– Очень благородное стремление.– Вовсе нет необходимости проявлять тактичность, – печально отозвалась Батшеба. – Несложно догадаться, что вы думаете на самом деле.– Сомневаюсь. – Ратборн и сам не слишком-то понимал собственные мысли. Раздражался из-за тесноты на дороге и сердился на неловких возниц, то и дело создающих нелепые и опасные ситуации. Волновался за Перегрина и Оливию – тем острее, чем ниже спускалась ночь. Сознавал близость красивой женщины, ее тепло, ее обаяние… и – возможно, самое опасное – понимал собственное восхищение и увлечение этой женщиной; интерес к ее мыслям и словам, к тому, как работал ее ум.Ее ум! Женский ум!Но так оно и было на самом деле. Бенедикт действительно ощущал постоянно возрастающую близость мыслей и представлений. Единство проявлялось настолько остро, что не имело смысла притворяться перед самим собой, что его не существует. Неожиданно возникла аура. Разлилась в воздухе, пропитала темноту неумолимо наступающей ночи, окутала удивительную спутницу – и лишила Бенедикта обычной сдержанности и замкнутости, заставила говорить такие слова, которые в иной ситуации он никогда и ни за что не сказал бы. А уж тем более в разговоре с дамой.В то же время лорд Ратборн сознавал разделяющее пространство – бескрайнее, словно океан, – и до отчаяния, до гнева остро понимал, что не должен прилагать усилий к его сокращению. Возможно, именно отчаяние и гнев беспокоили больше всего.Во всяком случае, ситуация складывалась нерадостная. Думать он не мог, потому что мыслительный процесс требовал порядка, а вокруг царили хаос и смятение.– Мать стремилась выдать меня замуж. – Голос Батшебы все еще звучал сухо, а сама она сидела в застывшей, напряженной позе. – Мне предстояло стать тем ключом, которым ужасные Делюси смогли бы отпереть дверь в светское общество.Тон и поза оказались красноречивее слов и ясно показали, чего стоили Батшебе амбиции матери. Ей было больно и стыдно, причем очень больно и очень стыдно – в ином случае Батшеба Уингейт не оставила бы своей обычной забавной и остроумной манеры общения. Ратборну очень хотелось узнать больше, подробнее… однако его величество Разум рассудил иначе. В детали вникать не стоило. Острых ощущений и без того вполне хватало.– Все матери мечтают об удачном замужестве дочери, – заметил он легким тоном в надежде, что от этого разговор тоже станет легче. – Они строят козни, идут на самые хитрые уловки и при этом не проявляют особой разборчивости в средствах. – Он помолчал. – Кстати, и мой отец в этом отношении ведет себя так же.Батшеба вздрогнула от неожиданности.– Ваш отец?– Знаю, – ответил Бенедикт. – Звучит странно. Однако он не ограничивает свои манипуляции исключительно политикой. Решил, что все мои братья непременно должны жениться на богатых невестах, – и неуклонно выполняет принятое решение. Исключением не стал даже Руперт, которого отец объявил совершенно безнадежным.– А как же вы?– О, меня эти вульгарные финансовые расчеты счастливо миновали. Ведь я унаследую все состояние.Судя по всему, тема немного отвлекла Батшебу от собственных переживаний, поскольку поза стала немного свободнее.– Должно быть, все матери бесцеремонно навязывали вам дочерей, – заметила она. – Да, наверное, и сейчас продолжают в том же духе.Бенедикт пожал плечами.– Что-то не припомню, чтобы в то-время обращал внимание на козни матушек и тетушек. Сейчас, со стороны, все видно куда лучше. Тогда я не думал ни о чем подобном. Но для девушек, наверное, все эти игры оказывались нелегкими, особенно для тех из них, кто обладал разумом и чувствами. Впрочем, не могу сказать, что в то время придавал серьезное значение столь тонкой материи. Нет, все происходило куда проще: сначала замечал лицо и фигуру, потом голос, потом манеру общения.Бенедикт почувствовал, что спутница расслабилась и даже снова взглянула ему в лицо.– Издеваетесь? Послушать вас, так получается, что выбрать невесту – все равно что выбрать лошадь. Как называется аукцион? Тавер…– «Таттерсоллз», – подсказал Бенедикт.– Ну вот, на «Таттерсоллз». Выходит, мужчины именно так воспринимают знаменитые балы в «Олмаке»? А на личность и характер девушек вы совсем не обращаете внимания?– Не будь они благовоспитанны, ни за что не попали бы на ярмарку невест, – беззаботно отмел сомнения Бенедикт. – И ни за что не получили бы приглашение на бал.Ему никогда и в голову бы не пришло обратить внимание на девушку, не приглашенную на светские рауты. Конечно, наследнику лорда Харгейта вовсе не было необходимости думать о богатстве невесты, но это обстоятельство вовсе не означало, что он мог жениться на ком угодно. Или когда угодно. Бенедикт прекрасно знал правила и понимал, чего от него ожидали.А Ада? Следовала ли она велению собственного сердца? Увы, этого он не знал. Красноречивый факт, не так ли?– Другими словами, единственное, что вам требовалось знать о девушках, принадлежат ли они к хорошей семье, – заметила миссис Уингейт, – Достойная родословная…– Я наследник герцога Харгейта, – сухо прервал Бенедикт. – А это означает, что потерять голову – непозволительная роскошь, если вы к этому клоните.– Я имела в виду совсем иное. Вы говорите о браке, то есть о союзе длиною в жизнь, и даже не упоминаете о любви.– Какой абсурд! – воскликнул лорд. – Разумеется, я никогда не имел возможности бродить по миру в поисках великой страсти, подобно герою Байрона. Да и существует ли на свете великая страсть?– А что же существует в вашей жизни? – так же горячо возразила Батшеба. – Симпатия, преданность, дружба! Право, Ратборн, как же вы выбирали?– Думаю, данный вопрос вряд ли может представлять серьезный интерес, – ответил виконт тем ледяным тоном, которому научился у отца. Холод и отстраненность, как правило, действовали на жертву удручающе и мгновенно лишали всякого желания продолжать беседу. Больше того, порою несчастный собеседник теряя даже волю к жизни.Однако Батшеба лишь взмахнула изящной, затянутой в перчатку ручкой.– О, не говорите глупостей. Все это жутко интересно. Я чувствую себя отважным путешественником, попавшим в неизведанную экзотическую страну. Так хочется больше узнать об обычаях местных жителей! Сама я совсем не выбирала. Мне было всего шестнадцать лет, и я просто потеряла от любви голову. Но с моей стороны некрасиво расспрашивать вас. Тема, конечно, слишком болезненная. – Она заговорила мягче. – Простите, совсем забыла, что вы не так давно овдовели.Сердце Бенедикта отчаянно стучало, и потребовалось немалое волевое усилие, чтобы не выместить волнение и напряжение на спинах лошадей. К счастью, экипаж уже подъезжал к Кенсингтонской заставе. Сгорая от нетерпения, виконт заплатил налог и едва дождался, пока ворота открылись.Наконец можно было продолжать путь. Лишь сейчас Бенедикт вспомнил о сидящем сзади Томасе. Как можно было говорить при нем? Чего стоил один лишь рассказ о младших братьях!Сейчас вовсе не имело значения то очевидное обстоятельство, что камердинер никак не мог слышать подробностей беседы. Вокруг было слишком шумно: скрипели колеса, стучали по булыжной мостовой копыта, храпели и ржали лошади, кричали и переругивались возницы. Однако Бенедикт чувствовал себя слишком расстроенным и выбитым из колеи, чтобы оценивать обстановку здраво.– Вынужден напомнить, что мы не одни! – яростно прорычал он.– Я говорила, что не следует брать слугу, – спокойно парировала спутница.– Не следовало брать вас! – вспылил виконт. – Черт подери! Из-за вас я даже забыл расспросить сторожа на заставе, видел ли он детей!Он остановил ландо и собирался выйти, однако Батшеба опередила и легко спрыгнула на мостовую.– Сейчас все узнаю. Вы слишком возбуждены.Томас тоже спустился и, не дожидаясь распоряжения, занялся лошадьми.Миссис Уингейт, не оборачиваясь, направилась к воротам откровенно соблазнительной походкой. Изящное покачивание бедер вызвало бурный восторг окружающих мужчин. Чтобы пропустить ее, они были готовы на самые отчаянные маневры. Бенедикт не стал дожидаться, чтобы увидеть, сколько столкновений вызовет эта прогулка. Больше того, он даже не начал стаскивать наглецов вниз и размазывать их по земле. Такое поведение выглядело бы недостойным, хотя и было вполне характерно – для брата Руперта. Нет, Бенедикт поступил иначе: просто догнал спутницу несколькими широкими шагами.– Я вовсе не возбужден, – заявил он, поравнявшись, – и вполне в состоянии…– Мне не следовало так легко и бездумно упоминать о леди Ратборн, – заметила Батшеба. – Простите, пожалуйста.– Излишняя щепетильность вовсе ни к чему, – возразил Бенедикт. – Ада умерла два года назад. Да и вообще… – Он сердито вздохнул. – И вообще мы с ней были совсем чужими. Ну что, это признание успокоит ваше нежное сердце?Батшеба жалела, что сегодня вечером вообще открыла дверь. Ратборн оказался еще опаснее, чем она ожидала. Физической привлекательности еще как-то можно было противостоять. Но вот духовная близость наносила непоправимый вред всей системе обороны.– Нет, вовсе не успокоит, потому что вы говорите явную чепуху, – ответила она. – Сколько длился ваш брак?– Шесть лет.– В таком случае жена никак не могла остаться чужим человеком. – Миссис Уингейт остановилась. – Вам необходимо вернуться в экипаж. Привлекаете слишком много внимания.Ратборн оглянулся по сторонам.– Насколько можно судить, все свидетели – мужчины, и смотрят они исключительно на вас.– Я для них всего лишь интересная безделушка, – не сдавалась Батшеба. – И разглядывают они совершенно бездумно. Неужели вам хочется, чтобы они начали думать, что это за аристократ не отстает от меня ни на шаг и при этом так и норовит сжечь взглядом?Бенедикт остановился, коротко поклонился и, быстро повернувшись, зашагал обратно к экипажу.Вскоре Батшеба вернулась и застала спутника с часами в руках. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.– Ну что?– Пока движемся в верном направлении. – Она торопливо поднялась на сиденье, словно опасаясь принять помощь. Не го чтобы она очень возражала против властных манер виконта. Нет, проблема заключалась как раз в ином: они слишком импонировали. Доставляли удовольствие и та легкость, с какой он поднимал ее на ступеньку ландо, и исходившая от него сила, и, главное, ощущение этих необыкновенных рук на своем теле.Нет, слишком опасно. Ей и так никак не удавалось стереть из памяти тот поцелуй – а ведь прошло уже несколько недель. Сохранилось ощущение ладони на шее. Простое прикосновение сразу растопило и волю, и моральные устои, а заодно лишило и физической силы.В следующее мгновение Батшеба забилась в свой угол экипажа – настолько, насколько это позволяли приличия – и они снова тронулись в путь. Дорога стала заметно свободнее, а значит, можно было ехать быстрее. Виконт сосредоточился на лошадях и окружающей обстановке, а миссис Уингейт начала рассказывать о том, что удалось выяснить.Оказалось, что сторож знал фермера, которого она описала. Его звали Джарвис, и он регулярно ездил из Брентфорда в Лондон и обратно. К сожалению, сторож не смог точно вспомнить, когда именно проезжал Джарвис, однако предполагал, что это произошло примерно часа полтора назад. Он смутно припоминал также, что в повозке сидели дети, однако особого внимания он на них не обратил. Джарвис нередко возил и своих, и соседских детей.– Раз так, то до самого Брентфорда можно больше не останавливаться и не расспрашивать, – сделал вывод Ратборн. – Если дорога и дальше будет относительно свободной, то часам к восьми мы туда приедем. Думаю, они опережают нас не больше чем на час. Так что вполне возможно, беглецов удастся поймать, прежде чем они успеют договориться со следующим возницей. Тем более что в деревушке, подобной Брентфорду, найти попутную повозку будет куда труднее, чем на оживленном перекрестке возле Гайд-парка. Больше того, если моему племяннику так и не удастся убедить вашу дочь вернуться, он непременно сообразит, что я отправлюсь на поиски, и будет всеми возможными способами стараться замедлить движение.– Очень разумные рассуждения, – согласилась Батшеба. – Беда, однако, в том, что Оливия никак не вписывается в рамки разумного.– И все-таки девочке всего двенадцать лет, – возразил Бенедикт. – Денег у нее нет, а спутник настроен против путешествия. Даже при более благоприятном стечении обстоятельств ей вряд ли удалось бы уехать далеко.
Перегрин вскоре обнаружил, что его попытки остановить Оливию Уингейт увенчались бы куда более значительным успехом, если бы окружающий мир не проявлял столь предосудительной легковерности.Фермер посоветовал остановиться в придорожной гостинице под названием «Голубок» и сослаться на знакомство с ним. Обещал, что хозяин непременно их устроит, накормит и даже поможет отправиться дальше на запад.Перегрин решил, что непременно будет настаивать на обеде. Это позволит выиграть время и даст возможность послать весточку дяде Бенедикту.Разумеется, лорд Ратборн уже давно понял, что племянник уехал. Жаль, правда, что улик слишком мало. Если бы Перегрин мог предположить, что остановить мисс Уингейт не удастся, то, конечно, позаботился бы их оставить. Но такого развития событий он просто не ожидал.И все же дядя так умен, что все обдумает, взвесит и быстро сообразит, что именно произошло. Наверняка он уже в пути, едет вдогонку.В конце концов, расследование преступлений – главное увлечение его светлости. Он знаком со всеми сыщиками. А в ходе парламентских расследований изучил повадки преступников и мошенников. Так что разыскать мисс Уингейт и собственного племянника покажется ему детской забавой.Если удастся как следует потянуть время, то дядя непременно их догонит.Однако Оливия в гостиницу не пошла. Для начала остановилась на краю дороги и дождалась, пока та опустеет. Убедившись, что все повозки, телеги и кареты проехали, она, к великому ужасу Перегрина, принялась стаскивать с себя платье. Под ним оказался мальчишеский костюм. После этого из дорожного узелка появилась кепка. Оливия напялила ее на голову и старательно спрятала рыжие волосы. Платье же бесследно скрылось в узелке.Наконец подошли к гостинице, однако непредсказуемая особа не вошла внутрь, а направилась во двор. Принялась бродить взад-вперед, всем своим видом изображая мальчика и даже разговаривая мальчишеским голосом. Перегрин понимал, что разоблачать притворщицу по меньшей мере неразумно. Оставалось лишь мучительно гадать, какой цели служит театральное действо. Наконец выяснилось и это, однако предпринять что-нибудь Перегрин не решился.Оливия познакомилась с двумя молодыми конюхами, которые играли в кости – в какую-то замысловатую игру.Попросила научить и ее.Перегрин не отважился предупредить опрометчивых парней. Добром бы это не кончилось. Они подняли бы его на смех или полезли бы в драку. Драка непременно привлекла бы внимание констебля. А если бы родители вдруг узнали, что Перегрина забрали в полицейский участок, то больше ни за что в жизни не доверили бы сына заботам дяди Бенедикта.Вот так и получилось, что довольно скоро – впрочем, Перегрину показалось, что прошла целая вечность – ужасной девчонке удалось завладеть всеми деньгами легковерных конюхов, да еще и договориться о поездке в Хаунслоу в карете их хозяина. Эту карету только что отремонтировали. Глава 8 Хозяин гостиницы «Голубок» в Брентфорде не видел ни Оливию, ни Перегрина. Он прекрасно знал фермера Джарвиса, однако сегодня не видел и его. Должно быть, тот поехал прямо домой, на сей раз изменив обычаю сделать небольшой крюк, чтобы выпить кружку пива и послушать последние сплетни.Бенедикт и миссис Уингейт не смогли ничего узнать и от других, хотя расспросили немало народу. Однако лакею Томасу в гостиничном дворе повезло больше. Вскоре он рассказал хозяину о встрече двух «пареньков» со слугами одного из местных помещиков.– Один из мальчиков по описанию очень похож на лорда Лайла, – добавил он. – Совпадают и рост, и цвет волос. А у второго рыжие волосы и веснушки.Бенедикт взглянул на миссис Уингейт.– Переодеться мальчиком для Оливии ничего не стоит, – заметила Батшеба. – А костюм она могла дешево купить у ростовщика или в лавке старьевщика. Скопить небольшую сумму вовсе не трудно: дар Делюси к азартным играм у нее в крови, и все мои нотации пролетают мимо ушей.Как бы там ни было, а Оливия отправилась в Хаунслоу.Вскоре Бенедикт уже ехал в Хаунслоу, причем куда быстрее, чем предписывала осторожность. Остановка в Брентфорде оказалась слишком долгой – расспросы заняли немало времени. Однако теперь уже не было необходимости заглядывать в каждую попутную рыночную повозку.Уже пробило девять. В Хаунслоу они попадут к ночи. Однако в гостинице все равно можно будет обнаружить признаки жизни. Мистер Чаплин держал в деревне хорошую конюшню, и все останавливались у него, чтобы сменить лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34