Движение было полно нежности и тронуло девушку. Когда он произнес ее имя, все негодование Флоренс улетучилось. Разве можно его не любить, спросила она себя. Конечно, она не тосковала по нему так, как по Эдварду, но ведь любовь бывает разной. Она любила Фреда ровной дружеской любовью и была уверена, что эта любовь выдержит любые испытания.
Девушка улыбнулась и накрыла ладонь, лежавшую на простыне, своей маленькой рукой.
– Ты самая лучшая девушка, ты знаешь это? Даже когда ругаешься на меня. – Почему-то тон Фредди был тоскливым.
– Я расстроила тебя. – Флоренс почувствовала себя виноватой. – И даже не поняла, чем именно. Что тебя печалит?
Виконт покачал головой, убирая руку с ее щеки. Теплый след, оставленный ею, тотчас растаял.
– Я недостоин тебя, дорогая. Ты хочешь связать свою судьбу с жалким, никчемным существом.
– Что за глупости ты говоришь? Никакой ты не жалкий. Разве что немножко пострадал и теперь обездвижен. – Флоренс улыбнулась. – Но с этого момента я буду приглядывать за тобой, и ты скоро поправишься. А мистер Уэст поможет мне заботиться о тебе.
– О да, – протянул Фред и стал еще мрачнее. – Мистер Уэст... он и так заботится обо мне сверх меры. Друг семьи, мой друг...
Флоренс казалось поведение жениха все более странным, но прежде чем она успела спросить, что его заботит, он стряхнул наваждение и прижал ее ладонь к губам, а затем поцеловал каждый пальчик. Конечно, у нее не «встали дыбом все волоски на шее», но так ли это обязательно? Она всего лишь чувствительная дочь викария, а не прирожденная плутовка и жизнерадостная девчонка, как Мэри Вэнс.
Она будет счастлива с Фредом. И этого достаточно.
И как только Флоренс сказала себе это, тяжелый камень, лежавший на сердце, разросся и заполнил собой все ее существо.
Найджела в кабинете не было, вероятно, он снова был у Фреда. Эдвард собирался посмотреть с ним последнюю почту. Хотя это дело не было столь необходимым, он разозлился из-за того, что не застал управляющего на месте. Необходимо было полностью погрузиться в работу, чтобы выкинуть из головы мысли о Флоренс.
Он думал о ней не переставая. С момента того разговора на скамейке прошло уже много дней, а он все никак не мог собраться с мыслями. Казалось, все его существо распалось на сотни мелких осколков, и каждый из них тянулся к Флоренс, как железные опилки к магниту. Почему он тогда так разоткровенничался? Ведь никогда ни с кем он не обсуждал отца, даже с братом. Шок от пережитого потрясения? Или просто пара сочувствующих ушей, так вовремя подвернувшихся для созревшего признания?
Пара изящных ушек Флоренс. Конечно, он знал, что Флоренс милая и добрая девушка, но после ее мудрых слов он не находил себе места. До сих пор ему казалось, что он все еще чувствует ее нежное прикосновение на щеке, похожее на ласковый поцелуй. Она стала для него наваждением, горячкой, завладевшей его телом и не желавшей отпустить его.
Дьявол шептал на ухо: «Ты небезразличен ей, Эдвард, ты, и только ты можешь дать ей настоящее счастье. Что Фредди! Забудь о нем и думай о себе! Твоя любовь к Флоренс оправдает твой эгоизм!»
Взбешенный собственным бессилием, граф с размаху стукнул кулаком по стене. Служанка, которая вышла из-за угла и направлялась в обеденную комнату для прислуги, вскрикнула от неожиданности и чуть не выронила поднос.
– Я не ужасный монстр, не надо так пугаться, – пробормотал Эдвард раздраженно и виновато одновременно, поправляя поехавшие вбок тарелки.
– Нет-нет, – забормотала девушка, отступая назад и закатывая глаза от ужаса. – Конечно, нет... вовсе не монстр...
Проклятие, подумал Эдвард, когда служанка скрылась в конце коридора, и побарабанил пальцами по дверной притолоке. Ничто не приносило облегчения. Граф Грейстоу мог получить любую женщину от Ланкашира до Лондона, мог утолять свою жажду день за днем, но она становилась все сильнее и непреодолимее.
Эдварду была нужна только одна женщина, но получить ее он не мог.
Ему хотелось запереть Флоренс в своей спальне, привязать к кровати и не выпускать долго-долго. От заката до рассвета он ласкал бы ее, а она касалась бы его везде, где захочет, возбуждая все сильнее. Ее шелковистые волосы скользили бы по его голой груди, щекоча и гладя. Он приподнимал бы ее бедра, разводил бы колени в стороны, и раз за разом она принадлежала бы только ему. И эти полные груди, и длинные ноги, и рот, сладкий и манящий, – вся она.
Если бы только она могла принадлежать ему!
Острые осколки, на которые разлетелась его душа, кололи и мучили, причиняя почти физическую боль. Эдвард прислонился спиной к стене, пытаясь унять лихорадку.
Склонив голову, он заметил несколько пар обуви, начищенной и ждущей, пока се отнесут хозяевам. Темные мужские ботинки, громоздкие, но не лишенные изящества туфли герцогини и маленькие, изящные туфельки Флоренс. Крохотные, словно детские.
Повинуясь внезапному порыву, граф поднял одну туфельку. Кожа была почти новой, хотя обувь была уже ношеной. Плоский каблучок, изящная застежка – Эдвард провел пальцем вдоль подошвы. Память услужливо подкинула картину, увиденную им через глазок в доме портнихи: Флоренс в одних панталончиках и сорочке, пряди, выпавшие из прически, и обнаженные ножки с маленькими пальчиками. Пальчиками, которые хочется целовать и ласкать языком.
Тихий стон, который он издал, привел его в чувство. Эдвард выронил туфельку, словно горящий уголек. Да он извращенец, если даже обувь вызывает у него такие сильные эмоции!
Он закрыл глаза и сжал руки в кулаки. Так можно запросто сойти с ума. Это должно прекратиться! Хотя бы на день, хотя бы на час, молил он.
Но безжалостное небо было глухо к его мольбам.
Что ж, думал граф, шагая к конюшне, меня может спасти изнурительная скачка на Самсоне.
В помещении не было ни единого человека – в этот час у слуг был обед. Сегодня это оказалось как нельзя кстати. Для того чтобы оседлать Самсона, графу не требовалась помощь грума. И даже если бы требовалась, Эдвард не стал бы ни к кому обращаться. Его состояние было близким к помешательству, сердце билось так сильно, словно пыталось пробить грудную клетку, все тело казалось наэлектризованным.
Безумец!
Самсон коротко заржал, заслышав его шаги. К разочарованию Эдварда, черный жеребец был в стойле не один.
– Мисс Вэнс, – с сожалением произнес Эдвард.
Девушка, обернувшись, улыбнулась. От графа не укрылось то, что улыбка вышла натянутой. Интересно, размышлял он, сколь сильно мое лицо выдает гнев от ее присутствия? Эдвард постарался надеть привычную вежливую маску.
Мэри нервно вытянула руки почти на армейский манер. На ней были все те же узкие бриджи. Эдвард не раз задавался вопросом, как горничная может позволять своей хозяйке надевать подобный наряд. Впрочем, та была такой старой, что слабое зрение могло подводить ее. Скорее же всего горничная и вовсе не знала, что носит ее госпожа.
– Вы снова забыли мое имя? – спросила она. Лицо ее было очень серьезным. – Вот для меня вы Эдвард, а не граф.
Не зная, что ответить, он предпочел сменить тему.
– Собирались на верховую прогулку? – спросил граф. Про себя он решил, что ни за что не составит мисс Вэнс компанию. Не то чтобы она не нравилась ему – скорее, наоборот. Но ее напористость и откровенность смущали его, потому что Мэри была почти ребенком, пусть и испорченным. Она любила играть с огнем, и эта опасная привычка скорее раздражала его, чем забавляла.
Тем более сейчас, когда Эдварду так требовалось одиночество.
– Я не отказалась бы немного... верхом. – Мэри пыталась флиртовать, но в этот раз стыдливый румянец залил ее лицо, скрывая под собой веснушки. – А вы?
Думая о своем, Эдвард не сразу понял подтекст, и только когда Мэри сделала шажок к нему и обвила руками его шею, чуть отшатнулся. Девушка потянулась к нему губами, одновременно расстегивая рубашку. Не прошло и секунды, как она уже водила пальцами по волоскам на его груди. Эдвард еще не успел возразить, как его тело откликнулось на прикосновение: слишком долгое воздержание, попытки обуздать себя привели к тому, что волна возбуждения пробудила каждую клеточку его тела, не слушая голоса разума.
– О, – шептала Мэри, прижимаясь к широкой груди. – Я даже представить себе не могла, что ты такой... такой огромный и сильный! Ты похож на молодого греческого бога, Эдвард.
Даже звук собственного имени не разрушил опьянения, владевшего графом. В какую-то секунду он попытался отстраниться, но Мэри обхватила руками его талию и стала тереться о его бедра, как кошка. Эдварда окатила такая волна жара, что потемнело в глазах. Девушка уткнулась носом ему плечо, в то время как соски на ее маленьких грудях терлись сквозь тонкую ткань рубашки Мэри о его грудь и живот.
– Мисс Вэнс, – тихо предупредил ее Эдвард. – Мэри, остановись, пока не поздно.
– Я знаю, что не слишком красива для тебя. – Она отчаянно покусывала его в разных местах, усиливая лихорадку. – И не слишком опытна, как женщины, которых ты предпочитаешь. Но я... – Она опустилась на колени, целуя уже его живот и спускаясь все ниже. – Я могу сделать все, что ты пожелаешь. Позволь мне...
Эти слова словно плеснули виски в огонь, бушевавший в крови Эдварда. Он чуть не застонал, когда она коснулась руками его восставшей плоти. Где столь юное создание, как Мэри Вэнс, могло научиться быть настолько откровенным и испорченным?
– Я ведь нравлюсь тебе, я знаю, – шептала девушка, лаская его.
И в этот же момент он опомнился.
– Верно, нравишься, – подтвердил Эдвард почти спокойным тоном и перехватил руки Мэри. – Но это не значит, что я хочу спать с тобой.
– Твое тело говорит другое. – Мэри ткнулась носом и губами между его ног, поскольку руки ее были в плену тисков.
Эдвард усмехнулся и чуть отодвинул бедра.
– Что ж, это верно. Я хочу тебя. Но ты слишком молода для меня. А твое благородное происхождение не позволяет мне сделать то, чего ты добиваешься.
– Все дело в том, что у меня не слишком пышные формы, да? – почти по-детски спросила Мэри, и в ее голосе граф расслышал обиду. – Ты не хочешь видеть меня голой, да?
– Боже всемилостивый! – Эдвард закатил глаза, но улыбнулся. Затем он поднял Мэри на ноги. – Мне не нравятся пышные формы, и я нахожу твою фигуру вполне привлекательной. Думаю, многие мужчины, включая меня, многое бы дали, чтобы увидеть тебя без одежды, милая. Но у меня нет ни малейшего желания портить столь юное существо, а затем раскаиваться в совершенном. – Он жестом остановил Мэри, готовую заверить его, что никто не узнает об их романе. – Сохрани этот подарок для того, кто оценит его, Мэри. Пусть это окажется человек, который будет тебя любить. Для него ты будешь самой красивой и желанной, и то, что ты подаришь ему, тоже будет красиво и правильно.
– Ты говоришь сейчас, как мой папочка, – фыркнула Мэри недовольно.
– Вот и отлично. – Эдвард чуть не рассмеялся. – Лучше я останусь для тебя строгим отцом, чем потенциальным любовником.
Уперев руки в бока, Мэри смерила его нахальным взглядом от шеи до пят, задержавшись на развилке ног. Так могла бы посмотреть Имоджин. Сам себе удивляясь, Эдвард почти покраснел.
– Я никогда, слышишь, никогда не смогу думать о тебе как об отце! – упрямо провозгласила девушка.
На сей раз граф не смог удержаться и даже не рассмеялся, а расхохотался. «Нет, – подумал он, – эта девчонка создаст будущему супругу массу проблем!»
Флоренс украдкой пробиралась на конюшню. В руке у нее было зажато ароматное яблоко – угощение для Нитвит. Ей не нужны были свидетели завязывающейся между лошадью и хозяйкой дружбы.
Чмокнув кобылу в теплый влажный нос, девушка протянула ей лакомство. Нитвит раздула ноздри, словно недовольная фамильярностью, затем аккуратно взяла яблоко с ладони Флоренс. Задумчиво прожевав его, она ткнулась мордой в плечо своей наезднице. Тронутая, Флоренс чуть не прослезилась. Она на цыпочках подошла к дверце стойла, чтобы выглянуть наружу и убедиться, что никто не видел этой сцены.
В этот самый момент она и заметила Эдварда и Мэри чуть дальше по коридору. Эти двое обнимаются! И – о Боже! – что они делают?!
Мэри опустилась перед графом на колени. Руки ее ловко задирали его рубашку, тогда как губы скользили по голому животу.
Обнаженному животу Эдварда... с этими широкими кубиками мышц и темной полоской волос, спускавшейся от пупка! Когда рубаха поднялась еще выше, взгляду Флоренс открылась мощная грудная клетка, поросшая мягкими – даже на вид! – волосками, и с маленькими напряженными сосками.
До этого момента Флоренс как-то не задумывалась над тем, что у мужчин тоже есть соски. Нет, конечно, она знала об этом, но никогда их вид – ей же случалось видеть деревенских мальчишек, щеголявших под солнцем в одних шароварах, – никогда их вид не удивлял ее так сильно, как в этот раз. Боже, что за потрясающее зрелище! Такие крохотные на такой широкой груди!
Прижавшись плечом к косяку, Флоренс постаралась унять дрожь и поняла, что ее собственные груди напряглись так, что ткань платья трет соски. Пытаясь подавить всхлип, девушка прижала ладонь к самому горлу. Под пальцами бешено стучал пульс.
Она снова осторожно выглянула. Мэри исступленно прижималась к бедрам Эдварда и терлась щекой о его живот. Та часть тела, которая могла так быстро меняться в размерах, оттопыривала штаны графа, словно готовясь поддеть Мэри под подбородок. Словно толстый длинный стержень рвется наружу, подумала Флоренс, охваченная жаром.
А его лицо! Оно было искажено, словно от боли, глаза чуть прикрыты, веки подрагивают. Нет сомнений в том, что действия Мэри возбуждают Эдварда.
Да-да, Флоренс Фэрли не единственная женщина, способная заставить графа Грейстоу испытывать возбуждение. И тот вечер на балу, когда Эдвард сжимал ее в объятиях и так странно забылся, – лишь эпизод в его бурной жизни.
Пора признаться себе, подумала Флоренс с разочарованием и тоской, что она не значит для него ничего особенного. На ее месте может быть Мэри или любая другая.
Глаза защипало, и Флоренс с трудом удержала слезы. Гордо тряхнув головой, она осторожно приоткрыла дверцу стойла. Затем, стараясь ступать как можно тише, скользнула в противоположный конец коридора. Ей удалось ни разу не оглянуться. И, только выйдя на яркий солнечный свет, она припустила со всех ног прочь и бежала до самой дубовой аллеи, где ее никто не мог увидеть.
Здесь, в тени раскидистых деревьев, она замедлила шаг. Высмотрев самый старый дуб с кряжистым узловатым стволом, она села под ним прямо на прелые прошлогодние листья. Толстые узловатые корни, оголившиеся с годами, дали опору локтям. Откинувшись на шершавую кору, Флоренс запрокинула голову и долго всматривалась в зеленые ветви, пытаясь обрести спокойствие.
Ничего не получалось – перед глазами вместо веток и листьев вновь и вновь возникали жадные губы Мэри, скользившие по обнаженному мужскому торсу. Даже закрыв глаза, Флоренс не смогла прогнать картинку. На мгновение ей стало так дурно, что даже затошнило и потемнело в глазах, и пришлось дышать глубже и медленнее. Какое счастье, что сейчас она не обязана носить пресловутый французский корсет – она точно лишилась бы чувств!
Придя в себя, Флоренс жалобно всхлипнула и закрыла ладонями пылающее лицо.
Мало того, что она возжелала ласки и нежности старшего брата своего нареченного. Это разбило все ее добрые чувства к единственной подруге, заставив мучиться жестокой ревностью.
Охваченная сильным, почти болезненным желанием, Флоренс сидела, скорчившись, под дубом, не в силах отвести рук от лица. Внизу живота все было сковано спазмом, грудь ныла и раздирала узкий лиф, в голове стучала кровь. Ей не помогали мысли ни о Фредди, ни о собственной низости и подлости, ни о равнодушии Эдварда.
– Господи, я пропала, пропала, – твердила девушка с отчаянием.
Сегодня крышка ящика Пандоры распахнулась, выпуская наружу страшный секрет, к которому Флоренс оказалась не готова. Дочь викария влюбилась в графа Грейстоу, и ничто не может этого изменить.
Глава 10
Миссис Фостер как раз закончила помогать Фреду обмыться. По ее словам, Найджел даже не предложил ей помощь, потому что был все еще зол после утренней размолвки с виконтом.
– Взрослые мужчины, – качала головой экономка, собирая тазики и полотенца, – а ведут себя как дети!
Фредди сидел у окна в роскошном велюровом кресле в позе монаршего отпрыска на троне, очень гордый собой (ведь ему удалось переспорить упрямого управляющего). Услышав бормотание миссис Фостер, он сделал вид, что смущен ее упреком.
На нем были свободные пижамные штаны, которые легче натягивать на забинтованную ногу. Дорогая рубашка из тонкого сукна (Фредди и в своем плачевном положении оставался щеголем) была расстегнута, и при виде входящей девушки пухлая старушка потянулась, чтобы найти пуговицы.
– Ах, оставьте! – махнул рукой Фредди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Девушка улыбнулась и накрыла ладонь, лежавшую на простыне, своей маленькой рукой.
– Ты самая лучшая девушка, ты знаешь это? Даже когда ругаешься на меня. – Почему-то тон Фредди был тоскливым.
– Я расстроила тебя. – Флоренс почувствовала себя виноватой. – И даже не поняла, чем именно. Что тебя печалит?
Виконт покачал головой, убирая руку с ее щеки. Теплый след, оставленный ею, тотчас растаял.
– Я недостоин тебя, дорогая. Ты хочешь связать свою судьбу с жалким, никчемным существом.
– Что за глупости ты говоришь? Никакой ты не жалкий. Разве что немножко пострадал и теперь обездвижен. – Флоренс улыбнулась. – Но с этого момента я буду приглядывать за тобой, и ты скоро поправишься. А мистер Уэст поможет мне заботиться о тебе.
– О да, – протянул Фред и стал еще мрачнее. – Мистер Уэст... он и так заботится обо мне сверх меры. Друг семьи, мой друг...
Флоренс казалось поведение жениха все более странным, но прежде чем она успела спросить, что его заботит, он стряхнул наваждение и прижал ее ладонь к губам, а затем поцеловал каждый пальчик. Конечно, у нее не «встали дыбом все волоски на шее», но так ли это обязательно? Она всего лишь чувствительная дочь викария, а не прирожденная плутовка и жизнерадостная девчонка, как Мэри Вэнс.
Она будет счастлива с Фредом. И этого достаточно.
И как только Флоренс сказала себе это, тяжелый камень, лежавший на сердце, разросся и заполнил собой все ее существо.
Найджела в кабинете не было, вероятно, он снова был у Фреда. Эдвард собирался посмотреть с ним последнюю почту. Хотя это дело не было столь необходимым, он разозлился из-за того, что не застал управляющего на месте. Необходимо было полностью погрузиться в работу, чтобы выкинуть из головы мысли о Флоренс.
Он думал о ней не переставая. С момента того разговора на скамейке прошло уже много дней, а он все никак не мог собраться с мыслями. Казалось, все его существо распалось на сотни мелких осколков, и каждый из них тянулся к Флоренс, как железные опилки к магниту. Почему он тогда так разоткровенничался? Ведь никогда ни с кем он не обсуждал отца, даже с братом. Шок от пережитого потрясения? Или просто пара сочувствующих ушей, так вовремя подвернувшихся для созревшего признания?
Пара изящных ушек Флоренс. Конечно, он знал, что Флоренс милая и добрая девушка, но после ее мудрых слов он не находил себе места. До сих пор ему казалось, что он все еще чувствует ее нежное прикосновение на щеке, похожее на ласковый поцелуй. Она стала для него наваждением, горячкой, завладевшей его телом и не желавшей отпустить его.
Дьявол шептал на ухо: «Ты небезразличен ей, Эдвард, ты, и только ты можешь дать ей настоящее счастье. Что Фредди! Забудь о нем и думай о себе! Твоя любовь к Флоренс оправдает твой эгоизм!»
Взбешенный собственным бессилием, граф с размаху стукнул кулаком по стене. Служанка, которая вышла из-за угла и направлялась в обеденную комнату для прислуги, вскрикнула от неожиданности и чуть не выронила поднос.
– Я не ужасный монстр, не надо так пугаться, – пробормотал Эдвард раздраженно и виновато одновременно, поправляя поехавшие вбок тарелки.
– Нет-нет, – забормотала девушка, отступая назад и закатывая глаза от ужаса. – Конечно, нет... вовсе не монстр...
Проклятие, подумал Эдвард, когда служанка скрылась в конце коридора, и побарабанил пальцами по дверной притолоке. Ничто не приносило облегчения. Граф Грейстоу мог получить любую женщину от Ланкашира до Лондона, мог утолять свою жажду день за днем, но она становилась все сильнее и непреодолимее.
Эдварду была нужна только одна женщина, но получить ее он не мог.
Ему хотелось запереть Флоренс в своей спальне, привязать к кровати и не выпускать долго-долго. От заката до рассвета он ласкал бы ее, а она касалась бы его везде, где захочет, возбуждая все сильнее. Ее шелковистые волосы скользили бы по его голой груди, щекоча и гладя. Он приподнимал бы ее бедра, разводил бы колени в стороны, и раз за разом она принадлежала бы только ему. И эти полные груди, и длинные ноги, и рот, сладкий и манящий, – вся она.
Если бы только она могла принадлежать ему!
Острые осколки, на которые разлетелась его душа, кололи и мучили, причиняя почти физическую боль. Эдвард прислонился спиной к стене, пытаясь унять лихорадку.
Склонив голову, он заметил несколько пар обуви, начищенной и ждущей, пока се отнесут хозяевам. Темные мужские ботинки, громоздкие, но не лишенные изящества туфли герцогини и маленькие, изящные туфельки Флоренс. Крохотные, словно детские.
Повинуясь внезапному порыву, граф поднял одну туфельку. Кожа была почти новой, хотя обувь была уже ношеной. Плоский каблучок, изящная застежка – Эдвард провел пальцем вдоль подошвы. Память услужливо подкинула картину, увиденную им через глазок в доме портнихи: Флоренс в одних панталончиках и сорочке, пряди, выпавшие из прически, и обнаженные ножки с маленькими пальчиками. Пальчиками, которые хочется целовать и ласкать языком.
Тихий стон, который он издал, привел его в чувство. Эдвард выронил туфельку, словно горящий уголек. Да он извращенец, если даже обувь вызывает у него такие сильные эмоции!
Он закрыл глаза и сжал руки в кулаки. Так можно запросто сойти с ума. Это должно прекратиться! Хотя бы на день, хотя бы на час, молил он.
Но безжалостное небо было глухо к его мольбам.
Что ж, думал граф, шагая к конюшне, меня может спасти изнурительная скачка на Самсоне.
В помещении не было ни единого человека – в этот час у слуг был обед. Сегодня это оказалось как нельзя кстати. Для того чтобы оседлать Самсона, графу не требовалась помощь грума. И даже если бы требовалась, Эдвард не стал бы ни к кому обращаться. Его состояние было близким к помешательству, сердце билось так сильно, словно пыталось пробить грудную клетку, все тело казалось наэлектризованным.
Безумец!
Самсон коротко заржал, заслышав его шаги. К разочарованию Эдварда, черный жеребец был в стойле не один.
– Мисс Вэнс, – с сожалением произнес Эдвард.
Девушка, обернувшись, улыбнулась. От графа не укрылось то, что улыбка вышла натянутой. Интересно, размышлял он, сколь сильно мое лицо выдает гнев от ее присутствия? Эдвард постарался надеть привычную вежливую маску.
Мэри нервно вытянула руки почти на армейский манер. На ней были все те же узкие бриджи. Эдвард не раз задавался вопросом, как горничная может позволять своей хозяйке надевать подобный наряд. Впрочем, та была такой старой, что слабое зрение могло подводить ее. Скорее же всего горничная и вовсе не знала, что носит ее госпожа.
– Вы снова забыли мое имя? – спросила она. Лицо ее было очень серьезным. – Вот для меня вы Эдвард, а не граф.
Не зная, что ответить, он предпочел сменить тему.
– Собирались на верховую прогулку? – спросил граф. Про себя он решил, что ни за что не составит мисс Вэнс компанию. Не то чтобы она не нравилась ему – скорее, наоборот. Но ее напористость и откровенность смущали его, потому что Мэри была почти ребенком, пусть и испорченным. Она любила играть с огнем, и эта опасная привычка скорее раздражала его, чем забавляла.
Тем более сейчас, когда Эдварду так требовалось одиночество.
– Я не отказалась бы немного... верхом. – Мэри пыталась флиртовать, но в этот раз стыдливый румянец залил ее лицо, скрывая под собой веснушки. – А вы?
Думая о своем, Эдвард не сразу понял подтекст, и только когда Мэри сделала шажок к нему и обвила руками его шею, чуть отшатнулся. Девушка потянулась к нему губами, одновременно расстегивая рубашку. Не прошло и секунды, как она уже водила пальцами по волоскам на его груди. Эдвард еще не успел возразить, как его тело откликнулось на прикосновение: слишком долгое воздержание, попытки обуздать себя привели к тому, что волна возбуждения пробудила каждую клеточку его тела, не слушая голоса разума.
– О, – шептала Мэри, прижимаясь к широкой груди. – Я даже представить себе не могла, что ты такой... такой огромный и сильный! Ты похож на молодого греческого бога, Эдвард.
Даже звук собственного имени не разрушил опьянения, владевшего графом. В какую-то секунду он попытался отстраниться, но Мэри обхватила руками его талию и стала тереться о его бедра, как кошка. Эдварда окатила такая волна жара, что потемнело в глазах. Девушка уткнулась носом ему плечо, в то время как соски на ее маленьких грудях терлись сквозь тонкую ткань рубашки Мэри о его грудь и живот.
– Мисс Вэнс, – тихо предупредил ее Эдвард. – Мэри, остановись, пока не поздно.
– Я знаю, что не слишком красива для тебя. – Она отчаянно покусывала его в разных местах, усиливая лихорадку. – И не слишком опытна, как женщины, которых ты предпочитаешь. Но я... – Она опустилась на колени, целуя уже его живот и спускаясь все ниже. – Я могу сделать все, что ты пожелаешь. Позволь мне...
Эти слова словно плеснули виски в огонь, бушевавший в крови Эдварда. Он чуть не застонал, когда она коснулась руками его восставшей плоти. Где столь юное создание, как Мэри Вэнс, могло научиться быть настолько откровенным и испорченным?
– Я ведь нравлюсь тебе, я знаю, – шептала девушка, лаская его.
И в этот же момент он опомнился.
– Верно, нравишься, – подтвердил Эдвард почти спокойным тоном и перехватил руки Мэри. – Но это не значит, что я хочу спать с тобой.
– Твое тело говорит другое. – Мэри ткнулась носом и губами между его ног, поскольку руки ее были в плену тисков.
Эдвард усмехнулся и чуть отодвинул бедра.
– Что ж, это верно. Я хочу тебя. Но ты слишком молода для меня. А твое благородное происхождение не позволяет мне сделать то, чего ты добиваешься.
– Все дело в том, что у меня не слишком пышные формы, да? – почти по-детски спросила Мэри, и в ее голосе граф расслышал обиду. – Ты не хочешь видеть меня голой, да?
– Боже всемилостивый! – Эдвард закатил глаза, но улыбнулся. Затем он поднял Мэри на ноги. – Мне не нравятся пышные формы, и я нахожу твою фигуру вполне привлекательной. Думаю, многие мужчины, включая меня, многое бы дали, чтобы увидеть тебя без одежды, милая. Но у меня нет ни малейшего желания портить столь юное существо, а затем раскаиваться в совершенном. – Он жестом остановил Мэри, готовую заверить его, что никто не узнает об их романе. – Сохрани этот подарок для того, кто оценит его, Мэри. Пусть это окажется человек, который будет тебя любить. Для него ты будешь самой красивой и желанной, и то, что ты подаришь ему, тоже будет красиво и правильно.
– Ты говоришь сейчас, как мой папочка, – фыркнула Мэри недовольно.
– Вот и отлично. – Эдвард чуть не рассмеялся. – Лучше я останусь для тебя строгим отцом, чем потенциальным любовником.
Уперев руки в бока, Мэри смерила его нахальным взглядом от шеи до пят, задержавшись на развилке ног. Так могла бы посмотреть Имоджин. Сам себе удивляясь, Эдвард почти покраснел.
– Я никогда, слышишь, никогда не смогу думать о тебе как об отце! – упрямо провозгласила девушка.
На сей раз граф не смог удержаться и даже не рассмеялся, а расхохотался. «Нет, – подумал он, – эта девчонка создаст будущему супругу массу проблем!»
Флоренс украдкой пробиралась на конюшню. В руке у нее было зажато ароматное яблоко – угощение для Нитвит. Ей не нужны были свидетели завязывающейся между лошадью и хозяйкой дружбы.
Чмокнув кобылу в теплый влажный нос, девушка протянула ей лакомство. Нитвит раздула ноздри, словно недовольная фамильярностью, затем аккуратно взяла яблоко с ладони Флоренс. Задумчиво прожевав его, она ткнулась мордой в плечо своей наезднице. Тронутая, Флоренс чуть не прослезилась. Она на цыпочках подошла к дверце стойла, чтобы выглянуть наружу и убедиться, что никто не видел этой сцены.
В этот самый момент она и заметила Эдварда и Мэри чуть дальше по коридору. Эти двое обнимаются! И – о Боже! – что они делают?!
Мэри опустилась перед графом на колени. Руки ее ловко задирали его рубашку, тогда как губы скользили по голому животу.
Обнаженному животу Эдварда... с этими широкими кубиками мышц и темной полоской волос, спускавшейся от пупка! Когда рубаха поднялась еще выше, взгляду Флоренс открылась мощная грудная клетка, поросшая мягкими – даже на вид! – волосками, и с маленькими напряженными сосками.
До этого момента Флоренс как-то не задумывалась над тем, что у мужчин тоже есть соски. Нет, конечно, она знала об этом, но никогда их вид – ей же случалось видеть деревенских мальчишек, щеголявших под солнцем в одних шароварах, – никогда их вид не удивлял ее так сильно, как в этот раз. Боже, что за потрясающее зрелище! Такие крохотные на такой широкой груди!
Прижавшись плечом к косяку, Флоренс постаралась унять дрожь и поняла, что ее собственные груди напряглись так, что ткань платья трет соски. Пытаясь подавить всхлип, девушка прижала ладонь к самому горлу. Под пальцами бешено стучал пульс.
Она снова осторожно выглянула. Мэри исступленно прижималась к бедрам Эдварда и терлась щекой о его живот. Та часть тела, которая могла так быстро меняться в размерах, оттопыривала штаны графа, словно готовясь поддеть Мэри под подбородок. Словно толстый длинный стержень рвется наружу, подумала Флоренс, охваченная жаром.
А его лицо! Оно было искажено, словно от боли, глаза чуть прикрыты, веки подрагивают. Нет сомнений в том, что действия Мэри возбуждают Эдварда.
Да-да, Флоренс Фэрли не единственная женщина, способная заставить графа Грейстоу испытывать возбуждение. И тот вечер на балу, когда Эдвард сжимал ее в объятиях и так странно забылся, – лишь эпизод в его бурной жизни.
Пора признаться себе, подумала Флоренс с разочарованием и тоской, что она не значит для него ничего особенного. На ее месте может быть Мэри или любая другая.
Глаза защипало, и Флоренс с трудом удержала слезы. Гордо тряхнув головой, она осторожно приоткрыла дверцу стойла. Затем, стараясь ступать как можно тише, скользнула в противоположный конец коридора. Ей удалось ни разу не оглянуться. И, только выйдя на яркий солнечный свет, она припустила со всех ног прочь и бежала до самой дубовой аллеи, где ее никто не мог увидеть.
Здесь, в тени раскидистых деревьев, она замедлила шаг. Высмотрев самый старый дуб с кряжистым узловатым стволом, она села под ним прямо на прелые прошлогодние листья. Толстые узловатые корни, оголившиеся с годами, дали опору локтям. Откинувшись на шершавую кору, Флоренс запрокинула голову и долго всматривалась в зеленые ветви, пытаясь обрести спокойствие.
Ничего не получалось – перед глазами вместо веток и листьев вновь и вновь возникали жадные губы Мэри, скользившие по обнаженному мужскому торсу. Даже закрыв глаза, Флоренс не смогла прогнать картинку. На мгновение ей стало так дурно, что даже затошнило и потемнело в глазах, и пришлось дышать глубже и медленнее. Какое счастье, что сейчас она не обязана носить пресловутый французский корсет – она точно лишилась бы чувств!
Придя в себя, Флоренс жалобно всхлипнула и закрыла ладонями пылающее лицо.
Мало того, что она возжелала ласки и нежности старшего брата своего нареченного. Это разбило все ее добрые чувства к единственной подруге, заставив мучиться жестокой ревностью.
Охваченная сильным, почти болезненным желанием, Флоренс сидела, скорчившись, под дубом, не в силах отвести рук от лица. Внизу живота все было сковано спазмом, грудь ныла и раздирала узкий лиф, в голове стучала кровь. Ей не помогали мысли ни о Фредди, ни о собственной низости и подлости, ни о равнодушии Эдварда.
– Господи, я пропала, пропала, – твердила девушка с отчаянием.
Сегодня крышка ящика Пандоры распахнулась, выпуская наружу страшный секрет, к которому Флоренс оказалась не готова. Дочь викария влюбилась в графа Грейстоу, и ничто не может этого изменить.
Глава 10
Миссис Фостер как раз закончила помогать Фреду обмыться. По ее словам, Найджел даже не предложил ей помощь, потому что был все еще зол после утренней размолвки с виконтом.
– Взрослые мужчины, – качала головой экономка, собирая тазики и полотенца, – а ведут себя как дети!
Фредди сидел у окна в роскошном велюровом кресле в позе монаршего отпрыска на троне, очень гордый собой (ведь ему удалось переспорить упрямого управляющего). Услышав бормотание миссис Фостер, он сделал вид, что смущен ее упреком.
На нем были свободные пижамные штаны, которые легче натягивать на забинтованную ногу. Дорогая рубашка из тонкого сукна (Фредди и в своем плачевном положении оставался щеголем) была расстегнута, и при виде входящей девушки пухлая старушка потянулась, чтобы найти пуговицы.
– Ах, оставьте! – махнул рукой Фредди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35