следовало выпить, чтобы приглушить боль и продолжать действовать. Когда он зашел, готовясь достойно встретить бурные восторги по поводу своего появления, Фрэнсис Кроуфорд обнаружил, что всеми овладела новая мысль.Сент-Андре вызвал на состязание принца Конде, который возглавлял ацтеков против турок. Командам предлагалось проплыть с острова д'Ор до Амбуаза. Все знали о сильном глубинном течении в этой спокойной реке, и такое состязание должно было добавить новую, захватывающую главу к истории о ключе и о супруге маршала Сент-Андре.Лорд д'Обиньи, в тот день руководивший забавами, внес уточнения, кардинально изменив маршрут. Мексиканцы и турки под водительством молодого кудрявого капитана, почти трезвого, направятся к королевскому замку в Амбуазе и попытаются проникнуть туда. Затем они соберутся наверху у Тур-де-Миним и, пустившись галопом по спиралеобразному пандусу для карет, которым прославилась башня, минуют подъемный мост, выедут на берег и через ближайший рукав реки доплывут до ее середины, на остров д'Ор, где они находятся сейчас.Почти трезвый молодой капитан, который должен был улестить вдовствующую королеву и начальника королевской охраны, уехал; чтобы поддерживать юношу в состоянии относительной трезвости, лучник по имени Андре Спенс последовал за ним.В положенное время и остальная причудливая компания, вопя во всю глотку, направилась ко второму мосту. В самом центре скакал Тади Бой, мысли которого уже слегка затуманились: он пытался осознать истинное значение того, что только что услышал, и в то же время предчувствовал с философской покорностью судьбе, что кризис, которого он ждал, вот-вот наступит, а люди брата отосланы домой. Однако же в целом он не слишком беспокоился, ибо был чрезвычайно, до блаженного самозабвения пьян.Он забрал маску у лорда д'Обиньи, которому та, казалось, надоела, и всю дорогу, пока они поднимались по откосу, миновав мост, а затем въезжали в замок через Львиные ворота, безуспешно пытался привести себя в чувство.Клубы тумана, как огромные тюфяки, лежали вокруг замка. На их фоне фонари казались поблекшими, а все окружающее подернутым дымкой и выцветшим. Внизу под холодным ночным ветром медленно струилась черная река.Никто, однако, не пересек Луару вплавь этой ночью. Трагедия произошла в самом замке, где под огромным навесом у королевских покоев собрался весь шотландский двор, чтобы посмотреть на беснующихся беспечных удальцов из свиты французского короля.В Амбуазе высились две башни, повозки и лафеты можно было втащить туда, карабкаясь по крутому, выложенному булыжником пандусу, почти тридцати футов шириной, на котором могло разместиться до четырех всадников в ряд. Однако сегодня он был пуст. Вдоль всего крутого ската, протянувшегося от дворца к берегу, факелы вспыхивали ярким пламенем. За высокими окнами черные, как ночь, щели в двенадцатифутовых стенах были завешаны гобеленами; туман, поднимаясь от реки, клубился у монастыря, заполняя ров, полз по влажным стенам и его, словно дым, наносило в широкие ворота, увенчанные гербами.Наверху, в широком дворе, столпились всадники, выстраиваясь в ряд, нарушая строй и перестраиваясь заново. Неподвижные фонари превращали в светлячков драгоценности на сбруе и одеждах; плащи развевались с шелестом, как крылья огромных птиц; ятаганы сверкали, шнуры от навеса, раздуваемые сквозняком, переплетались, как паутина или как узелковое письмо перуанцев. Кто-то затрубил в раковину — и Сент-Андре, с серьгой в ухе и тюрбаном на голове, улыбаясь, окинул взглядом все увеличивающуюся толпу.Ричард, прекрасно владеющий своим лицом, стоял рядом с королевой-матерью и молча, спокойно наблюдал за происходящим. Он видел, как видам, совершенно пьяный, едва державшийся в седле, с трудом собирается с силами; Лоран де Женстан, сильно надушенный, одетый в красную парчу, ощупью ловит оброненные поводья своего мерина; лорд д'Обиньи мечтает втихомолку очутиться подальше отсюда, в любом другом месте, и одновременно смакует необычное, восхитительное приключение; и, наконец, слитая с ночной тьмой, со странной, зловещей маской у луки седла, расхлябанная фигура брата, впритык к принцу Конде, окутанному плащом из зеленых перьев.Подняли платок. Когда он взмыл вверх, Лаймонд повернулся к безликой толпе шотландцев, поднял руку и небрежно помахал. При тусклом свете его лицо казалось одновременно и пьяным, и напряженным, как две недели назад у него в комнате. Он, казалось, плохо отдает себе отчет в происходящем, но Ричард не удержался и помахал в ответ. Затем белый платок упал, и нестройная толпа всадников рванулась к склону Тур-де-Миним.Они стремительно, как парящие дельфины, ринулись вперед ликующей стаей. Ацтеки и мусульмане, богатые, своенравные молодцы: гривы коней, волосы и плащи всадников развевались по ветру. Вот все столпились на мгновение у широких ворот и устремились вниз по крутому скату.Стиснутые с боков, соприкасаясь седлами и стременами, притиснутые к каменной стене, они заполонили широкую спираль и, придерживая коней, струились по склону, вдыхая запах навоза и лошадиного пота во влажном воздухе. Ночь позади них светилась огнями, проплывали высокие крестовые своды, мелькали толстые стены, и топот копыт заглушал последние проблески мысли.Все кричали, не отдавая себе отчета; бряцали уздечки, звенели подпруги, лошади ржали, копыта с силой били по булыжнику, вызывая невыносимо громкое, с ума сводящее эхо. Первым скакал лучник, за ним — Конде и де Женстан. Тади Бой был следующим: он, повинуясь инстинкту, несся среди этой беспорядочно катящейся лавины, и д'Энгиен, присматривавший за ним, прижимался к его боку. Следом мчались видам, Сент-Андре и дюжина остальных. Д'Обиньи, на красивом лице которого читалась какая-то решимость, оказался в числе отставших.Кони спотыкались, оскальзывались, некоторые всадники уже упали и с яростью были отброшены с дороги. Склон, подернутый желтой дымкой тумана, становился книзу все круче, и молодые всадники на великолепных скакунах в неудержимом, бешеном порыве летели, натянув поводья, все быстрее и быстрее по снижающимся виткам спирали, и густой туман кружил у них за спиной.Веревка была протянута поперек дороги перед последним поворотом. Лоран де Женстан, скакавший впереди, так никогда и не узнал причины своего падения. Раскинув руки, молодой человек повалился на бок, одна нога застряла в стремени, и он со страшной силой ударился о стену — звук удара потонул в адском грохоте и гуле.Он умер, и его припудренное лицо окрасилось кровью, но лошадь осталась живой, чтобы убить следующего всадника, на всем скаку врезавшегося в ее мощный круп и упавшего под железные копыта. Затем, как поток, бьющийся о скалу, приближающиеся лошади налетели на все возрастающую груду упавших, сами тоже падали и, разбитые, скатывались вниз.Среди них, влекомый д'Энгиеном, который сжимал его поводья в потных руках, был и Фрэнсис Кроуфорд из Лаймонда; и он упал, и разбился, и откатился в сторону, и распростерся беспорядочной грудой окрашенных алым перьев, как подстреленная птица в причудливой спиральной клетке. В потоке падающих людей и лошадей факелы на последнем витке спирали погасли, погрузив трагическую сцену во тьму и туман. Сваленные в кучу, как марионетки, в темноте громоздились изломанные люди и покалеченные лошади; последним повезло больше — за исключением тех, которые кидались вниз, в густой мрак, перелетали через плотную шевелящуюся массу и, ударяясь о каждый поворот, кувыркались по склону. Человеческие останки и обломки предметов были разбросаны вдоль всего холма.Ричард находился среди тех, кто в мерцающем смутном свете вновь зажженных факелов начал душераздирающую работу по спасению упавших. Он видел, как их одного за другим поднимали, оттаскивали, уносили и укладывали на импровизированные носилки. Сент-Андре, бесценный фаворит короля, упал, как на подушку, на зеленые перья соперника и круп мертвой лошади — он получил только глубокую рану на ноге. Стонавшего видама вынесли в полуобмороке со сломанной ключицей и вывихнутым коленом. Де Женстан был мертв, Д'Обиньи — без сознания, одежда его была в крови, но пульс бился ровно. Д'Энгиен тоже был весь в синяках, но в остальном цел. Принц Конде упал довольно удачно, но на него свалилась его лошадь, а затем — лошадь Сент-Андре, в результате сломаны бедро и рука, что еще — определить было невозможно, так как он отчаянно отбивался от любой попытки помочь ему и кричал. Вынесли еще двух человек с закрытыми лицами. Ричард склонился над каждым и приподнял ткань. Оба были незнакомцами.В какой-то момент рядом с ним оказался Том Эрскин. Пока одну за другой высвобождали и добивали искалеченных лошадей и уносили всадников в пропитанных кровью маскарадных костюмах, они с Ричардом трудились не покладая рук в поисках одного и того же человека. Принесли еще факелы. Они осветили то, что было бы лучше оставить во мраке — самую жуткую картину кровавой трагедии: первых всадников, вынесших всю тяжесть падения. Ричард становился на колени и брал в свои руки их ладони, ничем не примечательные — худые и пухлые, порезанные перстнями, — а затем бережно опускал.Убрали последнюю лошадь. Люди со свечами копошились среди попон, плащей, конского снаряжения, разбросанных по всему склону, почерневшему и заскорузлому от запекшейся крови. Пришли лакеи, подобрали все, и Турде-Миним опустел: остались только туман и кровь. Да, склон опустел, хотя Том и Ричард, не веря себе, вновь вернулись сюда, пересмотрев наверху раненых, умирающих и мертвых.В конце концов грязные, измученные, покрытые кровью, они и буйные молодые поклонники Лаймонда поняли одно — Тади Боя Баллаха, на которого, как видели все, упала половина всадников, мчавшихся позади, там больше не было.Исчез и другой человек, который, глядя на смерть, простиравшуюся перед ним, воскликнул пронзительно, хотя голос его и потонул во всеобщем гвалте.— Та sotte muse, avec ta rude lyre! Твоя глупая муза с твоей грубой лирой (фр.).
Сам черт стелет тебе сейчас постель, мастер Тади Бой Баллах!Все врачи и аптекари Амбуаза явились этой ночью в замок. На следующий день приехал коннетабль. Усевшись и положив руки с набухшими венами на расставленные колени, он слушал, как Сент-Андре докладывал ему побелевшими губами, ибо на этот раз злоумышленники проявили беспечность. Видимость случайного падения, неизбежно приведшего к трагедии, была с самого начала нарушена тем, что напуганные убийцы оставили веревку, натянутую поперек ската.Пока легкое, как речной туман, подозрение росло и крепло, Ричард и Том Эрскин тщетно искали хоть какой-нибудь след Тади Боя. С бесконечными предосторожностями, пытаясь во что бы то ни стало поддержать маскарад, Ричард посетил погонщика слонов Абернаси. Смотритель провел всю ночь в Блуа и ничего не знал.Затем, через пять дней после катастрофы, появился Тош, ведя за собой своего осла и волоча веревки, и несколько шотландцев, пользуясь случаем оставить госпиталь, в который наскоро превратили замок Амбуаз, спустились к мосту, где на глазах собравшейся толпы был закреплен нижний конец одного из длинных тросов канатоходца.Ричарда среди них не было. Джордж Дуглас через какое-то время зашел в его комнаты, застал там Калтера, вернувшегося после одной из своих утомительных, необъяснимых поездок верхом, и небрежно сказал:— Расслабьтесь, дорогой друг: если вы станете так изнурять себя, от вас останутся кожа да кости. Прекратите ваши тайные поиски и приходите посмотреть Ушарта. Он замечательный парень: это ему следовало бы носить ту маску, а не бедолаге-ослу. Кетцалькоатль, повелитель тольтеков.— Осел носит маску? — Ричард знал, что Дуглас всегда сообщает сведения таким вот туманным образом, но все равно почувствовал, как краснеет от потрясения. — Ацтекскую маску? О Боже!Сэр Джордж улыбнулся:— Удивительная маска: с ухмылочкой, вся выложенная мозаикой, а уши золотые. Раньше она была инструктирована, и в ней были зубы, но кто-то, не щадя сил, пытался разбить вещицу. Возможно, осел. Пойдите и посмотрите. Вы посмеетесь.Он пошел, но не для того, чтобы посмеяться. Пробравшись через толпу, он увидел причудливую вещицу, треснувшую, потемневшую и покрытую пятнами, грубо привязанную к мохнатой голове скотины. Эта самая маска была приторочена к седлу Лаймонда в начале трагической ночной скачки.А новости, которые Тош с обычными предосторожностями сообщил, были ужасны. Он сам обнаружил приметную маску не далее, как тем утром, и отнюдь не в замке или его окрестностях, и вообще не в городе Амбуазе. Он нашел маску в Блуа, затоптанную ногами таких же ротозеев, как и он сам, скопившихся во дворе пустого жилища Эли и Анны Мутье. А перед ним, как ревущий факел высотой в сорок футов, пылал особняк Мутье.Никто не смог бы войти туда и остаться в живых. Тош, безуспешно поискав по соседству какие-нибудь следы Тади Боя, послал сообщение Абернаси, а сам направился с новостями к шотландскому двору в Амбуаз, прихватив с собой маску в качестве мрачного символа.Этим вечером Эрскин употребил все средства — разве что не удерживал силой, — чтобы отговорить Ричарда от открытой поездки в Блуа. И бодрствовал рядом с ним, пока лорд Калтер сидел без сна перед алым пламенем камина в своей уютной комнате в Амбуазе, пытаясь разгадать правду. Свидетели, бывшие у башни, один за другим рассказывали, как был искалечен Тади Бой. Как же тогда он смог добраться до Амбуаза в особняк Мутье в Блуа? Уехал ли он туда, чтобы укрыться? И если так, вполне возможно, что он погиб там, в этом необъяснимом пожаре. Глава 3БЛУА: БЕДЫ НЕ ИЗБЕЖАТЬ Существуют жилища, где не избежать беды. Если достигнуть дикой местности, леса, темного места — там обитают воры, разбойники, изгои. До тех пор пока беду не вынесешь на свет и не расскажешь о ней, от нее не избавиться.Откуда-то доносился голос. Что он говорит, было трудно понять. «Глупо даже и пытаться», — подумал человек, лежавший в постели. За пределами понимания находились возбуждение, досада и даже боль — весь мир, недоступный, как тот далекий, неутомимый голос, снова и снова упорно повторяющий одно и то же.Не было в этом голосе утешения, он скорее звучал нетерпеливо, даже раздраженно.— Твои глаза открыты, — резко произнес голос. — Посмотри на меня. Ты видишь. Позже я дам тебе опиум снова, если захочешь.«Очень мило», — сардонически подумал человек, лежащий в постели. Память, пришпоренная болью, живо воскресила картину того, что произошло у Тур-де-Миним. Он вспомнил, как лошадь Конде навалилась на него, когда он упал. Затем еще несколько тяжелых, памятных ударов — и, как казалось, смерть.Но он, похоже, не умер. Нога сломана, больно дышать — вроде бы перебинтованы ребра. Сильные наркотики переставали действовать — и он ощутил раздражающее оцепенение, вызванное потерей крови. Боже, Ричарду, либо Тому Эрскину, либо какой другой сиделке с восковым лицом придется на этот раз как следует потрудиться, чтобы залатать его… Сильный гнев, внезапный и живительный, поборол слабость. Фрэнсис Кроуфорд из Лаймонда резко повернул голову.Над ним в сером свете дня, словно в туманной дымке, прикрытая разметавшимися прядями, широко распахнув глаза, склонилась Уна О'Дуайер. Если бы он вгляделся внимательнее, то мог бы увидеть в ее кристальных зрачках собственное отражение. Голос замолк, мгновение-другое царило молчание, затем Уна отодвинулась, и он увидел над собой расписанный потолок. Затем она вновь начала говорить, где-то вне поля его зрения.— Почему ты так упорно не желаешь приходить в себя? — спросила она. — А я жажду поскорей узнать, каково это: быть слабым и у меня в долгу?Уна О'Дуайер. Ей-то известно — он примет вызов такого рода в любом состоянии, даже на пороге смерти. Напрягая голос, чтобы слова прозвучали хотя бы ясно, если уж не громко, он произнес:— Быть могучим и у тебя в долгу было бы лучше. Это ты перенесла меня сюда?Уна вернулась на прежнее место и посмотрела на него. Голос ее прозвучал решительно:— Не люблю, когда меня к чему-либо принуждают. Я решила: если ты не умрешь сразу, я вынесу тебя оттуда. Тебе повезло — ты лежал у подножия башни, а меня в тумане ждала лодка и двое помощников.— Сколько времени прошло с тех пор?— Ты действительно не имеешь представления? — засмеялась она. — Вы были беспомощным пять дней, господин Кроуфорд.Пять дней! Он испытал удивление, но мысли притупила оглушительная вспышка боли. Комната снова исчезла, лицо, склоненное над ним, стало странно отдаляться, нарисованные листья будто вплетались в волосы Уны. Но он встретил ее презрительный взгляд и удерживал его так долго, как мог, затем закашлялся, ощущая во рту железный привкус, и вокруг снова опустилась холодая тьма.Он пробудился только навстречу свету иного дня. Тело его по-прежнему было в повязках, окна широко открыты на залитый солнцем балкон, а только что погашенные свечи еще дымили, испуская едкий запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Сам черт стелет тебе сейчас постель, мастер Тади Бой Баллах!Все врачи и аптекари Амбуаза явились этой ночью в замок. На следующий день приехал коннетабль. Усевшись и положив руки с набухшими венами на расставленные колени, он слушал, как Сент-Андре докладывал ему побелевшими губами, ибо на этот раз злоумышленники проявили беспечность. Видимость случайного падения, неизбежно приведшего к трагедии, была с самого начала нарушена тем, что напуганные убийцы оставили веревку, натянутую поперек ската.Пока легкое, как речной туман, подозрение росло и крепло, Ричард и Том Эрскин тщетно искали хоть какой-нибудь след Тади Боя. С бесконечными предосторожностями, пытаясь во что бы то ни стало поддержать маскарад, Ричард посетил погонщика слонов Абернаси. Смотритель провел всю ночь в Блуа и ничего не знал.Затем, через пять дней после катастрофы, появился Тош, ведя за собой своего осла и волоча веревки, и несколько шотландцев, пользуясь случаем оставить госпиталь, в который наскоро превратили замок Амбуаз, спустились к мосту, где на глазах собравшейся толпы был закреплен нижний конец одного из длинных тросов канатоходца.Ричарда среди них не было. Джордж Дуглас через какое-то время зашел в его комнаты, застал там Калтера, вернувшегося после одной из своих утомительных, необъяснимых поездок верхом, и небрежно сказал:— Расслабьтесь, дорогой друг: если вы станете так изнурять себя, от вас останутся кожа да кости. Прекратите ваши тайные поиски и приходите посмотреть Ушарта. Он замечательный парень: это ему следовало бы носить ту маску, а не бедолаге-ослу. Кетцалькоатль, повелитель тольтеков.— Осел носит маску? — Ричард знал, что Дуглас всегда сообщает сведения таким вот туманным образом, но все равно почувствовал, как краснеет от потрясения. — Ацтекскую маску? О Боже!Сэр Джордж улыбнулся:— Удивительная маска: с ухмылочкой, вся выложенная мозаикой, а уши золотые. Раньше она была инструктирована, и в ней были зубы, но кто-то, не щадя сил, пытался разбить вещицу. Возможно, осел. Пойдите и посмотрите. Вы посмеетесь.Он пошел, но не для того, чтобы посмеяться. Пробравшись через толпу, он увидел причудливую вещицу, треснувшую, потемневшую и покрытую пятнами, грубо привязанную к мохнатой голове скотины. Эта самая маска была приторочена к седлу Лаймонда в начале трагической ночной скачки.А новости, которые Тош с обычными предосторожностями сообщил, были ужасны. Он сам обнаружил приметную маску не далее, как тем утром, и отнюдь не в замке или его окрестностях, и вообще не в городе Амбуазе. Он нашел маску в Блуа, затоптанную ногами таких же ротозеев, как и он сам, скопившихся во дворе пустого жилища Эли и Анны Мутье. А перед ним, как ревущий факел высотой в сорок футов, пылал особняк Мутье.Никто не смог бы войти туда и остаться в живых. Тош, безуспешно поискав по соседству какие-нибудь следы Тади Боя, послал сообщение Абернаси, а сам направился с новостями к шотландскому двору в Амбуаз, прихватив с собой маску в качестве мрачного символа.Этим вечером Эрскин употребил все средства — разве что не удерживал силой, — чтобы отговорить Ричарда от открытой поездки в Блуа. И бодрствовал рядом с ним, пока лорд Калтер сидел без сна перед алым пламенем камина в своей уютной комнате в Амбуазе, пытаясь разгадать правду. Свидетели, бывшие у башни, один за другим рассказывали, как был искалечен Тади Бой. Как же тогда он смог добраться до Амбуаза в особняк Мутье в Блуа? Уехал ли он туда, чтобы укрыться? И если так, вполне возможно, что он погиб там, в этом необъяснимом пожаре. Глава 3БЛУА: БЕДЫ НЕ ИЗБЕЖАТЬ Существуют жилища, где не избежать беды. Если достигнуть дикой местности, леса, темного места — там обитают воры, разбойники, изгои. До тех пор пока беду не вынесешь на свет и не расскажешь о ней, от нее не избавиться.Откуда-то доносился голос. Что он говорит, было трудно понять. «Глупо даже и пытаться», — подумал человек, лежавший в постели. За пределами понимания находились возбуждение, досада и даже боль — весь мир, недоступный, как тот далекий, неутомимый голос, снова и снова упорно повторяющий одно и то же.Не было в этом голосе утешения, он скорее звучал нетерпеливо, даже раздраженно.— Твои глаза открыты, — резко произнес голос. — Посмотри на меня. Ты видишь. Позже я дам тебе опиум снова, если захочешь.«Очень мило», — сардонически подумал человек, лежащий в постели. Память, пришпоренная болью, живо воскресила картину того, что произошло у Тур-де-Миним. Он вспомнил, как лошадь Конде навалилась на него, когда он упал. Затем еще несколько тяжелых, памятных ударов — и, как казалось, смерть.Но он, похоже, не умер. Нога сломана, больно дышать — вроде бы перебинтованы ребра. Сильные наркотики переставали действовать — и он ощутил раздражающее оцепенение, вызванное потерей крови. Боже, Ричарду, либо Тому Эрскину, либо какой другой сиделке с восковым лицом придется на этот раз как следует потрудиться, чтобы залатать его… Сильный гнев, внезапный и живительный, поборол слабость. Фрэнсис Кроуфорд из Лаймонда резко повернул голову.Над ним в сером свете дня, словно в туманной дымке, прикрытая разметавшимися прядями, широко распахнув глаза, склонилась Уна О'Дуайер. Если бы он вгляделся внимательнее, то мог бы увидеть в ее кристальных зрачках собственное отражение. Голос замолк, мгновение-другое царило молчание, затем Уна отодвинулась, и он увидел над собой расписанный потолок. Затем она вновь начала говорить, где-то вне поля его зрения.— Почему ты так упорно не желаешь приходить в себя? — спросила она. — А я жажду поскорей узнать, каково это: быть слабым и у меня в долгу?Уна О'Дуайер. Ей-то известно — он примет вызов такого рода в любом состоянии, даже на пороге смерти. Напрягая голос, чтобы слова прозвучали хотя бы ясно, если уж не громко, он произнес:— Быть могучим и у тебя в долгу было бы лучше. Это ты перенесла меня сюда?Уна вернулась на прежнее место и посмотрела на него. Голос ее прозвучал решительно:— Не люблю, когда меня к чему-либо принуждают. Я решила: если ты не умрешь сразу, я вынесу тебя оттуда. Тебе повезло — ты лежал у подножия башни, а меня в тумане ждала лодка и двое помощников.— Сколько времени прошло с тех пор?— Ты действительно не имеешь представления? — засмеялась она. — Вы были беспомощным пять дней, господин Кроуфорд.Пять дней! Он испытал удивление, но мысли притупила оглушительная вспышка боли. Комната снова исчезла, лицо, склоненное над ним, стало странно отдаляться, нарисованные листья будто вплетались в волосы Уны. Но он встретил ее презрительный взгляд и удерживал его так долго, как мог, затем закашлялся, ощущая во рту железный привкус, и вокруг снова опустилась холодая тьма.Он пробудился только навстречу свету иного дня. Тело его по-прежнему было в повязках, окна широко открыты на залитый солнцем балкон, а только что погашенные свечи еще дымили, испуская едкий запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38