– Приличные люди не употребляют таких слов.Батшеба с благодарностью вспомнила, с какой легкостью Джек находил самый короткий путь к уму и сердцу дочери, и принялась объяснять, что определенные слова могут быть истолкованы по-разному. А то, о котором идет речь, способно настроить слушателей против говорящего, так как указывает на его низкое происхождение. Наверное, уже в тысячный раз она поведала дочери, что подобные суждения относятся к числу неблагоприятных и влекут за собой практические и нередко весьма болезненные последствия. Лекция закончилась призывом:– Будь добра, исключи это неудачное слово из своего лексикона.– Но ведь все эти джентльмены могут делать что заблагорассудится, и никто даже не думает ругать их или осуждать, – отстаивала собственную правоту Оливия. – И даже леди ведут себя также. Пьют без меры, бездумно проигрывают деньги мужей, ложатся в постель с чужими мужчинами и…– Оливия, что я говорила тебе насчет чтения скандальной хроники?– А я уже давным-давно не читаю – с тех самых пор, как ты запретила. Просто ростовщик Ригглз рассказал о леди Дорвинг. Она снова заложила бриллианты, чтобы оплатить карточные долга. А о том, что лорд Джон Френч – отец двоих детей леди Крейт, известно абсолютно всем.Батшеба не могла решить, следует ли отвечать на подобную декларацию. Ригглз вовсе не принадлежал к избранному кругу, да еще и отличался безмерной болтливостью. К сожалению, почти с самого рождения Оливии пришлось общаться с подобными людьми. Джек постоянно к ним обращался: ростовщики и процентщики окружали Уингейта жадной стаей. И он всегда и везде водил с собой дочку – ведь даже каменное сердце не могло устоять против невинного взгляда огромных синих глаз.Когда Джек заболел, на Батшебу свалилось безмерное количество забот. Оливии тогда только исполнилось девять, но ей пришлось взять на себя все финансовые переговоры. Дочка по собственному усмотрению закладывала, перезакладывала, выкупала и снова закладывала еще не проданные драгоценности, столовое серебро, посуду, одежду. У нее это получалось даже лучше, чем у отца. В характере юной мисс Уингейт благополучно слились отцовское обаяние и материнское упрямство. К сожалению, к этим качествам добавилась и характерная для всех ужасных Делюси склонность к обману и различного рода мистификациям.В свое время семья переехала в Ирландию именно для того, чтобы избавить девочку от дурного влияния родственников с материнской стороны.И все же Оливию как магнитом тянуло ко всевозможным жуликам, мошенникам, бродягам, обманщикам и тунеядцам. Если не считать учительницу и одноклассниц, то ростовщики оказывались самыми респектабельными лондонскими знакомыми решительной и самостоятельной девочки. Постепенно основным занятием Батшебы стало противодействие тому «воспитанию», которое дочка получала на улицах. Переезд в более приличный район превратился в первоочередную задачу.Единственное, чего не хватало для ее решения, – это увеличения дохода – хотя бы на несколько шиллингов месяц, – а потому основной вопрос заключался в том, где раздобыть деньги.Батшебе предстояло или брать больше заказов, или увеличить число уроков рисования.Однако для художницы – в отличие от художника – привлечение заказов и учеников было делом не самым легким. Конечно, всегда оставалось шитье, но за него платили куда меньше, да и условия работы плохо сказывались на зрении и здоровье. К сожалению, должными навыками в иных респектабельных видах деятельности Батшеба не обладала.Но ведь отсутствие респектабельности неизбежно навредит Оливии: дочка не сможет удачно выйти замуж.Позже, приказала себе Батшеба. Да, о будущем она как следует подумает позже, когда Оливия ляжет спать. Во всяком случае, эти размышления отвлекут от мыслей о нем.Из всех мужчин на свете Батшебе не давал покоя лишь один-единственный – тот, который оказался наследником лорда Харгейта.Не просто скучающий аристократ, а знаменитый скучающий аристократ.В обществе этого человека называли «лорд Безупречность», потому что виконт Ратборн ни разу в жизни не сделал неверного или хотя бы сомнительного шага.Если бы он не назвал себя, Батшеба не ретировалась бы так поспешно. Трудно было противостоять всемогущему мужскому обаянию. Особенно притягивали темные глаза, хотя невозможно было объяснить, в чем именно заключался секрет их магической силы.Единственное, что она знала наверняка, – это то, что бездонные глаза едва не заставили ее утратить самообладание и обернуться.Но зачем?Знакомство не сулило ничего хорошего. Ведь лорд совсем не похож на ее покойного мужа. Джек Уингейт был младшим из сыновей графа. Чувство ответственности обошло его стороной, да и привязанность к семье он испытывал не больше, чем она сама, хотя по иным причинам.Лорд Ратборн был человеком совсем иного склада. Он тоже принадлежал к одной из самых знаменитых английских семей – с той лишь разницей, что был связан с ней тесными и крепкими узами. Больше того, все рассказы об этом человеке сводились к единственному выводу: виконт воплощал тот благородный идеал, которому так редко соответствовали аристократы. Высокие моральные устои, глубокое чувство долга… О, да разве детали имеют какое-нибудь значение? Имя виконта никогда не фигурировало в скандальной хронике. Если уж оно появлялось в печати – а надо заметить, что это случалось достаточно часто, – то исключительно в связи с каким-нибудь благородным или смелым деянием или высказыванием.Он был поистине безупречен. Само совершенство.И вот внезапно этот идеал воплотился в живого человека, совсем не похожего на тот напыщенный и скучный образ, который рисовало воображение.Для этого аристократа – так же как и для всех остальных высокопоставленных и ответственных джентльменов – она могла стать только любовницей. А это означало, что следует как можно быстрее о нем забыть. Навсегда.Мать и дочь уже подошли к району Холборн. До дома совсем недалеко. Надо еще купить еды, а денег едва хватает на чай. Значит, следует изловчиться и растянуть запасы с таким расчетом, чтобы их хватило на ужин, да еще и на завтрак осталось. Мысль о собственной бедности – вкупе с горьким воспоминанием о темных глазах, широких плечах, длинных ногах и глубоком голосе – заставила говорить резче, чем обычно.– Не стоит забывать, что в отличие от леди такой-то и лорда такого-то ты не обладаешь никакими привилегиями, – строго и назидательно обратилась Батшеба к дочери. – Если хочешь, чтобы тебя принимали в респектабельном обществе, подчиняйся общепринятым правилам. Ты уже достаточно взрослая, хватит вести себя как сорванец. Через несколько лет ты сможешь выйти замуж. И все твое будущее будет зависеть от мужа. Ни один серьезный, ответственный человек с прочным положением в обществе не захочет связать свое счастье и счастье своих детей с дурно воспитанной, невежественной, безалаберной особой.На лице Оливии появилось подавленное выражение.Внезапно Батшебе стало жалко дочь. Оливия росла умной, смелой, энергичной, изобретательной. Подавлять сильную творческую натуру не хотелось. Но выбора не было.Приличное образование и достойные манеры в сочетании с некоторой долей удачи помогут найти подходящего мужа. Нет, конечно, не из аристократов, об этом не может быть и речи. Сама Батшеба нисколько не раскаивалась в том, что связала судьбу с человеком, которого полюбила, но чтобы и дочь испытала все трудности мезальянса? Ни за что!Мечты Батшебы выглядели куда скромнее. Она хотела видеть дочь любимой, окруженной вниманием и достойно обеспеченной. Адвокат, врач или человек иной уважаемой профессии оказался бы лучшей партией. В крайнем случае мог сгодиться и приличный торговец – например, льняными товарами, книгами или канцелярскими принадлежностями.Что же касается богатства, то будет вполне достаточно, если брак избавит дочь от финансовых забот и волнений, а главное, от постоянной унизительной необходимости растягивать до невозможных размеров мизерный доход.Если обстоятельства сложатся удачно, то Оливии никогда не придется бороться с подобными трудностями.Но это может произойти лишь в том случае, если удастся как можно скорее переехать в респектабельный район.
Как и следовало ожидать, леди Ордуэй немедленно, не теряя ни минуты, занялась распространением новости о появлении Батшебы Уингейт на Пиккадилли.Когда ближе к вечеру Бенедикт приехал в свой клуб, там все только об этом и говорили.И все же, едва тема всплыла дома, в Харгейт-Хаус, он оказался совсем к ней не готов.Обедали все вместе – родители, Бенедикт, брат Руперт, его жена Дафна и Перегрин.После обеда семья перешла в библиотеку, и Бенедикт с удивлением услышал, как Перегрин просит лорда Харгейта взглянуть на зарисовки из Египетского зала и вынести суждение: приемлемы ли они для того, кто собирается стать археологом и антикваром?Бенедикт независимо прошел через всю комнату, небрежно взял со стола последний выпуск «Куотерли ревью» и принялся перелистывать страницы.Лорд Харгейт не привык церемониться с членами семьи. А поскольку, как и все Карсингтоны, он считал Перегрина своим, то не пожелал поберечь чувства мальчика.– Твои рисунки просто убоги, – прямо заявил его сиятельство. – Руперт и тот нарисовал бы лучше, а Руперт – идиот.Руперт рассмеялся.– Он всего лишь притворяется идиотом, – вступила в разговор Дафна. – Для него это просто игра. Таким образом удается с легкостью обманывать всех вокруг, но, честно говоря, не верится, чтобы удалось обмануть вас, милорд.– Он так искусно изображает слабоумного, что вполне может им быть, – заметил лорд Харгейт. – И все же способен рисовать так, как положено истинному джентльмену. И даже в возрасте Лайла умел прилично себя вести. – Он взглянул на сидевшего в глубоком кресле Бенедикта. – Как ты мог пустить дело на самотек, Ратборн? О чем думал все это время? Мальчику срочно нужен достойный учитель рисования.– То же самое сказала и она, – заметил Перегрин. – Сразу же заявила, что мои рисунки ровным счетом никуда не годятся. Но она девочка, а потому не известно, разбирается в чем-нибудь или нет.– Она? – заинтересованно переспросила леди Харгейт. Брови удивленно поднялись, а темные глаза вопросительно обратились к Бенедикту.Руперт смотрел на брата с таким же выражением, но, помимо удивления и вопроса, во взгляде ясно читалась насмешка.Братья очень походили на мать, а издалека и друг на друга. Трое других сыновей – Джеффри, Алистэр и Дариус – унаследовали золотисто-каштановые волосы и янтарные глаза отца.– Девочка, – небрежно ответил Бенедикт, хотя сердце сразу застучало, словно молот. – В Египетском зале. Они с Перегрином не сошлись во мнениях.Ответ никого не удивил. Перегрин не сходился во мнениях ни с кем и никогда.– У нее волосы такого же цвета, как у тети Дафны. Зовут эту девочку Оливия, и ее мама – художница, – с готовностью пояснил Перегрин. – Она вела себя глупо, а вот ее мама показалась вполне разумной.– Ах, так там была и мама! – воскликнула леди Харгейт, все еще глядя на Бенедикта.– Думаю, Бенедикт, ты даже не заметил, была ли мама хороша собой, – невинно проговорил Руперт.Бенедикт оторвал глаза от журнала. Лицо ровным, счетом ничего не выражало, словно он был полностью поглощен чтением.– Хороша собой? – переспросил он. – На самом деле куда больше. Настоящая красавица.Он снова уставился в «Куотерли ревью».– Леди Ордуэй узнала ее и даже назвала фамилию. Уиншо. Или Уинстон? А может быть, Уиллоуби.– Девочка сказала, что ее фамилия Уингейт, – не смолчал Перегрин.Казалось, в это мгновение метеор проломил крышу и упал в комнату.После короткого, но весьма выразительного молчания лорд Харгейт переспросил:– Уингейт? Рыжеволосая девочка? Но это же наверняка дочка Джека Уингейта.– Насколько я помню, ей сейчас должно быть лет одиннадцать-двенадцать, – вставила леди Харгейт.– А меня так больше интересует мама, – заметил Руперт.– Странно, почему меня это нисколько не удивляет? – спросила Дафна.Руперт невинно взглянул на жену.– Но Батшеба Уингейт – знаменитость, дорогая. Она подобна тем неотразимым женщинам, которые, по словам Гомера, заманивают моряков прямо на смертельные скалы.– Это сирены, – тут же вставил Перегрин. – Но они ведь мифические существа, как и русалки. Считается, что они привлекают внимание моряков какой-то музыкой. Смешно. Не понимаю, как музыка может кого-то куда-то заманить. По-моему, она способна только навеять сон. К тому же, если миссис Уингейт убийца…– Никакая она не убийца, – перебил лорд Харгейт. Невероятно, но Руперт использовал в речи метафору, причем на редкость яркую.– Трагическая любовная история, – насмешливо заметил Руперт.Перегрин скорчил физиономию.– Ты можешь пойти в бильярдную, – пришел на помощь Бенедикт.Мальчика как ветром сдуло. Руперт прекрасно знал, что, по мнению Перегрина, не может быть ничего отвратительнее любовной истории, а уж тем более трагической.Едва племянник закрыл за собой дверь, Руперт подробно рассказал жене, как прекрасная Батшеба Делюси околдовала второго, самого любимого сына графа Фосбери и сломала ему жизнь. Бенедикт же выслушал жалостливую историю по меньшей мере в десятый раз за вечер.Все пришли к общему мнению, что Джек Уингейт сошел от любви с ума. Полностью поддался колдовским чарам Батшебы Делюси. И любовь убила его. Лишила семьи, положения – всего на свете.– Так что видишь, она как раз и оказалась той самой сиреной, которая заманила беднягу Уингейта на роковые скалы, – заключил Руперт. – Совсем как в древнегреческом мифе.– Все это и так очень похоже на миф, – презрительно возразила Дафна. – Не забывай, что общество считает чудовищами даже ученых женщин. Взгляды света порой преступно ограниченны.Дафна говорила со знанием дела. Хотя она и вошла в одну из самых влиятельных семей Англии, большинство ученых-мужчин упорно отказывались воспринимать всерьез ее попытки расшифровать египетские иероглифы.– Но только не в этом случае, – возразил лорд Харгейт. – Помнится, все началось еще во времена моего деда. В начале прошлого века. Каждое поколение рода Делюси дарило Англии талантливого мореплавателя, героя. Эдмунд Делюси, второй из сыновей и успешный морской офицер, подавал огромные надежды. Но однажды умудрился провиниться настолько, что его уволили со службы. Он оставил девушку, с которой был обручен, и подался в пираты.– Должно быть, шутите, отец? – не поверил Бенедикт. Он уже до тошноты наслушался рассказов о трагической любви Джека Уингейта, но историю семьи Делюси слышал впервые.Однако, как оказалось, граф говорил вполне серьезно, а подробности драмы звучали поистине ужасно.По словам лорда Харгейта, в отличие от большинства пиратов Эдмунду удалось дожить до весьма почтенного возраста. На каком-то отрезке своей биографии он даже женился и родил нескольких детей. Все до одного унаследовали характер отца и передали его дальше, своим детям. Отличительной чертой представителей этой ветви старинного рода оказалась способность находить себе спутника или спутницу жизни из почтенного семейства, но с весьма вольными взглядами на мораль.– Эти Делюси порождают лишь мошенников, шулеров и жуликов, – сделал суровый вывод граф. – Они абсолютно не достойны доверия и прославились бесконечными скандалами. Причем из поколения в поколение история повторяется. Двоеженство, разводы – все это для них вполне обычное дело. Сейчас живут преимущественно за границей, чтобы скрыться от кредиторов и при случае обчистить всякого, кто попадется в сети. Позорная семья.Вот, оказывается, как обстояло дело. А Бенедикт едва не пошел следом за одной из них.Но, даже взяв себя в руки и обуздав порыв, он не смог избавиться от наваждения: весь день все вокруг разговаривали о ней и только о ней.Она казалась настоящей сиреной, роковой женщиной. Но она прогнала его. Впрочем, прогнала ли?«Дерзость здесь абсолютно ни при чем. Все дело в инстинкте самосохранения».Что скрыто в этих словах – требование оставить в покое или призыв?Не то чтобы ответ на вопрос имел огромное значение. Да Бенедикт никогда и не узнает ответ, потому что и не подумает выяснять.Даже до свадьбы все романы Бенедикта Карсингтона были очень спокойны. В браке же он отличался безукоризненной верностью. После смерти Ады выждал положенное время и лишь после этого завел любовницу, да и то связь хранилась в строжайшей тайне.А Батшеба Уингейт представляла собой ходячую легенду. Голос отца вывел Бенедикта из глубокой задумчивости.– Ну, Бенедикт, что же ты собираешься делать с Лайлом?Виконт попытался определить, какую часть разговора пропустил, задумавшись. Понял, что не может восстановить логическую цепочку, а потому ответил как можно более обтекаемо:– Будущее мальчика не в моих руках.С этими словами он встал и положил журнал на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Как и следовало ожидать, леди Ордуэй немедленно, не теряя ни минуты, занялась распространением новости о появлении Батшебы Уингейт на Пиккадилли.Когда ближе к вечеру Бенедикт приехал в свой клуб, там все только об этом и говорили.И все же, едва тема всплыла дома, в Харгейт-Хаус, он оказался совсем к ней не готов.Обедали все вместе – родители, Бенедикт, брат Руперт, его жена Дафна и Перегрин.После обеда семья перешла в библиотеку, и Бенедикт с удивлением услышал, как Перегрин просит лорда Харгейта взглянуть на зарисовки из Египетского зала и вынести суждение: приемлемы ли они для того, кто собирается стать археологом и антикваром?Бенедикт независимо прошел через всю комнату, небрежно взял со стола последний выпуск «Куотерли ревью» и принялся перелистывать страницы.Лорд Харгейт не привык церемониться с членами семьи. А поскольку, как и все Карсингтоны, он считал Перегрина своим, то не пожелал поберечь чувства мальчика.– Твои рисунки просто убоги, – прямо заявил его сиятельство. – Руперт и тот нарисовал бы лучше, а Руперт – идиот.Руперт рассмеялся.– Он всего лишь притворяется идиотом, – вступила в разговор Дафна. – Для него это просто игра. Таким образом удается с легкостью обманывать всех вокруг, но, честно говоря, не верится, чтобы удалось обмануть вас, милорд.– Он так искусно изображает слабоумного, что вполне может им быть, – заметил лорд Харгейт. – И все же способен рисовать так, как положено истинному джентльмену. И даже в возрасте Лайла умел прилично себя вести. – Он взглянул на сидевшего в глубоком кресле Бенедикта. – Как ты мог пустить дело на самотек, Ратборн? О чем думал все это время? Мальчику срочно нужен достойный учитель рисования.– То же самое сказала и она, – заметил Перегрин. – Сразу же заявила, что мои рисунки ровным счетом никуда не годятся. Но она девочка, а потому не известно, разбирается в чем-нибудь или нет.– Она? – заинтересованно переспросила леди Харгейт. Брови удивленно поднялись, а темные глаза вопросительно обратились к Бенедикту.Руперт смотрел на брата с таким же выражением, но, помимо удивления и вопроса, во взгляде ясно читалась насмешка.Братья очень походили на мать, а издалека и друг на друга. Трое других сыновей – Джеффри, Алистэр и Дариус – унаследовали золотисто-каштановые волосы и янтарные глаза отца.– Девочка, – небрежно ответил Бенедикт, хотя сердце сразу застучало, словно молот. – В Египетском зале. Они с Перегрином не сошлись во мнениях.Ответ никого не удивил. Перегрин не сходился во мнениях ни с кем и никогда.– У нее волосы такого же цвета, как у тети Дафны. Зовут эту девочку Оливия, и ее мама – художница, – с готовностью пояснил Перегрин. – Она вела себя глупо, а вот ее мама показалась вполне разумной.– Ах, так там была и мама! – воскликнула леди Харгейт, все еще глядя на Бенедикта.– Думаю, Бенедикт, ты даже не заметил, была ли мама хороша собой, – невинно проговорил Руперт.Бенедикт оторвал глаза от журнала. Лицо ровным, счетом ничего не выражало, словно он был полностью поглощен чтением.– Хороша собой? – переспросил он. – На самом деле куда больше. Настоящая красавица.Он снова уставился в «Куотерли ревью».– Леди Ордуэй узнала ее и даже назвала фамилию. Уиншо. Или Уинстон? А может быть, Уиллоуби.– Девочка сказала, что ее фамилия Уингейт, – не смолчал Перегрин.Казалось, в это мгновение метеор проломил крышу и упал в комнату.После короткого, но весьма выразительного молчания лорд Харгейт переспросил:– Уингейт? Рыжеволосая девочка? Но это же наверняка дочка Джека Уингейта.– Насколько я помню, ей сейчас должно быть лет одиннадцать-двенадцать, – вставила леди Харгейт.– А меня так больше интересует мама, – заметил Руперт.– Странно, почему меня это нисколько не удивляет? – спросила Дафна.Руперт невинно взглянул на жену.– Но Батшеба Уингейт – знаменитость, дорогая. Она подобна тем неотразимым женщинам, которые, по словам Гомера, заманивают моряков прямо на смертельные скалы.– Это сирены, – тут же вставил Перегрин. – Но они ведь мифические существа, как и русалки. Считается, что они привлекают внимание моряков какой-то музыкой. Смешно. Не понимаю, как музыка может кого-то куда-то заманить. По-моему, она способна только навеять сон. К тому же, если миссис Уингейт убийца…– Никакая она не убийца, – перебил лорд Харгейт. Невероятно, но Руперт использовал в речи метафору, причем на редкость яркую.– Трагическая любовная история, – насмешливо заметил Руперт.Перегрин скорчил физиономию.– Ты можешь пойти в бильярдную, – пришел на помощь Бенедикт.Мальчика как ветром сдуло. Руперт прекрасно знал, что, по мнению Перегрина, не может быть ничего отвратительнее любовной истории, а уж тем более трагической.Едва племянник закрыл за собой дверь, Руперт подробно рассказал жене, как прекрасная Батшеба Делюси околдовала второго, самого любимого сына графа Фосбери и сломала ему жизнь. Бенедикт же выслушал жалостливую историю по меньшей мере в десятый раз за вечер.Все пришли к общему мнению, что Джек Уингейт сошел от любви с ума. Полностью поддался колдовским чарам Батшебы Делюси. И любовь убила его. Лишила семьи, положения – всего на свете.– Так что видишь, она как раз и оказалась той самой сиреной, которая заманила беднягу Уингейта на роковые скалы, – заключил Руперт. – Совсем как в древнегреческом мифе.– Все это и так очень похоже на миф, – презрительно возразила Дафна. – Не забывай, что общество считает чудовищами даже ученых женщин. Взгляды света порой преступно ограниченны.Дафна говорила со знанием дела. Хотя она и вошла в одну из самых влиятельных семей Англии, большинство ученых-мужчин упорно отказывались воспринимать всерьез ее попытки расшифровать египетские иероглифы.– Но только не в этом случае, – возразил лорд Харгейт. – Помнится, все началось еще во времена моего деда. В начале прошлого века. Каждое поколение рода Делюси дарило Англии талантливого мореплавателя, героя. Эдмунд Делюси, второй из сыновей и успешный морской офицер, подавал огромные надежды. Но однажды умудрился провиниться настолько, что его уволили со службы. Он оставил девушку, с которой был обручен, и подался в пираты.– Должно быть, шутите, отец? – не поверил Бенедикт. Он уже до тошноты наслушался рассказов о трагической любви Джека Уингейта, но историю семьи Делюси слышал впервые.Однако, как оказалось, граф говорил вполне серьезно, а подробности драмы звучали поистине ужасно.По словам лорда Харгейта, в отличие от большинства пиратов Эдмунду удалось дожить до весьма почтенного возраста. На каком-то отрезке своей биографии он даже женился и родил нескольких детей. Все до одного унаследовали характер отца и передали его дальше, своим детям. Отличительной чертой представителей этой ветви старинного рода оказалась способность находить себе спутника или спутницу жизни из почтенного семейства, но с весьма вольными взглядами на мораль.– Эти Делюси порождают лишь мошенников, шулеров и жуликов, – сделал суровый вывод граф. – Они абсолютно не достойны доверия и прославились бесконечными скандалами. Причем из поколения в поколение история повторяется. Двоеженство, разводы – все это для них вполне обычное дело. Сейчас живут преимущественно за границей, чтобы скрыться от кредиторов и при случае обчистить всякого, кто попадется в сети. Позорная семья.Вот, оказывается, как обстояло дело. А Бенедикт едва не пошел следом за одной из них.Но, даже взяв себя в руки и обуздав порыв, он не смог избавиться от наваждения: весь день все вокруг разговаривали о ней и только о ней.Она казалась настоящей сиреной, роковой женщиной. Но она прогнала его. Впрочем, прогнала ли?«Дерзость здесь абсолютно ни при чем. Все дело в инстинкте самосохранения».Что скрыто в этих словах – требование оставить в покое или призыв?Не то чтобы ответ на вопрос имел огромное значение. Да Бенедикт никогда и не узнает ответ, потому что и не подумает выяснять.Даже до свадьбы все романы Бенедикта Карсингтона были очень спокойны. В браке же он отличался безукоризненной верностью. После смерти Ады выждал положенное время и лишь после этого завел любовницу, да и то связь хранилась в строжайшей тайне.А Батшеба Уингейт представляла собой ходячую легенду. Голос отца вывел Бенедикта из глубокой задумчивости.– Ну, Бенедикт, что же ты собираешься делать с Лайлом?Виконт попытался определить, какую часть разговора пропустил, задумавшись. Понял, что не может восстановить логическую цепочку, а потому ответил как можно более обтекаемо:– Будущее мальчика не в моих руках.С этими словами он встал и положил журнал на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34