Саманта обвила шею Джеффа, притянула к себе голову парня и запечатлела на его губах долгий чувственный поцелуй.
Джефф даже покраснел. Он нежно улыбнулся ей, веселые лукавые искорки так и плясали в голубых глазах. Он потрепал Саманту по щеке, скосил глаза на Ника, который зло уставился на них от двери, и проворковал:
– Доброй ночи, сладкая. Увидимся утром, – он проплыл мимо Ника. Задержался у двери, еще раз улыбнулся ей и, выйдя из комнаты, весело засвистел.
Саманта выжидающе смотрела на Ника и молчала. А он застыл от злости, сжал кулаки и яростным взглядом проводил кузена.
Он ревнует!
Она вся засветилась.
– А ты не пожелаешь мне доброй ночи, Ник? – мягко позвала она. Он медленно повернулся к ней.
Она подняла над головой руки, потянулась, ткань туго обтянула ее округлую грудь. Пока Ник смотрел вслед уходящему брату, она успела расстегнуть пуговицы. Потом глубоко вздохнула, чувствуя, как ткань трещит и вырез становится еще глубже. Заметив это, Ник затаил дыхание, поднял на нее страдающие глаза. В эту секунду они были темными-темными.
Кокетливо опустив ресницы, Саманта страстно хотела, чтобы он подошел ближе. Тогда уж она опутает его своей паутиной, как паук муху. Она протянула к нему руки, умоляя подойти. Пульс ее стал чаще, тело устремилось к нему, она в нетерпении разомкнула губы.
Очарованный, Ник отошел от двери, стремительно двинулся к ее кровати. Глаза их встретились. Сердце Саманты задрожало от счастья. Внутри у нее, казалось, вспыхнул странный огонь. Теперь она уже знала, что это было желание. Она хотела его. Грудь ее напряглась в предчувствии нежных и требовательных прикосновений. Торчащие розовые соски выглядывали из-за края кружев.
Ник задышал тяжело и часто. Наклонился над ней. Она облизала губы. Она дрожала от желания.
И вдруг в камине громко затрещало полено, выбросив фонтан искр в комнату.
Ник резко выпрямился. Очарование момента пропало. Испуганно посмотрев на жену, он застонал и быстро отскочил от кровати. Тяжело дыша, подошел к столу и взялся за его край, словно у него закружилась голова. Наклонился к лампе и задул огонь. В комнате стало темно.
– Я все еще жду твоего поцелуя, – тихо напомнила о себе Саманта.
– Слишком много поцелуев для одной ночи, сладкая, – язвительно отозвался он. Быстро пробежал мимо кровати и выскочил за дверь, с силой захлопнув ее.
«Проклятье! Он опять ушел!»
Сощурив от злости глаза, Саманта уставилась на закрытую дверь. Схватив подушку, принялась тузить ее кулаками, представляя, что это ее незабвенный муж. А потом запустила подушкой в дверь.
Гроза давно закончилась. Дождь не стучал больше по стеклам и крыше. Дрова в камине сгорели, осталась кучка остывающих угольков. Черная осенняя ночь словно растянулась, казалось, она никогда не кончится. Саманта не могла уснуть, все время ворочалась. Тело у нее болело и жаждало горячечных прикосновений его ладоней.
За стеной, в соседней комнате, поскрипывали половицы. Ник тоже не спал. Она представила, как он ходит и ходит от окна до кровати, от кровати до окна. И так бесконечно…
– Ну ладно, мистер Макбрайд, по крайней мере, вы тоже не спите, вы тоже страдаете, – злорадно пробурчала она. Повернулась на бок и закрыла глаза. Засыпая, она удовлетворенно улыбалась, придумывая план мщения.
В окнах уже занимался серенький тусклый рассвет, когда Ник, наконец-то, устал и забрался под одеяло. Он совсем измучился. Он все время пытался представить Саманту маленькой девочкой или такой же невинной, какой она показалась ему в первый раз. Но все было бесполезно. Он уже держал ее в своих объятиях и догадывался, какой жаркой и страстной женщиной она будет. Она моментально раскаляла его. От нее исходил аромат весенних цветов. Она была теплая и сладкая, как свежий весенний мед. Но чем больше времени он проводил с ней, тем горше было для него отрезвление.
Слава Богу, что Джефф приперся вовремя. Ник чувствовал себя словно кролик, вырвавшийся из ловушки, почуявший свободу. Он разгорячился и может поклясться в том, что шкура его зашипела, когда он выскочил на улицу, под дождь. Ему пришлось проторчать там почти час, чтобы остыть.
Вернувшись, он услышал, как они с Джеффом хихикают и шепчутся. Ник зло сощурил глаза.
Какого черта Джефф торчал там у нее так долго?
Она была полуголая, когда он запихнул ее в постель и впустил в комнату Джеффа. Они пробыли наедине в полумраке так долго, что ему пришлось силой выталкивать кузена и отправлять спать.
Сладкая! На что это он намекал, разговаривая так с его женой? А как она поцеловала его на прощанье?! Это выглядело верхом неприличия.
Ник снова стал злиться, вспомнив, как она закинула руки за голову, а ее соски бесстыдно выскочили из этой ее ночной рубахи, как: два бутона на заснеженном поле. И как она назвала его «Никки». И попросила поцеловать. Черт возьми! Ник резко сел в кровати, уставился на стену, разделявшую их комнаты.
«Она была полуголой! Все время, когда Джефф сидел у нее там, она была практически голой».
Он представил, как она сейчас лежит за стеной, в его кровати. Белая шелковистая кожа просвечивается сквозь тонкую сорочку. Волосы рассыпались по плечам и горят, словно пламя в камине. Как обольстительно ее тело со всеми изгибами и округлостями! А ее глаза – не глаза, а искушающие очи, в них таится призывный огонь, и он готов лететь на него, словно бабочка на свет свечи.
Ник застонал. Его тело болело и горело желанием. Он выбрался из постели, натянул брюки и опять стал ходить от кровати к окну и от окна к кровати.
«То она кокетничает всю ночь напролет с Джеффом. А когда я отослал его спать, пытается соблазнить меня. Мерзкая маленькая колдунья». Он снова глянул на стену, разделявшую их комнаты.
«Она почти добилась своего, – он встряхнул головой. – Я уже не мужчина, – потыкал пальцем себя в грудь. – Если до сих пор она не соблазнила меня, то я соблазню ее».
Он яростно сжал кулаки. Разжал и внимательно посмотрел на длинные, тонкие пальцы. Подошел к стене, приложил ухо. Закрыл глаза. Он прямо-таки видит через стену ее мягкое, гладкое тело. Вдыхает теплый женский запах. Он застонал и начал грезить наяву. Вот он кладет лицо на ее плотную округлую грудь, ласкает языком ее нежные розовые соски, играет ее длинными шелковистыми волосами, а потом… душит ее волнистыми локонами.
«Проклятье!» Он отшатнулся от стены, дрожа от странного дикого и безумного желания. У него буквально помутилось сознание. Он повернулся, пересек комнату и вышел в коридор. Он тяжело и часто дышал. У двери помедлил, взялся за ручку, повернул ее и медленно вошел в комнату.
В комнате было сумеречно. На широченной кровати смутно виднелась фигурка. Она лежала лицом к нему и спокойно спала. Все ее существо дышало покоем и безмятежностью.
Он как-то нехорошо усмехнулся и тихо закрыл за собой дверь. Брюки у него оттопырились. Он расстегнул их и бросил на пол. Огонь в камине давно погас. Пол был ледяным, но он не ощущал этого. Все его мысли, инстинкты, действия были подчинены одному – овладеть этим нежным, соблазнительным телом. Пусть отныне оно принадлежит ему, только ему.
Он подкрадывался к ней, как пантера подкрадывается к добыче. Сердце билось сильно, его громкий стук пульсировал в каждой клеточке напряженного тела, готового к прыжку. Ник наклонился и откинул одеяло, готовый взять ее, войти в ее чувственную податливую плоть.
Саманта прерывисто вздохнула, свернулась калачиком, крепко обняла подушку и прошептала:
– Папа! – Волосы рассыпались вокруг лица золотистым ореолом. Длинные ресницы кротко трепетали. Губы были сложены в детской недовольной гримаске. Она была безобидна и безмятежна, словно двенадцатилетний ребенок.
– Дьявол! – Ник рванулся к двери. Он казался себе мерзким хорьком, который спокойно душит слабого беззащитного цыпленка. Не сводя взгляда с кровати, быстро натянул брюки. Теперь они не были ему тесны. На цыпочках прокрался в коридор, осторожно прикрыл дверь, в изнеможении прислонился к ней, вытер вспотевший лоб. Слава Богу, что она не проснулась. Ноги у него дрожали и подгибались, как ватные. Глубоко вздохнув, шатаясь, побрел в свою комнату. Дрожа и проклиная себя, плюхнулся на постель, закрыл лицо ладонями.
Так дальше продолжаться не может. Он с трудом сдерживается, наблюдая за ней, за ее движениями, как и что она делает по дому. Он вдыхает запах ее духов, запах розы присутствует в его комнате даже тогда, когда ее нет поблизости. Он не может спокойно слышать ее голос – мягкий и низкий, с чудной хрипотцой. Она волнует его и играет его чувствами, как кот с загнанной в угол мышкой.
Конечно, ничего хорошего в его состоянии не было. Он не мог получить облегчения. Ему становилось день ото дня все хуже и хуже. Он пытался вообще не заходить в дом, но есть-то необходимо. Он начал носить с собой шляпу и прикрываться ей. Однажды Джейк и Джефф глянули на него, потом на шляпу в его руках и захохотали, как безумные. Ему казалось, что его засасывают зыбучие пески и никто не хочет бросить спасительную веревку.
Конечно, он мог бы ворваться к ней наверх и взять ее. А там, черт с ними, с какими бы то ни было последствиями. Он знал, что она хочет его. Но также знал, что с чувством вины перед ней ему не совладать. И когда к ней вернется память, она возненавидит его и уйдет. Ей будет все равно, женаты они или нет. Их брак будет признан недействительным. Она будет жить своей жизнью, но уже без него!
Он знал, что у них не было близости. Он был пьяным, но не мертвым там, в лачуге. Он знал, что это непременно запомнил бы. И он точно знал, что если хоть раз они допустят близость, то он никуда не отпустит ее. Он просто не сможет без нее жить.
Весной он, обязательно, продолжит поиски Билли, человека, который ей нужен, имя которого она выкрикивала в своем горячечном бреду. Он обязательно его найдет. Пусть они встретятся.
Утро наступило с потрясения. Испытания для Ника явно не закончились. Она постучала и просунула рыжую головку в дверь.
– Доброе утро, соня. Ты хорошо спал? – спросила она, лукаво глядя на него ярко-зелеными глазами и улыбаясь.
– Отлично, – отозвался он и улыбнулся. Она выглядела свежо, как утренний цветок.
– Встретимся за завтраком, – весело и многообещающе прощебетала она, закрывая за собой дверь.
Ник с трудом выбрался из постели и доковылял до зеркала.
– Бог мой! – Он задохнулся, увидев, что из зеркала на него глядит взлохмаченное существо. Небритое, с затравленным выражением покрасневших от бессонницы глаз. Он вздрогнул и заскрипел зубами, чувствуя надвигающуюся опасность. Она исходила от этой рыжей девчонки. Он горестно подумал о том, что за бутылку виски и прядь золотисто-рыжих волос продал свою душу.
Наступит зима. Вокруг дома вырастут высокие сугробы и отрежут ранчо от остального мира. Ветер будет свистеть и проситься в дом. Пойдет снег – густой, словно белая завеса, за которой ничего не видно. В доме, в соседней комнате, будет она – мягкая, теплая, ласковая, соблазнительная и страстная.
Он схватил рубашку, натянул ее и заправил в штаны, которые сразу стали тесными. Держа перед собой шляпу, прикрыв ею набухшую от внезапного возбуждения плоть, он вышел через черный ход. Тяжело вздохнул. Судя потому, как идут дела, зима будет долгая и холодная.
ГЛАВА 13
Ник зажег сигару и направился к общежитию для рабочих. Он был мрачен, неразговорчив, готов вспылить от любого неосторожно оказанного слова. Он был чисто выбрит и вымыт. Оделся, соответственно своему мрачному настроению, во все черное. Черный платок на шее, черная шелковая рубашка, черные габардиновые штаны, жилет из толстой воловьей кожи. Высокие сверкающие сапоги. К кожаному поясу прикреплен нож в черных ножнах. На правом бедре низко висел ствол сорок четвертого калибра с ореховой рукояткой, блестевшей от частого применения. На руках черные кожаные перчатки. На лоб надвинута черная шляпа с плоской тульей. Он выглядел очень опасным мужчиной. Да он и был сейчас таким.
Ник чувствовал себя волком, попавшим в капкан. Ему оставалось либо бороться и тащить капкан за собой, либо перегрызть лапу и уйти. Что бы он ни выбрал, спасения для него не было. И сейчас он готов был затеять драку.
Он крепко сжал зубами испанскую сигару и пинком распахнул дверь кухни. Схватив с полки жестяную тарелку и серебряный прибор, он резко повернулся к столу. Сощурив глаза, оглядел сидящих за столом рабочих. Ковбои заканчивали завтрак. Никто не сказал ему ни слова. Никто не удивился тому, что он пришел завтракать к рабочим. Все разговоры стихли, ковбои, чувствуя его воинственное настроение, молча разбредались по своим углам.
Ник положил себе мясо и бобы из большой металлической кастрюли и пару огромных кусков пирога. В маленькую чашечку налил кофе, такой крепкий, что в нем, кажется, не смогла бы утонуть конская подкова. Подошел к грубо сколоченному столу и уселся на длинную деревянную скамью.
Хромой повар, бывший ковбой, проковылял мимо и заметил:
– Привет, Ник! Надоела Розина стряпня?
Ник яростно посмотрел на него и ничего не ответил.
– Ладно, ешь, а я пойду мыть посуду, – сказал повар и поспешно удалился.
Ник ел, оглядывая помещение. Комната не очень просторная, но в ней есть все самое необходимое: длинный стол из сосновых досок, скамья, неуклюжая железная плита для приготовления пищи и обогрева. Рядом с плитой на стене висели полки для инвентаря и посуды. Здесь он мог немного сосредоточиться и спокойно поесть. Главное, что сюда ей хода нет.
Закончив завтрак, посмотрел в окно. Прикурил еще одну сигару и налил себе вторую чашку крепчайшего кофе. Ему стало немного легче. Но кто посоветует ему, как выйти из столь затруднительного положения. Он снова помрачнел и нахмурился. С Самантой он не переживет зиму. И в то же время не сможет провести всю зиму в городе. Вдруг он хлопнул по столу ладонью.
Почему он не додумался до этого раньше? Черт возьми! У него же есть ранчо.
Он поедет на Высокую Месу и останется там до весны.
Маленькими глотками он прихлебывал кофе и размышлял. Тот дом построил его отец, когда он и Маленькая Лань поженились. Но Ник не жил там подолгу, предпочитая общество деда и Джеффа. Он нахмурился. Все так прекрасно было до встречи с Самантой. Сейчас и Джейк и Джефф его просто раздражают своими ужимками и насмешками.
Ранчо находилось на Высокой Месе – плоской горной террасе, расположенной западнее зимней стоянки Чиянна. С одной стороны к Месе подступал альпийский луг с высокой и густой травой, дальше вздымался в голубой дымке горный хребет с острыми вершинами и отвесными скалами. С другой стороны великолепно просматривалась долина, поросшая осиновыми и сосновыми рощами. В ясный день с террасы можно увидеть ранчо. Это очень уединенное место. Зимой там лежат высоченные сугробы, тропы и перевалы заносит снегом, и пробраться туда невозможно.
«Снег! Если я хочу проскочить через Альта Пасс, нужно выезжать прямо сейчас».
Ник отодвинул чашку и встал из-за стола. Улыбаясь, подошел к повару.
– Джо Боб, я еду на Высокую Месу, – Ник был весел и возбужден, – можешь ты собрать мне жратву, чтобы хватило до весны?
Повар заулыбался в ответ, показывая неровные редкие зубы.
– Спрашиваешь, Ник! Сделаю все, как надо. Прямо сейчас, – он вытер руки о фартук, сшитый из мучного мешка, повернулся и заковылял в кладовую.
Ник знал, что еды, которую соберет старик, хватит не на одну, а на две зимы. Он усмехнулся.
– Надеюсь, что у коня достанет сил донести провиант до ранчо.
Он подошел к загону, свистнул Скауту, затем поймал здоровую серую лошадь. Потом вздохнул и решительно направился к дому.
Из чулана в задней части дома достал седельные вьюки. Перекинул их через плечо и вошел в холл. Поднимаясь по черной лестнице, прислушался. Из столовой доносились возбужденные мужские голоса. Ник ступал осторожно, надеясь пробраться в свою комнату незамеченным. Он постучал в дверь, но никто не ответил. Осторожно приоткрыв ее, просунул голову и остался доволен – Саманты в комнате не было. Обрадованный, ворвался и стал лихорадочно собирать свои вещи, бросая их на пол.
Ему, конечно же, понадобится теплая куртка. Карабин и две коробки с патронами. Улыбнувшись, положил в карман носовой платок с золотисто-рыжими локонами…
Закончив упаковывать, закрыл глаза, вдыхая розовый аромат, витающий в воздухе.
– Что ты здесь делаешь, Ник? – на пороге стояла Саманта, уставившись на него изумленными глазами.
Он стал испуганно озираться. Петля затягивалась.
– Я уезжаю в горы.
– Надолго?
– На всю зиму, – ответил он, глядя ей прямо в глаза.
– О! – прошептала она.
Глаза ее наполнились слезами, она изо всех сил одерживалась, чтобы не заплакать. Нижняя губа задрожала, она прикусила ее ровными белыми зубами. Щеки покраснели. Одинокая слеза скатилась на уголок рта, она смахнула ее ладонью.
Проклятье! Он вовсе не хотел делать ей больно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34