Дэвид не ответил, спрыгнул на землю и помог ей сойти с лошади. На кухне горела лампа. Это означало, что Рокуэлл делал вечерний обход, прежде чем отправиться к себе в кладовку. Виктория споткнулась. Дэвид на ходу поднял ее на руки и понес по лестнице.
Дэвид плечом открыл дверь в ее комнату. Сделав три широких шага, он поставил ее на ноги около ее кровати и расстегнул ей плащ. От яркого лунного света, проникавшего через раздвинутые занавеси, по его лицу пробегали тени.
– Где ты будешь сегодня ночевать? – спросила она. Он снял с нее плащ и сунул под мышку.
– Плащ я здесь не оставлю. Не надейся.
– Дэвид?
– Держи свою серьгу. – Он бросил на ее кровать бархатный мешочек. – Ты заслужила ее, как непревзойденная лгунья.
. Дэвид пересек комнату и был уже у двери, когда к Виктории наконец вернулся дар речи.
– Что с тобой? Я не сделала ничего плохого. Он обернулся.
– Сэр Генри знает, Мэг.
– Что знает? – спросила она чуть слышно.
– Что Натаниел – мой сын.
Она ухватилась за железную спинку кровати.
– Подожди!
Но он уже вышел из комнаты. Виктория последовала за ним и увидела, как Дэвид открывает дверь в комнату Натаниела. Сердце у нее гулко забилось. К горлу подступила тошнота.
Дэвид знал. Откуда?
– Я бы тебе сказала, – прошептала она.
Голова у нее кружилась. Дэвид вернулся, но она не могла выдержать его укоризненный взгляд и отвела глаза.
– Ты прятала его от меня. Я никогда тебе этого не прощу. Никогда. Если хочешь наплевать на свое здоровье или тебе хочется убежать, беги. Можешь убираться ко всем чертям, Мэг, я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить тебя.
– Ты не понимаешь. – Она ухватилась за стену. – Как ты мог после всего, что сделал?
– После всего, что сделал? – Он повысил голос. – Ты не помнишь, какую жизнь вела в Калькутте? Крала золото и драгоценности так же легко, как государственные тайны. Была членом «Союза девяти»...
– Мы были женаты три месяца. И чего ты ожидал? Ты считал, что мною можно пожертвовать. – Она едва сдерживала слезы. – Как ты смеешь в чем-то упрекать меня?
– Как смею? – Он надвигался на нее. – У меня есть сын, Мэг.
– Что ты собираешься делать? – охваченная гневом, спросила Виктория.
– Я еду за своим сыном.
– Ты не можешь. Он тебя не знает. Дэвид вплотную подошел к ней.
– Конечно, не знает. Ты позаботилась об этом, не так ли? Но он вправе знать, что у него есть отец. А не какую-то чертову ложь, которую ты сочинила, чтобы спасти свою проклятую шкуру.
– Ты лицемер! – Она с силой толкнула его, и он отшатнулся. Девять лет назад она узнала, почему он на ней женился. Все ночи, которые она провела в его объятиях, мечтая о будущем, которое никогда не наступит, и веря в его любовь, она была для него всего лишь работой.
– Чья ложь была хуже? Моя, потому что я боролась за свою жизнь и жизнь будущего ребенка, или твоя? Ты продал душу королеве и стране, как какой-нибудь интриган Лотарио, зная, что обманываешь меня. И не читай мне проповедей о лжи, когда сам совершил самую страшную ложь. – Она заколотила кулачками по его груди, но он крепко схватил ее за руки. – Ты должен на коленях вымаливать у меня прощение! У тебя нет сердца!
Она почувствовала, как напряглось его тело.
– Вряд ли ты когда-нибудь знала, что у меня на сердце. Но она уже не думала о приличиях. Не корила себя за ошибки, совершенные в прошлом. В том, что влюбилась в негодяя, который прикрывался высокими целями, чтобы затащить ее в постель.
– Твои высокомерные начальники приговорили меня к повешению еще до суда. Мой отец послал своих дружков по моему следу за то, что я предала его. Мне оставалось лишь бежать. И я выжила. Спасла себя и сына.
– Ты бередишь свою рану.
Он отпустил ее, и она отшатнулась, хватая ртом воздух.
– В тот день я могла бы убить тебя. Но не убила!
Он не сводил с нее горящих глаз и вдруг оглянулся. Виктория растерялась. В дверях стояла Бетани. В глазах ее блестели слезы.
– Идите спать, Бетани. – Дэвид поднял плащ, который выронил. – Все хорошо.
На глазах Виктории выступили слезы, она снова посмотрела на мужа. Бетани вышла.
– Не думай, что твои грозные приказы имеют какую-то силу в этом доме, Дэвид.
– Я – владелец этого дома, черт побери.
Виктория с ужасом смотрела, как он направился к двери.
– Натаниел знает мистера Шелби, – бросил он ей на ходу. – Я поеду вместе с ним в Сейлхерст. Так что не беспокойся, я не собираюсь похищать своего сына.
– А что потом? – Голос ее дрогнул.
Он остановился у лестницы, положив руку на перила.
– Пока не решил.
Он вышел, внизу хлопнула дверь. В коттедже наступила мертвая тишина. Виктория еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, растерянной и испуганной. У нее перехватило дыхание. Она вошла в свою комнату и, не обращая внимания на холод и кровь на своей одежде, упала на кровать. Снаружи до нее донесся стук копыт по дороге.
– Виктория? – Бетани обняла ее за плечи и крепко прижала к себе. – Все будет хорошо.
Это было выше ее сил. У нее перехватило дыхание, из глаз хлынули слезы.
– Прости меня.
Виктория уткнулась лицом в подушку. Она была уверена: впереди ее ждут черные дни.
Стоя в ванне, Дэвид поливал себя ледяной водой из кувшина.
Наконец поставил кувшин на комод и оперся о него ладонями. Покрытые грязью сапоги стояли рядом с ванной. На полу валялись рубашка с пятнами крови на спине, брюки и оторванные пуговицы. Ему не хотелось возвращаться в Роуз-Брайер, и он приехал в городской дом. Он поехал бы сразу в Сейлхерст, но боялся загнать лошадь.
Шорох у двери заставил его повернуть голову. Рядом с шелковой ширмой стояла Памела и смотрела на него. На ней было ярко-красное платье с низким декольте, отделанным кремовым кружевом. На плечи ниспадали белокурые локоны.
Он чувствован на себе ее взгляд, и, если его реакция ничем не отличалась от реакции любого другого мужчины, ее это, видимо, не смущало.
– Дверь в твою гардеробную была открыта, – сказала Памела.
Расплескивая воду, Дэвид вылез из ванны.
– Дверь не была открыта.
– Она не была заперта. – Она снова окинула его взглядом, когда он направился к ней. – У меня был ключ. – Памела показала его.
– Очень кстати. – Дэвид выхватил у нее ключ.
– К твоему сведению, я стучала, – сказала она. Дэвид взял халат, висевший на ширме. – Ты не ответил на стук, и я заволновалась. Особенно после того, что произошло.
Дэвид набросил халат.
– Где ты пропадала со вчерашнего дня?
– Разве я обязана ночевать здесь?
– А ты как думаешь? Йен беспокоился о тебе. Я обещал ему разобраться с тобой.
– Здесь местный судья, – сообщила она, скрестив на груди руки. – Расспрашивает о тебе. Видимо, направляется в Лондон в поисках доказательств того, что ты мошенник. Час назад его не впустили в Роуз-Брайер. Это по твоему приказанию?
Дэвид туже затянул пояс халата.
– Это все?
– А чего еще тебе надо? – Бросив на него взгляд, отчасти кокетливый, отчасти похотливый, она кивнула на чуть заметный след от укуса на его шее: – Кто-то уже залезал тебе под одежду.
Он сурово посмотрел ей в глаза:
– Ты считаешь себя шлюхой, Памела? Или так вошла в эту роль, что уже не замечаешь разницы?
Дэвид прошел в комнату.
– Ты все еще любишь ее, не правда ли? Хотя заверял нас с Йеном в обратном.
Он чуть дрогнувшей рукой достал из буфета графин с виски.
– Любовь тут ни при чем.
– Значит, влечение плоти. Для большинства мужчин это одно и то же. Но не для тебя. – Шурша алым шелком, она подошла к нему. – А ты не думал, что она уже не та женщина, какой была раньше?
– Люди не так уж сильно меняются.
– Ты изменился. Когда-то ты мог убить человека, не испытывая никаких угрызений совести. Насколько я знаю, это ты застрелил вероломного внука прусского эрцгерцога в Мюнхене. Сколько лет прошло? Тринадцать? Четырнадцать? Какой скандал ты вызвал в международном сообществе! Личность убийцы так и осталась тайной.
Дэвид знал, каким образом она получила эти засекреченные сведения.
– Очевидно, нет.
– И для выполнения тайной грязной работы они зовут тебя. Сколько лет тебе было, когда ты совершил это убийство?
Ему было двадцать два года, когда он нажал на спуск и раскрыл заговор, угрожавший жизни королевы. Двадцать четыре, когда приобрел репутацию одного из самых востребованных агентов секретной службы. Двадцать шесть, когда встретил Маргарет Фаради.
Он впервые увидел ее на поле для гольфа у британского консульства в Калькутте. Это было начало конца его прежней жизни.
Его грех и его спасение.
Его проклятие.
– Меня не будет неделю или около этого. – Он плеснул виски в стакан. – Может быть, дольше.
– Ты уезжаешь прямо сейчас?
– У меня есть личные дела. – Не предлагая ей виски, он пристально смотрел на нее поверх стакана. – Ты – наша связь с Кинли. Пока я буду отсутствовать, я хочу, чтобы ты узнала, где жил Фаради последние девять лет, кто оплачивал его расходы и сколько его бывших дружков еще живы.
– Зачем?
– О, я не знаю, Памела, – пошутил он. Ему не терпелось поскорее уехать. – Возможно, существует какая-то связь с тем, кто пытался убить меня и вместо этого выстрелил в дочь Фаради.
– А почему ты думаешь, что тебя пытались убить?
– На ней был мой плащ. Зачем кому-то убивать человека, который, как подозревают, знает, где спрятаны драгоценности и золото? – Он поставил стакан. – Даже если стрельба в человека с расстояния шестьсот ярдов когда-то могла быть делом рук Фаради, то после девяти лет, проведенных в тюрьме, для него было бы большой удачей, если бы он сумел с двадцати футов попасть в стену амбара.
– В Англии есть всего горстка людей, способных на такой выстрел. – Она сдержанно улыбнулась. – В том числе и ты. Но ты в это время находился совсем в другом месте.
Дэвид захлопнул дверцу буфета. Его порой удивляло, зачем Памела провоцирует его, как будто может что-то доказать, особенно в тех случаях, когда у них с ее мужем было одно задание. Он подошел к двери и распахнул ее.
– Я не собираюсь задерживаться. Она встала в дверях.
– Ты так и не объяснил мне, зачем уезжаешь.
– У меня есть сын, Памела. А теперь, ради моей безопасности, уходи. – Он широко улыбнулся.
– Сын? Понимаю, – помолчав, сказала она. – Прости меня, Дэвид.
– За что? Не твоя вина, что об этом никто не знал.
– Что мне сказать Манро о тебе? Он раздосадован тем, что ты сумел вырвать Роуз-Брайер у него из-под носа, а теперь не даешь ему видеться с леди Манро. Я предупреждала тебя, еще когда ты сюда приехал, что следует остерегаться его.
– Выстави Неллиса за дверь. – Он хотел уйти, но замешкался. – После того как закончишь дела с Кинли, побольше разузнай о судье, пока он будет в Лондоне. Мне нужна история Роуз-Брайера, хочу знать, почему он так стремится приобрести это имение.
Глава 13
– Боже мой, дитя! – такими словами встретила Викторию Эсма, войдя в кухню, и приложила руку к ее щеке. – У вас все еще лихорадка. Прошла всего неделя. Что вы здесь делаете? Почему не в постели?
– Решила постоять на своих ногах. – Виктория посадила Зевса на стул, и кот сразу же бросился к стоявшей на полу миске со сливками. – Сэра Генри нет в его комнате.
– Он в травяной кладовке, мэм.
Виктория взяла чашку горячего чаю, удобно, насколько это было возможно, расположилась на табурете и смотрела, как Эсма резала морковь к ужину.
– Сэр Генри говорил с тобой после вчерашней ночи? Эсма покачала головой:
– Он ни с кем не разговаривает с тех пор, как лорд Чедвик уехал за Натаниелом.
Виктория страдала, но эта боль не имела ничего общего с ее раной. От Дэвида не было никаких вестей. Она старалась не думать о нем, но его отсутствие, как и беспокойство о благополучии сына, лишали ее сна, а она так нуждалась в отдыхе.
Сэр Генри продолжал лечить ее рану, хотя уступил свое место в ее сердце другому, более глубокому чувству.
Она любила сэра Генри как отца, которого никогда не имела. Он был единственным дедом, которого знал Натаниел. Она не имела права просить у него прощения, но он имел право знать правду, чего бы это ей ни стоило.
Накануне, когда он пришел сделать ей перевязку, ложь стала непереносимой. Она рассказала ему, как десять лет назад в Калькутте вышла замуж за Дэвида, а потом, спасаясь от него, бежала из Индии и по дороге познакомилась с вдовой Скотта Манро.
Она не находила слов, чтобы выразить, как ей тяжело причинять ему боль.
Вчера впервые после того, как мать бросила ее, Виктория раскрыла душу перед другим человеком. Какую часть этой откровенности сэр Генри захочет признать перед всеми, решать ему. Достаточно и того, что Натаниел сын Дэвида и теперь все об этом узнают.
Утром, когда она собралась сама себе сделать перевязку, возле дома раздался смех, и Виктория подошла к окну. Во дворе она увидела Рокуэлла и Бетани с кобылой.
Нахмурившись, Виктория поставила чашку на блюдце. Кроме ямочки на щеке, Йен Рокуэлл, агент секретной службы, ничем не мог привлечь внимания жизнерадостной семнадцатилетней Бетани.
– Он не сделал ничего неподобающего, мэм. – Эсма словно прочла ее мысли. – Мой Уильям говорит, что мистер Рокуэлл разбирается в лошадях, а девочка любит эту лошадь.
– Бетани следовало бы общаться с молодыми людьми ее возраста. Время от времени посещать чаепития и званые вечера, где она могла бы встретить приятных молодых людей.
– А когда это будет, мэм? – Эсма высыпала морковь в кастрюлю с водой. – Она даже не заикнулась о рождественском вечере в нынешнем году. Знает, что у нас не на что купить ткань для нового платья. Попросили бы лорда Чедвика помочь деньгами.
– Я не могу этого сделать, Эсма.
– Не мое дело спрашивать, что произошло между вами, сэром Генри и его милостью. Возможно, лорду Чедвику лучше бы не приезжать сюда. А жаль. Мне нравится этот молодой человек. – Экономка заговорила о другом: – Но поскольку он открыл хозяйский дом, вам надо бы поговорить с Лидией Гибсон, не вернется ли она в Роуз-Брайер. Там некому готовить еду.
– Было кому, пока ты вчера не оскорбила кухарку. Эсма помахала ножом.
– Если вы считаете, что вареная курица – это обед. Мужчин надо сытно кормить, а я не могу бросить здесь все.
– Миссис Гибсон заботится о мистере Дойле.
– Мистер Дойл будет счастлив, если вы попросите его подготовить луковицы в оранжерее к весенней посадке. Многие из нас были бы очень признательны его милости, если бы Роуз-Брайер снова ожил и стал таким, каким бывал весной. Это было бы хорошо для всех нас, и для вас, мэм, тоже.
Но для Дэвида, купившего Роуз-Брайер, усадьба ничего не значила. Глядя на чашку, Виктория рассеянно дотронулась до места, где откололся кусочек фарфора. Как она могла объяснить Эсме, кто такой на самом деле Дэвид и почему он здесь? Она даже не могла сказать ей, собирается ли Дэвид вернуть Натаниела или будет ли она сама здесь весной.
Эсма перестала рубить овощи и положила руки на доску.
– Никто из нас никогда не спрашивал вас, от кого вы прятались все эти годы, потому что есть вещи, о которых не следует говорить. Но вы живете здесь уже давно, и мы стали одной семьей. И если вам хочется поговорить, облегчите душу, никому не скажу ни слова.
– Вы с Уильямом всегда были добры ко мне, Эсма. Но есть вопросы, которые я должна сама решить.
Виктория сняла со стены накидку и набросила на плечи: Дэвид забрал свой плащ.
Она вышла из дома, солнце ослепило ее. Снег, наметенный ветром к стенам коттеджа, еще не растаял. Пробираясь между луж, Виктория пересекла двор и спустилась в подвал, где хранились лечебные травы. В тишине раздавался лишь звук лопаты, врезавшейся в землю.
Удар. Скрежет. Удар. Скрежет. Стены усиливали звук, доносившийся из глубины подвала. Виктория сжала губы. С замиранием сердца она пошла на звук. Если есть что-то страшнее, чем оказаться парией в собственной семье, то это страх вообще лишиться семьи.
– Зачем ты встала с постели, Виктория? – донесся из темноты голос сэра Генри.
Услышав, что он по-прежнему называет ее по имени, под которым знал ее, Виктория в нерешительности остановилась у лампы, стоявшей на рабочем столе, не зная, идти дальше или вернуться.
– Я хочу поговорить с вами, сэр Генри.
– Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы ходить и говорить, то подай мне горшочек.
Виктория сняла с полки горшочек и прибавила огня в лампе. Сэр Генри давно выкопал ямки в ее саду. Она опустилась на колени рядом с ним и помогла положить хрупкую луковицу в горшочек. Потом Виктория достанет ее и высушит, потому что в горшке она не сохранится, и сэр Генри, конечно же, это знал.
Следя за его руками, насыпавшими землю, Виктория поняла, что он снова и снова делает одну и ту же работу без всякой цели. Она взглянула на него, и глаза ее наполнились слезами.
– Я уже разложила большую часть трав, собранных в прошлом месяце. А остальные...
– Он привезет моего внука сюда? – Сэр Генри продолжал разгребать горку земли.
Руки Виктории замерли над крышкой, но она кивнула, хотя не была в этом уверена:
– Дэвид не держит на вас зла, сэр Генри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29