Ратборн сказал Томасу, Томас передал просьбу еще кому-то. При этом никто даже и не подумал удивиться.И вот двое слуг внесли ванну. А следом шествовала небольшая процессия с кувшинами и ведрами.Едва Батшеба осталась одна, она быстро заперла дверь на засов и скинула надоевшую грязную одежду.
После завтрака Бенедикт и Томас удалились в крошечную комнату по соседству с той, которую виконт снял для «мистера и миссис Беннет». Темный и тесный чуланчик предназначался для слуг. Предоставив миссис Уингейт отдыхать в блаженном уединении на трех перинах, лорд Ратборн смиренно устроился на узкой жесткой койке, а Томасу пришлось довольствоваться местом на полу.Немного позже, проснувшись свежим и отдохнувшим, виконт быстро поднялся и искупался в ванне, которую верный помощник позаимствовал в соседней комнате.Томас тем временем постарался привести в порядок костюм хозяина и отправился проверить состояние экипажа. Поскольку процедура требовала времени, а до выезда предстояло оплатить счет и раздать чаевые слугам, Бенедикт решил, что беспокоить миссис Уингейт еще рано.Он как раз собирался обуться, когда из коридора донесся громкий шепот.– Держу пари, что это не лорд Ратборн, – со знанием дела заявил кто-то.– Но хозяйка говорит, что это именно он, – возразил другой голос. – Она видела его возле билетной кассы.– Наверное, ей просто приснилось.– Как же приснилось, когда она не спала? Уверяет, что это он. Собственной персоной, вместе со слугой.– Так, может, он поехал дальше.– Она говорит, что никуда он не поехал. Направился прямиком сюда. А теперь мне предстоит выяснить, почему он не остановился, как обычно, в «Медведе» и даже не зашел позавтракать. Хозяйка хочет точно знать, что такое могло случиться, что он вдруг переметнулся в «Корону». Ведь и он сам, и его сиятельство старый граф, и все почтенное семейство, едва появлялись в Рединге, сразу ехали в ее гостиницу.Бенедикт тихо выругался.Не следовало приезжать в Рединг. Его здесь слишком хорошо знали, причем не только в «Медведе».– Неужели она думает, что ты спросишь его самого? – прошептал первый голос.– Ну, уж этого я делать не собираюсь, даже если бы она велела. Я что, выгляжу полным идиотом? Просто узнаю у слуги, в чем дело.– Если это действительно его слуга, – усомнился первый голос.Не дожидаясь, пока разведчик постучит или даже заглянет без стука, Бенедикт бесшумно запер на щеколду ту дверь, которая вела в коридор, а потом без единого звука приоткрыл дверь в соседнюю, господскую, комнату. Тихо проскользнул внутрь.Осторожно закрыл за собой дверь.И тут же услышал испуганно-изумленный вздох.Обернулся… и остолбенел от неожиданности.Миссис Уингейт тоже застыла на месте – она как раз поднялась из ванны и протянула руку к висевшему на спинке стула полотенцу.Дар речи вернулся к виконту не сразу.– Прошу прощения…– О! – Она поскользнулась и потеряла равновесие.Он молнией пролетел через всю комнату и успел выхватить Батшебу из ванны, не позволив упасть. Ванна при этом наклонилась, и на полу образовалась лужа.Батшеба оказалась совсем мокрой и скользкой, словно угорь. И к тому же отчаянно брыкалась, то ли пытаясь удержаться, то ли, наоборот, стараясь вырваться.Стремясь удержать ее, Бенедикт наткнулся на стул. Потерял равновесие, беспомощно покачнулся и упал на спину. Впрочем, драгоценную добычу, которая теперь оказалась сверху, так и не выпустил. Стул же тем временем уехал в противоположный угол.Бенедикт хотел достать полотенце, однако оно оказалось слишком далеко. Зато Батшеба была совсем близко: сидела на нем верхом, и капли с мокрой груди попадали прямо ему в лицо. Руки Бенедикта скользнули вниз.Да, желанная красавица оказалась восхитительно обнаженной, первозданно мокрой и великолепно сияла в нескромных лучах утреннего солнца.Она замерла. Синие глаза неотступно смотрели в его глаза, а ладони упирались в пол возле его рук. Казалась, она поймала его и теперь держала в клетке.Капли продолжали падать на лицо.Батшеба склонила голову.Слизнула каплю с подбородка.Он не двигался. Лежал и убеждал себя в том, что в этот момент проверяется стойкость характера. Да, он должен, обязан достойно пройти испытание. И он выдержит.Она снова подняла голову и посмотрела широко раскрытыми, внезапно потемневшими глазами.Он перевел взгляд ниже. Туда, где кожа была мягкой и белой… и розовой.Розовый – цвет женщины в самых порочных, самых соблазнительных местах.Крошечная капелька мучительно блестела на выпуклом, твердом розовом соске.Он не смог вспомнить, почему обязан противостоять.Поднял голову и провел языком по капле.Батшеба вздрогнула, и другая капля скользнула прямо ему на шею. Батшеба нагнулась и прижалась губами к тому месту, куда попала блестящая жемчужина. Капля оказалась прохладной – такой же, как ее кожа. Но прикосновение губ принесло тепло. Тепло мгновенно распространилось по всему телу, проникло в живот и обожгло почти до боли. Бенедикт – еще прежде чем встретились губы – задрожал от нетерпеливого желания. Поцелуй оказался трепетным, словно первый неуверенный шаг в запрещенное пространство.Да, абсолютно запрещенный шаг.Но в то же время совершенно неизбежный.Вкус и ощущение ее рта сохранились в памяти – забыть их было невозможно. Они мгновенно смели остатки сомнений. Он бросился в пропасть, как истинный глупец.Двумя руками схватил ее голову, чтобы удержать на месте и целовать долго и глубоко. Батшеба опустилась на него. Мокрое тело оставило на одежде след. Однако влага не охлаждала, а, напротив, лишь воспламеняла.На мгновение он отпустил Батшебу, чтобы сорвать с себя одежду. Пуговицы полетели в стороны, ткань затрещала. Зато уже через секунду он оказался таким же великолепно обнаженным, как и она. Жадно прижал ее к себе, согревая жаром пылающего тела и одновременно впитывая мягкость, нежность и шелковистость кожи. Руки бесконечно исследовали желанные тайны: грациозный склон плеч, безупречную возвышенность груди, темно-розовые соски – тугие, словно готовые распуститься бутоны.Батшеба исследовала его тело с такой же ненасытной жадностью. Он изо всех сил держал себя в узде, хотя прикосновение тонких изящных рук лишало остатков самообладания. Да и думать он уже не мог ни о чем ином, кроме собственного стремления ворваться в нее – если, конечно, страстное плотское желание вообще совместимо с мыслительным процессом.И все же в далеком, потаенном уголке мозга жило понимание уникальности события. Да, подобное случается всего лишь один раз в жизни, а потому необходимо растянуть мгновение счастья, заставить его продолжаться как можно дольше. Больше он никогда не познает это волшебное создание, а потому просто обязан получить все, что возможно, и взамен дать все, что способен дать. Руки и губы по-хозяйски смело завладели мягким, плавным холмом живота, бедрами, ногами. Желанная цель оказалась так близка. Он вовсе не хотел и не собирался отступать. Рука скользнула между ног и проникла туда, где тепло, влажно, абсолютно женственно, восхитительно и порочно. Туда, где в кудрявых зарослях скрывался ароматный розовый цветок. Он погладил островок удовольствия, и она тут же затаила дыхание, а уже через мгновение едва слышно застонала и пошевелилась в ответ.Он должен был завладеть ею, но завладеть полностью, без остатка. Принималась лишь полная капитуляция, без всяких условий и оговорок.Бенедикт снова провел рукой по мягким складкам и проник внутрь – туда, где пальцы чувствовали прикосновение горячей плоти. Он сдерживал собственные стремления, чтобы доставить ей как можно больше удовольствия – до тех пор, пока тело ее не затрепетало, пока не послышался возглас бесконечного наслаждения.Лишь после этого он раздвинул ее ноги и ворвался внутрь. Она крепко сжала коленями его бедра и подалась вперед. Он гут же ответил, а она откинула голову и выгнулась. Она оказалась бесстрашной и свободной и отдалась наслаждению с естественной, почти животной, радостью. Ему же оставалось лишь сдаться на милость извечного противника.Он потерялся и совсем не стремился обрести себя. Мир обернулся бедламом, но здравомыслие вовсе не сулило избавления.Манила она и только она. Он позволил страсти увлечь обоих в особый мир, безумный мир бесконечного летящего экстаза. Он изо всех сил сжал ее в объятиях, чтобы вместе промчаться сквозь короткое, несказанно сладкое небытие. Когда же мир начал медленно возвращаться на круги своя, они все еще оставались единым целым.Батшеба уютно устроилась в гнезде его рук. Шевелиться не хотелось. Каждое дыхание приносило запах его кожи, и одно лишь это ощущение пьянило, подобно шампанскому.Она лежала, надежно оберегаемая сильными руками. Голова покоилась на широкой груди, рука прижалась к плечу, ноги причудливо переплелись с его ногами. Так хотелось замереть в уютной позе, о которой она, казалось, мечтала с самой первой встречи. Хотелось притвориться, что в эти минуты происходит то, что предначертано судьбой.Но солнце говорило об ином, а доносящиеся с улицы звуки не позволяли забыть, что городок уже давно проснулся и жизнь в нем вдет своим чередом.Она заставила себя освободиться. Или по крайней мере попыталась. Он лишь крепче сжал ее в объятиях. Она толкнула его. Мускулистые руки даже не дрогнули.– Отпусти, – пробормотала она.– Ты становишься излишне эмоциональной, – ответил он. – Я предвидел подобное развитие событий.– Ничего подобного, – соврала она. – Никаких эмоций.На самом же деле нега любовных утех стремительно уступала место панике. Все пропало. Она все погубила. Будущее Оливин…– Ты сейчас рассуждаешь нерационально. Я это чувствую. Ты взволнована, а должна быть спокойна и безмятежна. В конце концов, мы сделали лишь то, чего жаждали…– Говори о себе, – предупредила она.– Если мои прикосновения тебе неприятны, то отвращение проявляется довольно странным образом, – заметил он.– Просто не хотелось тебя обижать, – ответила она.Он негромко рассмеялся, и от смеха мраморная плита груди слегка приподнялась, а потом медленно опустилась.– Ну разумеется, ты счастлив, – раздраженно заметила она. – Как же иначе? Получил то, чего хотел.– А ты разве не получила того, чего хотела? – Он слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо. – Если имеются какие-то недоработки, буду счастлив немедленно их устранить.– Я имела в виду вовсе не это. Просто ты мужчина, а для мужчин акт любви ничего не значит. У меня все иначе. Я не в состоянии спокойно отвернуться к стенке и крепко уснуть. Особенно после того, как только что рассыпался на мелкие кусочки тщательно спланированный мир. Некого винить, кроме себя самой.После короткого молчания последовал ответ:– Думаю, не стоит напоминать, что в процессе участвуют двое. Я вовсе не пытался освободиться от твоих порочных объятий.Она невольно вспомнила все, что делала. Вспомнила непреодолимое желание слизнуть сияющую каплю с его подбородка. И она уступила этому желанию. Разве можно придумать более откровенное приглашение?Следовало стыдливо спрятать лицо, однако чувство стыда вовсе не было свойственно Батшебе Уингейт.– Действительно не пытался, – подтвердила она. – Не приложил ни малейшего усилия.– Получается, что мне не хватает моральной устойчивости, – заметил он.– Что правда, то правда. – Она провела рукой по его груди. – Признаюсь, мне это нравится. Но вот высший свет будет несказанно разочарован. Ты ведь заранее знаешь, что скажут все эти люди, правда?Голос звучал безжалостно. Если не смотреть фактам в глаза и не называть вещи своими именами, то в душе останется искра надежды. Надежды на большее. На то, что все уладится и закончится хорошо. Но ведь она твердо знала, что впереди маячат лишь неприятности.– Они наверняка скажут, что человек с сильным характером должен был противостоять такой типичной шлюхе, как я.– Ты вовсе не типичная шлюха, – сухо возразил Ратборв.– Очень хорошо. Значит, нетипичной шлюхе.– Батшеба, – коротко произнес он.Звук собственного имени, так неожиданно произнесенного этим глубоким баритоном, удивил и тронул. И все же еще больше тронул сверкнувший в темных глазах гнев.– Никогда и никому не позволю так о тебе говорить, – продолжил он. – В том числе и тебе самой.Он бережно взял ее руку, поднес к губам и не спеша начал целовать пальцы – каждый суставчик.– Так что перестань говорить ерунду.Вернул руку себе на грудь и накрыл ладонью.Ладонь оказалась теплой, мягкой и ласковой. Простой жест почему-то сразу успокоил. И только сейчас она поняла, что рука больше не болит.– А мне уже почти не больно, – удивленно произнесла она.– Это потому, что улучшилось настроение, – предположил Бенедикт. Повернул голову и внимательно посмотрел на кровать. – Как соблазнительно она выглядит. – Он нахмурился. – И как жесток пол.– Твоя постель оказалась неудобной? – удивилась Батшеба. – Где ты спал?Он разомкнул кольцо рук, и она села. Он тоже сел, и она наконец-то осмелилась прямо посмотреть на него: взору предстал большой, мускулистый, полный сил обнаженный мужчина. Совсем недавно он целиком и полностью принадлежал ей. Следовало бы испытывать удовлетворение, однако она вновь утонула в желании, словно влюбленная девчонка.За это придется заплатить дорогой ценой.– Я немного поспал, – ответил он, – а потом принял ванну. Во всяком случае, не посмел явиться к тебе грязным. Впрочем, и пришел я вовсе не для того, чтобы тебя насиловать… вернее… э-э… чтобы меня изнасиловали.Темный бездонный взгляд скользнул по лицу, шее и остановился на груди. А огненные стрелы пронзили насквозь, обжигая и воспламеняя.Батшеба торопливо встала.Он отвернулся и потянулся за рубашкой.– Вообще-то я думал, что ты спишь. – Слова прозвучали попыткой оправдаться. – И собирался спрятаться под кроватью. Но в этот момент ты, словно Венера, вышла из морской пены – прости, из ванны. Впрочем, должен заметить, что та Венера, которую явил миру Боттичелли, не выдерживает сравнения с тобой.Он надел рубашку через голову и встал.Комплимент прозвучал так, словно оказался первым в жизни. Батшеба попыталась было напомнить себе, что ей тридцать два года и у нее растет ребенок. Однако это не помогло: она покраснела, словно невинная девочка, а в душе расцвело и заблагоухало что-то, очень похожее на удовольствие.Впрочем, благоухать этому цветку пришлось совсем не долго, всего лишь до той минуты, как Бенедикт рассказал, о чем шептались в коридоре слуги.– Только, ради Бога, не волнуйся, – добавил он. – Тебя хозяйка гостиницы не видела.Выражение его лица оставалось непроницаемым, зато он, оказывается, читал ее лицо, как открытую книгу. Беспокойство росло.– Она видела тебя, и этого вполне достаточно. Ни в коем случае нельзя выходить вместе.Батшеба подошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Взяла сверху сорочку и штанишки.– Даже чистого белья нет, – горестно заметила она.Бенедикт подошел к окну и посмотрел во двор. Длинная рубашка скрывала фигуру почти целиком; открытой оставалась лишь нижняя часть длинных мускулистых ног. И все же на фоне ярко освещенного окна тонкая материя оказалась полупрозрачной. Батшеба перевела голодный взгляд с широких плеч на узкие бедра, на твердые ягодицы…С трудом подавила готовый вырваться стон.– Гостиничный двор переполнен, – заметил Бенедикт. – Суббота в Рединге – явно базарный день. Так что, думаю, горю нетрудно помочь.– Ты с ума сошел? – изумленно воскликнула Батшеба. – Неужели собираешься пойти и открыто купить мне белье?– Признаюсь, процедура доставила бы мне искреннее удовольствие. – Он повернулся к ней лицом. Выражение оказалось вполне серьезным, однако в глазах мерцали искры. – Но обстоятельства требуют передать полномочия. Поэтому я поручу Томасу…– О, только не вмешивай, пожалуйста, слугу!– Поэтому я поручу Томасу найти горничную, достойную выполнить столь ответственное поручение.– Если уж на то пошло, я и сама в состоянии купить все, что нужно, – заметила Батшеба. – Во всяком случае, в Рединге меня никто не знает. Просто в этом нет острой необходимости.С таким же успехом она могла убеждать стул. Ратборн уже взял звонок и позвонил.– Но ты же не сможешь выйти без белья, – возразил он. – А надевать грязное не захочешь.– Совершенно не важно, что я захочу и чего не захочу, – парировала Батшеба. – Я вполне в состоянии обойтись собственными силами.– Но почему, зачем, с какой стати?Она рассердилась.– Джек тоже всегда задавал эти вопросы…Договорить не дал громкий стук. Вместо рассуждений о непонятливости мужчин пришлось спрятаться за штору.– А, Томас, – приветствовал Ратборн, едва приоткрыв дверь. Разговор продолжился шепотом, причем основную его часть составлял рокот баритона виконта. Потом дверь закрылась, и Батшеба осмелилась покинуть убежище.– Для исполнения приказа потребуется некоторое время, – заявил Ратборн.– Право, ты совсем потерял рассудок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
После завтрака Бенедикт и Томас удалились в крошечную комнату по соседству с той, которую виконт снял для «мистера и миссис Беннет». Темный и тесный чуланчик предназначался для слуг. Предоставив миссис Уингейт отдыхать в блаженном уединении на трех перинах, лорд Ратборн смиренно устроился на узкой жесткой койке, а Томасу пришлось довольствоваться местом на полу.Немного позже, проснувшись свежим и отдохнувшим, виконт быстро поднялся и искупался в ванне, которую верный помощник позаимствовал в соседней комнате.Томас тем временем постарался привести в порядок костюм хозяина и отправился проверить состояние экипажа. Поскольку процедура требовала времени, а до выезда предстояло оплатить счет и раздать чаевые слугам, Бенедикт решил, что беспокоить миссис Уингейт еще рано.Он как раз собирался обуться, когда из коридора донесся громкий шепот.– Держу пари, что это не лорд Ратборн, – со знанием дела заявил кто-то.– Но хозяйка говорит, что это именно он, – возразил другой голос. – Она видела его возле билетной кассы.– Наверное, ей просто приснилось.– Как же приснилось, когда она не спала? Уверяет, что это он. Собственной персоной, вместе со слугой.– Так, может, он поехал дальше.– Она говорит, что никуда он не поехал. Направился прямиком сюда. А теперь мне предстоит выяснить, почему он не остановился, как обычно, в «Медведе» и даже не зашел позавтракать. Хозяйка хочет точно знать, что такое могло случиться, что он вдруг переметнулся в «Корону». Ведь и он сам, и его сиятельство старый граф, и все почтенное семейство, едва появлялись в Рединге, сразу ехали в ее гостиницу.Бенедикт тихо выругался.Не следовало приезжать в Рединг. Его здесь слишком хорошо знали, причем не только в «Медведе».– Неужели она думает, что ты спросишь его самого? – прошептал первый голос.– Ну, уж этого я делать не собираюсь, даже если бы она велела. Я что, выгляжу полным идиотом? Просто узнаю у слуги, в чем дело.– Если это действительно его слуга, – усомнился первый голос.Не дожидаясь, пока разведчик постучит или даже заглянет без стука, Бенедикт бесшумно запер на щеколду ту дверь, которая вела в коридор, а потом без единого звука приоткрыл дверь в соседнюю, господскую, комнату. Тихо проскользнул внутрь.Осторожно закрыл за собой дверь.И тут же услышал испуганно-изумленный вздох.Обернулся… и остолбенел от неожиданности.Миссис Уингейт тоже застыла на месте – она как раз поднялась из ванны и протянула руку к висевшему на спинке стула полотенцу.Дар речи вернулся к виконту не сразу.– Прошу прощения…– О! – Она поскользнулась и потеряла равновесие.Он молнией пролетел через всю комнату и успел выхватить Батшебу из ванны, не позволив упасть. Ванна при этом наклонилась, и на полу образовалась лужа.Батшеба оказалась совсем мокрой и скользкой, словно угорь. И к тому же отчаянно брыкалась, то ли пытаясь удержаться, то ли, наоборот, стараясь вырваться.Стремясь удержать ее, Бенедикт наткнулся на стул. Потерял равновесие, беспомощно покачнулся и упал на спину. Впрочем, драгоценную добычу, которая теперь оказалась сверху, так и не выпустил. Стул же тем временем уехал в противоположный угол.Бенедикт хотел достать полотенце, однако оно оказалось слишком далеко. Зато Батшеба была совсем близко: сидела на нем верхом, и капли с мокрой груди попадали прямо ему в лицо. Руки Бенедикта скользнули вниз.Да, желанная красавица оказалась восхитительно обнаженной, первозданно мокрой и великолепно сияла в нескромных лучах утреннего солнца.Она замерла. Синие глаза неотступно смотрели в его глаза, а ладони упирались в пол возле его рук. Казалась, она поймала его и теперь держала в клетке.Капли продолжали падать на лицо.Батшеба склонила голову.Слизнула каплю с подбородка.Он не двигался. Лежал и убеждал себя в том, что в этот момент проверяется стойкость характера. Да, он должен, обязан достойно пройти испытание. И он выдержит.Она снова подняла голову и посмотрела широко раскрытыми, внезапно потемневшими глазами.Он перевел взгляд ниже. Туда, где кожа была мягкой и белой… и розовой.Розовый – цвет женщины в самых порочных, самых соблазнительных местах.Крошечная капелька мучительно блестела на выпуклом, твердом розовом соске.Он не смог вспомнить, почему обязан противостоять.Поднял голову и провел языком по капле.Батшеба вздрогнула, и другая капля скользнула прямо ему на шею. Батшеба нагнулась и прижалась губами к тому месту, куда попала блестящая жемчужина. Капля оказалась прохладной – такой же, как ее кожа. Но прикосновение губ принесло тепло. Тепло мгновенно распространилось по всему телу, проникло в живот и обожгло почти до боли. Бенедикт – еще прежде чем встретились губы – задрожал от нетерпеливого желания. Поцелуй оказался трепетным, словно первый неуверенный шаг в запрещенное пространство.Да, абсолютно запрещенный шаг.Но в то же время совершенно неизбежный.Вкус и ощущение ее рта сохранились в памяти – забыть их было невозможно. Они мгновенно смели остатки сомнений. Он бросился в пропасть, как истинный глупец.Двумя руками схватил ее голову, чтобы удержать на месте и целовать долго и глубоко. Батшеба опустилась на него. Мокрое тело оставило на одежде след. Однако влага не охлаждала, а, напротив, лишь воспламеняла.На мгновение он отпустил Батшебу, чтобы сорвать с себя одежду. Пуговицы полетели в стороны, ткань затрещала. Зато уже через секунду он оказался таким же великолепно обнаженным, как и она. Жадно прижал ее к себе, согревая жаром пылающего тела и одновременно впитывая мягкость, нежность и шелковистость кожи. Руки бесконечно исследовали желанные тайны: грациозный склон плеч, безупречную возвышенность груди, темно-розовые соски – тугие, словно готовые распуститься бутоны.Батшеба исследовала его тело с такой же ненасытной жадностью. Он изо всех сил держал себя в узде, хотя прикосновение тонких изящных рук лишало остатков самообладания. Да и думать он уже не мог ни о чем ином, кроме собственного стремления ворваться в нее – если, конечно, страстное плотское желание вообще совместимо с мыслительным процессом.И все же в далеком, потаенном уголке мозга жило понимание уникальности события. Да, подобное случается всего лишь один раз в жизни, а потому необходимо растянуть мгновение счастья, заставить его продолжаться как можно дольше. Больше он никогда не познает это волшебное создание, а потому просто обязан получить все, что возможно, и взамен дать все, что способен дать. Руки и губы по-хозяйски смело завладели мягким, плавным холмом живота, бедрами, ногами. Желанная цель оказалась так близка. Он вовсе не хотел и не собирался отступать. Рука скользнула между ног и проникла туда, где тепло, влажно, абсолютно женственно, восхитительно и порочно. Туда, где в кудрявых зарослях скрывался ароматный розовый цветок. Он погладил островок удовольствия, и она тут же затаила дыхание, а уже через мгновение едва слышно застонала и пошевелилась в ответ.Он должен был завладеть ею, но завладеть полностью, без остатка. Принималась лишь полная капитуляция, без всяких условий и оговорок.Бенедикт снова провел рукой по мягким складкам и проник внутрь – туда, где пальцы чувствовали прикосновение горячей плоти. Он сдерживал собственные стремления, чтобы доставить ей как можно больше удовольствия – до тех пор, пока тело ее не затрепетало, пока не послышался возглас бесконечного наслаждения.Лишь после этого он раздвинул ее ноги и ворвался внутрь. Она крепко сжала коленями его бедра и подалась вперед. Он гут же ответил, а она откинула голову и выгнулась. Она оказалась бесстрашной и свободной и отдалась наслаждению с естественной, почти животной, радостью. Ему же оставалось лишь сдаться на милость извечного противника.Он потерялся и совсем не стремился обрести себя. Мир обернулся бедламом, но здравомыслие вовсе не сулило избавления.Манила она и только она. Он позволил страсти увлечь обоих в особый мир, безумный мир бесконечного летящего экстаза. Он изо всех сил сжал ее в объятиях, чтобы вместе промчаться сквозь короткое, несказанно сладкое небытие. Когда же мир начал медленно возвращаться на круги своя, они все еще оставались единым целым.Батшеба уютно устроилась в гнезде его рук. Шевелиться не хотелось. Каждое дыхание приносило запах его кожи, и одно лишь это ощущение пьянило, подобно шампанскому.Она лежала, надежно оберегаемая сильными руками. Голова покоилась на широкой груди, рука прижалась к плечу, ноги причудливо переплелись с его ногами. Так хотелось замереть в уютной позе, о которой она, казалось, мечтала с самой первой встречи. Хотелось притвориться, что в эти минуты происходит то, что предначертано судьбой.Но солнце говорило об ином, а доносящиеся с улицы звуки не позволяли забыть, что городок уже давно проснулся и жизнь в нем вдет своим чередом.Она заставила себя освободиться. Или по крайней мере попыталась. Он лишь крепче сжал ее в объятиях. Она толкнула его. Мускулистые руки даже не дрогнули.– Отпусти, – пробормотала она.– Ты становишься излишне эмоциональной, – ответил он. – Я предвидел подобное развитие событий.– Ничего подобного, – соврала она. – Никаких эмоций.На самом же деле нега любовных утех стремительно уступала место панике. Все пропало. Она все погубила. Будущее Оливин…– Ты сейчас рассуждаешь нерационально. Я это чувствую. Ты взволнована, а должна быть спокойна и безмятежна. В конце концов, мы сделали лишь то, чего жаждали…– Говори о себе, – предупредила она.– Если мои прикосновения тебе неприятны, то отвращение проявляется довольно странным образом, – заметил он.– Просто не хотелось тебя обижать, – ответила она.Он негромко рассмеялся, и от смеха мраморная плита груди слегка приподнялась, а потом медленно опустилась.– Ну разумеется, ты счастлив, – раздраженно заметила она. – Как же иначе? Получил то, чего хотел.– А ты разве не получила того, чего хотела? – Он слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо. – Если имеются какие-то недоработки, буду счастлив немедленно их устранить.– Я имела в виду вовсе не это. Просто ты мужчина, а для мужчин акт любви ничего не значит. У меня все иначе. Я не в состоянии спокойно отвернуться к стенке и крепко уснуть. Особенно после того, как только что рассыпался на мелкие кусочки тщательно спланированный мир. Некого винить, кроме себя самой.После короткого молчания последовал ответ:– Думаю, не стоит напоминать, что в процессе участвуют двое. Я вовсе не пытался освободиться от твоих порочных объятий.Она невольно вспомнила все, что делала. Вспомнила непреодолимое желание слизнуть сияющую каплю с его подбородка. И она уступила этому желанию. Разве можно придумать более откровенное приглашение?Следовало стыдливо спрятать лицо, однако чувство стыда вовсе не было свойственно Батшебе Уингейт.– Действительно не пытался, – подтвердила она. – Не приложил ни малейшего усилия.– Получается, что мне не хватает моральной устойчивости, – заметил он.– Что правда, то правда. – Она провела рукой по его груди. – Признаюсь, мне это нравится. Но вот высший свет будет несказанно разочарован. Ты ведь заранее знаешь, что скажут все эти люди, правда?Голос звучал безжалостно. Если не смотреть фактам в глаза и не называть вещи своими именами, то в душе останется искра надежды. Надежды на большее. На то, что все уладится и закончится хорошо. Но ведь она твердо знала, что впереди маячат лишь неприятности.– Они наверняка скажут, что человек с сильным характером должен был противостоять такой типичной шлюхе, как я.– Ты вовсе не типичная шлюха, – сухо возразил Ратборв.– Очень хорошо. Значит, нетипичной шлюхе.– Батшеба, – коротко произнес он.Звук собственного имени, так неожиданно произнесенного этим глубоким баритоном, удивил и тронул. И все же еще больше тронул сверкнувший в темных глазах гнев.– Никогда и никому не позволю так о тебе говорить, – продолжил он. – В том числе и тебе самой.Он бережно взял ее руку, поднес к губам и не спеша начал целовать пальцы – каждый суставчик.– Так что перестань говорить ерунду.Вернул руку себе на грудь и накрыл ладонью.Ладонь оказалась теплой, мягкой и ласковой. Простой жест почему-то сразу успокоил. И только сейчас она поняла, что рука больше не болит.– А мне уже почти не больно, – удивленно произнесла она.– Это потому, что улучшилось настроение, – предположил Бенедикт. Повернул голову и внимательно посмотрел на кровать. – Как соблазнительно она выглядит. – Он нахмурился. – И как жесток пол.– Твоя постель оказалась неудобной? – удивилась Батшеба. – Где ты спал?Он разомкнул кольцо рук, и она села. Он тоже сел, и она наконец-то осмелилась прямо посмотреть на него: взору предстал большой, мускулистый, полный сил обнаженный мужчина. Совсем недавно он целиком и полностью принадлежал ей. Следовало бы испытывать удовлетворение, однако она вновь утонула в желании, словно влюбленная девчонка.За это придется заплатить дорогой ценой.– Я немного поспал, – ответил он, – а потом принял ванну. Во всяком случае, не посмел явиться к тебе грязным. Впрочем, и пришел я вовсе не для того, чтобы тебя насиловать… вернее… э-э… чтобы меня изнасиловали.Темный бездонный взгляд скользнул по лицу, шее и остановился на груди. А огненные стрелы пронзили насквозь, обжигая и воспламеняя.Батшеба торопливо встала.Он отвернулся и потянулся за рубашкой.– Вообще-то я думал, что ты спишь. – Слова прозвучали попыткой оправдаться. – И собирался спрятаться под кроватью. Но в этот момент ты, словно Венера, вышла из морской пены – прости, из ванны. Впрочем, должен заметить, что та Венера, которую явил миру Боттичелли, не выдерживает сравнения с тобой.Он надел рубашку через голову и встал.Комплимент прозвучал так, словно оказался первым в жизни. Батшеба попыталась было напомнить себе, что ей тридцать два года и у нее растет ребенок. Однако это не помогло: она покраснела, словно невинная девочка, а в душе расцвело и заблагоухало что-то, очень похожее на удовольствие.Впрочем, благоухать этому цветку пришлось совсем не долго, всего лишь до той минуты, как Бенедикт рассказал, о чем шептались в коридоре слуги.– Только, ради Бога, не волнуйся, – добавил он. – Тебя хозяйка гостиницы не видела.Выражение его лица оставалось непроницаемым, зато он, оказывается, читал ее лицо, как открытую книгу. Беспокойство росло.– Она видела тебя, и этого вполне достаточно. Ни в коем случае нельзя выходить вместе.Батшеба подошла к стулу, на котором лежала ее одежда. Взяла сверху сорочку и штанишки.– Даже чистого белья нет, – горестно заметила она.Бенедикт подошел к окну и посмотрел во двор. Длинная рубашка скрывала фигуру почти целиком; открытой оставалась лишь нижняя часть длинных мускулистых ног. И все же на фоне ярко освещенного окна тонкая материя оказалась полупрозрачной. Батшеба перевела голодный взгляд с широких плеч на узкие бедра, на твердые ягодицы…С трудом подавила готовый вырваться стон.– Гостиничный двор переполнен, – заметил Бенедикт. – Суббота в Рединге – явно базарный день. Так что, думаю, горю нетрудно помочь.– Ты с ума сошел? – изумленно воскликнула Батшеба. – Неужели собираешься пойти и открыто купить мне белье?– Признаюсь, процедура доставила бы мне искреннее удовольствие. – Он повернулся к ней лицом. Выражение оказалось вполне серьезным, однако в глазах мерцали искры. – Но обстоятельства требуют передать полномочия. Поэтому я поручу Томасу…– О, только не вмешивай, пожалуйста, слугу!– Поэтому я поручу Томасу найти горничную, достойную выполнить столь ответственное поручение.– Если уж на то пошло, я и сама в состоянии купить все, что нужно, – заметила Батшеба. – Во всяком случае, в Рединге меня никто не знает. Просто в этом нет острой необходимости.С таким же успехом она могла убеждать стул. Ратборн уже взял звонок и позвонил.– Но ты же не сможешь выйти без белья, – возразил он. – А надевать грязное не захочешь.– Совершенно не важно, что я захочу и чего не захочу, – парировала Батшеба. – Я вполне в состоянии обойтись собственными силами.– Но почему, зачем, с какой стати?Она рассердилась.– Джек тоже всегда задавал эти вопросы…Договорить не дал громкий стук. Вместо рассуждений о непонятливости мужчин пришлось спрятаться за штору.– А, Томас, – приветствовал Ратборн, едва приоткрыв дверь. Разговор продолжился шепотом, причем основную его часть составлял рокот баритона виконта. Потом дверь закрылась, и Батшеба осмелилась покинуть убежище.– Для исполнения приказа потребуется некоторое время, – заявил Ратборн.– Право, ты совсем потерял рассудок!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34