А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Сними эту идиотскую маску.
Она послушно подняла руки, сдвинула набок отклеившийся клюв, и начала возиться с завязками. Маска упала на колени, и ночной бриз, пахнущий копотью и речной тиной, проник под капюшон и остудил пылающие щеки Джессалин. Неровный свет газовых фонарей выхватывал из темноты лондонские улицы и отбрасывал тени на лицо сидящего перед ней человека неровные тени.
Сворачивая за угол, экипаж замедлил ход, и пробегающий мимо мальчишка, воспользовавшись случаем, бросил на колени графа какую-то газету, которую тот тотчас же скомкал и выкинул вон. Сережка поблескивала в его ухе, как глаз хищника.
Протянув руку, Маккейди распахнул плащ Джессалин. Казалось, он смотрел на нее целую вечность, и она вдруг почувствовала себя обнаженной, будто атласный камзол и тонкие шелковые трико ее циркового костюма совсем не прикрывали тела.
Наконец Маккейди заговорил, почти не открывая рта и цедя слова сквозь зубы.
– Ты, конечно, всегда обладала особым даром нарываться на неприятности, но мне кажется, что даже в шестнадцать лет у тебя было достаточно мозгов, чтобы предусмотреть все возможные последствия твоей сегодняшней авантюры. Ты хоть понимаешь, что могла навсегда погубить свою репутацию?
Выдернув полу из его пальцев, Джессалин поплотнее запахнула плащ на груди. Ей и в голову не приходило губить свою репутацию. Она хотела всего лишь заработать немного денег, чтобы они с бабушкой смогли прожить те несколько месяцев, которые остались до свадьбы.
– Ну, ответь же что-нибудь, черт бы тебя побрал!
– Зачем? По-моему, вы прекрасно говорите за нас обоих, милорд.
Ее слова достигли цели – Джессалин заметила, как сжались кулаки Маккейди и задергался уголок тонкогубого рта.
– Завтра я поговорю с человеком, который заведует этим… этим балаганом. Можешь быть уверена, что он больше не будет нуждаться в твоих услугах.
– Даже не знаю, как благодарить вас, милорд. Но, может быть, вы заодно посоветуете мне, на что нам с бабушкой жить, без тех двадцати шиллингов, которые мне каждый вечер должен был, платить мистер О'Хара?
– Мне казалось, что, сорвав куш в Ньюмаркете, вы не должны испытывать особой нужды в деньгах.
– По-моему, я уже говорила вам, что, если кто-то и виноват в том, что произошло на скачках, то не мы. – Джессалин повернула голову и смело взглянула прямо в темные, бесстрастные глаза, не отражавшие ничего, кроме света уличных фонарей. – Уж скорее вы могли такое подстроить. Вполне в духе семейства Трелони.
Она хотела причинить ему боль, и это ей удалось. Лицо Маккейди стало непроницаемой маской, и понять, что за ней скрывалось, было невозможно.
– Если вы и впрямь так бедствуете, почему же ты не обратилась за помощью к своему жениху? Мой дражайший кузен вполне способен прокормить половину Лондона и при этом не заметить убытков.
Значит, Кларенс рассказал ему об их помолвке. И хотя Джессалин никогда бы не призналась в этом даже самой себе, ей было больно от того, что граф Сирхэй воспринял эту новость с полным равнодушием.
– Настоящие Летти никогда не одалживают денег у друзей, – гордо вскинув подбородок, заявила она. И добавила, искоса поглядывая на Маккейди, чтобы видеть, какое впечатление произведут ее слова: – Или любовников.
Однако ее слова, похоже, не произвели никакого впечатления, он лишь лениво пожал плечами.
– Я сам сейчас без гроша, но все же могу выделить пару фунтов, чтобы вы с леди Летти не голодали. Этого вам хватит на некоторое время.
– У вас я не возьму и крошки хлеба, даже если буду умирать от голода. – Еще одна дурацкая реплика, и Джессалин понимала, что Маккейди не оставит ее без внимания.
Он не разочаровал ее.
– Вместо того чтобы выступать в балагане, тебе стоило бы попробовать свои силы на сцене. У тебя удивительная склонность к мелодраматичным эффектам.
– Это был не балаган. Это было представление наездников.
– Да, пожалуй, слово «представление» здесь действительно вполне уместно.
– А ты… ты… ты злобный, порочный… отвратительный… – Джессалин не хватало слов. – Грубиян и мерзавец, – закончила она свою бессвязную тираду, подумав, что опять говорит как героиня слащавого любовного романа.
Маккейди наклонился к ней, и в его глазах вспыхнул опасный огонек. Джессалин физически ощущала исходившую от него силу и с отчаянием поняла, что снова подпадает под его власть. Ее тянуло к нему так же, как продрогшего тянет к огню, как голодного – к хлебу. Только теперь она ясно сознавала, что именно так манило ее в нем, когда ей было шестнадцать. Это – темная сторона его натуры, полное пренебрежение любыми нормами, законами и мнением окружающих. И это же манило и сейчас, только гораздо сильнее. Ей хотелось почувствовать вкус опасности, узнать, сможет ли она обуздать эту неукротимую натуру. Она страстно хотела его. И это желание делало его власть над ней безграничной.
Умом Джессалин понимала, что их отношения лишены будущего. И тем не менее в полумраке экипажа она нервно облизнула губы, ощущая во рту привкус страха… и возбуждения. Она хотела этого человека, а все остальное не имело никакого значения.
Взгляд Маккейди был прикован к ее губам, и по напряжению его лица, уже знакомому выражению глаз, полуприкрытых тяжелыми веками, Джессалин догадалась, что он тоже ее хочет. Она была достаточно взрослой, чтобы понимать, что мужчина может хотеть, и не любя, и все же еще раз облизала губы. Теперь уже нарочно.
Маккейди протянул руку и провел большим пальцем вдоль линии ее подбородка. Джессалин, как зачарованная, смотрела на складки в углах его рта, углублявшиеся, когда он говорил. Горячее дыхание щекотало ее щеку.
– Мисс Летти, если вы хотите, чтобы я вас поцеловал, то почему бы не сказать об этом? В конце концов, от цирка до борделя не так уж и далеко…
Джессалин размахнулась, собираясь изо всех сил заехать кулаком в это наглое, высокомерное лицо, но Маккейди был начеку и успел вовремя перехватить ее руку. Его тонкие губы искривились в недоброй улыбке.
– В следующий раз, когда соберетесь ударить меня, мисс Летти, вспомните, что имеете дело с «грубияном и мерзавцем», вполне способным дать сдачи.
– Отпустите меня, грязный подонок. Маккейди щелкнул языком и насмешливо-укоризненно покачал головой.
– Какая ужасная манера выражаться у столь юной леди. Хотя и в высшей степени оригинальная. Неужели вы снова попали в дурную компанию, мисс Летти?
Теперь они смотрели друг на друга с неприкрытой враждебностью. Казалось, что от их горячего дыхания в полутьме экипажа стало жарко. Наконец Маккейди отвел взгляд и, вполголоса выругавшись, велел извозчику остановиться. Стоило ему отвернуться, Джессалин словно очнулась от глубокого транса. Она уже более-менее спокойно огляделась по сторонам, чтобы определить, где они находятся. Они стояли точно посередине Ковент-Гарденского рынка.
Извозчик откинул подножку, и Маккейди, спустившись первым, подал ей руку.
– Выходи, – отрывисто приказал он.
Джессалин демонстративно проигнорировала протянутую руку и самостоятельно спустилась на мостовую, скользкую от ореховой скорлупы и гнилых капустных листьев. Ее левая нога поехала в сторону, и, чтобы сохранить равновесие, она схватилась за единственную опору, которая попалась под руку. То есть за Маккейди. Она обхватила его за талию под плащом и почувствовала, как напряглись под ее ладонью тугие мышцы его спины. Восстановив равновесие, она поспешно отдернула руку.
Сердце билось где-то в горле, и Джессалин казалось, что она вот-вот задохнется. Рядом слышалось учащенное, хрипловатое дыхание Маккейди. Каким бы словом ни называлось то, что происходило между ними пять лет назад, оно снова было здесь, и куда сильнее, чем тогда.
Продавец жареных каштанов развернул свою тележку и покатил ее к ним, встряхивая сковороду и наполняя ночной воздух горелым запахом. В театрах как раз закончились спектакли, и на улице было не по-ночному многолюдно. Продавцы фруктов шныряли между театралами, предлагая свой товар.
– Апельсины! Покупайте апельсины! Таких фруктов вы больше нигде не найдете!
Ковент-Гарден в то время был главным овощным рынком Лондона. От заполнявших площадь лавчонок и покосившихся навесов тянуло запахом переспелых дынь и гнилого лука. Через несколько часов здесь будет не протолкнуться от телег и фургончиков, заполненных свежими овощами и фруктами, которые привезут сюда окрестные крестьяне, лоточники в ярких жилетах и зеленщики в ярко-голубых фартуках.
Ночью же это место заполняли совсем другие персонажи. Ночью рынок становился царством греха. Окружавшие площадь дорогие особняки, когда-то принадлежавшие состоятельным дворянам, давно превратились в копеечные притоны, дешевые забегаловки и бордели. Здесь, совсем недалеко от величественных колонн собора Святого Павла, за деньги можно было удовлетворить любую прихоть, отдаться любому пороку.
Фонари, словно золотые монеты, мерцали в темноте, освещая все происходящее равнодушным желтым светом. Вдоль церковного портика прогуливалась дорогая проститутка в шляпе с шикарным плюмажем из страусовых перьев. Ее мягкие белые руки и полная грудь, почти обнаженные, несмотря на ночную прохладу, были выставлены на всеобщее обозрение. Почти прозрачный материал ее платья тоже мало что скрывал.
Долго ждать ей не пришлось. Очень скоро к дамочке присоединился какой-то шикарно одетый юнец. Обменявшись с нею парой слов, он пощупал ее обнаженную грудь, словно проверяя на спелость. Затем парочка спустилась по ступенькам и, завернув за угол, растворилась в ночи.
Сапоги Маккейди с хрустом давили ореховую скорлупу. Он остановился у нее за спиной, и его горячее дыхание шевелило волосы на ее макушке.
– Скакать в воксхоллской ротонде в расшитом блестками трико не намного лучше, чем торговать своим телом в Ковент-Гардене, – глухим от сдерживаемой ярости голосом проговорил он. – Или именно этого ты хочешь, Джессалин?
– Честно говоря, милорд, – сухо ответила Джессалин, – я с трудом улавливаю связь. Более того, я нахожу ваши инсинуации оскорбительными.
– Черт побери, Джессалин! Ты же не можешь не понимать, что если о твоей сегодняшней эскападе станет известно, твоя жизнь будет разрушена окончательно и бесповоротно.
– Кроме вас, никто не знает, что это была я. А джентльмен не имеет права выдавать секрет леди, если он стал ему известен случайно.
– Леди не должна позволять себе подобных вещей, Джессалин. Леди не имеет права так рисковать. Если бы твой жених, уважаемый член парламента Кларенс Титвелл, узнал об этом, он был бы вынужден публично отречься от тебя и…
– Кларенс никогда бы так не поступил. Он любит меня.
– Пусть. Но в его нынешнем положении он не может позволить себе даже намека на скандал. Ему пришлось бы вопить на весь свет о том, как ты обманула и предала его, и к тому времени, как он закончил бы, у твоей двери уже толпилась бы очередь желающих сделать предложение. И, как ты понимаешь, отнюдь не руки и сердца.
Джессалин слушала его и не верила собственным ушам. В голосе Маккейди звучало нечто такое, чего попросту не могло быть. Он говорил так, словно и в самом деле беспокоился о ней, о ее репутации, о ее будущем счастье. Ей страстно захотелось немного поддразнить его и посмотреть, как далеко он сможет зайти, но эта дорога приведет к новой сердечной боли, а этого ей с избытком хватило еще пять лет назад. Она вспомнила любимую поговорку бабушки: только круглый дурак дважды кусает одно и то же гнилое яблоко.
И все же… Джессалин так хотелось убедиться в том, что ей не почудилось…
Повернувшись к Маккейди, она слегка приподняла брови и промурлыкала:
– Честно говоря, милорд, мне такое никогда не приходило в голову. Но вы навели меня на неплохую мысль. Может быть, это действительно выход – стать чьей-то… как это называется… содержанкой?
Однако реакция Маккейди была совсем не такой, какую она ожидала. В свою очередь приподняв бровь, он оглядел ее с головы до ног, как бы прицениваясь.
– Оглянитесь по сторонам, мисс Летти. В Ковент-Гардене – богатый выбор. Не хуже, чем в птичнике.
Можно выбрать пухленькую белую голубку, а можно костлявую ворону. Важно понимать, что именно вы собираетесь продавать, и соответственно назначить цену. Например, за девственницу моложе тринадцати лет можно выручить около двухсот фунтов. Что же касается девственницы, которой уже за двадцать… Ведь вы все еще девственница, я полагаю?
– Может быть. Это не ваше дело.
– Так вот. В этом случае все зависит от мужчины, который пожелает вас купить. И вряд ли цена будет слишком высокой. Кому нужна сухопарая перезрелая девица… – Маккейди сделал театральную паузу, ожидая ответной вспышки. Но ее не последовало. – Такая девица стоит гораздо дешевле, чем юное, свежее создание, только что со школьной скамьи. Мужчины предпочитают более молодое мясо.
– Какое мне дело до того, что предпочитают мужчины, если выбор будет за мной? А мое единственное условие – это приличное состояние. – Указав пальцем на поблескивающую золотую сережку, Джессалин продолжала. – Естественно, мне не подойдет джентльмен, который по уши в долгах. Кроме того, он не должен быть толстым и лысым. – С этими словами она придирчиво осмотрела Маккейди с головы до ног, как будто прикидывая, соответствует ли он ее требованиям.
– Засидевшаяся в девках рыжеволосая, веснушчатая барышня не должна быть слишком разборчивой.
– Ну, до старости мне еще далеко, и кроме того…
– Не стоит обольщаться насчет своего возраста, мисс Летти.
– …Кроме того, у меня больше нет веснушек. Взяв Джессалин за подбородок, Маккейди принялся внимательно рассматривать ее лицо при свете ближайшего фонаря.
– Лгунья, – сказал он наконец, нежно проведя пальцем по ее скулам. – Я только с одной стороны насчитал не меньше двадцати.
Взгляд темных глаз ласкал ее лицо, и Джессалин вдруг показалось, что все звуки вокруг стихли. Как будто они стояли не посреди рыночной площади, а в глухом лесу, где не было ни души, кроме них двоих. Ветер трепал широкие полы ее плаща, открывая длинные ноги, обтянутые белым трико. Лицо Маккейди было совсем близко, и Джессалин, не в силах даже вдохнуть, приоткрыла губы в ожидании поцелуя. Ей казалось, что сердце в груди замерло, чтобы своим звуком не нарушить волшебство этого момента.
Но Маккейди вдруг отпустил ее. Стараясь не выдать своего разочарования, Джессалин сглотнула застрявший в горле комок.
– Вероятно, мне придется потребовать, чтобы он дарил мне драгоценности. И, конечно, купил дом на мое имя.
– Это будет очень мудро с вашей стороны. Ведь рано или поздно ваши прелести, и сейчас сомнительные, окончательно увянут. Скорее всего, их хватит еще года на три. Ну, может быть, на четыре. Не больше.
– Бабушка говорит, что у меня хороший запас прочности.
– Хороший или плохой, но когда-нибудь вы обязательно надоедите своему благодетелю. К тому времени, мисс Летти, вы уже будет изрядно потасканной, и вряд ли вам предоставится достаточно широкий выбор. Придется довольствоваться тем, что подвернется. А потом, через год-два, сменив нескольких мужчин, вы станете как две капли воды похожи вон на эту жалкую шлюшку.
Проследив за направлением его взгляда, Джессалин увидела тощую женщину в безвкусном атласном платье с глубоким вырезом. Кутаясь в шаль, она пьяно цеплялась за руку какого-то старика в засаленном плаще. Лицо несчастной покрывал густой слой желтой пудры, на щеках горели пятна румян омерзительного оранжевого цвета.
– Сейчас они направятся в ближайший притон, где она и окажет ему необходимые услуги. Хорошо еще, если его запросы не выходят за рамки нормальной человеческой физиологии. Потом он заплатит ей пять шиллингов, четыре из которых она отдаст сводне либо сутенеру. Она уже давно катится по наклонной плоскости и, скорее всего, закончит свою жизнь в какой-нибудь канаве. Рядом с вон той несчастной.
Маккейди кивнул в направлении кирпичной стены, увешанной выцветшими объявлениями. Поначалу Джессалин не могла рассмотреть там ничего, кроме сгустков теней. Но одна из теней вдруг пришла в движение и превратилась в создание женского пола в изорванном платье и порыжелой от времени черной шляпке.
– Ей приходится зарабатывать себе на жизнь в парках и темных аллеях, потому что ни один сутенер уже не хочет иметь с ней дела. Она получает за работу два пенни, и, если я тебе скажу, что она готова за них сделать, ты мне просто не поверишь.
Проститутка, поняв, что к ней проявили интерес, отделилась от стены и направилась к ним. Когда она вступила в круг света, у Джессалин от ужаса перехватило дыхание. Перед ними стояла не женщина, а девчушка лет пятнадцати. Ее губы были покрыты гноящимися язвами, а багровые синяки под глазами показывали, что недавно ее кто-то крепко побил.
– Не желаете ли получить удовольствие, ваша честь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47