У полковника мелькнула мысль:«Лемблен изменил нам! Он, должно быть, проговорился, умирая, и теперь де Верн пришел грозить мне карою правосудия».Это подозрение привело в ужас главу общества «Друзей шпаги»; но, несмотря на сильное волнение, лицо его осталось совершенно спокойным.— Попросите войти г-на де Верна, — сказал он, решившись пойти навстречу грозе.Молодой лейтенант вошел и поклонился. Де Верн был одет в штатское платье, а его спокойное, улыбающееся лицо немедленно успокоило и полковника.«Пустая тревога, — подумал он, — он ничего не знает».— Сударь, — сказал Октав, садясь на предложенный полковником стул, — вы друг капитана Гектора Лемблена?— Да, — ответил полковник, — вы желаете сообщить мне о нем?— Увы! Сударь, грустные известия…— Боже мой! Он умер? — перебил полковник.— Нет, но он тяжело ранен. Полковник вздохнул с облегчением.— Он ранен при осаде Константины?— Нет, на дуэли.— Он дрался… с…— Со мною, — просто сказал Октав.— С вами?— Мы поссорились, и я имел несчастие тяжело ранить его прямо в грудь…— Однако, — спросил полковник, тщетно старавшийся объяснить себе, к чему де Берн рассказывает ему все это, — есть хоть малейшая надежда спасти его?— Я надеюсь, по крайней мере. Выйдя в отставку, я отправился навестить его, и он дал мне поручение к вам…Эти слова были для полковника лучом света.«Ну, — подумал он, — я напрасно заподозрил капитана; хотя он был неправ, дав почти убить себя, зато он послал ко мне этого молодого петушка. Теперь мне все ясно».Полковник взглянул на Октава с намеренно подчеркнутым удивлением.— В чем состоит ваше поручение?— Капитан, — продолжал Октав, — сказал, что вы объясните мне, почему он дезертировал…При этих словах полковник смутился и вообразил, что его хотят поймать в ловушку, но, увидев спокойное лицо молодого человека, он тотчас успокоился.— Сударь, — прервал он Октава, — я носил мундир в течение тридцати лет и клянусь честью этого мундира, что капитан Лемблен должен был повиноваться самому священному долгу, нарушив свою присягу. Он должен был спасти существо, которое было для него дороже всего в мире, просить же отпуска в то время было невозможно. Эта тайна не принадлежит мне; вот все, что я могу сказать вам.— Мне вполне достаточно вашего объяснения, — великодушно согласился де Берн. — Мне остается только пожалеть о моей дуэли с капитаном.Лейтенант встал и простился, вполне удовлетворенный объяснением полковника. VII Как только затих стук колес кабриолета де Верна, полковник схватил перо и написал шевалье д'Асти следующее письмо: «Дорогой шевалье! Дурак Гектор Лемблен, которому я поручил спровадить на тот свет де Верна, дал проколоть себя как цыпленка; он жив, но очень плох и долго не будет в состоянии быть нам полезным. Вот причина, почему я должен нарушить ваш медовый месяц и поручить вашему вниманию прекрасного лейтенанта, приехавшего в Париж и только что вышедшего от меня. Никто из нас не может драться с ним: ни я, ни Мор-Дье, ни Эммануэль, собирающийся жениться на баронессе. Только Гонтран да вы можете взять на себя это дело. Но, как вам известно, Гонтран с каждым днем становится все более и более трусом, притом он уже убил генерала и похитил ту, которая теперь стала вашей женою. После своего последнего приключения он упал духом настолько, что я не могу теперь обратиться к нему. Он ничего не сможет сделать. Спешите же, друг мой, оставьте замок и вашу молодую жену, выдумайте какой-нибудь предлог — покупку лошадей, что ли, или свадьбу одного из ваших друзей, словом, что хотите. Но помните, что я жду вас через двое суток по получении вами этого письма. Де Берн, кажется, превосходно владеет шпагой. Быть может, было бы лучше воспользоваться правом оружия и остановиться на пистолетах, так как вы стреляете превосходно. Затем шлю вам тысячу пожеланий лучшего. Ваш полковник Леон». Сложив и запечатав это письмо, полковник сказал себе: — Бедняжка де Верн не много выиграет. Он принес мне форму, чтобы отлить ту пулю, которою шевалье пронзит его грудь. О, судьба! VIII Господин и госпожа де Верн, умирая, оставили своему приемному сыну, воображавшему, что он их законный сын, двадцать тысяч франков годового дохода. Эта сумма вместе с двенадцатью тысячами франков, которые он получал от госпожи Мор-Дье, давала возможность молодому офицеру вести роскошный образ жизни и пользоваться удовольствиями. Полтора года назад у него умерли отец и мать, а вслед за ними и барон Мор-Дье; получая теперь тридцать две тысячи ливров годового дохода, де Берн решил подать в отставку, как только, со взятием Константины, закончится кампания, в которой он принимал участие.Вернувшись в Париж, Октав решил, что он будет наслаждаться жизнью, и поселился на улице Виктуар, в большой, роскошной квартире, обставленной с изысканным вкусом; он нанял также конюшню, куда поставил трех лошадей, и каретный сарай для двух карет.Маленький грум, искусная кухарка и камердинер были наняты для услуг молодого человека. Решено было обедать дома, а завтракать в парижском кафе. Через неделю квартира, конюшня, слуги все было готово, и наш герой вступил в жизнь, проиграв тысячу луидоров в баккара, познакомился в течение недели с шестью прекрасными молодыми людьми, которые вели такую же беззаботную веселую жизнь, как и он, и с одним из них сошелся на «ты» в конце обеда, который он дал своим новым друзьям.— Берн, друг мой, ты прекрасный человек; твои лошади породисты, вина превосходны, ты проигрываешь, не смущаясь, а твой портной достоин похвалы. Тебе недостает только любовницы и дуэли на пистолетах.— Положим, — ответил Октав, — я не против любовницы, но к чему еще дуэль? Я уже дрался семнадцать раз и убил пятерых противников.— Хотя этого и мало, но хватит с тебя, — сказал один из приглашенных, спокойно опоражнивая бокал шампанского.— А ты дрался когда-нибудь на пистолетах? — спросил первый собеседник.— Никогда.— Ну вот видишь, друг мой! Тебе необходима дуэль на пистолетах. Я согласен с тем, что шпага — оружие дворянина, но офицер, выйдя в отставку, не может окунуться в гражданскую жизнь, не признав всех ее нравов и обычаев.— Хорошо! — флегматично ответил Октав. — При первом же случае я буду стреляться на пистолетах. А теперь перейдем ко второму вопросу.— Он важнее первого, — продолжал ментор, — любовница такого человека, как ты, должна быть ни стара, ни молода, немного пресыщена жизнью, остроумна, но не болтлива, как провинциалка; она должна быть из бывших женщин света, но не принадлежать к ним более, а если вдобавок ты будешь драться на дуэли из-за нее, то тебе больше нечего желать. Ты не обязан любить ее, но должен относиться к ней по возможности внимательно.— Отлично! — вскричал Октав. — Я вижу, по-твоему, она не более как часть обстановки. Точно лошадь на конюшне.— Именно.— Но где достать такое чудо?— Черт возьми, хоть и трудно, но найти можно.— Постой, — перебил его один из приглашенных, — я знаю такое чудо.— Как ее зовут? — спросили все разом.— Господа, вы, вероятно, все знаете Гонтрана де Ласи?— Еще бы!— А его Леону?— Леону? Да, да!— Итак, господа, Гонтран остепенился. Ко мне три дня назад поступил грум Леоны и сообщил, что их медовый месяц кончился.— Черт возьми! — вскричал ментор молодого жуира. — Вот для тебя, друг мой, самый подходящий случай завладеть львицей и подраться на пистолетах.— Посмотрим, — спокойно возразил Октав. — А кто такая эта Леона?— Этого никто не знает.— Однако!— Она двадцатисемилетняя брюнетка, смуглая, как андалузка, остроумная и колкая; это женщина без сердца, капризная, как древний сфинкс.— Я уже заранее влюблен в Леону! — воскликнул де Берн.— Но Леона еще окончательно не порвала связи с Гонтраном де Ласи, — заметил один из гостей.— Ее можно отбить у него, — самонадеянно ответил молодой человек.— Браво! — раздалось вокруг. — Браво, де Берн!— Господа, — предложил Октав, — со вчерашнего дня у меня есть ложа в итальянской опере: не желает ли кто из вас послушать со мною «Ченерантолу»?— Я, я, — ответили несколько голосов разом.— В таком случае едемте, — сказал Октав.Де Берн поехал в оперу в сопровождении своего ментора и трех друзей.Одна из знаменитостей, которых каждый год посылает Италия, присоединяя к их именам эпитет несравненной, поражала в этот вечер своим голосом весь элегантный Париж в зале Вендатур.В ложе против Октава де Верна сидел человек, одетый во все черное. Этот человек с самым наглым видом наводил лорнетку на Октава.— Смотри, — сказал ментор своему ученику, — я уверен, этот человек стреляет из пистолета. Он лорнирует нас довольно нахально. А ты как находишь?— Черт возьми! — вскричал де Берн. — И мне так же кажется. Ну, а как же Гонтран?— Ах, — вздохнул ментор. — Может, Гонтран уступит тебе Леону, пожав при этом руку, как всегда поступают люди, когда их избавляют от наскучившей привязанности.— Ты думаешь?— Ну, а если он придет в негодование, то, быть может, в качестве бывшего офицера королевской гвардии выберет шпагу.— Ты прав, и твои рассуждения вполне логичны, так что я пойду и спрошу, какого мнения держится этот господин насчет дуэли на пистолетах.Дождавшись антракта, де Берн вышел в сопровождении своего ментора из ложи и постучал в дверь ложи господина, одетого во все черное.— Милостивый государь, — обратился к нему Октав, — г-н де Бланьи, вот этот самый господин, мой закадычный друг, сказал мне парадокс, насчет которого я хочу узнать ваше мнение.Человек, одетый в черное, вежливо поклонился.— Я слушаю вас, сударь, — сказал он.— Мой друг уверяет, — продолжал Октав, — что офицер, вышедший в отставку и желающий пожуировать, имея при этом тридцать тысяч ливров годового дохода, должен прежде всего обзавестись содержанкой и подраться на дуэли на пистолетах.— Приятель ваш, быть может, и прав, — холодно заметил человек в черном.— Первая у меня на примете, — продолжал Октав, — но…— Понимаю, вы ищете вторую.— Именно, — согласился де Берн, высокомерно взглянув на своего собеседника.— Нет ничего легче, как завести ссору, — сказал ему последний, — когда, подобно вам, имеешь наглый вид и лицо, с первого взгляда возбуждающее антипатию.— Превосходно! — вскричал Октав. — Я вижу, что вы умнее, чем кажетесь, и понимаете с полуслова.— Всегда, сударь.— Итак, вы не чувствуете отвращения к пистолету?— Ни малейшего.— Тем лучше, потому что мне уже надоело драться на шпагах, и хотя я вам не нравлюсь настолько же, насколько и вы мне, я не могу предложить вам полного удовлетворения, кроме дуэли на пистолетах.— Превосходно, — любезно ответил человек в черном. — И удовлетворюсь вполне, всадив вам пулю в лоб.Обменявшись этими любезностями, оба противника распростились.— Милостивый государь, — сказал Октав, подавая свою визитную карточку, — я де Берн, бывший поручик африканских стрелков, и живу на улице Виктуар.— А я, — ответил незнакомец, взяв карточку Октава и подавая ему свою, — шевалье д'Асти и живу на улице Тэбу.Они снова поклонились друг другу.— Итак, до завтра, — сказал Октав, — в Булонском лесу.— Хорошо.Противники расстались. Де Берн вернулся в ложу, а немного спустя шевалье д'Асти (ибо это был он) уехал из театра и отправился прямо к полковнику.— Он попался на удочку, — сказал шевалье. — Завтра в семь часов мы деремся в Булонском лесу. Он выбрал пистолеты. Теперь мне нужен секундант.— Возьмите первого встречного. Это безразлично, — сказал начальник ужасной ассоциации.В то время, как д'Асти упражнялся, стреляя в цель из пистолета в своей бывшей холостой квартире, где он поселился в ожидании, пока отель барона де Пон, его тестя, будет отделан, Октав де Верн разговаривал в ложе с друзьями.— Как! — вскричал один из них. — Это шевалье д'Асти?— Да.— Этот человек в большой моде, ей-богу, и слывет за превосходного стрелка.— Неужели! — небрежно протянул Октав.— У него есть связи за кулисами.— Он хорошего происхождения.— И наделал порядочно долгов.— С этим человеком, значит, можно драться, потому что последнее условие необходимо.— Все это правда, господа, но теперь, рассуждая хладнокровно, — сказал ментор, — ты должен сознаться, что поступил неблагоразумно.— Как это?— Октав вызвал шевалье, не узнав имени.— Кстати, — спросил ментор Октава, — ты хорошо стреляешь?— Право, не знаю.— Как! Ты этого не знаешь?— Я еще никогда не пробовал.— Ах, черт возьми! В таком случае…— В таком случае шевалье д'Асти, — самонадеянно сказал де Верн, — может считать себя покойником; у меня есть на этот счет предчувствие. Каждый раз, когда накануне дуэли у меня зудит левая рука, я непременно убиваю своего противника. Я очень суеверен.Де Верн дослушал оперу до конца, затем поехал домой в сопровождении ментора, оставшегося у него ночевать. Карета была заказана к семи часам утра.В назначенный час Октав де Верн был уже на ногах; он оделся очень тщательно и застегнул сюртук на все пуговицы, чтобы не было видно ни белья, ни цепочки от часов, вообще всего, что могло бы послужить точкой прицела.Затем он сел в карету, насвистывая арию из «Ченерантолы», а его секундант осмотрел курки пистолетов.Английская лошадь Октава пробежала в двадцать минут расстояние, отделявшее улицу Виктуар от Булонского леса, так что де Верн приехал первый на место дуэли.— Друг мой, — обратился к нему ментор, — д'Асти стреляет превосходно, а ты, кажется, плохо; меня успокаивает только то, что случай часто играет большую роль в дуэлях. Это одно только и уравновешивает шансы. Ты будешь драться в пятнадцати шагах.— Да! — сказал Октав. — В пятнадцати шагах нельзя промахнуться. Я убью его.— Да, если ты будешь стрелять первый; ну, а если стрелять первый будет он на расстоянии пятнадцати или тридцати шагов, то ты погиб.Речь ментора была прервана стуком колес кареты, мчавшейся рысью.Карета остановилась, и из нее вышли двое. Один был шевалье д'Асти, другой — человек уже пожилой, с большими усами, с красной ленточкой в петлице.— Господа, — сказал, отвешивая поклон, шевалье, — позвольте мне представить вам майора Герто, моего секунданта.Майор с видом человека, привычного к подобным делам, поздоровавшись с Октавом и его секундантом, подошел к ментору и сказал ему:— Нам надо переговорить с вами об условиях дуэли. Ментор поклонился.— А дело нельзя кончить миром? — спросил Герто, как бы для очистки совести.— Нет.— Очень хорошо; но что вы скажете насчет расстояния,числа выстрелов и прочего?— Так как причина ссоры не из особенно важных.., — ответил ментор, — то вполне достаточно, по-моему, если противники обменяются двумя выстрелами, каков бы ни был их результат.— Хорошо, — согласился Герто. — А расстояние?— От пятнадцати до двадцати шагов.— Так.— Сейчас мы бросим жребий насчет пистолетов и кому стрелять первому.Противники и их секунданты оставили кареты на опушке и, войдя в лес, направились к уединенному месту, известному под именем Луга Кателана. Ментор бросил в воздух монету, противники стояли в это время в стороне.— Орел! — крикнул майор.Монета упала вверх изображением короля Людовика-Филиппа.— Судьба против нас, — сказал ментор, — д'Асти дерется на пистолетах. Посмотрим теперь, кому достанется стрелять первому.Майор снова подбросил монету в воздух.— Что? — спросил секундант Октава.— Орел! — ответил майор. — Шевалье д'Асти стреляет первый.— Ах, черт возьми, — пробормотал ментор, — право, я поступил немного опрометчиво: противник стреляет превосходно, притом он будет стрелять из своих пистолетов и первый выстрел принадлежит ему… Вот три условия, вследствие которых де Верн будет убит через десять минут. Я отчасти являюсь причиной его гибели… и… Впрочем, — весело перебил он себя, — ничего не известно заранее.Противники встали в двадцати шагах друг против друга, с правом сделать по пяти шагов вперед, так что расстояние Должно было сократиться до десяти шагов.Майор зарядил пистолеты в присутствии секунданта Октава, затем, подавая один из них шевалье, сказал:— Вам стрелять первому.— Хорошо, — ответил тот. — Значит, он умрет.Ментор, подражая майору, подал оружие де Верну.— В вас будут стрелять, — сказал он.— Не в первый раз, — заметил на это молодой человек. Он встал в пол-оборота, продолжая курить сигару и держа на высоте виска дуло пистолета.Майор и ментор отошли в сторону; первый торжественно ударил три раза в ладоши.— Сударь! — насмешливо воскликнул шевалье, — я обещал пустить вам пулю в лоб, но мне стыдно обезобразить такого красивого молодого человека, а потому я мечу в сердце.Шевалье вытянул руку, прицелился и спустил курок.Де Берн не шевельнулся, не сделал ни одного движения и даже не пошатнулся. Противник его был сконфужен своею неловкостью.— Черт возьми! — вскричал де Верн, прицеливаясь. — Те, кто уверен в меткости своего выстрела, никогда не целят в сердце. Ваша пуля задела мне кожу… и это очень грустно…Де Верн выстрелил, и шевалье упал, раненный в горло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60