– Мы действительно женаты?
Его лицо не изменилось.
– Согласно законам и обычаям Народа – да.
Она начала растирать виски.
– Но я совершенно не помню…
– Церемония была очень короткой, а невеста, мягко выражаясь, была не совсем проснувшейся.
– Понятно.
– Вне рамок этой культуры наш брак недействителен. Я буду защищать тебя. Когда необходимость в этом исчезнет, ты сможешь вернуться в Англию. Если захочешь.
Наступило странное молчание.
– А ты веришь в те брачные обеты, которыми мы обменялись?
После короткой паузы Джек признался:
– Верю. Но я уже много лет живу с Народом. Для посторонних это иначе.
Элизабет хотела знать всю правду – ей просто необходимо было знать всю правду.
– А в глазах Народа я по-прежнему посторонняя?
Джек произнес пугающе тихо:
– Выйдя за меня замуж, ты стала членом племени.
– Поэтому ты и знал, что можешь спокойно поручить меня их заботам.
– Да.
Теперь она до конца поняла, что этот человек сделал для нее. Он спас ей не только жизнь – он спас ее достоинство. Взяв Элизабет в жены, Джек сделал ее госпожой.
Она беспокойно облизала губы.
– Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.
– Меня благодарить не за что. – Джек закинул сильные бронзово-смуглые руки за голову и зевнул. – Я проехал сегодня много миль. Я устал. Ты тоже прошла через много испытаний. Нам пора спать.
Она оглядела уютное пространство шатра.
– А где мы будем спать?
Внезапно между ними вновь возникла атмосфера страстного ожидания, которой совершенно не ощущалось с тех пор, как Джек закончил мыться.
– Наше ложе нас ждет, – напомнил ей Джек.
– Но оно только одно!
– Здесь места хватит и для двоих. – По его лицу скользнула быстрая улыбка. – Мы считаемся мужем и женой. Но если тебя это тревожит, дорогая, можешь быть спокойна: сегодня я не собираюсь овладеть твоим прекрасным телом. По правде говоря, я твердо намерен немедленно заснуть.
Элизабет подумала, что ей, видимо, следует этому радоваться.
Черный Джек начал тушить лампы, так что вскоре единственным источником света в шатре стал бледный луч луны, проникавший внутрь сквозь отверстие в высоком своде. Они легли друг подле друга – но их действительно разделяло немалое расстояние.
Ночь была полна знакомых звуков: шипел привязанный неподалеку от шатра верблюд, тихо смеялись мужчина и женщина, коротко заржала кобыла, и ей протяжно и громко ответил жеребец. Бронзовые колокольчики, развешанные по всему шатру, чуть слышно позванивали.
Прошло некоторое время – Элизабет не смогла бы сказать, сколько именно. Не выдержав, она вздохнула и прошептала в темноту:
– Ты спишь?
– Нет.
– Почему?
– Не могу заснуть.
– И я тоже. – Элизабет легла на бок лицом к нему. – А мне казалось, что ты был твердо намерен немедленно заснуть.
Она услышала негромкий смех Джека, полный самоиронии. Как она любила его звучный, мужественный голос!
– Ну, это не первый случай, когда мои лучшие намерения ни к чему хорошему не приводят.
Осторожно проведя рукой по их необычному ложу, Элизабет нашла его правую руку. Ее пальцы сразу же ощутили прикосновение прохладного металла.
– Принц Рамсес носит такое же кольцо. Он сказал мне: это – напоминание, что ты спас ему жизнь.
– А он – мне.
– Ты спас его от предательства и от удара кинжалом в спину, – вспомнила Элизабет, надеясь, что ее слова побудят его быть с ней откровенным.
Джек перевернулся на спину и уставился в темные своды шатра.
– Рами спас меня от моего самого страшного врага.
– Твоего самого страшного врага?
– От меня самого.
– Он спас тебя от самого себя?
Джек вздохнул.
– Это было много лет назад. Мы с Рами вместе учились в Кембридже. Однажды меня несправедливо обвинили в том, что я украл деньги у одного типа. К сожалению, часть пропавших денег обнаружили в моих вещах. Поскольку я не захотел выдать человека, который, как мы все подозревали, и был вором, и даже защищаться не стал, меня вышвырнули не только из клуба, но и из университета. Я опозорил себя и запятнал имя семьи.
Элизабет сочувственно сжала его пальцы:
– Ох, Джек…
– Моя мать поверила, что я невиновен (она всегда брала мою сторону, прав я был или нет… всегда, пока была жива). А вот герцог, мой отец, решил, что это последняя капля. Он недвусмысленно высказал мне свое мнение: я был виновен. Более того, я был подлейшим из подлых, самой паршивой из всех паршивых овец, самым необузданным из всех голубоглазых Уиков, и он не надеялся, что я изменюсь к лучшему. У него был один сын и наследник: мой старший брат, Лоренс. Я был ничто. Нет, хуже, чем ничто.
В груди Элизабет возникла холодная боль, похожая на острый осколок льда.
– Неделю спустя Рами нашел меня в какой-то лондонской трущобе. Кажется, я все это время ничего не ел и отчаянно пытался допиться до полного бесчувствия. Если бы я остался один, то скорее всего погиб в первые же две недели. Он меня отмыл и сказал, что возвращается к себе на родину и что я еду с ним.
– И ты поехал.
– Поехал.
– И с тех пор оставался с принцем Рамсесом.
– И с тех пор оставался с ним.
– А когда шесть лет назад умерла твоя мать?
– Народ дал мне смысл жизни. Они стали моей семьей.
Прошло несколько минут, прежде чем к Элизабет вернулась способность говорить, да и тогда ее голос был едва слышен.
– Я верю, что ты невиновен, Джек.
– Это было много лет назад, и ты меня не видела, не знала и даже не слышала обо мне. В то время ты была еще маленькой девочкой.
– Ты сказал, что был невиновен. Мне этого достаточно.
Со стоном он предостерег ее:
– Милая моя, золотая моя девочка, не надо в меня верить!
– Слишком поздно, – сообщила она ему. – Я уже в тебя верю. Ты глубоко порядочный человек, и я не побоюсь доверить тебе мою жизнь.
– Но я не всегда говорил одну только правду и ничего, кроме правды.
– Значит, ты нормальный человек. Кто же всегда говорит правду?
Джек крепко сжал ее плечи и притянул к себе.
– Элизабет, посмотри мне прямо в глаза.
В лунном свете ей ясно были видны его голубые глаза.
– Смотрю, милорд.
– Слушай меня внимательно.
– Слушаю, милорд.
– Я намеренно шел за тобой в тот первый день на базаре.
– Я так и решила, милорд.
– Я выполнял поручение принца Рамсеса и Народа. Мне необходимо было узнать о тебе как можно больше, выяснить, что тебе известно о гробнице Мернептона Сети. Я был готов сделать все, что потребуется, чтобы получить эти сведения.
– Я пришла к этому выводу довольно давно, милорд. Я ведь не глупая.
Он с досадой воздел руки:
– Я так никогда не считал.
– Вам меня не оскорбить, милорд. Я давно поняла вашу игру.
– Мою игру?
– Вам не заставить меня поверить в то, что вы действительно порочны, что вы – самая паршивая из всех паршивых овец или самый необузданный из необузданных Уиков, что бы вы мне ни говорили.
Он яростно бросил ей, почти перейдя на крик:
– Я был вполне готов тебя обольстить, даже жениться на тебе, если придется, только чтобы получить эти сведения.
Она нежно поводила пальцем по его упрямому подбородку.
– Ты меня обольстил. Ты на мне женился. Но ты все еще не получил тех сведений, которые тебе нужны.
Он с трудом вздохнул и издал странный горловой звук, похожий на рычание, такого Элизабет еще никогда не слышала.
– Боюсь, что из тебя хорошего шпиона не получится, муж мой.
– Я был хорошим шпионом, пока не столкнулся с тобой, – проворчал он.
– Значит, как сказал принц Рамсес, теперь тебе придется несладко. Ты наконец нашел себе пару.
– Ха, ты же семнадцатилетняя девчушка!
– Мне почти восемнадцать, и я – женщина, – парировала она. – Замужняя женщина.
– Только формально.
– Тогда нам надо что-то предпринять, чтобы изменить это, не так ли?
Джек замер.
– И что ты задумала? – осторожно спросил он.
Она просунула руку в широкий рукав его рубашки и начала водить ладонью по обнаженной руке, по груди, животу… Вскоре она почувствовала, как дрожит его тело.
– Я подумала, что мы могли бы продолжить уроки.
– Уроки? – переспросил он севшим голосом.
– Ты ведь, кажется, говорил, что существует множество способов заниматься любовью, так?
– Да…
– Ну тогда почему бы нам не начать с обычного, а потом не попробовать по очереди все остальные?
– Но ты же девственница! – вырвалось у Джека.
Она почувствовала, что густо краснеет.
– Это я знаю. Но я в этом не виновата.
– Я и не говорил, что виновата. – Он укоризненно сощурил глаза. – Я один раз просил тебя стать моей женой, а ты отказалась.
Элизабет вздохнула и не стала оспаривать это утверждение. Но не хотелось и вспоминать о неприятных подробностях их давнего разговора.
– Это так.
– Ты утверждала, что из меня получится хороший любовник, но плохой муж.
– Я ошиблась.
– Ошиблась?
– Да. Я признаю, что ошиблась. И я передумала.
– Передумала?! – взревел он.
Элизабет укоризненно приподняла темно-каштановые брови:
– Женщинам разрешается передумывать.
– Клянусь святым сыном Осириса! – Он несколько раз ткнул кулаком в подушку, лежавшую у него под головой. – Из всех глупых отговорок…
– Ш-ш, милый мой муж, – прошептала она, забираясь рукой за ворот рубашки Джека.
Она начала гладить его широкую мускулистую грудь, тугие соски, спрятанные среди завитков темных волос, ровный живот… А потом она передвинула руку ниже и услышала, как он резко втянул в себя воздух.
– Боже!
– Милорд, ваш недуг сегодня особенно силен, – объявила она.
– Миледи, это совсем не смешно.
– Ну, вам, конечно, известно об этом гораздо больше, чем мне, милорд. Мое знакомство с… э-э… мужским недугом… довольно ограничено.
– Довольно ограничено?
– Ну хорошо. Очень ограничено. Действительно, надо признаться, что я могу по пальцам пересчитать те случаи… – Считая вслух, Элизабет прикасалась пальцем к его тугой плоти. – Раз. Два. Три. – Она на секунду задумалась, а потом спросила: – Или все-таки четыре?
– Три или четыре – роли не играет, – процедил он сквозь сжатые зубы.
Элизабет распустила на нем пояс и распахнула длинную рубашку.
– Ты был прав, конечно, – объявила Элизабет.
– Наконец-то признала, что я в чем-то прав, – пробормотал Джек.
– Когда мужчина возбужден, так что весь мир может это видеть, – у него все впереди.
– Надеюсь, весь мир этого не увидит.
– Ну, естественно. Я хочу сказать, что мужчина не может скрыть своей реакции на женщину, правда?
– Да, не может.
– Ты стал очень большим и твердым.
– И становлюсь с каждой минутой все больше и тверже, – пробормотал он себе под нос.
Элизабет обхватила его рукой и чуть-чуть сжала, как бы желая лучше представить себе размеры его древка.
– Я никогда не думала, что мужчина окажется таким…
– Элизабет!
Его голос был строгим, игнорировать это было нельзя.
– Да, милорд?
– Ты не должна… Я так давно… Я на грани…
Она непонимающе наморщила лоб.
– Я сделала что-то такое, чего не следовало делать?
– Да нет, радость моя, – с трудом проговорил он.
– Тогда ты должен объяснить мне все, Джек. Я ведь ничего не знаю об этих вещах. И если ты не расскажешь мне, то кто тогда расскажет?
Он кивнул:
– Я постараюсь.
Элизабет ждала его объяснений. И, ожидая, когда оч начнет говорить, она несколько раз провела пальцами по его плоти, завороженно наблюдая за тем, как на ее конце у крошечного отверстия появилась капелька. В лунном свете она блестела, словно роса. Наклонившись ниже, она снова обвила его пальцами – и изумилась, услышав, как Джек глухо вскрикнул. Его древко напряглось и дернулось: раз, другой, третий… Из его тела вырвалась струя со странно знакомым ей терпким запахом.
– Дьявол! – воскликнул он.
– Что-то не так?
– Ничего.
– Этого не должно было случиться?
– Должно, но…
– Разве это не такой же оргазм, как тот, что был у тебя тогда, когда мы делили постель в гробнице леди Исиды?
– Да, но…
– Разве не это происходит с мужчиной в некий момент его недуга?
– Да, но…
– Но что, милорд? – совершенно невинно спросила она.
– Но это не совсем то, что я хотел испытать.
Естественно, Элизабет тотчас же осведомилась:
– А чего же ты хотел?
– Я тебе это покажу, моя великолепная леди, – сказал он и сбросил с себя одежду.
– Джек!
– А теперь давай посмотрим, что будет происходить с твоим телом, радость моя.
Он зарылся лицом в шелковистую гриву ее волос, целовал ее от макушки до пальцев ног.
Прежде Элизабет не подозревала, что ее кожа станет столь чувствительной к легчайшему прикосновению, к самой мимолетной ласке. Она не думала, что каждая частица женского тела может настолько настроиться на мужское. Короткие волоски на ее шее приятно шевелились. Руки были покрыты мурашками. Ее соски стали твердыми и ныли – почти болели. Ей неудержимо хотелось пододвинуть их к губам Джека и умолять его, чтобы он прикоснулся к ним, сомкнул вокруг одного губы, а вокруг другого – пальцы.
Она вся пылала неутолимым желанием. И вот наконец его рука скользнула по ее бедрам и раздвинула мягкие складки вокруг главного источника ее томления. Его пальцы ощутили тепло и влагу, полную ее аромата. Он поднес их к своему рту, потом дотронулся до ее губ. И когда он начал ее целовать, запахи мужского и женского начала, ароматы их тел соединились.
– Это ты. Это я. А это мы, – прошептал Джек, и его язык проскользнул между ее губ и нашел ее язык. – Попробуй меня. Попробуй тебя. Попробуй нас.
– Я хочу, чтобы мы стали одним целым, – прошептала она, лихорадочно отвечая на его поцелуи. – Войди в меня, Джек. Пожалуйста!
– Как мне войти в тебя, любимая?
Испытывая бессильное желание, она попыталась его ударить. Однако удара не получилось – только нежное прикосновение мотылька к цветку.
– Будь ты проклят, Джек! Войди в меня!
Он перестал дразнить ее и заглянул в ее полные слез глаза.
– Ты уверена, что хочешь этого, Элизабет?
– Да.
– Ты потеряешь девственность.
– Ну и пусть. Я хочу тебя. Я хочу почувствовать тебя во мне. Я хочу, чтобы ты вошел в меня, наполнил меня, наполнил меня всю!
– Да! – горячо согласился он. – Но сначала я должен растянуть тебя, чтобы сделать вход как можно менее болезненным.
Он вложил в нее один палец, и Элизабет инстинктивно выгнула спину, поднимаясь навстречу его руке, ища чего-то, стремясь отыскать нечто такое, что никак ей не давалось. Большой палец его руки чуть прижал чувствительный бутон, и она подняла бедра над постелью.
– Джек, пожалуйста! Я хочу… мне надо…
– Знаю!
Его второй палец присоединился к первому, и Джек медленно развел их в стороны, так что ее влажные тайны открылись ему навстречу.
– Сейчас? – вскрикнула она.
– Скоро, – пообещал он. – Я постараюсь не сделать тебе больно. Но ты такая нежная, такая узенькая, такая новая. А я, наверное, слишком большой и твердый.
– Ну и пусть. Сделай это! – взмолилась она. – Сделай прямо сейчас!
Джек на секунду замер над ней, а потом, помогая себе рукой, осторожно начал продвигаться к желанной цели. Оказавшись на полпути, он остановился, хватая ртом воздух, моля богов, чтобы они помогли ему не потерять над собой власти.
– Боже! – прошептал он.
– Не останавливайся! – умоляла Элизабет. – Я хочу тебя!
– Ты уверена?
– Уверена.
С этими словами она приподняла свое стройное тело навстречу ему.
Он погрузился в нее до конца, резким и уверенным движением уйдя в самую глубину, в шелковые ножны ее женственности. У обоих вырвался крик: был ли то крик торжества, изумления или даже боли, оба не смогли бы сказать.
– Ты в порядке? – спросил Джек.
– Да! – Она улыбнулась ему. – Мы это сделали!
Джек запрокинул голову и рассмеялся:
– О наивная моя девочка, мы только начали!
Ее глаза изумленно раскрылись:
– Только начали?
Он кивнул и задвигался внутри ее, сперва медленно и осторожно, а потом все энергичнее. Вскоре его движения стали наполнять ее все сильнее и сильнее, пока Элизабет не почувствовала, как в ней растет невыносимое напряжение.
– Элизабет.
Она едва услышала свое имя.
– Джек, со мной что-то происходит!
– Знаю.
– У меня такое чувство, будто я вот-вот взорвусь.
– Не бойся, любовь моя.
– Но мне страшно!
– Помнишь, ты испытала оргазм, когда мы были вместе в постели? Ну, так сейчас то же, только еще сильнее.
– Мне все равно страшно, – задыхаясь, призналась она.
– Не надо бояться. Я с тобой. Я тебя не отпущу. Я буду тебя защищать.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Тогда она откинула голову на подушки. Губы ее полуоткрылись, все мысли разлетелись. Она превратилась в ночное существо, чувственное, плотское, страстное. В ушах ее шумела кровь. Кожа ее пылала. Ей казалось, что сейчас она разобьется на тысячи осколков.
Почувствовав, что срывается в пропасть, Элизабет отчаянно вскрикнула:
– Джек!
Она держалась за него и не отпустила даже тогда, когда начала возвращаться обратно на землю.
А потом Элизабет услышала его хриплый вскрик: он приподнялся над ней, стремительно погрузился в самую глубину и излился в нее, осушив себя до дна, наполнив ее до краев, снова и снова повторяя ее имя:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28