А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Бесчисленные эмблемы подвязки на ярко-голубом фоне отливали на свету серебром и золотом.Оставалось только вручить цепь, затем последует обычная проповедь, посещение часовни, потом пиршество. Итак, Шотландия не представляет для Франции прежней ценности теперь, когда английская угроза уменьшилась. Если девочка умрет, дофин будет свободен и сможет жениться на ком-либо еще. Например… Боже, какая жара. Человек в тяжелой одежде может уснуть на ходу.В последний момент служитель отказался идти. Так что на спине у слона, лениво движущегося по озеру, восседал О'Лайам-Роу, не умевший плавать. В уши его набралось немало воды, он цеплялся за промокшие ремни на огромной голове Хаги, смотрел вперед на Абернаси и упорно приближался к горящим лодкам.Лаймонд добрался туда первым. Маргарет Эрскин увидела это, она слегка приобняла Марию, спрятанную за грохочущей баррикадой щитов, и продолжила обычный разговор с Джеймсом и детьми; лодка передвигалась рывками под ударами четырех пар весел. За кормой едко пахло дымом.— Какая жалость, — весело проговорила она. — Вся прекрасная feux de joie Иллюминация (фр.).

, приготовленная к сегодняшнему вечеру. Похоже, дорогая, тебе предстоит увидеть самый дорогостоящий показ петард, запущенных среди бела дня.— Господин Кроуфорд потушит их, — сказала девочка и высунула взъерошенную рыжую головку из-под сцепленных рук. Она была напугана, Маргарет чувствовала это, но храбро поддержала вымысел. — Жалко, если петарды пропадут впустую.Светловолосая голова и загорелые дочерна плечи теперь почти поравнялись с ними. Он, должно быть, еще на полпути знал, что огонь разгорелся слишком сильно и потушить его невозможно. Через каждые несколько гребков он поднимал глаза, прикидывая расстояние, и видел, что О'Лайам-Роу и Абернаси тоже приближаются с дальнего конца озера. Один раз, возможно, услыхав свое имя, он повернулся и быстро поднял руку в потоке озаренных солнцем капель, посылая привет королеве. Затем он оказался у первой лодки, из предназначенных для бутафорского морского боя, и, мокрый, как морская звезда, подтянулся к борту.Хотя карабкался он очень осторожно, корпус слегка коснулся бригантины, привязанной кормой к носу лодки, и легкая дрожь пробежала по флотилии. Лодки заплясали, и на секунду даже севшие на мель музыканты, мертвой хваткой вцепившиеся в свой плотик, перестали вопить. От горящей галеры, за которой оставалась еще треть покачивающейся связки, поднимались искры, сверкавшие в клубах черного дыма, что пах паленой краской. Дым заволакивал все вокруг: гроздь лодок, королевскую барку, которая всячески стремилась побыстрее удалиться от опасного места; смуглые плечи Абернаси, который подплывал все ближе, а за ним — О'Лайам-Роу на огромном слоне, остановившемся на глубине своего роста. Принц Барроу тянул его и кричал по-гэльски, заставляя развернуться.От набережной, где билась и плескалась потревоженная вода, стражники и рабочие побежали к краю берега, по пути к ним присоединялись обитатели замка. Они видели, как искры бесшумно взлетают в черном дыме. Резные леера галеры охватил огонь. Позолота вскипала пузырями, покрывалась копотью, а вымпелы, устремленные в голубое небо, раздувались под языками огня.С треском вспыхнуло огненное колесо на последней барке. Бледно-золотистую голову Вервассала, стремительно скользящего сквозь дым, внезапно окружил цветной огненный ореол… Огромное колесо, до которого можно уже было достать рукой, завертелось, набирая скорость, треща и щелкая; маленькие заряды загорались и взрывались один за другим, сверкая в серой дымке, ярко расцвечивая мокрую кожу Лаймонда, который скакал по лодкам.На рее завертелось второе колесо, а в носовой части — третье. На горящей галере пламя достигло рубки, первые языки вспыхнули и на маленькой бригантине, что была впереди. Лаймонд перебрался с последней лодки на следующую, ступая мягко, словно кошка; затем скользнул на барку и, с невероятной осторожностью прыгая с лодки на лодку, достиг горящей галеры прежде, чем колеса у него за спиной набрали полную скорость.Должно быть, он проверял каждую лодку, которую проходил. Маргарет Эрскин, чьи легкие рукава развевались на ветерке от быстрого хода барки королевы, догадалась об этом, увидев, как он задержался на восьмой галере, последней перед горящей. То была большая барка. Золотая ткань, драпировавшая верх корабля, уже занялась. Лаймонд сорвал ее и швырнул в озеро, куда она с шипением упала. Затем он запрыгнул на покрывшуюся пузырями палубу и, перерезав веревки, освободил все лодки, по которым только что пробегал.Под прикрытием рубки можно было добраться до носовой части корабля. Лаймонд на миг остановился, чтобы заглянуть в кокпит. Затем сорвался с места и помчался стремительно, как стрекоза, вниз, вверх, вдоль, забыв о предосторожностях, через три лодки, туда, где подплывший Абернаси в своем тюрбане ждал наготове с веревкой.Погонщик слонов выпрыгнул из воды, и его испещренное шрамами лицо блеснуло в отсветах пламени. Подняв тонкую сильную руку, Арчи бросил веревку. Лаймонд поймал ее, нашел, куда закрепить, привязал канат к носу передней лодки и поднял руку. Тогда Абернаси кликнул слона, а О'Лайам-Роу ударил его ногой. Могучий зверь натянул канат. Лаймонд только этого и ждал. Когда укороченная вереница, тяжело раскачиваясь, сдвинулась с места, он вернулся назад, в огонь.О'Лайам-Роу оглянулся. Раскисший, как мокрый изюм, в пропитанной влагой одежде, вцепившись в шершавую серую спину онемевшими руками, он бил ногами по воде и чувствовал, что огромный зверь под ним идет спокойно и уверенно, рассекая воду головой, хоботом и грудью, подчиняясь гортанным выкрикам погонщика, доносящимся издали.До берега был далеко, но на воде никого не осталось, да и на берегу не было ни строений, ни людей, ни даже животных, которым мог бы быть причинен вред. Плот с музыкантами, никогда не подплывавший к опасному месту слишком близко, теперь и вовсе остался далеко позади. А полное бурлящих волн и обломков расстояние между четырьмя лодками, которые тащил слон, и остальной флотилией все возрастало. По другую сторону плыла на просторе королевская лодка, выскользнув наконец из завесы дыма. Шлемы гребцов сверкали на солнце, мелькали красные и голубые одежды детей, руки женщин, охватившие их, взъерошенная рыженькая головка. Много ли там пороху? Боже… Впрочем, если даже все четыре лодки заполнены им, через несколько минут дети окажутся в безопасности.Абернаси, подплывший ближе, увидел, что Лаймонд тщательно осматривает первую лодку. Он заметил, как что-то упало в воду и с бульканьем погрузилось. Лаймонд, видимо, обнаружил порох. Продолжая подавать команды Хаги, он наблюдал, как Лаймонд вернулся на горящий корабль и принялся ножом разрезать парусину. Каждая рея, каждая снасть была охвачена пламенем. Он также увидел, как, по инерции набирая скорость, четыре корабля, словно четыре уголька в облаке дыма, начали свободно скользить по воде, легко отвечая на натяжение каната и двигаясь по зеркальной поверхности быстрее, чем мог тащить слон. Корабли перегоняли своего кормчего.О'Лайам-Роу обернулся и увидел это. Еще он увидел, как с горящей галеры полетели два пакета, а следом выскочил Лаймонд и стал быстро перебираться от суденышка к суденышку, что-то выкрикивая. Слов О'Лайам-Роу не разобрал, но увидел, как Фрэнсис Кроуфорд поднял сверкнувший на солнце нож и бросил его метко и проворно прямо в протянутую руку Абернаси. Погонщик слонов схватил нож и что-то разрезал.Веревка, привязанная к упряжи Хаги, погрузилась в воду. В тот же момент Абернаси проревел по-гэльски:— Держись крепче! — Затем последовала какая-то команда на урду. Слон развернулся под О'Лайам-Роу и, быстро окунувшись, поплыл.Зеленоватая вода накрыла ирландца с головой. Сведенные судорогой пальцы крепко вцепились в сбрую, и он повис на слоне, ничего не видя и не слыша. Ощущение было такое, будто все его внутренности наполнились водой и тело разбухло. Затем он вынырнул, вдохнул полную грудь воздуха и увидел, что Лаймонд добрался до первой лодки и прыгнул. Он заметил, как крепкий, жилистый Абернаси колотит ногами по воде, сжимая в кулаке обрезанную веревку. Погонщик слонов плыл до тех пор, пока не увидел, как лодки развернулись, уходя прочь от О'Лайам-Роу, прочь от Хаги, прочь от показавшейся на поверхности мокрой головы Лаймонда. Тогда он отпустил веревку, набрал воздуху и нырнул.Прежде чем кануть под воду, подобно убитому Хью из Линкольна, он закричал. О'Лайам-Роу услышал крик, а Хаги понял его. Он весело протрубил, так как в его представлении это была добрая забава, и, перевернувшись, погрузился в воду, увлекая с собой О'Лайам-Роу как раз в ту минуту, когда четыре лодки взлетели на воздух вместе с петардами, фузеями, порохом и всем прочим.— Прими и носи на шее эту цепь с образом пресловного мученика святого Георгия, покровителя сего ордена, да хранит тебя и в радостях, и в невзгодах…Цепь, блистая, легла на плечи Генриха, двадцать шесть Подвязок с белыми и красными розами и образ Георгия сверкали внизу. Нортхэмптон, безупречный до конца, поздравил чужестранца от имени Эдуарда и всех кавалеров ордена и вручил черную бархатную шапочку с мерцающими под плюмажем бриллиантами и книгу Устава в красном бархатном переплете.…Non temporariae mado militae gloriam sed et perennis victoriae palmam denique recipere valeas. Amen Не временной славы в военных походах, но да удостоишься ты наконец венка вечной победы. Аминь (лат.).

.Трубы тихо заиграли, все поклонились, и поднялась неслышная суета — чопорным, разодетым, страдающим от жажды придворным перед обильным застольем предстояло еще пройти через торжественную мессу.Никто благоразумно не стал произносить речей. Улыбающийся Генрих подозвал к себе Нортхэмптона и генерала ордена Подвязки и учтиво обратился к ним. Мейсон и Пикеринг тоже подошли через минуту. Позади открыли двери. Среди лучников, слуг и гвардейцев с секирами пробежал настороженный шорох. Коннетабль, посмотрев на солнце, предположил, что они хорошо уложились по времени. Он поймал взгляд Стюарта д'Обиньи, тоже обращенный в небо, и почувствовал минутное беспокойство, вскоре сменившееся равнодушием. Пусть боги — папистские, греческие или реформистские — позаботятся об этом. Уорвик не дурак, он включил Леннокса и его супругу королевской крови в состав своего посольства именно на случай несчастья и, если понадобится, отречется от них так же поспешно, как старуха де Гиз от своего герольда.И Франции, по его мнению, следует поступить точно так же. В Ирландии нет ничего интересного для Франции, так пусть Англия бросает свои деньги в эту бездонную пропасть. И пусть Англия считает Францию союзницей… что может сделать император против них обеих?Король говорит слишком долго. Pasque-Dieu, этот парень д'Обиньи совсем позеленел. Значит, что-то затевается. Монморанси, стреляя маленькими глазками, поймал безмятежный взгляд герцога де Гиза и долго его удерживал, заподозрив неладное.Вдруг с тихим, напоминающим звон колокольчиков звуком все окна в комнате треснули, дождем посыпались осколки. В сильном гуле, последовавшим за треском, явственно различались взрывы, грохотавшие с такой силой, словно артиллерийская батарея обстреливала город. К этому добавилось разрастающееся эхо, казалось, мощная звуковая волна просачивается сквозь разбитые окна и заполняет комнату.Все украшенные перьями головы резко дернулись, словно головы марионеток. Среди испуганных и удивленных физиономий только красивое лицо д'Обиньи сохраняло невозмутимое выражение.Коннетабль с первого взгляда отметил это и вздохнул. Придворные разразились криками, словно загоготала стая гусей. В самом сердце хаоса прозвучал голос короля.Не без удовольствия Анн де Монморанси снова вздохнул. Утопление совершилось. Шотландская королева Мария, по-видимому, мертва. Его жена наряжала ее кукол. Прелестная девочка, последняя в роду, появившаяся на свет через несколько дней после смерти ее царственного отца. Коннетабль любил детей, у него было семь дочерей, хотя, конечно, все они уже выросли.Напряженно размышляя, он вышел вперед и взял короля под руку.— Произошел какой-то несчастный случай, сир, но он не должен причинить беспокойства нашим друзьям. С вашего позволения я пошлю разузнать, в чем дело, а мы тем временем отправимся в часовню, как и предполагалось.— Пойдет Джон Стюарт, — распорядился король.На секунду коннетабль заколебался. Он заметил, что герцог де Гиз так же, как и он сам, прищурился. Затем коннетабль сказал:— Как пожелаете, монсеньор.Взрывная волна, взметнувшая столб воды, спасла О'Лайам-Роу жизнь. Перевернув на живот даже огромного слона, она, словно дельфин, подбросила Филима в воздух. Но воздух оказался не менее опасным: отовсюду падали обломки дерева, горящая ткань, случайные заряды и огни, белые и цветные, а посередине то, что некогда было четырьмя лодчонками, словно огнедышащий горн бушевало, ревело, шипело, стучало раскаленным молотком по растревоженным черным волнам.Вдали избежавшая крушения лодка приближалась к берегу, на носу сидела королева, целая и невредимая. А ближе стремительно проносился плот с лежащими ничком музыкантами; они плотно прижались к доскам, зажмурив глаза и прикрыв головы, точно шлемами, разбитой лютней и распотрошенной виолой.К О'Лайам-Роу бок о бок подплывали Лаймонд и Арчи Абернаси, головы их светились в зареве пожара. Чьи-то руки крепко сжали его предплечья, чье-то обнаженное плечо вытолкнуло его на поверхность. И пока Абернаси, улыбаясь, проплывал мимо, окликая слона Хаги, являющего собой ревущий водопад гнева, Фрэнсис Кроуфорд поддерживал О'Лайам-Роу, которого рвало под водой, а затем потащил его к берегу, рассекая чмокающую воду, словно отточенный клинок. Огни фейерверка — розовые, голубые и золотистые — танцевали и искрились под завесой черного дыма, а Лаймонд чуть слышно напевал что-то в красное, полное воды ухо О'Лайам-Роу.Ему не пришлось плыть долго. О'Лайам-Роу, выйдя из оцепенения, обнаружил себя на маленькой гребной барке, одной из тех, что Лаймонд освободил, перерезав веревку: она, тихо покачиваясь, плыла по волнам, нагруженная всего лишь двумя парами весел. Через минуту он оказался в середине лодки, взялся мягкими руками за весла и попытался попасть в такт умелому гребцу Лаймонду. Лодка скользила по утихающим волнам, прямо к зверинцу. Он заметил, что Абернаси со слоном преодолели уже половину пути.Лаймонд пел:Мирт тебе посвящуВ роще за Луарой,В честь твою напишуСтишок на коре его старой…О'Лайам-Роу впервые за все это время, показавшееся ему вечностью, попытался заговорить. Из его рта вырвалось подобие кряканья и изрядное количество слюны. Он икнул, и к его позеленевшему лицу постепенно стал возвращаться естественный цвет.— Ах ты, незваный помощник, — прозвенел за его плечом веселый голос Лаймонда. — Скучаешь ли по Слив-Блуму и шкурам для сиденья?Повернувшись, О'Лайам-Роу ответил:— Прошлой ночью очень скучал.Голос за его спиной, говоривший ритмично, в такт ударам весел, произвольно изменил тембр:— Мне приснился сон, что… Кормак О'Коннор остался один.— Это так, — подтвердил О'Лайам-Роу, устремив взгляд на огненное празднество. — И женщина, Уна О'Дуайер, Тоже одна.Минуту лодка скользила в тишине.— Мы оба доктринеры, Филим, охраняющие луну от волков. Но это лучше, я думаю, чем жить на луне или выть с волчьей стаей.Они выбрались из пелены дыма. Солнце согрело их, уютно, слово старая няня, погрузив в тепло, тишину и ленивую истому. Небо над головой было бездонным, голубым-голубым.— Куда теперь? — внезапно спросил О'Лайам-Роу, заражаясь силой и весельем, исходившими от человека, сидевшего рядом: сами прихоти его источали, казалось, чистый свет. — В зверинец?— Конечно, в зверинец, — ответил Лаймонд. — Где твои уши? В зверинец, куда Артус Шоле попытался удрать от толстого руанского скульптора как раз в тот момент, когда ты вознамерился проглотить новый пруд короля Франции. Глава 6ШАТОБРИАН: АТЛАС И АЛЫЕ ОДЕЖДЫ Беря в залог цепную собаку, следует поместить палку перед отверстием конуры и запретить кормить пса: если же его все-таки накормят, то это будет нарушением закона.Беря в залог имущество поэта, следует отобрать у него хлыст и предостеречь, что он не должен пользоваться им до тех пор, пока не рассчитается с тобой по справедливости.Атлас и алые одежды — для сына короля Эрина, и серебро на его ножны, и медные кольца на его клюшки для травяного хоккея. Сын вождя должен иметь цветные одежды и носить два цвета ежедневно, одно одеяние лучше другого.Скандалы, безобразия, беззаконные смуты служили утешением Мишелю Эриссону в его зрелые годы, отягощенные подагрой.Когда три горящие стрелы, описав дугу, долетели до середины озера и тот, словно блюдо Палласси, заполнился плавучими существами, а рабочие, стражники и прочий праздный люд стояли разинув рты и глазели на стремительно продвигающуюся вперед голову Лаймонда или же карабкались, наполнив шлемы водой, на горящую трибуну, Мишель Эриссон потрусил вприпрыжку, а затем понесся, совершенно позабыв о своей подагре, за стремглав удирающим коренастым Артусом Шоле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38