А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Говорите, ваше величество.
Екатерина взглянула сначала на де Крильона, затем на короля, и взгляд ее, казалось, говорил: «Я жду, пока он уйдет».
Король повторил еще раз:
— Говорите, королева, Крильон принадлежит к числу людей, при которых обо всем можно говорить.
Герцог поклонился, королева-мать закусила губу, потом вдруг решилась и сказала.
— Ваше величество, я пришла просить вас освободить человека, оказавшего большие услуги королевству.
— Королевство не имеет обыкновения сажать в тюрьму своих слуг.
— Человека, всего несколько месяцев назад открывшего заговор.
— В таком случае он, верно, получил награду.
— Человека, которого я удостаивала своей дружбой. Ваше величество, его арестовали вчера.
— А! — воскликнул Карл IX.
— Арестовали и посадили в тюрьму.
— Вы говорите о Ренэ-флорентийце, королева?
— Да, государь.
— Вот герцог взял на себя поручение арестовать его.
Герцог поклонился.
Екатерина с ненавистью взглянула на него.
— А! Так это герцог?
— Да, ваше величество,— просто ответил бесстрашный Крильон.
— По приказанию вашего величества?
— Без сомнения,— ответил король.
— Ах, государь!
Королева была взволнована, на глазах у нее блестели слезы.
— Королева,— продолжал Карл IX,— я часто предупреждал вас, что Ренэ — презренный убийца, что он доведет когда-нибудь до того, что добрый город Париж взбунтуется, и народ сожжет Лувр.
— Ренэ оклеветали.
— Это разберет парламент.
— Значит... его будут судить.
— И осудят, надеюсь. Екатерина задрожала.
— Однако, государь, Ренэ человек необходимый...
— Быть может, для вас, ваше величество.
— Для престола... Он предугадывает заговоры, которые угрожают французской монархии.
— Следовательно, он колдун.
— Может быть...
— В таком случае он не нуждается ни в вас, ни во мне, чтобы выйти из Шатлэ. Для человека, одаренного сверхъестественной силой, не существует ни запоров, ни стен тюрьмы.
Король говорил без гнева и улыбался. Екатерина поняла, что решение его твердо.
— Ваше величество,— прибавил Карл IX,— я хочу доказать вам, что мое милосердие иссякло, и я решился положить предел преступной и гнусной жизни Ренэ-флорентийца на Гревской площади. Поручаю привести в исполнение мой приказ другу нашему Крильону.— Герцог,— обратился король к Крильону,— назначаю вас королевским депутатом по этому делу и повелеваю вам поддержать в парламенте обвинение Ренэ в убийстве купца Лорио. Парламент должен быть собран в понедельник утром, так как завтра воскресенье, и если Ренэ будет обвинен,— в чем я не сомневаюсь,— то он должен быть колесован на Гревской площади.
Екатерина в отчаянии упала на колени перед королем.
— Пощадите! Государь, пощадите! — молила она.
Король поднял ее.
— Ваше величество, Бог свидетель, что я готов щадить невинного, а не преступника.
— Значит, вы отказываете мне, государь?
— Да, отказываю.
Король сказал это так сухо, что всякая надежда исчезла у королевы.
— Прощайте, ваше величество, прощайте!..
Она вышла, с трудом сдерживая слезы и в последний раз с ненавистью взглянув на Крильона.
— Вы довольны, герцог? — спросил король.
— Очень доволен, государь.
— Я был тверд?
— Непоколебимы. Ваше величество поручает мне это дело?
— Конечно.
— И даст мне неограниченные полномочия?
— Без сомнения.
— Могу я устранить членов парламента, которые, как я опасаюсь, могут выказать слабость?
— Можете, герцог.
— В таком случае, государь, вы можете приказать приготовить себе место на Гревской площади, потому что через неделю вы будете присутствовать при казни Ренэ.
— Да, я буду присутствовать,— сказал король. Вошел Рауль.
— Что еще случилось? — спросил Карл IX.
— Принцесса Маргарита Французская желает видеть короля.
Только что Рауль успел доложить об этом, как в дверях появилась принцесса.
— Ах, это ты, Марго? — сказал король.— Бьюсь об заклад, что я угадал, зачем ты пришла.
— Может быть, ваше величество.
Маргарита вошла и подала брату руку.
— Ты только что виделась с королевой-матерью?
— Она была у меня.
— И она прислала тебя просить меня помиловать Ренэ?
— Нет! Не то...
— Так в чем же дело?
— Королева просит дать ей разрешение навестить этого несчастного.
— Невозможно, Маргарита, дорогая моя!
— Но, государь... только увидеть его.
— Если ваше величество разрешит мне сопровождать королеву, то я ручаюсь, что ее величеству не удастся подкупить ни губернатора, ни тюремщиков,— произнес Крильон.
— Согласен,— ответил Карл IX.— Марго, передай королеве, что она может навестить Ренэ в тюрьме, но только с условием, что свидание произойдет в присутствии герцога Крильона.
— Благодарю вас, государь,— сказала принцесса.— Я сообщу королеве это приятное известие.
Король поцеловал руку сестры и сказал, лукаво улыбаясь:
— Не правда ли, что беарнский дворянчик де Коарасс танцует восхитительно?
— Вы правы,— ответила Маргарита, слегка покраснев.
— И при этом он очень умен.
— Неужели!
— Это известно тебе не хуже, чем мне, моя бедная Марго!.. Иди... мы поговорим об этом после.
Маргарита ушла смущенная, а король, чрезвычайно довольный, что ему удалось выказать такую твердость, засмеялся.
— Бедная Марго! Напрасно наш кузен герцог Гиз уехал в Нанси.
* * *
В то время, как королева Екатерина и ее дочь Марго напрасно молили короля пощадить Ренэ, флорентиец лежал на сырой соломе в самой темной камере Шатлэ, темнице несравненно более ужасной, нежели Бастилия.
Накануне вечером герцог Крильон сказал губернатору, поручая ему преступника:
— Вы отвечаете мне за него головой!
Губернатор поклонился.
Затем он подозвал двух тюремщиков, которые показались Ренэ исчадием ада.
— Возьмите этого человека! — приказал старый служака.— Наденьте на него ручные и ножные кандалы и отведите в камеру, находящуюся в подземелье башни.
Тюремщики, которым было мало дела до того, находится ли перед ними придворный или преступник-простолюдин, схватили Ренэ за плечи и уволокли его.
Но губернатор и Крильон хотели убедиться лично, исполнено ли их приказание; они спустились при свете факелов вслед за тюремщиками и смотрели, как запирали Ренэ.
Ему надели кандалы на руки и на ноги, а вокруг пояса пропустили цепь, которую прикрепили к кольцу, ввинченному в стену.
Затем они увидели, как отворили окошко, проделанное в двери его камеры, и поставили часового, которому Крильон сказал:
— Человек, которого ты будешь охранять, станет предлагать тебе золото и милость королевы, а я даю тебе слово, что прикажу колесовать тебя, если ты осмелишься нарушить свой долг.
— Господин герцог,— ответил часовой,— я солдат, и подкупить меня нельзя.
Этот искренний ответ отнял последнюю надежду у Ренэ.
Узник провел ужасную ночь, кандалы натирали ему тело и почти не давали пошевельнуться.
Но его терзали не только физические страдания, но и душевные муки. Если бы месяц назад, когда он находился в полном блеске своего могущества и славы, его бы арестовали и посадили в тюрьму, он проклинал бы, ругался, но все же говорил бы себе:
«Не пройдет трех дней, как королева освободит меня, и я накажу тех, кто осмелился поднять на меня руку».
Месяц назад Ренэ не сомневался в своей счастливой звезде.
Но на его пути ему встретился человек, сказавший то же самое, что некогда предсказывала ему и цыганка,— что брак его дочери с дворянином будет причиной его смерти.
Страшное предчувствие овладело им.
«Годольфин исчез; его, без сомнения, убили,— размышлял флорентиец,— для того, чтобы похитить Паолу. И если похититель — дворянин, то я — человек погибший...»
С той минуты, как только эта мысль пришла ему в голову, он впал в такое сильное отчаяние, что не рассчитывал уже на то, что Екатерина употребит все усилия, чтобы спасти его.
Суеверный итальянец видел перед собою уже членов парламента в красной одежде, Гревскую площадь, палача, котел с расплавленным свинцом, железные прутья, которые должны раздробить его кости, лошадей, приготовленных для того, чтобы разорвать его трепещущие останки.
Ренэ заплакал, зарыдал, как женщина, потом впал в такую страшную апатию, из которой ничто не могло вывести его: ни смена часовых у его дверей, ни тюремщик, принесший ему на рассвете кружку воды и кусок хлеба.
Человек, заставлявший трепетать перед собою весь двор, страшный отравитель, перед которым все преклонялись, был ничтожнее последнего бродяги, которому надевают петлю на шею.
Вдруг около полудня хорошо знакомый ему голос вывел его из состояния апатии.
По ту сторону двери герцог Крильон говорил:
— Пожалуйте, ваше величество.
— Какой ужас! — ответил женский голос.— Засадить моего бедного Ренэ в такое отвратительное подземелье.
— Это темница для убийц.
— Герцог, клянусь вам, что он невиновен.
Ренэ вскочил и попробовал разорвать свои цепи.
Он узнал голос Екатерины Медичи.
Королева-мать удостоила спуститься в отвратительное подземелье, чтобы навестить своего дорогого флорентийца.
— Отворите! — приказал Крильон тюремщику.
Он вошел первый с зажженным факелом, который воткнул в кольцо, вбитое для этой цели в стену.
Ренэ, увидев королеву, подумал, что это ангел спустился к нему, чтобы разорвать его цепи.
— Бедный Ренэ! — с волнением сказала королева, увидев, в каком жалком положении находился ее любимец.
—Велите снять с него цепи!—обратилась она к герцогу.
— Это невозможно, ваше величество.
— Берегитесь, герцог! — сказала она гневно.
— Ваше величество,— ответил Крильон почтительно, но твердо,— я исполняю приказание короля, моего единственного повелителя.
— Ах, ваше величество! — молил Ренэ.— Прикажите выпустить меня. Разве вы не королева? Неужели вы не могущественны?
— Я не имею даже власти приказать снять с тебя цепи,— со вздохом сказала королева.— Король, сын мой, обращается со мною более жестоко, чем с последним из своих подданных.
Королева снова обратилась к де Крильону.
— Герцог, я уже не требую, чтобы сняли цепи с моего бедного Ренэ, но хочу поговорить с ним наедине.
— Этого нельзя, ваше величество. Я должен присутствовать при вашем свидании. Так приказал король.
— О! Это уж слишком! — вне себя от гнева крикнула Екатерина.
Бесстрастный Крильон сел у двери, которую запер тюремщик.
Королева, стоявшая в трех шагах от герцога, наклонилась к Ренэ и шепнула ему по-итальянски:
— Говорите тише.
— Вот тебе раз! — пробормотал Крильон,— а я по-итальянски не понимаю.
Королева села на солому рядом с Ренэ.
— Я напрасно умоляла короля простить тебя. Он непреклонен.
— О, да! Я знаю,— ответил Ренэ.
— Парламент соберется послезавтра, в понедельник.
— Боже мой! — воскликнул Ренэ, задрожав.
— Тебя подвергнут пытке.
— Ах! Я погиб!
— Однако я не теряю надежды.
Ренэ взглянул на королеву, и в глазах его блеснул луч надежды.
— Тебя будут допрашивать под пыткой.
Ренэ пришел в ужас.
— Если ты мужчина, ты перенесешь пытку и отопрешься от всего.
— А если я отопрусь?
— Я, быть может, спасу тебя. Пока я ничего не могу сказать определенно.
Ренэ печально покачал головой.
— Ах! Я почти уже умер. Цыганка сказала правду.
— Цыганка?
Екатерина была тоже суеверная и произнесла это слово со страхом.
— Да, ваше величество, цыганка предсказала мне в детстве, что у меня будет дочь, которая сделается причиной моей смерти.
— Что ты говоришь? — спросила Екатерина.— И как может твоя дочь...
— Дочь моя сделается причиной моей смерти в тот день, когда она полюбит дворянина,— сказал Ренэ тоном глубокого убеждения.
Он рассказал королеве предсказание цыганки и прибавил:
— Я приставил к ней молодого человека, которого воспитал, и он караулил ее, как дракон караулит сокровища...
— И что же?
— Вчера, не знаю, убили или похитили его...
— Ты думаешь?
— Да, по всей вероятности, для того, чтобы похитить и дочь. Я предчувствовал это.
— Быть может, ты ошибаешься, Ренэ?
— Ах, ваше величество, со вчерашнего вечера меня преследует эта ужасная мысль.
— Цыганка могла ошибиться? Ренэ покачал головой.
— Беарнец сказал мне то же самое.
— Беарнец?
— Да, он так же, как и я, гадает по звездам. Королева вздрогнула.
— О каком беарнце ты говоришь?
— О де Коарассе.
— О молодом человеке, пользующемся милостью короля и который мне так не нравится?
— Да.
— О том, который побил тебя и запер в погреб?
— О нем самом, ваше величество.
— Ты говоришь, что он гадает по звездам?
— Он рассказал мне такие вещи, которые кроме меня никому не были известны, и напугал меня.
— Это странно!.. — пробормотала Екатерина.
— Третьего дня он предсказал мне то, что со мною случится.
— Неужели?!
Ренэ из осторожности, несколько изменил то, что с ним было. Он не хотел сознаться Екатерине, что он угадал будущее не по звездам, а благодаря Годольфину и его ясновидению.
О принце Наваррском он рассказал королеве такие вещи, которые ее чрезвычайно удивили.
«Ого,— подумала она,— нужно сойтись поближе с этим де Коарассом».
Она бросила быстрый взгляд на Крильона. Лицо храброго герцога выражало недовольство человека, перед которым говорят на незнакомом ему языке и который бесится, что ничего не может понять.
VIII
Рассказ Ренэ о принце Наваррском заставил королеву призадуматься.
— Как звали молодого человека, который караулил Паолу?
— Годольфин.
— Ты уверен в нем?
— Как это? — спросил Ренэ, удивленный этим вопросом.
— То есть ты вполне доверяешь ему?
— Как самому себе.
— Не изменил ли он тебе?
Вопрос этот вызвал холодный пот у Ренэ. В голове его, как молния, сверкнуло подозрение.
Ренэ подумал, что Годольфин знает, быть может, беарнского дворянина и все ему рассказал.
В таком случае Генрих только шарлатан, обманщик,-и что мнимая наука не более как мистификация, жертвою которой сделался он, Ренэ.
Но через минуту он должен был отказаться от своего подозрения: «Годольфин говорит о моих делах только во время сна. Когда же он просыпается, то уже ничего не помнит,— размышлял флорентиец.— Годольфин не знает даже, кто он такой. Он не знает, что я принес его к себе на руках, обагренных кровью его отца. А беарнец сказал мне и это...»
— Нет, ваше величество, Годольфин не способен обмануть меня. Притом он не знает того, что сказал мне беарнец.
— Все это чрезвычайно странно,— повторила Екатерина.
Ренэ продолжал:
— Ваше величество, меня преследует судьба. Умоляю вас, возьмите мою дочь к себе, заприте ее, и пусть ни один дворянин не подходит к ней! Иначе я умру.
— Даю тебе слово,— сказала Екатерина,— ты выйдешь из Шатлэ, а я сейчас отправлюсь за твоей дочерью.
— И увезете ее в Лувр?
— Да.
— И запрете ее?
— Клянусь тебе.
— Прикажите отыскать Годольфина, потому что мои враги...
— Его найдут! — воскликнула королева.
В глазах флорентийца блеснул луч надежды.
— Не падай духом! — воскликнула Екатерина.— Я постараюсь спасти тебя.
— Вы будете просить короля помиловать меня?
— Нет, но я постараюсь, чтобы тебя оправдали.
— У них есть... доказательства.
— Не беда!
— Мой кинжал!.. и ключ!
— Молчи! — остановила его Екатерина.— Увидим.
Не погуби только сам себя.
Ренэ с беспокойством взглянул на королеву.
— Тебя будут допрашивать, пытать. Флорентиец задрожал.
— Если ты сознаешься, то ты погиб.
— А если отопрусь?
— Я спасу тебя.
Королева наклонилась к самому уху Ренэ и прошептала:
— Сегодня вечером потребуй к себе духовника.
— Мне могут отказать.
— Никому и никогда в этом не отказывают.
— И этот духовник...
— Он передаст тебе, что ты должен делать. Королева встала и сказала Крильону:
— Герцог, я готова следовать за вами. Прощай, мой бедный Ренэ!
Она протянула ему руку, которую тот поцеловал, смочив ее слезами.
Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь.
Тюремщик отпер.
Герцог, бывший истым дворянином, согласно обычаю того времени, подал королеве руку.
— Благодарю вас! — надменно отказалась королева.— Посветите мне, герцог!
Герцог закусил губу и пошел вперед с факелом. Когда они вышли из подземелья, он посмотрел на Екатерину.
— Дорогой герцог,— обратилась к нему королева-мать, надеявшаяся смягчить сурового и честного Крильона,— мечтали вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?
— Конечно, ваше величество.
— А! — произнесла королева и многозначительно улыбнулась.
Но Крильон прибавил с грубой откровенностью солдата:
— Только я никогда не думал, что могу получить ее, способствуя побегу арестанта, вверенного мне.
Екатерина побледнела от злости.
— Вы слишком смело говорите, герцог.
— Слишком смело, когда дело идет о моей чести.
— И вы не похожи на придворного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9