела.
— Понимаю. И вы поселились здесь?
— Да, государь.
— Ну, Маликан, я предчувствую, что, так как ты в душе остался беарнцем... — начал принц.
— И преданным слугой вашего дома, государь, чем я горжусь!
— То ты можешь оказать мне услугу.
— О, если ваше высочество захочет, чтобы я умер за вас....
Генрих усмехнулся.
— А пока сообщи мне кое-что.
— Насчет чего?
— Насчет Лувра. Видишь ты когда-нибудь короля?
— Каждый день.
— Как он выглядит?
— Странный король... государь мой, говоря между нами. Лицо у него всегда суровое... больное и встревоженное...
Кабатчик понизил голос:
— Говорят, что он человек добрый, но... — Маликан остановился.
— Но? — переспросил его принц.
— Говорят также, что королева-мать заставляет его поступать жестоко... О, вот так женщина!
Маликан произнес эти слова, задрожав всем телом.
— А... его сестра? — спросил Генрих.
— Принцесса Маргарита?
— Да.
Прежде чем ответить, Маликан пристально посмотрел на молодого принца.
— Извините меня, ваше высочество, но король, ваш батюшка, всегда разрешал говорить мне откровенно.
— Говори, друг мой.
— Ну, так, государь, хотя я и простой, неученый человек, который едва умеет подписать свое имя и прочитать «Отче наш», но мне иногда приходят в голову странные мысли.
— А, — протянул Генрих, — тебе иногда приходят в голову мысли...
— Я угадываю иногда.
— В самом деле!
— И мне кажется, я угадал на этот раз, отчего ваше высочество прогуливается вокруг Лувра в простой одежде, как бедный дворянин.
— Ну, говори, что ты угадал?
— Ваше высочество желает увидеть принцессу Маргариту.
— Очень возможно.
— Не далее как третьего дня, — продолжал Маликан, — сюда приходил дворянин из наших мест, капитан гвардии, господин Пибрак, и беседовал с другим господином.
— О чем говорили они?
— В Лувре поговаривают о свадьбе Маргариты Валуа и принца Наваррского.
— А! Они говорили это?
— Да, государь.
— Вчера?
— Вчера, государь.
— И ты тотчас же вообразил, что...
— Я подумал, что ваше высочество пожелает, как это водится в нашей стране, прежде чем начать ухаживать за принцессой Маргаритой, посмотреть ее украдкой.
— Может быть, ты и верно угадал, — сказал принц,
засмеявшись.
Маликан нахмурил брови и красноречиво замолчал.
— Ну, разве я, по-твоему, поступил дурно? — спросил Генрих.
— Нет, государь.
— Нужно посмотреть, прежде чем взять.
— Я думаю то же самое.
— И если принцесса Маргарита некрасива...
— О, нет, она прекрасна, — возразил Маликан.
— Красива?
— Как ангел.
— Гм, — заметил принц, — в таком случае королева, моя матушка, недурно сделала, предназначив ее мне в жены.
— Я другого мнения,— откровенно сказал кабатчик.
— Гм! А почему?
Маликан смутился было на минуту, но тотчас продолжал:
— Не все то золото, что блестит. Нравится не все то, что прекрасно.
— Как? — переспросил его принц.
Маликан молчал.
— Слушай, дружище, — сказал принц, — объяснись яснее.
— Вы приказываете, государь?
— Черт возьми!
— Ну, так, видите ли: в Беарне у нас народ бедный, но честный. Покойный государь ваш батюшка говорил, что лучше быть угольщиком и жить в хижине, чем ходить в шелку и бархате, но спать под чужой кровлей.
— Отец мой говорил правду, Маликан.
— Король Наваррский, — продолжал беарнец, — царствует в маленьком королевстве, и в сравнении с ним король Франции большой вельможа, но...
— Что же?
— И я знаю, — продолжал Маликан, не обращая внимания на вопрос принца, — что принцесса из французского королевского дома соблазнительная невеста для короля Наваррского, но...
— Да говори же яснее, чудак.
— Но дочери из французского королевского дома так же, как и дочери простых граждан...
— Что же?
— ...заставляют говорить о себе.
Генрих Наваррский нахмурил слегка брови.
— Ого! Дружище, ты сказал немного, но...
— Простите, государь, покойный отец ваш любил нашу откровенность.
— Ну, так говори же...
— Принцесса Маргарита, видите ли, — начал Маликан, понемногу становясь смелее, — прекрасная принцесса, которая всегда бывает чрезвычайно довольна, когда слышит похвалу своей красоте.
— Ты думаешь?
— И если бы вашему высочеству представился случай поехать в Нанси...
— К моему двоюродному брату Генриху Французскому?
— Именно.
— Ну, так что же?
— То герцог Генрих мог бы многое сообщить вам о принцессе Маргарите.
— Маликан, — прервал его принц, — ты верный слуга, и я, быть может, воспользуюсь твоими советами. Но в данное время я должен повиноваться приказанию королевы, моей матери, которая хочет узнать мое мнение о принцессе Маргарите. Посмотрим.
Едва успел Генрих сказать это, как вошел Ноэ.
— Тс, — сказал Генрих, взглянув на Маликана.
Последний, как ни в чем не бывало, поклонился Ноэ, как и вообще всем посетителям, и крикнул свою племянницу:
— Эй, Миетта, пойди сюда!
Миетта вошла.
— Подай этому господину, что он прикажет, — сказал Маликан, по-видимому, не понявший, что Ноэ зашел за принцем.
Но Генрих подал ему руку.
Тогда Маликан, как человек скромный, отошел и начал приводить в порядок свои бутылки и кружки.
— Что прикажете подать, сударь? — спросила Миетта.
— Ничего, милое дитя.
Миетта сделала недовольную гримаску и ушла.
— Де Пибрак ожидает вас, Генрих, — сказал Ноэ.
— А! Он ждет меня... Где ты его видел?
— В караульне швейцарцев. Я притворился, что вхожу в Лувр как в свой собственный дом. Какой-то швейцарец преградил мне путь алебардой и сказал: «Вход воспрещен!» — «Неужели! — ответил я ему. — Даже и человеку, который знаком с господином де Пибраком?» Едва только я выговорил это имя, как из караульни вышел какой-то человек и спросил:
«Кто это говорит обо мне?»
Это был господин де Пибрак.
«Я», — был ответ.
Он посмотрел на меня с улыбкой и сказал:
«Я не имею чести вас знать, но, судя по вашему выговору, я вижу, что вы приехали из Гаскони или Беарна, чтобы просить моего покровительства».
Он взял меня под руку и ввел во двор Лувра.
— Ну, и что же дальше? — спросил Генрих.
— Там я передал ему письмо королевы Наваррской. Взглянув на него, он вздрогнул, затем прочитал его, и я видел, что оно его сильно взволновало. Наконец он сказал мне:
«Где же принц? Где он?»
«Тс,— остановил я его,— я сейчас приведу его к вам».
Де Пибрак увидел в эту минуту пажа, который обучал сокола в углу двора, и сделал ему знак. Паж подбежал.
«Видишь ты этого господина?» — спросил он его.
Паж посмотрел на меня.
«Этот господин — мой родственник, уроженец моей родины, Гаскони. Он пойдет сейчас за одним из своих друзей, и ты их обоих приведешь ко мне».
«Слушаю, сударь», — ответил паж.
Тогда господин де Пибрак наклонился к самому моему уху и сказал:
«Идите и приведите скорее принца; мне кажется, что мне удастся показать ему сейчас же принцессу Маргариту».
При этих словах Генрих Наваррский вздрогнул и встал с места.
— Доброй ночи, земляк! — крикнул он Маликану и бросил на стол талер.
Маликан поклонился.
— Доброй ночи, малютка, — прибавил принц, фамильярно взяв за подбородок хорошенькую беарнку, — до свидания, мы еще увидимся.
Он вышел под руку с Ноэ.
Лувр был в двух шагах.
Паж ожидал Ноэ и его товарища у двери. Он с презрением посмотрел на одежду из грубого сукна и толстые сапоги принца, но так как молодые люди были земляками господина де Пибрака, а господин де Пибрак знатный вельможа в Лувре — то паж был предупредителен и вежлив.
— Пожалуйте, господа, — сказал он им.
Этот паж был прелестный пятнадцатилетний мальчик, беленький и румяный, как девушка. Он был восхитителен в своем пунцовом кафтанчике и голубых штанах, в воротнике из тонких кружев, желтых перчатках из буйволовой кожи и в гордо надвинутом на левое ухо токе с белым пером.
— Как вас зовут, мой милый?
— Рауль, к вашим услугам, господа,—ответил, кланяясь, паж.
Он провел их через двор на парадную лестницу и затем через несколько зал, в которых была толпа дворян и солдат.
— Черт побери! — пробормотал принц, — королева, моя мать, живет далеко не так роскошно и не имеет стольких телохранителей. Пожалуй, во всем городе Нераке не поместится эта толпа воинов, помещающаяся в трех залах Лувра.
Паж остановился перед закрытой дверью и сказал:
— Это частная квартира господина де Пибрака, капитана гвардии.
«Гм, — подумал принц, — старик де Пибрак, отец этого, живет в лачуге, из которой его вельможный сын не захотел бы сделать и конюшни».
Паж отворил дверь, приподнял портьеру, и принц вошел.
IX
Де Пибрак был человек лет сорока пяти, высокий, худощавый, с покатым лбом, тонким носом и маленькими живыми глазками; он олицетворял собою тип гасконского дворянчика, который составил себе состояние хвастовством и храбростью.
Де Пибрак родился под сгнившей кровлей старого замка, который дрожал под напором ветра и был окружен каменистыми землями.
Когда ему минуло двадцать лет, отец дал ему старую лошадь, заржавленную рапиру, кожаный мешок с пятьюдесятью пистолями и сказал:
— Дворянин из мелкопоместной семьи должен сделаться своим собственным предком.
Де Пибрак прекрасно уразумел этот мудрый совет, и так как он знал, что никто не пророк в своем отечестве, то и отправился в Париж.
В то время умер король Генрих II, оставив корону Франциску II, своему сыну.
У де Пибрака в Париже был дядя, служивший на охотничьем дворе. Де Пибрак был охотник и, кроме того, превосходно умел обучать кречетов.
Дядя был гасконец, так же, как и племянник. Он знал, что никто не говорит о себе лучше, чем сам, и так как он был уже стар и ничего уже не ждал от жизни, то, не имея более возможности говорить о себе, он начал говорить о своем племяннике, расхваливал, с какой ловкостью он дрессирует ищейку и воспитывает сокола.
Слухи дошли до юного короля.
Когда Франциск II охотился в Сен-Жермене за зайцами, собаки потеряли след. Старались поправить беду, но егеря трудились понапрасну: собаки не находили следа. Король сам старался поправить дело, но безуспешно.
— Пусть приведут ко мне этого гасконца, о котором рассказывают чудеса, — приказал Франциск II.
Де Пибрак явился, осмотрел то место, где собаки потеряли след, ходил взад и вперед и подошел прямо к дуплистому дубу, на котором от старости осталась только одна кора.
— Стойте, заяц тут! — сказал он.
И в самом деле, засунув руку в дупло, он вытащил оттуда зайца за хвост.
Животное сделало скачок и запряталось в дупло.
— Честное слово короля! — сказал Франциск II, — вот драгоценный человек. Я возьму его к себе на службу.
И он взял его в свою гвардию.
С тех пор де Пибраку, поставившему уже ногу на первую ступень лестницы, оставалось только подниматься.
Франциск II умер. Ему наследовал Карл IX.
Карл IX был еще более страстный охотник, чем покойный король.
Дядя де Пибрака так часто повторял, что его племянник самый опытный охотник в целой Франции и Наварре, что новый король удостаивал призывать к себе своего гвардейца и беседовать с ним о птичьей и псовой охоте.
Де Пибрак, слушавшийся добрых советов своего дяди, много говорил о самом себе королю всякий раз, когда король приглашал его, и однажды Карл IX признался, что он охотно слушает его и готов сделать что-либо для де Пибрака.
— Государь, — сказал ему на это де Пибрак, — если бы я был капитаном гвардейцев, я имел бы право во всякое время приходить к вашему величеству и мог бы рассказывать вам о многих чудных охотах на медведей и серн — зверей, часто попадающихся в наших горах.
— Черт возьми! Ваши рассказы обойдутся мне дороговата.
— Французскому королю нечего смотреть на издержки, — возразил де Пибрак.
Карл IX засмеялся, и Пибрак был произведен в капитаны.
Так составил себе карьеру беарнский дворянчик, которому королева Наваррская Иоанна д'Альбре поручила своего сына.
Паж Рауль приподнял портьеру, и молодые люди увидели большую роскошно убранную комнату, в которой де Пибрак сидел, небрежно развалясь в глубоком кресле с золотыми гвоздиками.
Однако, услыхав шум, он поспешно встал, взглянул на принца и с трудом удержался в присутствии пажа от движения изумления, которое вызвало в нем сходство Генриха с покойным королем Антуаном Бурбонским, его отцом.
— Войдите, господа и любезные соотечественники, — сказал он, — войдите.
Движением руки он отпустил Рауля. Паж поклонился и вышел.
Тогда де Пибрак переменил тон, встал и почтительно поклонился молодому принцу.
— Ваше высочество прибыли как нельзя более кстати.
— Неужели? — спросил принц.
— И если вашему высочеству будет угодно последовать за мной, я покажу вам принцессу Маргариту.
— Так, что она не увидит меня?
— Да, она не увидит вашего высочества.
— Черт возьми, — прошептал Генрих Наваррский, — я вижу, что королева-мать поступила чрезвычайно разумно, господин де Пибрак, направив меня к вам.
Де Пибрак поклонился и затем обратился к Ноэ.
— А вы, мой друг, подождете нас здесь.
— Мне тоже хотелось бы видеть принцессу, — сказал Ноэ.
— Это невозможно.
— Отчего? — спросил принц.
— Оттого, — ответил де Пибрак, — что в том месте, куда я отведу ваше высочество, не поместятся двое.
— Ну, это дело иное, — прошептал Ноэ.
Де Пибрак подвел принца к большому стеклянному шкафу, где лежало на полках множество книг и рукописей.
— Это мои охотничьи книги, — сказал он.
— Разве вы хотите показать мне портрет принцессы Маргариты?
— О! Нет, — ответил де Пибрак.
Он повернул ключ, который торчал в замке шкафа, открыл его, затем, отодвинув в сторону две книги, просунул между ними руку и нажал искусно скрытую пружину. Полки с книгами повернулись и обнаружили потайной ход.
— Ого! — воскликнул в изумлении принц, делая шаг назад.
— Ваше высочество, — сказал де Пибрак, — это одно из самых ничтожных таинств Лувра.
И так как принц все еще не мог успокоиться, то де Пибрак прибавил:
— Если бы королева Екатерина Медичи знала, что мне известен этот проход, она, быть может, приказала бы своему парфюмеру Ренэ-флорентийцу умертвить меня на углу улицы или подсыпать мне в кушанье чудодейственного порошка, который отправит меня на тот свет, причем мою смерть припишут коликам.
— Черт побери! — воскликнул Ноэ.
— Гм,— пробормотал в то же время Генрих Наваррский, — нечего сказать, хорош характер у королевы Екатерины, и если дочь похожа на нее...
— Я думаю даже, — продолжал де Пибрак, — что сама королева Екатерина, приказавшая изрыть все стены Лувра, не знает о существовании этого прохода.
— А вы как же узнали о нем? — спросил Ноэ.
— Я открыл его случайно. Его приказала проделать Диана де Пуатье. Король Генрих II спал в этой комнате, а Диана де Пуатье занимала покои принцессы Маргариты. Ночью она приходила к королю.
— А королеве Екатерине известен этот проход?
— Нет.
— А вы почем знаете?
— Однажды вечером, — начал де Пибрак, запирая на задвижку дверь, через которую вошли молодые люди, — я перебирал книги, лежавшие в шкафу. Рука моя дотронулась до пружины, пружина отскочила, полка повернулась, и передо мной открылся этот проход. К великому моему изумлению, тот самый, который вы видите перед собой. На колокольне церкви Сен-Жермен л'Оксеруа пробило одиннадцать часов; в Лувре все спали, кроме часовых. Я взял свечу и вошел в проход. Дойдя до конца, я увидел, что выхода оттуда не было, или, вернее, дверь была заложена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21