Он заметил, что рядом с ее тарелкой стоит чашка с водой, и спросил:
– А где же твой кофе?
– Думаю, такое чудо не способен был бы приготовить даже сам Клей Макалестер, – ответила она с улыбкой. – Я думала, что не смогу вынуть ложку из этого кофе.
– Ты это говоришь потому, что не пробовала его кофе. У него ты вообще до дна не достала бы ложкой.
– Небось у тебя научился его варить?
– Хочешь, я сделаю вторую попытку?
– Лучше не надо.
Она села за стол напротив него и, окунув ложку в мед, стала лить его тонкими, тягучими струйками на лепешку, а затем спросила:
– Ты нашел, в чем везти Паучка?
– Да, в гардеробе оказался старый кофр, весь изъеденный молью, так что, думаю, котенок в нем сможет нормально дышать.
– Отлично. Не забудь, что его надо завезти к Уиллеттам по дороге туда, а не обратно. Иначе он будет страдать от жары.
– Неужели ты думаешь, что я собираюсь выслушивать его мяуканье хоть на секунду дольше, чем нужно?
– Передай Мэри, чтобы она… нет, лучше напишу ей записку, – решила Энни.
– Сомневаюсь, что она сумеет ее прочесть, – заметил он, вспомнив письмо этой достойной женщины.
– Если я ограничусь не очень сложными словами, то сумеет.
Энни встала и пошла в другую комнату. Вскоре он услышал, как она открывает ящики и что-то ищет в них. Вернулась она с пустыми руками.
– Не помню, куда задевала бумагу, – сказала она и снова села за стол. – Я хотела написать, какая еда ему нравится и чего он совсем не ест.
– Не думаю, что Мэри станет специально для него готовить.
– Разве так сложно добавить сырое яйцо в молоко? – возразила она.
– Но я могу ей это передать на словах.
– От свинины его тошнит, от костей – тоже.
– Я все запомню.
– А если она будет давать ему рыбу сырой, он есть не станет.
– Скорее всего, она определит его в сарай, – высказал он свое мнение.
– Только не это. Он там умрет с голоду, Хэп. Я ни разу не видела, чтобы он поймал хоть одну мышь.
– Тебе, Энни, могут не понравиться мои слова, но у меня такое впечатление, что от котенка нет ни малейшего проку, – сказал он специально, чтобы поддразнить ее.
– Может быть. Зато он очень забавный, хоть часто бывает невыносимым.
– А как ей обращаться с другим котенком?
– С Твеном? Ну, Твен – совсем другое дело. С ним никаких проблем. В этом смысле он похож на тебя. Ест абсолютно все, за чем не нужно охотиться. Я даже однажды видела, как он ел сырые бобы. – Она отрезала кусочек лепешки и поднесла его ко рту. – Где же, интересно, мои письменные принадлежности? Не могла же я их упаковать. Мне трудно представить, что я сделала это. На днях писала Коре, а вот куда их потом дела…
– У меня есть бумага, Энни. Я дам тебе листок.
Хэп уже покончил с едой и, встав из-за стола, отправился в другую комнату. Возвратился он с блокнотом и карандашом в руке.
– Ну вот, напиши все, что считаешь нужным, а я уж позабочусь, чтобы это попало к миссис Уиллетт.
– Там у тебя на первых страницах письмо, – пробормотала она, поднося ко рту чашку.
Он с удивлением взглянул на нее:
– Ты что, его видела?
– Да, когда ждала тебя в повозке. – Он покраснел, и она поспешила добавить: – Ты уж извини меня. Мне не следовало его читать, но было так скучно сидеть там.
– Это, в общем-то, не письмо, – сказал он. – Понимаешь, есть один человек, который хочет, чтобы я написал историю своей жизни. И вот я подумал – а почему бы и нет? Хочу это сделать для сынишки Клея – у них с Амандой, знаешь, на подходе ребенок.
– Он для тебя, наверное, очень много значит.
– Клей? О да! Он для меня все равно что сын. Мы с ним прошли вместе через многое – и через его буйное детство, и войну, и службу в рейнджерах. Но мы никогда с ним не говорили об этом. Да, пожалуй, и не было особой необходимости. Мне хотелось бы, Энни, чтобы ты познакомилась с ним.
– Мне тоже.
– Так вот, я решил записать все это на тот случай, если никогда не увижу ребенка Клея или если меня уже не будет к тому времени, когда он вырастет. Мне есть что рассказать и о его отце, и о себе. Боюсь, очень скоро не останется людей вроде меня, которые могли бы всю жизнь носиться за индейцами с шестизарядным револьвером за поясом. Мне хотелось бы, чтобы он имел хоть какое-то представление о том, как все это было на самом деле.
– А если родится девочка? Что, если у них будет дочь, Хэп?
– Не имеет значения. Думаю, девочке тоже будет интересно узнать о своем отце. А если рассчитывать в этом смысле на Клея, то он не будет о себе рассказывать – ему это не кажется таким уж важным. Он ведь, по сути, не знал своих родителей.
Хэп открыл блокнот, собираясь вырвать оттуда чистую страницу, но, увидев свое сочинение, пробежал его глазами и сказал:
– Трудно все-таки выбрать, о чем писать, и еще труднее угадать, что покажется интересным ребятам.
– Наверное, все, что ты когда-либо делал. – Она взяла его руку и прижала к своей щеке. – Тобой, Хэп, восхищаются все. Ты у меня настоящий мужчина.
– Ну вот, решила надо мной посмеяться, – смущенно пробормотал он. – Я просто делал то, что обязан был делать.
Она взглянула на него сквозь влажные ресницы и произнесла с какой-то напряженной улыбкой:
– Но ты ведь не обязан ехать туда со мной.
– Ошибаешься, это часть нашей сделки, – возразил он и, еще больше смутившись, высвободил руку и вырвал из задней части блокнота страницу. – Вот, держи. На твоем месте я писал бы самыми простыми словами.
– Ты куда идешь?
– Хочу посадить котенка в кофр.
– Смотри, будь осторожен! – крикнула она ему вслед.
– Но Паучок же не дикая кошка, в конце концов.
Держа в руке карандаш, она некоторое время думала, с чего начать, затем написала:
Мистер Уокер привезет Вам сегодня утром Паучка. Мы с ним поженились вчера в Бейкеровом Проезде, и он едет вместе со мной искать Сюзанну. Пожалуйста, позаботьтесь ради меня о Паучке и Твене. Мне было очень хорошо в их обществе. И прошу Вас, не дайте Джиму прогнать их в сарай. Прошу также по возможности вбивать яйцо в молоко Паучку. И не давайте ему сырой рыбы.
Энни закончила писать и прочитала свое послание. Оно было написано так, будто она не хозяйка котят, а их мать. И Хэп был прав, предупреждая ее: текст получился слишком сложным для Мэри, и та может его попросту не понять. Снова перечитав написанное, Энни удрученно отметила, что сформулировала свои мысли не лучшим образом: из второго предложения следовало, что она вышла замуж не за Хэпа, а за Паучка. Но она надеялась, что Мэри все-таки сообразит, что к чему. И она знала, что Уиллетты будут ужасно рады вести о ее замужестве.
Конечно, она не имела права чувствовать себя такой счастливой после того, что случилось с Итаном и Джоуди, но она не могла отказаться от шанса начать все сначала с человеком, который любит ее. В то же время ее мучила совесть за то, к чему она вынуждает этого человека. Впрочем, разве может она оставить свою дочь в беде? Ей только оставалось молить бога, чтобы они возвратились домой втроем.
18
Тропа, по которой они ехали, была раскаленной, пыльной и во многих местах труднопроходимой, но за несколько дней им удалось преодолеть на удивление большое расстояние. Из Сан-Анджело они направились на север и добрались вдоль реки Норт-Кончо до Биг-Спринга, а оттуда, минуя восточную оконечность гор и перебравшись через многочисленные реки и речушки, достигли Прэари-Дога – одного из рукавов Ред-Ривер. Конечной их целью было плато Льяно-Эстакадо, а точнее, его восточная часть, которую можно было назвать сердцем Команчерии, – край плоскогорных лугов, где вволю паслись и жирели бизоны, и глубоких, извилистых каньонов с текущими по дну небольшими реками, вдоль которых на целые мили тянулись поселения команчей. Ничейная земля, на взгляд белого человека.
Хэп начал замечать признаки присутствия индейцев сразу же после Биг-Спринга, и чутье подсказывало ему, что те следуют за ними по пятам. Таковы повадки этих чертовых команчей: они могут незаметно идти за человеком на протяжении многих дней, играть с ним, как кошка с мышкой, порой подбираться почти к самому его костру, оставаясь незамеченными, и лишь потом наносить удар. Однажды они украли у Хэпа лошадь, хоть он и привязал ее к ноге, и все же ему посчастливилось проснуться утром с волосами на голове. Он остался без лошади, зато живым. Понимая, что они ведут себя с ним, как грифы, кружащие над умирающим животным, он решил воспользоваться их же оружием: подкрасться к стойбищу команчей и выкрасть свою лошадь. Самое удивительное заключалось в том, что каким-то чудом ему это удалось.
Хэпу было так жарко, что влажная от пота рубашка прилипла к телу, а штаны из оленьей кожи – к бокам коня. Он искоса взглянул на Энни, но она ехала со стоическим и по-индейски невозмутимым видом. Три года, проведенные среди команчей, были, без сомнения, для нее сущим адом, зато она научилась у них – и этого он не мог не признать – безропотно переносить тяготы пути. Путешествовать с ней по пустыне было почти то же самое, что с Клеем. Почти, но не совсем.
Энни была его женой уже более двух недель, но чувство очарования ею за это время только усилилось. Когда ехать становилось особенно невмоготу, он ловил себя на мысли, что мечтает о том, как бы поскорее остановиться на отдых, привести себя в приемлемый вид, пожертвовав необходимым количеством драгоценной воды, и наконец-то оказаться с Энни рядом в походной постели, прижать ее к себе и наслаждаться ее близостью. А потом они предавались любви, но еще долго после этого он не мог заснуть и просто лежал, глядя на звезды, слушая завывающих где-то неподалеку койотов и в который раз удивляясь, насколько ему повезло, что в тот день разыгралась метель и он случайно набрел на стойбище Молодого Быка. Если даже ему не суждено вернуться из Льяно, он все равно, расставаясь с жизнью, будет чувствовать себя счастливым.
Он перевел взгляд на котенка, и ему стало жаль его – настолько часто и тяжело тот дышал. Он взял флягу, открутил крышку и вылил немного воды Паучку на голову. Затем плеснул немного себе в горсть и дал котенку напиться. Да-а, с такой длинной, да еще черной шерстью ему, должно быть, приходится в пустыне несладко. От беспощадной жары было некуда деться, и Паучок снова заполз за переднюю луку седла и улегся, прижавшись к ноге Хэпа.
Зверек привязался к нему, и с этим ничего нельзя было поделать. Когда он завез котенка к Уиллеттам и повернул со двора, чтобы ехать дальше, тот побежал за ним следом. Пришлось возвратиться и отдать Паучка прямо в руки Мэри. После этого он направился на станцию дилижансов и приобрел там двух мулов. Назад в Сан-Сабу он ехал через Бьюллов Перекресток, где, чувствуя, что изнемогает от жары и жажды, купил у безукоризненно вежливого Лейка бутылку пива и выслушал его извинения по поводу Энни. Когда он вечером добрался домой, его встретил выбившийся из сил Паучок, ожидающий перед дверью, чтобы его впустили в дом. Да, как это ни поразительно, котенок вернулся назад, преодолев более пяти миль. Его братец, по которому так скучала Энни, оказался далеко не таким любителем приключений и остался на ферме Уиллеттов.
Закончилось тем, что Хэп, не испытывая большого желания совершать еще одну поездку к Мэри и Джиму, а также уступая настойчивым просьбам Энни оставить котенка, вырезал из сыромятной кожи полоски и сплел из них для маленького существа ошейник и поводок, затратив на это не один час. И вот теперь, проведя с котенком под беспощадным солнцем так много дней, он и сам начал испытывать к нему симпатию. Когда они останавливались на привал, Хэп, пока Энни занималась приготовлением обеда, с интересом наблюдал, как Паучок нападает буквально на все, что имело неосторожность пошевелиться в его присутствии.
– Может, ты хочешь, чтобы дальше он ехал со мной? – спросила Энни.
– Нет, ему и у меня хорошо, просто чертовски жарко, вот и все.
– Пойми, Хэп, я не могла бросить его умирать с голоду.
– У тебя слишком мягкое сердце, Энни.
– А мне показалось, что как раз ты, а не я, боишься отпустить его от себя хоть на шаг.
– Но у меня, черт возьми, с детства не было даже собаки, – сказал он в свое оправдание и, взглянув на пушистый шарик, уютно свернувшийся калачиком у него на седле, добавил: – Хотя, конечно, я знаю: кошка – животное не для мужчины.
– Знаешь ты это или нет, не имеет значения, – заметила она. – Но Паучок явно этого не знает.
– Только прошу тебя: когда вернемся домой, никому не говори, что я ехал по тропе войны с котенком на коленях, ладно?
– Не скажу. Спасибо, что позволил мне взять его с собой.
Хэп прищурился и некоторое время пристально смотрел вдаль, после чего проговорил:
– Остается только надеяться, что они его не сварят в один прекрасный день.
– Насколько я знаю, Хэп, кошек они не едят. Собак, кстати, тоже. Все что угодно, но только не их. Ты, очевидно, имеешь в виду арапахо или шайеннов, а к команчам это отношения не имеет.
– Угу.
– Ну и что, интересно, ты там увидел? – спросила она.
– Ничего, и это беспокоит меня, – признался он. – Я ведь отлично знаю, что они где-то рядом, а завтра, между прочим, нам нужно будет сворачивать на запад и дальше ехать этими чертовыми каньонами.
Он не стал ей говорить, что, как когда-то ему рассказывал Клей, каньоны местами сужаются до пяти метров и меньше, а над руслами, прорезанными текущими по дну речушками, возвышаются отвесные стены с пещерами и выступами, где легко устроить засаду. Эти места даже хуже, чем главная тропа войны, идущая через переправу Лошадиная Голова на реке Пекос. Впрочем, по всей вероятности, она и без него знает об этом. Ведь она бывала в этих местах и, должно быть, видела все это своими глазами, тогда как он знал только понаслышке.
Ей стало казаться, что Хэп начинает сожалеть о том, что поехал, и она поспешила его успокоить:
– Я ведь могу говорить на их языке и объясню им, зачем мы здесь.
– Ну да, но только если они дадут тебе такую возможность. Ты и слова сказать не успеешь, как они всадят в тебя пулю.
– Но нас только двое, так что они обязательно подъедут поближе, чтобы лучше нас рассмотреть.
– И заодно получить удовольствие, хорошенько поиздевавшись над нами.
– Я так не думаю.
– Да, мужества тебе не занимать, Энни. Наверно, ты и сама об этом знаешь?
– Да и ты, кажется, не робкого десятка, – возвратила она комплимент.
– Но я все-таки мужчина. И кроме того, я не прошел через то, что пришлось испытать тебе. Мне даже трудно представить, как после этого ты отважилась сюда возвращаться.
– У них в руках Сюзанна, – ответила она просто.
– Помощи от них не дождешься, это понятно. Так что искать ее будем считай что вслепую.
– Знаю, – вздохнула она. Затем, помолчав немного, спросила упавшим голосом: – Значит, ты думаешь, мы не найдем ее?
– Если б я так думал, Энни, меня бы здесь не было, – не совсем искренне ответил он. – Просто я хочу сказать, что ты должна быть готова ко всему. Может так статься, что мы не найдем ее. И я бы очень хотел, чтобы ты это сумела перенести.
– Не знаю, что и ответить, Хэп. Я и мысли не допускаю, что такое может случиться.
– Энни… – Он замялся и, передумав, не стал говорить ей ничего такого, что могло бы еще больше обескуражить ее; это ей и так предстоит в скором будущем – тогда он и попытается утешить ее. А сейчас он произнес совсем другое: – Мне кажется, ты перегрелась и можешь в любой момент потерять сознание. Может быть, остановимся под теми мескитовыми деревьями и посидим минут десять в тени, пока тебе не станет лучше?
– Я чувствую себя нормально.
Закончится тем, что в этом своем нетерпении побыстрее «взять след» она попросту загонит себя, подумал он и, взглянув на Паучка, решил испробовать другую тактику, чтобы убедить ее сделать привал:
– А ты подумала о котенке? Если мы не дадим ему хоть немного остыть, он не выдержит. Он и так уже еле дышит – и немудрено, в такой шубе.
– Ну хорошо.
– Дадим передохнуть животным, напоим их и сразу поедем дальше, – пообещал он. – В любом случае я не хотел бы перебираться на тот берег ночью. Предпочитаю делать это при дневном свете.
– Я захватила с собой шкатулку со швейными принадлежностями, и там есть ножницы. Может, пострижем его, и тогда ему не будет так жарко? – проговорила она, глядя на изнемогающего от зноя котенка.
– Пожалуй.
Хэп остановил коня и, спешившись, направился, стараясь пошире расставлять ноги, к деревьям. Его брюки из оленьей кожи пропитались конским потом и прилипли к ногам. Привязав большого черного вьючного мула к одной из низкорастущих веток, он снял с него поклажу, давая отдохнуть и остыть, затем занялся котенком. Отвинтив крышку с последней полной фляги, он снова намочил Паучку голову.
– Ну как, полегчало, приятель? – спросил он, хотя и видел, что котенку не становится легче. – Даже не знаю, что с ним делать, Энни. Все-таки было бы лучше, если бы ты оставила его дома. Уж поверь мне, он не умер бы от голода.
Энни подошла к ним со шкатулкой в руках, опустилась на колени возле тяжело дышащего котенка и, вынув ножницы, сказала Хэпу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– А где же твой кофе?
– Думаю, такое чудо не способен был бы приготовить даже сам Клей Макалестер, – ответила она с улыбкой. – Я думала, что не смогу вынуть ложку из этого кофе.
– Ты это говоришь потому, что не пробовала его кофе. У него ты вообще до дна не достала бы ложкой.
– Небось у тебя научился его варить?
– Хочешь, я сделаю вторую попытку?
– Лучше не надо.
Она села за стол напротив него и, окунув ложку в мед, стала лить его тонкими, тягучими струйками на лепешку, а затем спросила:
– Ты нашел, в чем везти Паучка?
– Да, в гардеробе оказался старый кофр, весь изъеденный молью, так что, думаю, котенок в нем сможет нормально дышать.
– Отлично. Не забудь, что его надо завезти к Уиллеттам по дороге туда, а не обратно. Иначе он будет страдать от жары.
– Неужели ты думаешь, что я собираюсь выслушивать его мяуканье хоть на секунду дольше, чем нужно?
– Передай Мэри, чтобы она… нет, лучше напишу ей записку, – решила Энни.
– Сомневаюсь, что она сумеет ее прочесть, – заметил он, вспомнив письмо этой достойной женщины.
– Если я ограничусь не очень сложными словами, то сумеет.
Энни встала и пошла в другую комнату. Вскоре он услышал, как она открывает ящики и что-то ищет в них. Вернулась она с пустыми руками.
– Не помню, куда задевала бумагу, – сказала она и снова села за стол. – Я хотела написать, какая еда ему нравится и чего он совсем не ест.
– Не думаю, что Мэри станет специально для него готовить.
– Разве так сложно добавить сырое яйцо в молоко? – возразила она.
– Но я могу ей это передать на словах.
– От свинины его тошнит, от костей – тоже.
– Я все запомню.
– А если она будет давать ему рыбу сырой, он есть не станет.
– Скорее всего, она определит его в сарай, – высказал он свое мнение.
– Только не это. Он там умрет с голоду, Хэп. Я ни разу не видела, чтобы он поймал хоть одну мышь.
– Тебе, Энни, могут не понравиться мои слова, но у меня такое впечатление, что от котенка нет ни малейшего проку, – сказал он специально, чтобы поддразнить ее.
– Может быть. Зато он очень забавный, хоть часто бывает невыносимым.
– А как ей обращаться с другим котенком?
– С Твеном? Ну, Твен – совсем другое дело. С ним никаких проблем. В этом смысле он похож на тебя. Ест абсолютно все, за чем не нужно охотиться. Я даже однажды видела, как он ел сырые бобы. – Она отрезала кусочек лепешки и поднесла его ко рту. – Где же, интересно, мои письменные принадлежности? Не могла же я их упаковать. Мне трудно представить, что я сделала это. На днях писала Коре, а вот куда их потом дела…
– У меня есть бумага, Энни. Я дам тебе листок.
Хэп уже покончил с едой и, встав из-за стола, отправился в другую комнату. Возвратился он с блокнотом и карандашом в руке.
– Ну вот, напиши все, что считаешь нужным, а я уж позабочусь, чтобы это попало к миссис Уиллетт.
– Там у тебя на первых страницах письмо, – пробормотала она, поднося ко рту чашку.
Он с удивлением взглянул на нее:
– Ты что, его видела?
– Да, когда ждала тебя в повозке. – Он покраснел, и она поспешила добавить: – Ты уж извини меня. Мне не следовало его читать, но было так скучно сидеть там.
– Это, в общем-то, не письмо, – сказал он. – Понимаешь, есть один человек, который хочет, чтобы я написал историю своей жизни. И вот я подумал – а почему бы и нет? Хочу это сделать для сынишки Клея – у них с Амандой, знаешь, на подходе ребенок.
– Он для тебя, наверное, очень много значит.
– Клей? О да! Он для меня все равно что сын. Мы с ним прошли вместе через многое – и через его буйное детство, и войну, и службу в рейнджерах. Но мы никогда с ним не говорили об этом. Да, пожалуй, и не было особой необходимости. Мне хотелось бы, Энни, чтобы ты познакомилась с ним.
– Мне тоже.
– Так вот, я решил записать все это на тот случай, если никогда не увижу ребенка Клея или если меня уже не будет к тому времени, когда он вырастет. Мне есть что рассказать и о его отце, и о себе. Боюсь, очень скоро не останется людей вроде меня, которые могли бы всю жизнь носиться за индейцами с шестизарядным револьвером за поясом. Мне хотелось бы, чтобы он имел хоть какое-то представление о том, как все это было на самом деле.
– А если родится девочка? Что, если у них будет дочь, Хэп?
– Не имеет значения. Думаю, девочке тоже будет интересно узнать о своем отце. А если рассчитывать в этом смысле на Клея, то он не будет о себе рассказывать – ему это не кажется таким уж важным. Он ведь, по сути, не знал своих родителей.
Хэп открыл блокнот, собираясь вырвать оттуда чистую страницу, но, увидев свое сочинение, пробежал его глазами и сказал:
– Трудно все-таки выбрать, о чем писать, и еще труднее угадать, что покажется интересным ребятам.
– Наверное, все, что ты когда-либо делал. – Она взяла его руку и прижала к своей щеке. – Тобой, Хэп, восхищаются все. Ты у меня настоящий мужчина.
– Ну вот, решила надо мной посмеяться, – смущенно пробормотал он. – Я просто делал то, что обязан был делать.
Она взглянула на него сквозь влажные ресницы и произнесла с какой-то напряженной улыбкой:
– Но ты ведь не обязан ехать туда со мной.
– Ошибаешься, это часть нашей сделки, – возразил он и, еще больше смутившись, высвободил руку и вырвал из задней части блокнота страницу. – Вот, держи. На твоем месте я писал бы самыми простыми словами.
– Ты куда идешь?
– Хочу посадить котенка в кофр.
– Смотри, будь осторожен! – крикнула она ему вслед.
– Но Паучок же не дикая кошка, в конце концов.
Держа в руке карандаш, она некоторое время думала, с чего начать, затем написала:
Мистер Уокер привезет Вам сегодня утром Паучка. Мы с ним поженились вчера в Бейкеровом Проезде, и он едет вместе со мной искать Сюзанну. Пожалуйста, позаботьтесь ради меня о Паучке и Твене. Мне было очень хорошо в их обществе. И прошу Вас, не дайте Джиму прогнать их в сарай. Прошу также по возможности вбивать яйцо в молоко Паучку. И не давайте ему сырой рыбы.
Энни закончила писать и прочитала свое послание. Оно было написано так, будто она не хозяйка котят, а их мать. И Хэп был прав, предупреждая ее: текст получился слишком сложным для Мэри, и та может его попросту не понять. Снова перечитав написанное, Энни удрученно отметила, что сформулировала свои мысли не лучшим образом: из второго предложения следовало, что она вышла замуж не за Хэпа, а за Паучка. Но она надеялась, что Мэри все-таки сообразит, что к чему. И она знала, что Уиллетты будут ужасно рады вести о ее замужестве.
Конечно, она не имела права чувствовать себя такой счастливой после того, что случилось с Итаном и Джоуди, но она не могла отказаться от шанса начать все сначала с человеком, который любит ее. В то же время ее мучила совесть за то, к чему она вынуждает этого человека. Впрочем, разве может она оставить свою дочь в беде? Ей только оставалось молить бога, чтобы они возвратились домой втроем.
18
Тропа, по которой они ехали, была раскаленной, пыльной и во многих местах труднопроходимой, но за несколько дней им удалось преодолеть на удивление большое расстояние. Из Сан-Анджело они направились на север и добрались вдоль реки Норт-Кончо до Биг-Спринга, а оттуда, минуя восточную оконечность гор и перебравшись через многочисленные реки и речушки, достигли Прэари-Дога – одного из рукавов Ред-Ривер. Конечной их целью было плато Льяно-Эстакадо, а точнее, его восточная часть, которую можно было назвать сердцем Команчерии, – край плоскогорных лугов, где вволю паслись и жирели бизоны, и глубоких, извилистых каньонов с текущими по дну небольшими реками, вдоль которых на целые мили тянулись поселения команчей. Ничейная земля, на взгляд белого человека.
Хэп начал замечать признаки присутствия индейцев сразу же после Биг-Спринга, и чутье подсказывало ему, что те следуют за ними по пятам. Таковы повадки этих чертовых команчей: они могут незаметно идти за человеком на протяжении многих дней, играть с ним, как кошка с мышкой, порой подбираться почти к самому его костру, оставаясь незамеченными, и лишь потом наносить удар. Однажды они украли у Хэпа лошадь, хоть он и привязал ее к ноге, и все же ему посчастливилось проснуться утром с волосами на голове. Он остался без лошади, зато живым. Понимая, что они ведут себя с ним, как грифы, кружащие над умирающим животным, он решил воспользоваться их же оружием: подкрасться к стойбищу команчей и выкрасть свою лошадь. Самое удивительное заключалось в том, что каким-то чудом ему это удалось.
Хэпу было так жарко, что влажная от пота рубашка прилипла к телу, а штаны из оленьей кожи – к бокам коня. Он искоса взглянул на Энни, но она ехала со стоическим и по-индейски невозмутимым видом. Три года, проведенные среди команчей, были, без сомнения, для нее сущим адом, зато она научилась у них – и этого он не мог не признать – безропотно переносить тяготы пути. Путешествовать с ней по пустыне было почти то же самое, что с Клеем. Почти, но не совсем.
Энни была его женой уже более двух недель, но чувство очарования ею за это время только усилилось. Когда ехать становилось особенно невмоготу, он ловил себя на мысли, что мечтает о том, как бы поскорее остановиться на отдых, привести себя в приемлемый вид, пожертвовав необходимым количеством драгоценной воды, и наконец-то оказаться с Энни рядом в походной постели, прижать ее к себе и наслаждаться ее близостью. А потом они предавались любви, но еще долго после этого он не мог заснуть и просто лежал, глядя на звезды, слушая завывающих где-то неподалеку койотов и в который раз удивляясь, насколько ему повезло, что в тот день разыгралась метель и он случайно набрел на стойбище Молодого Быка. Если даже ему не суждено вернуться из Льяно, он все равно, расставаясь с жизнью, будет чувствовать себя счастливым.
Он перевел взгляд на котенка, и ему стало жаль его – настолько часто и тяжело тот дышал. Он взял флягу, открутил крышку и вылил немного воды Паучку на голову. Затем плеснул немного себе в горсть и дал котенку напиться. Да-а, с такой длинной, да еще черной шерстью ему, должно быть, приходится в пустыне несладко. От беспощадной жары было некуда деться, и Паучок снова заполз за переднюю луку седла и улегся, прижавшись к ноге Хэпа.
Зверек привязался к нему, и с этим ничего нельзя было поделать. Когда он завез котенка к Уиллеттам и повернул со двора, чтобы ехать дальше, тот побежал за ним следом. Пришлось возвратиться и отдать Паучка прямо в руки Мэри. После этого он направился на станцию дилижансов и приобрел там двух мулов. Назад в Сан-Сабу он ехал через Бьюллов Перекресток, где, чувствуя, что изнемогает от жары и жажды, купил у безукоризненно вежливого Лейка бутылку пива и выслушал его извинения по поводу Энни. Когда он вечером добрался домой, его встретил выбившийся из сил Паучок, ожидающий перед дверью, чтобы его впустили в дом. Да, как это ни поразительно, котенок вернулся назад, преодолев более пяти миль. Его братец, по которому так скучала Энни, оказался далеко не таким любителем приключений и остался на ферме Уиллеттов.
Закончилось тем, что Хэп, не испытывая большого желания совершать еще одну поездку к Мэри и Джиму, а также уступая настойчивым просьбам Энни оставить котенка, вырезал из сыромятной кожи полоски и сплел из них для маленького существа ошейник и поводок, затратив на это не один час. И вот теперь, проведя с котенком под беспощадным солнцем так много дней, он и сам начал испытывать к нему симпатию. Когда они останавливались на привал, Хэп, пока Энни занималась приготовлением обеда, с интересом наблюдал, как Паучок нападает буквально на все, что имело неосторожность пошевелиться в его присутствии.
– Может, ты хочешь, чтобы дальше он ехал со мной? – спросила Энни.
– Нет, ему и у меня хорошо, просто чертовски жарко, вот и все.
– Пойми, Хэп, я не могла бросить его умирать с голоду.
– У тебя слишком мягкое сердце, Энни.
– А мне показалось, что как раз ты, а не я, боишься отпустить его от себя хоть на шаг.
– Но у меня, черт возьми, с детства не было даже собаки, – сказал он в свое оправдание и, взглянув на пушистый шарик, уютно свернувшийся калачиком у него на седле, добавил: – Хотя, конечно, я знаю: кошка – животное не для мужчины.
– Знаешь ты это или нет, не имеет значения, – заметила она. – Но Паучок явно этого не знает.
– Только прошу тебя: когда вернемся домой, никому не говори, что я ехал по тропе войны с котенком на коленях, ладно?
– Не скажу. Спасибо, что позволил мне взять его с собой.
Хэп прищурился и некоторое время пристально смотрел вдаль, после чего проговорил:
– Остается только надеяться, что они его не сварят в один прекрасный день.
– Насколько я знаю, Хэп, кошек они не едят. Собак, кстати, тоже. Все что угодно, но только не их. Ты, очевидно, имеешь в виду арапахо или шайеннов, а к команчам это отношения не имеет.
– Угу.
– Ну и что, интересно, ты там увидел? – спросила она.
– Ничего, и это беспокоит меня, – признался он. – Я ведь отлично знаю, что они где-то рядом, а завтра, между прочим, нам нужно будет сворачивать на запад и дальше ехать этими чертовыми каньонами.
Он не стал ей говорить, что, как когда-то ему рассказывал Клей, каньоны местами сужаются до пяти метров и меньше, а над руслами, прорезанными текущими по дну речушками, возвышаются отвесные стены с пещерами и выступами, где легко устроить засаду. Эти места даже хуже, чем главная тропа войны, идущая через переправу Лошадиная Голова на реке Пекос. Впрочем, по всей вероятности, она и без него знает об этом. Ведь она бывала в этих местах и, должно быть, видела все это своими глазами, тогда как он знал только понаслышке.
Ей стало казаться, что Хэп начинает сожалеть о том, что поехал, и она поспешила его успокоить:
– Я ведь могу говорить на их языке и объясню им, зачем мы здесь.
– Ну да, но только если они дадут тебе такую возможность. Ты и слова сказать не успеешь, как они всадят в тебя пулю.
– Но нас только двое, так что они обязательно подъедут поближе, чтобы лучше нас рассмотреть.
– И заодно получить удовольствие, хорошенько поиздевавшись над нами.
– Я так не думаю.
– Да, мужества тебе не занимать, Энни. Наверно, ты и сама об этом знаешь?
– Да и ты, кажется, не робкого десятка, – возвратила она комплимент.
– Но я все-таки мужчина. И кроме того, я не прошел через то, что пришлось испытать тебе. Мне даже трудно представить, как после этого ты отважилась сюда возвращаться.
– У них в руках Сюзанна, – ответила она просто.
– Помощи от них не дождешься, это понятно. Так что искать ее будем считай что вслепую.
– Знаю, – вздохнула она. Затем, помолчав немного, спросила упавшим голосом: – Значит, ты думаешь, мы не найдем ее?
– Если б я так думал, Энни, меня бы здесь не было, – не совсем искренне ответил он. – Просто я хочу сказать, что ты должна быть готова ко всему. Может так статься, что мы не найдем ее. И я бы очень хотел, чтобы ты это сумела перенести.
– Не знаю, что и ответить, Хэп. Я и мысли не допускаю, что такое может случиться.
– Энни… – Он замялся и, передумав, не стал говорить ей ничего такого, что могло бы еще больше обескуражить ее; это ей и так предстоит в скором будущем – тогда он и попытается утешить ее. А сейчас он произнес совсем другое: – Мне кажется, ты перегрелась и можешь в любой момент потерять сознание. Может быть, остановимся под теми мескитовыми деревьями и посидим минут десять в тени, пока тебе не станет лучше?
– Я чувствую себя нормально.
Закончится тем, что в этом своем нетерпении побыстрее «взять след» она попросту загонит себя, подумал он и, взглянув на Паучка, решил испробовать другую тактику, чтобы убедить ее сделать привал:
– А ты подумала о котенке? Если мы не дадим ему хоть немного остыть, он не выдержит. Он и так уже еле дышит – и немудрено, в такой шубе.
– Ну хорошо.
– Дадим передохнуть животным, напоим их и сразу поедем дальше, – пообещал он. – В любом случае я не хотел бы перебираться на тот берег ночью. Предпочитаю делать это при дневном свете.
– Я захватила с собой шкатулку со швейными принадлежностями, и там есть ножницы. Может, пострижем его, и тогда ему не будет так жарко? – проговорила она, глядя на изнемогающего от зноя котенка.
– Пожалуй.
Хэп остановил коня и, спешившись, направился, стараясь пошире расставлять ноги, к деревьям. Его брюки из оленьей кожи пропитались конским потом и прилипли к ногам. Привязав большого черного вьючного мула к одной из низкорастущих веток, он снял с него поклажу, давая отдохнуть и остыть, затем занялся котенком. Отвинтив крышку с последней полной фляги, он снова намочил Паучку голову.
– Ну как, полегчало, приятель? – спросил он, хотя и видел, что котенку не становится легче. – Даже не знаю, что с ним делать, Энни. Все-таки было бы лучше, если бы ты оставила его дома. Уж поверь мне, он не умер бы от голода.
Энни подошла к ним со шкатулкой в руках, опустилась на колени возле тяжело дышащего котенка и, вынув ножницы, сказала Хэпу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32