У тебя бархатная кожа.
Нельзя позволять сбивать себя с толку.
— Мужчины не судят о женской красоте по податливости их зада.
В глубине его черных зрачков вспыхнул фиолетовый огонь.
— Уверяю тебя, женские задницы чрезвычайно притягательны для мужчин.
У Энн свело мускулы от воспоминаний, от желания.
Она облизнула губы. На мгновение ее язык коснулся грубой кожи на его пальце,
— Что ты можешь предложить мне в качестве любовника, чего не дал до сих пор?
Энн накрыла тень — это Майкл наклонился над ней и загородил солнечный свет.
— Близость, — пробормотал он; в его дыхании ощущался привкус кофе. И легонько лизнул ее.
А когда Энн закрыла глаза и потянулась навстречу губами, наградил долгим поцелуем, исследуя языком каждый уголок у нее во рту.
— Дружбу, — донеслось с дуновением воздуха.
У Энн никогда не было друга. Гувернантка ее учила и оберегала от деревенских детей, чтобы те не украли ее ради выкупа у родителей.
Энн крепко зажмурила глаза. Вкус кофе, замешенный на вкусе страсти, проник ей в рот.
Страсти ее… или его?
— Дружбу нельзя купить, — запротестовала она.
— На земле можно купить абсолютно все. — Майкл прикусил ее нижнюю губу. И уже после того, как причинил несильную боль, принялся жадно сосать. Как сосал до этого язык, соски, клитор… И соски, и язык, и клитор подрагивали в такт пульсации ее нижней губы.
Да, ее никто не ждал. Только слуги в городском доме, который арендовал стряпчий на время ее любовного приключения. Каково прожить с мужчиной — таким, как этот, — хотя бы месяц? Не спеша исследовать горизонты наслаждения, испытать все прихоти страсти, которые мужчина и женщина способны пережить вместе. То, что она и представить себе не могла. А Майкл не пробовал целых пять лет.
Освободив губы, Энн повторила сказанную в кебе фразу:
— У нас исключительно сексуальная связь.
Он взял ее за подбородок и не позволил отвернуться.
— Я предлагаю больше.
Энн судорожно сглотнула.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
Ночные свидания можно сохранить в тайне. Но если она решится открыто жить у любовника, начнут шушукаться слуги, пойдут разговоры. Слухи распространятся по всему Лондону и дойдут до Дувра. И она потеряет респектабельность, как недавно потеряла девичество.
— Я понимаю. — Обжигающие слова пролились ей прямо в рот. — Прошу, чтобы ты мне дала то же, что я верну тебе взамен. В обмен за власть над своим телом я требую власть над твоим.
— А те женщины, которых ты приглашал к себе… они принимали предложение?
Майкл потерся губами, и Энн почувствовала во рту его слюну.
— Я ни разу не предлагал клиенткам то, что предлагаю тебе.
Энн почувствовала, что тонет. В его жаре, в его аромате, в его дыхании, в его вкусе… День перешел в ночь, наступающее утро в день, перепутав прошлые и настоящие наслаждения. Энн ухватилась за реальность их диалога.
— Ты ни разу ни испытал близости в сексе или дружбы с женщиной?
Он отпрянул, жар отхлынул от ее лица, и теперь ее губы овевал прохладный утренний воздух. Пораженная внезапной переменой, Энн подняла глаза.
— Извини, я не имела права спрашивать.
— Я же сказал, можешь спрашивать о чем захочешь. — Уголки его губ дернулись. — Да, у меня была такая связь. Однажды, давным-давно.
Энн почувствовала легкий укол ревности.
— И что случилось потом?
— Она умерла, — бесстрастно ответил Майкл.
— Мне очень жаль.
В глазах Майкла промелькнуло удивление, словно ему ни разу не попадалась способная на сострадание женщина.
— Ты серьезно?
— Правда.
Наверное, она была исключительной женщиной, если заслужила любовь такого человека, как он.
— И не расстроилась, узнав, что я любил другую?
— Конечно, нет. С какой стати?
— А ты когда-нибудь любила кого-нибудь?
Энн встретилась с ним взглядом — сердце ее бешено застучало в груди.
— Один раз, очень давно.
Мимолетная грусть омрачила его лицо.
— Что с ним произошло?
— Не знаю.
Энн действительно не знала, что все эти восемнадцать лет происходило с Мишелем д'Анжем. Стряпчий не сообщил, что у него появились шрамы и что у него есть собственность в Лондоне и Йоркшире.
И еще не сообщил, что мужчина, некогда заслуживший громкое прозвище за свое умение удовлетворять женщин, пять лет не занимался своим ремеслом.
Прежде чем она успела предугадать намерения Майкла, он стащил с нее покрывало. Инстинкт взял верх: Энн потянулась за бархатным одеялом и за шелковой простыней, но упустила и то и другое. Она держалась изо всех сил, не желая поддаваться смущению, и не пыталась прикрыться руками. Он не имел права смотреть на нее в свете немилосердных солнечных лучей.
Черные густые ресницы прикрывали его глаза, когда Майкл исследовал ее наготу. А Энн невольно следила за его взглядом.
Ее соски потемнели и припухли, а груди по сравнению с ними казались невероятно белыми. Но не выглядели так, будто принадлежали старой деве. Скорее женщине, познавшей мужскую страсть.
— Женская грудь дает мужчинам наслаждение, — донеслось до нее, он дотрагивался до нее мучительно бережно, как до хрупкой драгоценности. — Женщину надо ценить. Это важнее, чем удовлетворить клиентку.
Под тяжестью его руки сердце Энн снова неистово забилось. Она видела его шрамы — мясистые рубцы — и ощущала их собственной кожей. Края твердые и горячие. Но и ее соски под его ладонью тоже твердые и горячие. И рука и соски часто поднимались в такт его дыханию. Две плоти сливались в одну.
— Мужчина любит мягкость. — Подушечкой пальца Майкл осторожно коснулся соска и вдавил его внутрь. — И твердость.
Грудь Энн пронзило острое наслаждение.
Майкл резко убрал палец, и сосок вернулся на свое место — еще более напряженный и припухший. Энн отвела взгляд от явного свидетельства своего возбуждения. Его лицо потемнело, густые ресницы легли на нетронутую ожогами кожу под глазами. Черные волосы, искрившиеся в солнечных лучах, скрыли шрамы на висках.
— Ты видела, как дети сосут матерей, и воображала, что мужчина так же сосет твои груди. — Голос Майкла звучал приглушенно. — Близость надо создавать, мужчины тоже к ней стремятся. Вот почему они сосут женщин. — Его ресницы медленно поднялись. В глазах отразилось такое желание, словно он терял самообладание. — Почувствуй биение моего сердца у своей груди, под своей ладонью.
Энн ощущала жар на ладони в том месте, которого ночью касался его член.
— Я слышу биение твоего сердца, погружаясь в тебя.
Слова Майкла вызвали сладостные воспоминания о робких поглаживаниях, о настойчивых толчках.
— Я говорю тебе то, чего не говорил ни одной другой женщине. Признался, что нуждаюсь в ласке. Сказал, что хочу быть желанным, несмотря на шрамы. В этом я никогда не признавался ни одной женщине. Я продажный по профессии. Ты старая дева по семейному положению. Были бы мы другими, так и не встретились бы здесь. Но я стремлюсь к большему — чтобы мы в конце концов остались мужчиной и женщиной.
Энн не хватало воздуха, она не могла вымолвить ни слова.
— Прошу в последний раз: оставайся со мной, Энн Эймс. Иначе всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть о своем отказе.
Жалость! Какое отвратительное слово. Энн надеялась, что никогда больше не испытает этого чувства.
— Я не смеюсь… часто, — пробормотала она.
— Я тоже.
— Никогда не стремилась к тому, чтобы остаться старой девой.
— А я не хотел, чтобы ты меня покупала.
— А ты когда-нибудь жаждал женщину так сильно, чтобы касаться себя самого? — неуверенно спросила Энн.
— О да! — Майкл принялся пощипывать ее сосок, лишая Энн остатков разума. — Неоднократно…
От груди к животу металось удивительное ощущение: то ли наслаждение, то ли боль. Столько обещано, надо лишь решиться.
— Ты касался своей груди?
Фиолетовые радужки поглотили черную глубину его зрачков.
— У мужчин те же потребности, что и у женщин.
Энн остановила взгляд на его обезображенном шрамами пальце, который ласкал ее грудь, и на своем потемневшем соске. И представила, что ласкает его так же, как и он ее.
Пробует на вкус.
Целует.
Посасывает.
Чувствует губами его сердцебиение.
— А если бы мы стали любовниками… чего бы ты хотел от меня?
— Всего.
Энн тяжело вздохнула.
— Французы правда занимаются тем, что ты делал сегодня утром?
Внезапно рука исчезла, и на грудь повеяло холодком. Жар, следуя за его пальцами и взглядом, опустился к низу живота. Энн машинально развела ноги, и жар проник глубоко внутрь. Майкл настойчиво стремился в нее, но неожиданно ослабил напор. Его средний палец был влажным, и с него тянулась розовая ниточка. Энн почувствовала на себе его взгляд. Майкл следил, как она изучала свидетельства ночных безумств.
— Когда дело касается удовольствий, французы чрезвычайно практичны. — Голос Майкла стал низким и хриплым, — Они не столь привередливы, как англичане.
Кровать под ней без предупреждения покачнулась. Майкл ухватил ее левое бедро и повернулся так, что оказался лицом между ее ног всего в нескольких дюймах от ее промежности. Энн обомлела и инстинктивно попыталась свести колени. Но Майкл крепко держал ее за бедра.
— Не надо, смотри на меня.
— Я тебя уже видела.
— Ночью, а сейчас день.
Майкл еще шире развел ее ноги.
— Между любовниками не может быть стеснения.
Энн было больно от всколыхнувшейся страсти.
— Мне надо в ванную.
— Любовь со мной тебя не запачкает.
Он провел губами по внутренней стороне ее бедер — ближе, еще ближе. Энн почувствовала, как пульсирует ее промежность к исторгает горячую влагу. Возбуждение моментально сменилось ужасом.
— У меня кровь! Ты же не намерен…
— Конечно, не намерен… только что именно? Лизать? Сосать? Ласкать языком?
Нет! Не может быть, только не днем, не до того, как она примет ванну. Но Энн кривила душой. Она хотела, чтобы он поцеловал ее, как вчера.
И Майкл это понимав.
— Именно намерен: и лизать, и сосать. — Его фиалковые глаза превратились в бездонные колодцы. — Француза в отличие от англичанина не смущает женская кровь. Француз понимает, что женщина кровоточит благодаря ему. — • Он наклонился и подчеркнуто осторожно приблизился к ее незащищенному телу.
— Ты готов сделать для меня абсолютно все?
— Абсолютно.
Ее руки дрожали. Или это, быть может, содрогалась кровать? Энн потянулась и сжала ладонями его голову. Она не хотела, чтобы он был ее вещью, целовал и доставлял наслаждение только потому, что она этого хотела.
— Но тебе это нравится?
— Да. — Майкл говорил правду.
Энн почти поверила ему. Как верили и все прочие, которые его нанимали.
— Не представляю, как ты можешь не понравиться женщине. — Его смуглая, огрубевшая кожа погрузилась в ее мягкое тело. Преодолев страх перед мнением общества, Энн решилась:
— Я хочу, чтобы ты стал моим любовником. Хочу испытать близость, о которой ты мне рассказывал. Жить вместе — как мужчина и женщина. Один месяц, если ты тоже этого хочешь.
Майкл наклонился и нежно поцеловал ее клитор.
— Plus que la mort elle-meme , — пробормотал он.
Прежде чем она успела перевести — Энн даже сомневалась, правильно ли она расслышала его слова, так сильно билось ее сердце, — вихрь вознес ее на вершину страсти, где рассеялось прошлое с его ненавистными болезнями, смертями и необходимостью принимать решения.
Глава 6
Каждый толчок колеса навевал очередное воспоминание: хриплый, сдавленный крик Майкла, его твердый, возбужденный пенис, длинный, в шрамах палец, измазанный ее кровью. Снова и снова Энн мерещились слова: «Plus que la mort elle-meme». Она не сумела правильно перевести или не так расслышала.
Кеб остановился у бордюрного камня. Энн посмотрела сквозь небольшое заляпанное квадратное окошечко. Старый кирпичный дом, возле которого они остановились, выглядел теперь иначе. Энн чувствовала, что и сама изменилась. Накануне она собиралась оплатить услуги Мишеля д'Анжа. И даже не мечтала, что он подпустит ее к своему телу, к своей жизни.
Выбираясь из экипажа, она споткнулась. Неказистая старая дева! Руки о перчатках похолодели. От страха.
Прошлая ночь коренным образом изменила ее сущность. А проведенные с Майклом дни круто изменят ее жизнь. Ей больше не вращаться в кругу респектабельных сограждан.
Энн подала мрачному кебмену шестипенсовик. Интересно, сколько Майкл заплатил вчера вечером за экипаж? Больше, чем она сейчас?
Двери дома растворились, стоило Энн подняться по ступеням.
— Мисс Эймс. — Благообразный дворецкий лет пятидесяти с редеющими рыжеватыми волосами отступил в сторону. Спину он держал очень прямо, словно жердь.
Энн попыталась представить, как он обращается с женщинами — как Майкл с ней или по-другому? И не смогла.
В черном сюртуке с галстуком дворецкий казался образцом английской респектабельности. Он не выразил ни малейшего удивления по поводу двенадцатичасового отсутствия госпожи и спрятался за маской, которую слуги надевают, чтобы не вызвать неудовольствия господ.
— Позвольте принять вашу накидку.
Слуги в Дувре, большинство которых служили еще ее родителям, обращались к ней «мисс Энн». Однако и их лица всегда были столь же бесстрастны. Энн ощутила приступ одиночества. А вслед за ним нахлынула волна стыда. Никогда прежде она не задумывалась о сексуальной жизни слуг.
— Нет, спасибо. — Женщина расправила плечи. — Пришлите ко мне в спальню горничную.
— Слушаюсь. — Дворецкий снова поклонился.
Пока Энн поднималась по истертым лестничным ступеням, ее преследовал запах плесени и запустения. Знакомые запахи, очень привычные. Но вот под ногой скрипнула половица, и этот звук пробился сквозь марево воспоминаний о плотских удовольствиях.
Что, если Майкл утверждал, будто ему необходима жаждущая его женщина, только потому, что это хотела услышать она? Что, если его попытка оставить ее у себя — всего лишь прием выжать побольше денег?
Коридор, по которому она шла, был отделан красным деревом; а у Мишеля — обит бледным шелком. У нее двери темного дерева, а у него покрашены в белый цвет. Она некогда вела образцовую жизнь, а он — бесстыдно аморальную.
И тем не менее они…
Энн скинула накидку и, бросив ридикюль на опиравшуюся на четыре деревянные колонки кровать, подошла по темно-бордовому ковру к туалетному столику перед зеркалом.
Корсет впился в припухшие груди, шерстяные рейтузы раздражали нежную промежность. Двенадцать часов назад другая женщина одевалась перед этим трюмо.
Но внутренние перемены никак не отразились на внешней стороне предмета: ушла старой девой и пришла старой девой. Какой мужчина захочет превратить ее в любовницу? Спать с ней? Просыпаться рядом? Завтракать?
Ее размышления прервал осторожный стук.
— Входи. — Пока Энн продолжала вглядываться в зеркало, дверь в ее комнату открылась. Только тут Энн сообразила, что у Майкла не было зеркал ни в спальне, ни в ванной.
— Чем могу служить, мисс Эймс?
Энн присмотрелась к появившейся в зеркале тени. Темное платье служанки сливалось с темно-красным деревом двери.
— Приготовь, пожалуйста, ванну.
— Это все, мэм?
Женщина в зеркале, внешне напоминавшая Энн, была бледна и сдержанна. А женщина под маской вздрогнула и затрепетала от внезапно принятого решения.
— И еще: упакуй мой баул. Я уезжаю на месяц.
Итак, мужчина, которому она платит десять тысяч, может стать ее любовником, а не альфонсом. Нет, только не альфонсом. Как это ни парадоксально, но она никогда не считала Мишеля д'Анжа продажным.
Горничная присела в реверансе.
— Слушаюсь, — проговорила она и направилась в ванную. Энн резко обернулась.
— Джейн…
Взятая в аренду вместе с домом служанка замерла.
— Что угодно, мэм?
— Я выгляжу иначе?
— Нет, мэм. Желаете что-нибудь еще?
Энн внезапно стало смешно. Горничная знала ее меньше недели. Даже если бы и были какие-то перемены, она бы их не заметила.
— Ничего, спасибо. — Она изо всех сил сопротивлялась соблазну опять повернуться к зеркалу. Какие перемены произвел в ней Майкл?
Ибо перемены были. Она заплатила мужчине, чтобы тот лишил ее девственности.
К тиканью французских часов на каминной полке из красного дерева примешалось сдавленное хрипение в ржавых трубах. Не важно, почему Майкл решил стать ее любовником, заключила наконец Энн. Она хотела провести с ним предстоящий месяц. Вместе спать. Вместе гулять и завтракать.
Близость. Дружба.
Ничего подобного с мужем испытать невозможно.
Шорох одежды возвестил о том, что она не одна. На пороге ванной стояла Джейн. И когда их взгляды встретились, горничная отвела глаза.
— Вас раздеть, мэм?
— Да, пожалуйста.
Горничная ловко расстегнула пуговицы на спинке шелкового платья. А Энн бросило в жар: она вспомнила, что Майкл так же искусно управлялся с ее одеждой. Энн методично избавилась от платья, лифа, корсета и нижних юбок. Мраморные часы пробили время. Прошло полчаса, ровно столько, сколько потребовалось допотопной колонке, чтобы подогреть воду. Служанка скрылась в ванной, и оттуда раздался плеск льющейся воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Нельзя позволять сбивать себя с толку.
— Мужчины не судят о женской красоте по податливости их зада.
В глубине его черных зрачков вспыхнул фиолетовый огонь.
— Уверяю тебя, женские задницы чрезвычайно притягательны для мужчин.
У Энн свело мускулы от воспоминаний, от желания.
Она облизнула губы. На мгновение ее язык коснулся грубой кожи на его пальце,
— Что ты можешь предложить мне в качестве любовника, чего не дал до сих пор?
Энн накрыла тень — это Майкл наклонился над ней и загородил солнечный свет.
— Близость, — пробормотал он; в его дыхании ощущался привкус кофе. И легонько лизнул ее.
А когда Энн закрыла глаза и потянулась навстречу губами, наградил долгим поцелуем, исследуя языком каждый уголок у нее во рту.
— Дружбу, — донеслось с дуновением воздуха.
У Энн никогда не было друга. Гувернантка ее учила и оберегала от деревенских детей, чтобы те не украли ее ради выкупа у родителей.
Энн крепко зажмурила глаза. Вкус кофе, замешенный на вкусе страсти, проник ей в рот.
Страсти ее… или его?
— Дружбу нельзя купить, — запротестовала она.
— На земле можно купить абсолютно все. — Майкл прикусил ее нижнюю губу. И уже после того, как причинил несильную боль, принялся жадно сосать. Как сосал до этого язык, соски, клитор… И соски, и язык, и клитор подрагивали в такт пульсации ее нижней губы.
Да, ее никто не ждал. Только слуги в городском доме, который арендовал стряпчий на время ее любовного приключения. Каково прожить с мужчиной — таким, как этот, — хотя бы месяц? Не спеша исследовать горизонты наслаждения, испытать все прихоти страсти, которые мужчина и женщина способны пережить вместе. То, что она и представить себе не могла. А Майкл не пробовал целых пять лет.
Освободив губы, Энн повторила сказанную в кебе фразу:
— У нас исключительно сексуальная связь.
Он взял ее за подбородок и не позволил отвернуться.
— Я предлагаю больше.
Энн судорожно сглотнула.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь.
Ночные свидания можно сохранить в тайне. Но если она решится открыто жить у любовника, начнут шушукаться слуги, пойдут разговоры. Слухи распространятся по всему Лондону и дойдут до Дувра. И она потеряет респектабельность, как недавно потеряла девичество.
— Я понимаю. — Обжигающие слова пролились ей прямо в рот. — Прошу, чтобы ты мне дала то же, что я верну тебе взамен. В обмен за власть над своим телом я требую власть над твоим.
— А те женщины, которых ты приглашал к себе… они принимали предложение?
Майкл потерся губами, и Энн почувствовала во рту его слюну.
— Я ни разу не предлагал клиенткам то, что предлагаю тебе.
Энн почувствовала, что тонет. В его жаре, в его аромате, в его дыхании, в его вкусе… День перешел в ночь, наступающее утро в день, перепутав прошлые и настоящие наслаждения. Энн ухватилась за реальность их диалога.
— Ты ни разу ни испытал близости в сексе или дружбы с женщиной?
Он отпрянул, жар отхлынул от ее лица, и теперь ее губы овевал прохладный утренний воздух. Пораженная внезапной переменой, Энн подняла глаза.
— Извини, я не имела права спрашивать.
— Я же сказал, можешь спрашивать о чем захочешь. — Уголки его губ дернулись. — Да, у меня была такая связь. Однажды, давным-давно.
Энн почувствовала легкий укол ревности.
— И что случилось потом?
— Она умерла, — бесстрастно ответил Майкл.
— Мне очень жаль.
В глазах Майкла промелькнуло удивление, словно ему ни разу не попадалась способная на сострадание женщина.
— Ты серьезно?
— Правда.
Наверное, она была исключительной женщиной, если заслужила любовь такого человека, как он.
— И не расстроилась, узнав, что я любил другую?
— Конечно, нет. С какой стати?
— А ты когда-нибудь любила кого-нибудь?
Энн встретилась с ним взглядом — сердце ее бешено застучало в груди.
— Один раз, очень давно.
Мимолетная грусть омрачила его лицо.
— Что с ним произошло?
— Не знаю.
Энн действительно не знала, что все эти восемнадцать лет происходило с Мишелем д'Анжем. Стряпчий не сообщил, что у него появились шрамы и что у него есть собственность в Лондоне и Йоркшире.
И еще не сообщил, что мужчина, некогда заслуживший громкое прозвище за свое умение удовлетворять женщин, пять лет не занимался своим ремеслом.
Прежде чем она успела предугадать намерения Майкла, он стащил с нее покрывало. Инстинкт взял верх: Энн потянулась за бархатным одеялом и за шелковой простыней, но упустила и то и другое. Она держалась изо всех сил, не желая поддаваться смущению, и не пыталась прикрыться руками. Он не имел права смотреть на нее в свете немилосердных солнечных лучей.
Черные густые ресницы прикрывали его глаза, когда Майкл исследовал ее наготу. А Энн невольно следила за его взглядом.
Ее соски потемнели и припухли, а груди по сравнению с ними казались невероятно белыми. Но не выглядели так, будто принадлежали старой деве. Скорее женщине, познавшей мужскую страсть.
— Женская грудь дает мужчинам наслаждение, — донеслось до нее, он дотрагивался до нее мучительно бережно, как до хрупкой драгоценности. — Женщину надо ценить. Это важнее, чем удовлетворить клиентку.
Под тяжестью его руки сердце Энн снова неистово забилось. Она видела его шрамы — мясистые рубцы — и ощущала их собственной кожей. Края твердые и горячие. Но и ее соски под его ладонью тоже твердые и горячие. И рука и соски часто поднимались в такт его дыханию. Две плоти сливались в одну.
— Мужчина любит мягкость. — Подушечкой пальца Майкл осторожно коснулся соска и вдавил его внутрь. — И твердость.
Грудь Энн пронзило острое наслаждение.
Майкл резко убрал палец, и сосок вернулся на свое место — еще более напряженный и припухший. Энн отвела взгляд от явного свидетельства своего возбуждения. Его лицо потемнело, густые ресницы легли на нетронутую ожогами кожу под глазами. Черные волосы, искрившиеся в солнечных лучах, скрыли шрамы на висках.
— Ты видела, как дети сосут матерей, и воображала, что мужчина так же сосет твои груди. — Голос Майкла звучал приглушенно. — Близость надо создавать, мужчины тоже к ней стремятся. Вот почему они сосут женщин. — Его ресницы медленно поднялись. В глазах отразилось такое желание, словно он терял самообладание. — Почувствуй биение моего сердца у своей груди, под своей ладонью.
Энн ощущала жар на ладони в том месте, которого ночью касался его член.
— Я слышу биение твоего сердца, погружаясь в тебя.
Слова Майкла вызвали сладостные воспоминания о робких поглаживаниях, о настойчивых толчках.
— Я говорю тебе то, чего не говорил ни одной другой женщине. Признался, что нуждаюсь в ласке. Сказал, что хочу быть желанным, несмотря на шрамы. В этом я никогда не признавался ни одной женщине. Я продажный по профессии. Ты старая дева по семейному положению. Были бы мы другими, так и не встретились бы здесь. Но я стремлюсь к большему — чтобы мы в конце концов остались мужчиной и женщиной.
Энн не хватало воздуха, она не могла вымолвить ни слова.
— Прошу в последний раз: оставайся со мной, Энн Эймс. Иначе всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть о своем отказе.
Жалость! Какое отвратительное слово. Энн надеялась, что никогда больше не испытает этого чувства.
— Я не смеюсь… часто, — пробормотала она.
— Я тоже.
— Никогда не стремилась к тому, чтобы остаться старой девой.
— А я не хотел, чтобы ты меня покупала.
— А ты когда-нибудь жаждал женщину так сильно, чтобы касаться себя самого? — неуверенно спросила Энн.
— О да! — Майкл принялся пощипывать ее сосок, лишая Энн остатков разума. — Неоднократно…
От груди к животу металось удивительное ощущение: то ли наслаждение, то ли боль. Столько обещано, надо лишь решиться.
— Ты касался своей груди?
Фиолетовые радужки поглотили черную глубину его зрачков.
— У мужчин те же потребности, что и у женщин.
Энн остановила взгляд на его обезображенном шрамами пальце, который ласкал ее грудь, и на своем потемневшем соске. И представила, что ласкает его так же, как и он ее.
Пробует на вкус.
Целует.
Посасывает.
Чувствует губами его сердцебиение.
— А если бы мы стали любовниками… чего бы ты хотел от меня?
— Всего.
Энн тяжело вздохнула.
— Французы правда занимаются тем, что ты делал сегодня утром?
Внезапно рука исчезла, и на грудь повеяло холодком. Жар, следуя за его пальцами и взглядом, опустился к низу живота. Энн машинально развела ноги, и жар проник глубоко внутрь. Майкл настойчиво стремился в нее, но неожиданно ослабил напор. Его средний палец был влажным, и с него тянулась розовая ниточка. Энн почувствовала на себе его взгляд. Майкл следил, как она изучала свидетельства ночных безумств.
— Когда дело касается удовольствий, французы чрезвычайно практичны. — Голос Майкла стал низким и хриплым, — Они не столь привередливы, как англичане.
Кровать под ней без предупреждения покачнулась. Майкл ухватил ее левое бедро и повернулся так, что оказался лицом между ее ног всего в нескольких дюймах от ее промежности. Энн обомлела и инстинктивно попыталась свести колени. Но Майкл крепко держал ее за бедра.
— Не надо, смотри на меня.
— Я тебя уже видела.
— Ночью, а сейчас день.
Майкл еще шире развел ее ноги.
— Между любовниками не может быть стеснения.
Энн было больно от всколыхнувшейся страсти.
— Мне надо в ванную.
— Любовь со мной тебя не запачкает.
Он провел губами по внутренней стороне ее бедер — ближе, еще ближе. Энн почувствовала, как пульсирует ее промежность к исторгает горячую влагу. Возбуждение моментально сменилось ужасом.
— У меня кровь! Ты же не намерен…
— Конечно, не намерен… только что именно? Лизать? Сосать? Ласкать языком?
Нет! Не может быть, только не днем, не до того, как она примет ванну. Но Энн кривила душой. Она хотела, чтобы он поцеловал ее, как вчера.
И Майкл это понимав.
— Именно намерен: и лизать, и сосать. — Его фиалковые глаза превратились в бездонные колодцы. — Француза в отличие от англичанина не смущает женская кровь. Француз понимает, что женщина кровоточит благодаря ему. — • Он наклонился и подчеркнуто осторожно приблизился к ее незащищенному телу.
— Ты готов сделать для меня абсолютно все?
— Абсолютно.
Ее руки дрожали. Или это, быть может, содрогалась кровать? Энн потянулась и сжала ладонями его голову. Она не хотела, чтобы он был ее вещью, целовал и доставлял наслаждение только потому, что она этого хотела.
— Но тебе это нравится?
— Да. — Майкл говорил правду.
Энн почти поверила ему. Как верили и все прочие, которые его нанимали.
— Не представляю, как ты можешь не понравиться женщине. — Его смуглая, огрубевшая кожа погрузилась в ее мягкое тело. Преодолев страх перед мнением общества, Энн решилась:
— Я хочу, чтобы ты стал моим любовником. Хочу испытать близость, о которой ты мне рассказывал. Жить вместе — как мужчина и женщина. Один месяц, если ты тоже этого хочешь.
Майкл наклонился и нежно поцеловал ее клитор.
— Plus que la mort elle-meme , — пробормотал он.
Прежде чем она успела перевести — Энн даже сомневалась, правильно ли она расслышала его слова, так сильно билось ее сердце, — вихрь вознес ее на вершину страсти, где рассеялось прошлое с его ненавистными болезнями, смертями и необходимостью принимать решения.
Глава 6
Каждый толчок колеса навевал очередное воспоминание: хриплый, сдавленный крик Майкла, его твердый, возбужденный пенис, длинный, в шрамах палец, измазанный ее кровью. Снова и снова Энн мерещились слова: «Plus que la mort elle-meme». Она не сумела правильно перевести или не так расслышала.
Кеб остановился у бордюрного камня. Энн посмотрела сквозь небольшое заляпанное квадратное окошечко. Старый кирпичный дом, возле которого они остановились, выглядел теперь иначе. Энн чувствовала, что и сама изменилась. Накануне она собиралась оплатить услуги Мишеля д'Анжа. И даже не мечтала, что он подпустит ее к своему телу, к своей жизни.
Выбираясь из экипажа, она споткнулась. Неказистая старая дева! Руки о перчатках похолодели. От страха.
Прошлая ночь коренным образом изменила ее сущность. А проведенные с Майклом дни круто изменят ее жизнь. Ей больше не вращаться в кругу респектабельных сограждан.
Энн подала мрачному кебмену шестипенсовик. Интересно, сколько Майкл заплатил вчера вечером за экипаж? Больше, чем она сейчас?
Двери дома растворились, стоило Энн подняться по ступеням.
— Мисс Эймс. — Благообразный дворецкий лет пятидесяти с редеющими рыжеватыми волосами отступил в сторону. Спину он держал очень прямо, словно жердь.
Энн попыталась представить, как он обращается с женщинами — как Майкл с ней или по-другому? И не смогла.
В черном сюртуке с галстуком дворецкий казался образцом английской респектабельности. Он не выразил ни малейшего удивления по поводу двенадцатичасового отсутствия госпожи и спрятался за маской, которую слуги надевают, чтобы не вызвать неудовольствия господ.
— Позвольте принять вашу накидку.
Слуги в Дувре, большинство которых служили еще ее родителям, обращались к ней «мисс Энн». Однако и их лица всегда были столь же бесстрастны. Энн ощутила приступ одиночества. А вслед за ним нахлынула волна стыда. Никогда прежде она не задумывалась о сексуальной жизни слуг.
— Нет, спасибо. — Женщина расправила плечи. — Пришлите ко мне в спальню горничную.
— Слушаюсь. — Дворецкий снова поклонился.
Пока Энн поднималась по истертым лестничным ступеням, ее преследовал запах плесени и запустения. Знакомые запахи, очень привычные. Но вот под ногой скрипнула половица, и этот звук пробился сквозь марево воспоминаний о плотских удовольствиях.
Что, если Майкл утверждал, будто ему необходима жаждущая его женщина, только потому, что это хотела услышать она? Что, если его попытка оставить ее у себя — всего лишь прием выжать побольше денег?
Коридор, по которому она шла, был отделан красным деревом; а у Мишеля — обит бледным шелком. У нее двери темного дерева, а у него покрашены в белый цвет. Она некогда вела образцовую жизнь, а он — бесстыдно аморальную.
И тем не менее они…
Энн скинула накидку и, бросив ридикюль на опиравшуюся на четыре деревянные колонки кровать, подошла по темно-бордовому ковру к туалетному столику перед зеркалом.
Корсет впился в припухшие груди, шерстяные рейтузы раздражали нежную промежность. Двенадцать часов назад другая женщина одевалась перед этим трюмо.
Но внутренние перемены никак не отразились на внешней стороне предмета: ушла старой девой и пришла старой девой. Какой мужчина захочет превратить ее в любовницу? Спать с ней? Просыпаться рядом? Завтракать?
Ее размышления прервал осторожный стук.
— Входи. — Пока Энн продолжала вглядываться в зеркало, дверь в ее комнату открылась. Только тут Энн сообразила, что у Майкла не было зеркал ни в спальне, ни в ванной.
— Чем могу служить, мисс Эймс?
Энн присмотрелась к появившейся в зеркале тени. Темное платье служанки сливалось с темно-красным деревом двери.
— Приготовь, пожалуйста, ванну.
— Это все, мэм?
Женщина в зеркале, внешне напоминавшая Энн, была бледна и сдержанна. А женщина под маской вздрогнула и затрепетала от внезапно принятого решения.
— И еще: упакуй мой баул. Я уезжаю на месяц.
Итак, мужчина, которому она платит десять тысяч, может стать ее любовником, а не альфонсом. Нет, только не альфонсом. Как это ни парадоксально, но она никогда не считала Мишеля д'Анжа продажным.
Горничная присела в реверансе.
— Слушаюсь, — проговорила она и направилась в ванную. Энн резко обернулась.
— Джейн…
Взятая в аренду вместе с домом служанка замерла.
— Что угодно, мэм?
— Я выгляжу иначе?
— Нет, мэм. Желаете что-нибудь еще?
Энн внезапно стало смешно. Горничная знала ее меньше недели. Даже если бы и были какие-то перемены, она бы их не заметила.
— Ничего, спасибо. — Она изо всех сил сопротивлялась соблазну опять повернуться к зеркалу. Какие перемены произвел в ней Майкл?
Ибо перемены были. Она заплатила мужчине, чтобы тот лишил ее девственности.
К тиканью французских часов на каминной полке из красного дерева примешалось сдавленное хрипение в ржавых трубах. Не важно, почему Майкл решил стать ее любовником, заключила наконец Энн. Она хотела провести с ним предстоящий месяц. Вместе спать. Вместе гулять и завтракать.
Близость. Дружба.
Ничего подобного с мужем испытать невозможно.
Шорох одежды возвестил о том, что она не одна. На пороге ванной стояла Джейн. И когда их взгляды встретились, горничная отвела глаза.
— Вас раздеть, мэм?
— Да, пожалуйста.
Горничная ловко расстегнула пуговицы на спинке шелкового платья. А Энн бросило в жар: она вспомнила, что Майкл так же искусно управлялся с ее одеждой. Энн методично избавилась от платья, лифа, корсета и нижних юбок. Мраморные часы пробили время. Прошло полчаса, ровно столько, сколько потребовалось допотопной колонке, чтобы подогреть воду. Служанка скрылась в ванной, и оттуда раздался плеск льющейся воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26