Поэтому он с радостью воспользовался возможностью продать дом, который к тому времени стал для него чем-то вроде белого слона.
Но Гаррис уже забыл о Дэнни Феррано и продолжал:
– Хотя первое время нам придется обходиться тем, что есть. Хорошо хотя бы то, что он предусмотрительно построил домики для гостей и превратил одну из комнат в башне в просмотровый зал. Это нам очень пригодится. Ив и Джерри смогут делать предварительный монтаж прямо здесь, вместо того чтобы летать а Лос-Анджелес, – он улыбнулся, как бы приглашая Анну разделить его воодушевление: – Это же просто замечательно, Анна! Здесь масса места. Все могут разместиться, и на время съемок мы будем на полном самообеспечении. Все запасы будут доставляться вертолетом, а любопытствующих легко будет держать на вполне безопасном расстоянии. Особенно репортеров, в которых мы не будем заинтересованы.
* * *
Господи! Как же она устала! И как хочется спать. Сегодня ей уж точно не понадобится снотворное. Но чтобы не огорчить Гарриса, она старалась сохранить бодрый вид и мелкими глотками пила послеобеденный «Курвуазье».
Гаррис рассказывал о своих планах на следующую неделю, назвав ее периодом релаксации и акклиматизации. Он также пригласил нескольких именитых гостей. Их круг был очень избранным – в основном, люди, которые вкладывают деньги в этот, фильм. Среди них будут сенатор Маркхем, арабский эмир с совершенно непроизносимым именем, который к тому же приходится дядей Кариму, а также доктор Гарольд Брайтман, который написал знаменитую «Релаксацию и медитацию» – книгу, которую ей очень рекомендовал доктор Холдейн.
– Так, значит, у нас будет даже собственный гуру?
Гаррис рассмеялся.
– Ты, как всегда, проницательна, Анна! Совершенно верно. В нашем деле часто сдают нервы. А если учесть, что мы будем более или менее изолированы, то просто необходимо научиться самим разрешать все конфликты, которые неизбежны. Брайтман как раз пишет свою следующую книгу. Мы предоставляем ему обширный материал, а он, в свою очередь, согласился исполнять обязанности врача.
Гаррис продолжал говорить все время, пока его молчаливые вышколенные слуги убирали со стола; после этого он проводил ее наверх. Просто непостижимо, каким образом из всех комнат в доме он выбрал для нее именно ту, в которой она жила раньше. И хотя его комната была смежной, Гаррис, с присущей ему предупредительностью, поставил на дверь задвижку с ее стороны.
– Если сегодня ночью ты хочешь побыть одна, то я все пойму…
Иногда Анну даже раздражала его тактичность. Ну почему, почему именно с Уэббом ей было так хорошо? Почему именно он доводил ее до состояния, когда окружающее просто переставало иметь значение, когда можно было ни о чем не думать и лишь отдаваться потоку чувств? Почему все это мог Уэбб, а не Гаррис?
– Я так устала! Наверное, я просто никак не могу привыкнуть ко всему, что произошло… – но не успела она произнести эти слова, как ей уже захотелось, чтобы Гаррис остался… Это помогло бы избежать грустных мыслей и воспоминаний. Гаррис ушел, и Анна начала обычную процедуру подготовки ко сну: почистила зубы, сняла косметику, переоделась в ночную рубашку.
Наконец она легла в постель и прислушалась к отдаленному шуму морских волн, которые лизали песчаный берег и разбивались о скалы. Анна знала, что утром в окно будет виден океан. Его баюкающий знакомый рокот был так приятен, когда находишься за толстыми каменными стенами.
Комната находилась в старой части дома, которую она про себя обычно называла испанской. Позднее Амос Мэллори достроил ее, и в результате получился настоящий замок. Слишком много комнат, слишком много этажей. Анне этот дом напоминал ее саму: роскошный и пустой внутри.
К счастью, Амос не тронул внутренний дворик, и завтра она снова сможет его увидеть. Когда погода бывала солнечной, там можно было загорать при полном безветрии, несмотря на то что на самом побережье всегда дул сильный ветер. И достаточно с нее воспоминаний. А завтра будет видно.
Повернувшись на живот, Анна с головой накрылась одеялом, так же как делала это много лет назад. Утро вечера мудренее…
Глава 20
«Сегодня на побережье ожидается низкий туман, который рассеется к середине дня. Температура…»
Чертыхнувшись, Уэбб Карнаган выключил радио и включил магнитофон. На маленькой кассете не было ничего, кроме музыки, – ни голоса диктора, ни рекламы – только «Соленая песня» Стэнли Турретайна. Слава Богу, что хоть в Сан-Хосе было солнечно и жарко. Черт с ним, с туманом на побережье. Он пока еще не там.
Белый «феррари» с опущенным верхом пробирался в потоке медленно ползущих машин, притягивая к себе завистливые взгляды. Особенно женские.
«Это был он. Точно он. Уэбб Карнаган! Господи, как же он красив! Даже лучше, чем на фотографиях. И он посмотрел на меня!»
Уэбб ехал по шоссе 101, сосредоточив все внимание на дороге. Движение, как всегда по пятницам, было просто чудовищным. Как раз на этом участке было всего два ряда и слишком много светофоров. Очередная остановка. Ладно, черт с ней… Мощный мотор нетерпеливо урчал. И Уэбб вспомнил, как в прежние времена доезжал от Пеббл-Бич до Сан-Франциско менее чем за два часа. Тогда еще не ввели ограничения скорости. В то время он гостил у Дэвида Блэка и его жены, до тех пор пока Мэг не увлеклась им и не стала слишком явно это демонстрировать. Правда, теперь они уже давно развелись. Мэг всегда была изрядной стервой. Но она также была одной из немногих женщин, которых он хотел, но не взял. Наверное, именно поэтому они с Дэвидом до сих пор остались друзьями. Перед отъездом в Европу Уэбб даже посетил его телешоу.
Наконец поток машин тронулся, и Уэбб слегка нажал на газ. Удивительная машина – она реагировала на малейшее прикосновение и не требовала ничего, кроме минимального внимания.
И уже в который раз его мысли неумолимо возвращались к Анне. Энни – женщина с большими невинными синими глазами, которая так неожиданно удивила его смесью упрямства и силы духа. И своим предательством. Может быть, именно это сильнее всего задело его? Анна Мэллори – топ-модель, превратившаяся в кинозвезду с небольшой помощью своих высокопоставленных друзей. Последняя любовница Гарриса Фелпса… Уэбб не привык к тому, чтобы женщина оставляла его в дураках. Он вновь вспомнил Дублин и то, что за ним последовало.
Продолжая чисто машинально вести машину, Уэбб полностью отдался воспоминаниям. Это походило на просмотр после съемок. Некоторые кадры он прокручивал, некоторые просматривал полностью, а кое-где даже делал стоп-кадр, всеми силами пытаясь сохранить объективность. У него была прекрасная память, натренированная за время работы в Организации, И она уже не раз сослужила ему добрую службу. Особенно когда нужно было запоминать роль. Роль…
К тому моменту, когда он вернулся из телефонной кабины, напряжение уже начало сказываться на Венеции Трессидер. Ее улыбка стала слишком радостной, а руки слишком сильно сжимали сумочку. В глазах сквозил испуг.
«Уэбб, дорогой, теперь мы можем ехать? Здесь слишком шумно, слишком тесно! Я терпеть не могу такие места; начинаешь чувствовать себя проституткой!»
Но сочувствия она не дождалась.
«Дорогая! Для того чтобы не чувствовать себя таковой, достаточно всего лишь вести себя соответствующим образом. Например, не снимать незнакомых мужчин в аэропорту и не тащить их к себе в номер».
Окружающие с любопытством наблюдали за ними, а потому эти слова были сказаны ласково и с улыбкой. Венеция чуть не задохнулась от злости, но взяла себя в руки и сладко ответила:
«Я столько о тебе слышала, что не могла удержаться от соблазна. Кроме того, мне показалось, что мы можем утешить друг друга…»
Туше, Венеция. Может быть, действительно они нуждались друг в друге той ночью? Обоюдное алиби. Но это пришло позднее.
Уэбб даже не заметил, что наконец выехал на участок с четырехрядным движением. Он сильнее нажал на газ, и стрелка спидометра подскочила до восьмидесяти, но тотчас же вернулась назад. Черт бы побрал эти ограничения! Он признавал только те, которые устанавливал сам. И за последние несколько недель ему приходилось делать это неоднократно, хотя бы для того, чтобы сдержать ярость. Уэбб не любил быть пешкой в чужой игре.
«Ты знаешь, что у тебя опасное лицо? И оно так подходит тем мужественным героям, которых ты играешь. Мне кажется, что в глубине души ты сам похож на них. Это так, Уэбб?»
Уэбб игнорировал нервозную болтовню Венеции. На его лице застыло непроницаемое и презрительное выражение. Машина ехала сквозь густой туман, напоминающий ватное одеяло. Уэбб был поглощен собственными мыслями. Вопросы возникали один за другим.
Нино. Какого дьявола ему нужно, и как он узнал, что Уэбб здесь? Хотя это было довольно легко вычислить, учитывая поднятый вокруг него шум. Более важным было другое: что сам Нино здесь делает? И о чем им говорить, спустя двадцать лет после их последней встречи? А как во все это вписывается Венеция?
«Женщинам нечего вмешиваться в дела. Их место – между ног мужчины. Там они могут принести наибольшую пользу. Но в данном случае эта женщина сослужила нам неплохую службу и помогла привезти тебя сюда. Думаю, ты сможешь отблагодарить ее за нас и поможешь ей. Но об этом она сама тебе потом расскажет…», – Нино совсем не изменился, только волосы поседели. Его объятие было по-прежнему крепким, а взгляд – таким же ласковым, когда он оценивающе рассматривал Уэбба.
«Bene, а ты пошел в нашу породу. По фотографиям и фильмам это не так заметно, хотя я смотрел все твои фильмы. Я горжусь тобой. И если я все эти годы не давал о себе знать, то только потому, что не хотел мешать тебе устраивать свою жизнь по собственному усмотрению. Тем более, что в ней был период, когда любая связь со мной была бы крайне компрометирующей, si? Но семья есть семья. А с тех пор как Лючия вышла замуж за Вито Джентиле, наши узы стали еще крепче. Ты согласен?
Уэбб был против этого брака. Его маленькая сестренка была баловнем семьи и, несмотря на внешнюю мягкость, всегда поступала по-своему. Она полюбила Джентиле, и ей было совершенно безразлично, кто он, равно и мнение окружающих. Имело значение только то, что они любили друг друга. Да и какое Уэбб имел право вмешиваться в личную жизнь сестры? Сам-то он жил, как хотел. А она… она прямо светилась от счастья, особенно после рождения двоих сыновей.
Люси относилась к тому типу женщин, которые созданы для замужества и материнства, а Вито, что бы ни говорили о его беспощадности в «делах», боготворил ее. Со стороны они казались самой обычной молодой парой, и мальчишки их были совершенно обычными детьми.
«Они так гордятся своим дядей, знаменитой кинозвездой! – смеялась Люси, когда они в последний раз говорили по телефону. – Жаль, что ты их не видел, когда они переживали ковбойский период!»
Уэбб не виделся с сестрой со времени съемок «Дурной крови». Интересно, что по этому поводу сказал Джентиле? Хотя, конечно, Уэбб любил своих племянников и никогда не забывал посылать им со съемок разные сувениры: пончо из Мексики, потрепанную шляпу с плоской тульей и пробитыми пулей полями. Ведь после смерти матери у него не осталось более близких людей, чем Люси и ее семья. Кроме того, Уэбб с Люси всегда были очень дружны.
Но все-таки интересно, что именно имел в виду Нино, когда так торжественно рассуждал о семье? Неужели он что-то знал или заподозрил еще тогда?
Нетерпеливо выругавшись, он обогнал медленно ползущий трейлер и снова снизил скорость до допустимых шестидесяти. Осторожно. Это нужно обдумать еще раз. И он снова начал прокручивать в памяти весь разговор и события, последовавшие за той туманной ночью, проведенной в Ирландии.
Они с Нино беседовали в уютном номере Венеции Трессидер, сидя у горящего камина. Гостиница принадлежала одному из ее многочисленных друзей. Его звали Майк. Рыжие волосы и усы вполне гармонировали с именем. Майк увел Венецию в небольшую ванную, а оттуда – в соседний номер, который, как, подмигнув, сообщил он, случайно оказался свободным.
Мелодрама. Уэбб стоял, опершись плечом о каминную полку, в ожидании того, что ему хотел сообщить Нино.
«Итак, давай начнем! – Нино говорил очень быстро. – Мы оба умеем дорожить своим временем, а потому не будем тратить его понапрасну. И не нужно осторожничать и изображать нетерпение. Ты сейчас напоминаешь молодого льва, вынюхивающего опасность. А может быть, тебя волнует женщина в соседней комнате? Она никуда не денется. Это видно по тому, как она на тебя смотрит. Но мой совет: после того как получишь от нее все, что хочешь, и газеты высосут из этой истории все, что только можно, расстанься с ней поскорее. Она слишком безрассудна и слишком много говорит о вещах, в которые, как ей кажется, верит… – Теперь его голос звучал подозрительно и резко. – Именно поэтому она находится под постоянным наблюдением. Но это проблемы ее и ее друзей. Тебя они не рискнут в них втягивать. Им слишком нужно то, чем я и мои люди можем их обеспечить. А она, кроме того, знает, что если причинит тебе хоть малейший вред, то умрет».
Это было сказано без всякой угрозы. Нино просто констатировал факт. Но Уэбб прекрасно понимал, что это не пустые слова, а потому продолжал молчать… и наблюдать.
«Нам нет нужды приносить друг другу клятвы, так как нас и так связывают кровные узы. – Мужественное лицо Нино было изрезано морщинами, но глаза оставались прежними – они темным огнем горели на смуглом лице сицилийца. Неожиданно Нино рассмеялся: – Мне нравится, что ты не задаешь вопросов. Вопросы задают дураки, а умный человек предпочитает слушать, или я не прав? А теперь…»
Уэбб слушал молча, чувствуя, как напрягаются все мьшщы. Сложившаяся ситуация была совершенно невероятной. Нино обратился к нему с «небольшой просьбой», которая на самом деле была лишь слегка замаскированным приказом.
На первый взгляд, все выглядело вполне логично. Никакого риска. Им всего лишь требуется информация, а он – единственный человек, который может ее предоставить, так как вскоре улетает в Калифорнию на съемки последнего фильма Гарриса Фелпса.
«Сам по себе фильм нас совершенно не волнует. Главное – люди, которые, как бы ты сказал, находятся за кулисами. Именно они привлекают мое внимание, а также моих коллег в Штатах, да и не только там. Я вполне допускаю, что не только мы интересуемся тем, что столько могущественных людей, обладающих большими деньгами и властью, вдруг оказались причастны к съемкам одного и того же фильма».
Он также упоминал имена. Даже нескольких из них хватило, чтобы заставить Уэбба удивленно приподнять брови. Некоторые, правда, были ему незнакомы, но Нино очень подробно разъяснил, кто они и что собой представляют.
Все они очень щедро вложили деньги в этот фильм, бюджет которого практически неограничен. Но у Гарриса Фелпса вполне достаточно и собственных денег. Так зачем понадобились другие вложения? По-моему, очень неплохой предлог для того, чтобы собраться вместе, si? Для прессы и всех остальных они собираются в этом тайном месте лишь для того, чтобы наблюдать за съемками фильма, понимаешь? Но я не думаю, что дело ограничивается только этим…»
По мере того как Нино продолжал свой рассказ, Уэббу все труднее было бороться с растущим недоверием. Но он достаточно хорошо знал Нино и понимал, что тот не шутит. Откуда его дядя взял эти факты? Уэбб не знал, но в том, что это факты, – нисколько не сомневался. Нино не стал бы морочить ему голову предположениями. Кроме того, эти факты вполне согласовывались с вопросами, которые уже давно смутно беспокоили Уэбба. Теперь же они неотступно преследовали его.
«Выясни все, что сможешь, – теперь голос Нино звучал сурово, – и позвони сестре – попросишь к телефону Вито. Он будет ждать твоего звонка. И береги себя. Если вдруг возникнут осложнения – тоже позвони».
В Нино чувствовалась сила, против которой возраст был бессилен. И его объятие при расставании было по-прежнему крепким и дружеским.
«Береги себя!» – сказал он еще раз на прощание.
«Ты тоже, Цио Нино, – Уэбб видел, что его слова приятны дяде, и улыбнулся, несмотря на все темные мысли, которые роились у него в голове. – Кстати, – небрежно добавил он, – это, конечно, глупый вопрос, но что бы ты делал, если бы не было тумана и не отменили мой рейс?»
Нино рассмеялся.
«А я все думал, спросишь ты об этом или нет. Если бы нам не помог туман, то случилась бы какая-нибудь другая непредвиденная задержка… Например, небольшая авария, поломка такси, на котором ты ехал в аэропорт… И какая-нибудь красивая женщина предложила бы подвезти тебя».
Несмотря на шутливый тон, который возник к концу разговора, напряженность осталась. И она лишь усилилась, когда Венеция вернулась в комнату – на сей раз одна.
«Я принимала ванну, дорогой. Разве это не предусмотрительно с моей стороны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Но Гаррис уже забыл о Дэнни Феррано и продолжал:
– Хотя первое время нам придется обходиться тем, что есть. Хорошо хотя бы то, что он предусмотрительно построил домики для гостей и превратил одну из комнат в башне в просмотровый зал. Это нам очень пригодится. Ив и Джерри смогут делать предварительный монтаж прямо здесь, вместо того чтобы летать а Лос-Анджелес, – он улыбнулся, как бы приглашая Анну разделить его воодушевление: – Это же просто замечательно, Анна! Здесь масса места. Все могут разместиться, и на время съемок мы будем на полном самообеспечении. Все запасы будут доставляться вертолетом, а любопытствующих легко будет держать на вполне безопасном расстоянии. Особенно репортеров, в которых мы не будем заинтересованы.
* * *
Господи! Как же она устала! И как хочется спать. Сегодня ей уж точно не понадобится снотворное. Но чтобы не огорчить Гарриса, она старалась сохранить бодрый вид и мелкими глотками пила послеобеденный «Курвуазье».
Гаррис рассказывал о своих планах на следующую неделю, назвав ее периодом релаксации и акклиматизации. Он также пригласил нескольких именитых гостей. Их круг был очень избранным – в основном, люди, которые вкладывают деньги в этот, фильм. Среди них будут сенатор Маркхем, арабский эмир с совершенно непроизносимым именем, который к тому же приходится дядей Кариму, а также доктор Гарольд Брайтман, который написал знаменитую «Релаксацию и медитацию» – книгу, которую ей очень рекомендовал доктор Холдейн.
– Так, значит, у нас будет даже собственный гуру?
Гаррис рассмеялся.
– Ты, как всегда, проницательна, Анна! Совершенно верно. В нашем деле часто сдают нервы. А если учесть, что мы будем более или менее изолированы, то просто необходимо научиться самим разрешать все конфликты, которые неизбежны. Брайтман как раз пишет свою следующую книгу. Мы предоставляем ему обширный материал, а он, в свою очередь, согласился исполнять обязанности врача.
Гаррис продолжал говорить все время, пока его молчаливые вышколенные слуги убирали со стола; после этого он проводил ее наверх. Просто непостижимо, каким образом из всех комнат в доме он выбрал для нее именно ту, в которой она жила раньше. И хотя его комната была смежной, Гаррис, с присущей ему предупредительностью, поставил на дверь задвижку с ее стороны.
– Если сегодня ночью ты хочешь побыть одна, то я все пойму…
Иногда Анну даже раздражала его тактичность. Ну почему, почему именно с Уэббом ей было так хорошо? Почему именно он доводил ее до состояния, когда окружающее просто переставало иметь значение, когда можно было ни о чем не думать и лишь отдаваться потоку чувств? Почему все это мог Уэбб, а не Гаррис?
– Я так устала! Наверное, я просто никак не могу привыкнуть ко всему, что произошло… – но не успела она произнести эти слова, как ей уже захотелось, чтобы Гаррис остался… Это помогло бы избежать грустных мыслей и воспоминаний. Гаррис ушел, и Анна начала обычную процедуру подготовки ко сну: почистила зубы, сняла косметику, переоделась в ночную рубашку.
Наконец она легла в постель и прислушалась к отдаленному шуму морских волн, которые лизали песчаный берег и разбивались о скалы. Анна знала, что утром в окно будет виден океан. Его баюкающий знакомый рокот был так приятен, когда находишься за толстыми каменными стенами.
Комната находилась в старой части дома, которую она про себя обычно называла испанской. Позднее Амос Мэллори достроил ее, и в результате получился настоящий замок. Слишком много комнат, слишком много этажей. Анне этот дом напоминал ее саму: роскошный и пустой внутри.
К счастью, Амос не тронул внутренний дворик, и завтра она снова сможет его увидеть. Когда погода бывала солнечной, там можно было загорать при полном безветрии, несмотря на то что на самом побережье всегда дул сильный ветер. И достаточно с нее воспоминаний. А завтра будет видно.
Повернувшись на живот, Анна с головой накрылась одеялом, так же как делала это много лет назад. Утро вечера мудренее…
Глава 20
«Сегодня на побережье ожидается низкий туман, который рассеется к середине дня. Температура…»
Чертыхнувшись, Уэбб Карнаган выключил радио и включил магнитофон. На маленькой кассете не было ничего, кроме музыки, – ни голоса диктора, ни рекламы – только «Соленая песня» Стэнли Турретайна. Слава Богу, что хоть в Сан-Хосе было солнечно и жарко. Черт с ним, с туманом на побережье. Он пока еще не там.
Белый «феррари» с опущенным верхом пробирался в потоке медленно ползущих машин, притягивая к себе завистливые взгляды. Особенно женские.
«Это был он. Точно он. Уэбб Карнаган! Господи, как же он красив! Даже лучше, чем на фотографиях. И он посмотрел на меня!»
Уэбб ехал по шоссе 101, сосредоточив все внимание на дороге. Движение, как всегда по пятницам, было просто чудовищным. Как раз на этом участке было всего два ряда и слишком много светофоров. Очередная остановка. Ладно, черт с ней… Мощный мотор нетерпеливо урчал. И Уэбб вспомнил, как в прежние времена доезжал от Пеббл-Бич до Сан-Франциско менее чем за два часа. Тогда еще не ввели ограничения скорости. В то время он гостил у Дэвида Блэка и его жены, до тех пор пока Мэг не увлеклась им и не стала слишком явно это демонстрировать. Правда, теперь они уже давно развелись. Мэг всегда была изрядной стервой. Но она также была одной из немногих женщин, которых он хотел, но не взял. Наверное, именно поэтому они с Дэвидом до сих пор остались друзьями. Перед отъездом в Европу Уэбб даже посетил его телешоу.
Наконец поток машин тронулся, и Уэбб слегка нажал на газ. Удивительная машина – она реагировала на малейшее прикосновение и не требовала ничего, кроме минимального внимания.
И уже в который раз его мысли неумолимо возвращались к Анне. Энни – женщина с большими невинными синими глазами, которая так неожиданно удивила его смесью упрямства и силы духа. И своим предательством. Может быть, именно это сильнее всего задело его? Анна Мэллори – топ-модель, превратившаяся в кинозвезду с небольшой помощью своих высокопоставленных друзей. Последняя любовница Гарриса Фелпса… Уэбб не привык к тому, чтобы женщина оставляла его в дураках. Он вновь вспомнил Дублин и то, что за ним последовало.
Продолжая чисто машинально вести машину, Уэбб полностью отдался воспоминаниям. Это походило на просмотр после съемок. Некоторые кадры он прокручивал, некоторые просматривал полностью, а кое-где даже делал стоп-кадр, всеми силами пытаясь сохранить объективность. У него была прекрасная память, натренированная за время работы в Организации, И она уже не раз сослужила ему добрую службу. Особенно когда нужно было запоминать роль. Роль…
К тому моменту, когда он вернулся из телефонной кабины, напряжение уже начало сказываться на Венеции Трессидер. Ее улыбка стала слишком радостной, а руки слишком сильно сжимали сумочку. В глазах сквозил испуг.
«Уэбб, дорогой, теперь мы можем ехать? Здесь слишком шумно, слишком тесно! Я терпеть не могу такие места; начинаешь чувствовать себя проституткой!»
Но сочувствия она не дождалась.
«Дорогая! Для того чтобы не чувствовать себя таковой, достаточно всего лишь вести себя соответствующим образом. Например, не снимать незнакомых мужчин в аэропорту и не тащить их к себе в номер».
Окружающие с любопытством наблюдали за ними, а потому эти слова были сказаны ласково и с улыбкой. Венеция чуть не задохнулась от злости, но взяла себя в руки и сладко ответила:
«Я столько о тебе слышала, что не могла удержаться от соблазна. Кроме того, мне показалось, что мы можем утешить друг друга…»
Туше, Венеция. Может быть, действительно они нуждались друг в друге той ночью? Обоюдное алиби. Но это пришло позднее.
Уэбб даже не заметил, что наконец выехал на участок с четырехрядным движением. Он сильнее нажал на газ, и стрелка спидометра подскочила до восьмидесяти, но тотчас же вернулась назад. Черт бы побрал эти ограничения! Он признавал только те, которые устанавливал сам. И за последние несколько недель ему приходилось делать это неоднократно, хотя бы для того, чтобы сдержать ярость. Уэбб не любил быть пешкой в чужой игре.
«Ты знаешь, что у тебя опасное лицо? И оно так подходит тем мужественным героям, которых ты играешь. Мне кажется, что в глубине души ты сам похож на них. Это так, Уэбб?»
Уэбб игнорировал нервозную болтовню Венеции. На его лице застыло непроницаемое и презрительное выражение. Машина ехала сквозь густой туман, напоминающий ватное одеяло. Уэбб был поглощен собственными мыслями. Вопросы возникали один за другим.
Нино. Какого дьявола ему нужно, и как он узнал, что Уэбб здесь? Хотя это было довольно легко вычислить, учитывая поднятый вокруг него шум. Более важным было другое: что сам Нино здесь делает? И о чем им говорить, спустя двадцать лет после их последней встречи? А как во все это вписывается Венеция?
«Женщинам нечего вмешиваться в дела. Их место – между ног мужчины. Там они могут принести наибольшую пользу. Но в данном случае эта женщина сослужила нам неплохую службу и помогла привезти тебя сюда. Думаю, ты сможешь отблагодарить ее за нас и поможешь ей. Но об этом она сама тебе потом расскажет…», – Нино совсем не изменился, только волосы поседели. Его объятие было по-прежнему крепким, а взгляд – таким же ласковым, когда он оценивающе рассматривал Уэбба.
«Bene, а ты пошел в нашу породу. По фотографиям и фильмам это не так заметно, хотя я смотрел все твои фильмы. Я горжусь тобой. И если я все эти годы не давал о себе знать, то только потому, что не хотел мешать тебе устраивать свою жизнь по собственному усмотрению. Тем более, что в ней был период, когда любая связь со мной была бы крайне компрометирующей, si? Но семья есть семья. А с тех пор как Лючия вышла замуж за Вито Джентиле, наши узы стали еще крепче. Ты согласен?
Уэбб был против этого брака. Его маленькая сестренка была баловнем семьи и, несмотря на внешнюю мягкость, всегда поступала по-своему. Она полюбила Джентиле, и ей было совершенно безразлично, кто он, равно и мнение окружающих. Имело значение только то, что они любили друг друга. Да и какое Уэбб имел право вмешиваться в личную жизнь сестры? Сам-то он жил, как хотел. А она… она прямо светилась от счастья, особенно после рождения двоих сыновей.
Люси относилась к тому типу женщин, которые созданы для замужества и материнства, а Вито, что бы ни говорили о его беспощадности в «делах», боготворил ее. Со стороны они казались самой обычной молодой парой, и мальчишки их были совершенно обычными детьми.
«Они так гордятся своим дядей, знаменитой кинозвездой! – смеялась Люси, когда они в последний раз говорили по телефону. – Жаль, что ты их не видел, когда они переживали ковбойский период!»
Уэбб не виделся с сестрой со времени съемок «Дурной крови». Интересно, что по этому поводу сказал Джентиле? Хотя, конечно, Уэбб любил своих племянников и никогда не забывал посылать им со съемок разные сувениры: пончо из Мексики, потрепанную шляпу с плоской тульей и пробитыми пулей полями. Ведь после смерти матери у него не осталось более близких людей, чем Люси и ее семья. Кроме того, Уэбб с Люси всегда были очень дружны.
Но все-таки интересно, что именно имел в виду Нино, когда так торжественно рассуждал о семье? Неужели он что-то знал или заподозрил еще тогда?
Нетерпеливо выругавшись, он обогнал медленно ползущий трейлер и снова снизил скорость до допустимых шестидесяти. Осторожно. Это нужно обдумать еще раз. И он снова начал прокручивать в памяти весь разговор и события, последовавшие за той туманной ночью, проведенной в Ирландии.
Они с Нино беседовали в уютном номере Венеции Трессидер, сидя у горящего камина. Гостиница принадлежала одному из ее многочисленных друзей. Его звали Майк. Рыжие волосы и усы вполне гармонировали с именем. Майк увел Венецию в небольшую ванную, а оттуда – в соседний номер, который, как, подмигнув, сообщил он, случайно оказался свободным.
Мелодрама. Уэбб стоял, опершись плечом о каминную полку, в ожидании того, что ему хотел сообщить Нино.
«Итак, давай начнем! – Нино говорил очень быстро. – Мы оба умеем дорожить своим временем, а потому не будем тратить его понапрасну. И не нужно осторожничать и изображать нетерпение. Ты сейчас напоминаешь молодого льва, вынюхивающего опасность. А может быть, тебя волнует женщина в соседней комнате? Она никуда не денется. Это видно по тому, как она на тебя смотрит. Но мой совет: после того как получишь от нее все, что хочешь, и газеты высосут из этой истории все, что только можно, расстанься с ней поскорее. Она слишком безрассудна и слишком много говорит о вещах, в которые, как ей кажется, верит… – Теперь его голос звучал подозрительно и резко. – Именно поэтому она находится под постоянным наблюдением. Но это проблемы ее и ее друзей. Тебя они не рискнут в них втягивать. Им слишком нужно то, чем я и мои люди можем их обеспечить. А она, кроме того, знает, что если причинит тебе хоть малейший вред, то умрет».
Это было сказано без всякой угрозы. Нино просто констатировал факт. Но Уэбб прекрасно понимал, что это не пустые слова, а потому продолжал молчать… и наблюдать.
«Нам нет нужды приносить друг другу клятвы, так как нас и так связывают кровные узы. – Мужественное лицо Нино было изрезано морщинами, но глаза оставались прежними – они темным огнем горели на смуглом лице сицилийца. Неожиданно Нино рассмеялся: – Мне нравится, что ты не задаешь вопросов. Вопросы задают дураки, а умный человек предпочитает слушать, или я не прав? А теперь…»
Уэбб слушал молча, чувствуя, как напрягаются все мьшщы. Сложившаяся ситуация была совершенно невероятной. Нино обратился к нему с «небольшой просьбой», которая на самом деле была лишь слегка замаскированным приказом.
На первый взгляд, все выглядело вполне логично. Никакого риска. Им всего лишь требуется информация, а он – единственный человек, который может ее предоставить, так как вскоре улетает в Калифорнию на съемки последнего фильма Гарриса Фелпса.
«Сам по себе фильм нас совершенно не волнует. Главное – люди, которые, как бы ты сказал, находятся за кулисами. Именно они привлекают мое внимание, а также моих коллег в Штатах, да и не только там. Я вполне допускаю, что не только мы интересуемся тем, что столько могущественных людей, обладающих большими деньгами и властью, вдруг оказались причастны к съемкам одного и того же фильма».
Он также упоминал имена. Даже нескольких из них хватило, чтобы заставить Уэбба удивленно приподнять брови. Некоторые, правда, были ему незнакомы, но Нино очень подробно разъяснил, кто они и что собой представляют.
Все они очень щедро вложили деньги в этот фильм, бюджет которого практически неограничен. Но у Гарриса Фелпса вполне достаточно и собственных денег. Так зачем понадобились другие вложения? По-моему, очень неплохой предлог для того, чтобы собраться вместе, si? Для прессы и всех остальных они собираются в этом тайном месте лишь для того, чтобы наблюдать за съемками фильма, понимаешь? Но я не думаю, что дело ограничивается только этим…»
По мере того как Нино продолжал свой рассказ, Уэббу все труднее было бороться с растущим недоверием. Но он достаточно хорошо знал Нино и понимал, что тот не шутит. Откуда его дядя взял эти факты? Уэбб не знал, но в том, что это факты, – нисколько не сомневался. Нино не стал бы морочить ему голову предположениями. Кроме того, эти факты вполне согласовывались с вопросами, которые уже давно смутно беспокоили Уэбба. Теперь же они неотступно преследовали его.
«Выясни все, что сможешь, – теперь голос Нино звучал сурово, – и позвони сестре – попросишь к телефону Вито. Он будет ждать твоего звонка. И береги себя. Если вдруг возникнут осложнения – тоже позвони».
В Нино чувствовалась сила, против которой возраст был бессилен. И его объятие при расставании было по-прежнему крепким и дружеским.
«Береги себя!» – сказал он еще раз на прощание.
«Ты тоже, Цио Нино, – Уэбб видел, что его слова приятны дяде, и улыбнулся, несмотря на все темные мысли, которые роились у него в голове. – Кстати, – небрежно добавил он, – это, конечно, глупый вопрос, но что бы ты делал, если бы не было тумана и не отменили мой рейс?»
Нино рассмеялся.
«А я все думал, спросишь ты об этом или нет. Если бы нам не помог туман, то случилась бы какая-нибудь другая непредвиденная задержка… Например, небольшая авария, поломка такси, на котором ты ехал в аэропорт… И какая-нибудь красивая женщина предложила бы подвезти тебя».
Несмотря на шутливый тон, который возник к концу разговора, напряженность осталась. И она лишь усилилась, когда Венеция вернулась в комнату – на сей раз одна.
«Я принимала ванну, дорогой. Разве это не предусмотрительно с моей стороны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55