– Крепись, девочка, – подбодрила она Эйнджел. – Война еще не закончена. Люди по-разному относились ко мне, но я никогда не теряла их уважения! И если Клара Максвелл говорит, что следует хорошенько все обдумать, значит, так оно и есть! Я заставлю этих помощников шерифа десять раз подумать, прежде чем судить Холта.
Слезы благодарности хлынули из глаз Эйнджел, и, повернувшись к тетушке Кларе, она горячо обняла ее.
– Не знаю, что бы я без вас делала, тетушка Клара, – порывисто прошептала Эйнджел.
– Вздор! – возразила Клара Максвелл, но глаза ее увлажнились.
В то утро, когда Жиль Мартин должен был отправиться в Денвер, Эйнджел получила неожиданную весточку из тюрьмы Оро. Записку привез один из помощников шерифа, не тот толстяк с похотливой рожей, которого она уже видела, а другой, по всей видимости, хорошо воспитанный, пожилой уже мужчина, который даже снял перед ней шляпу. Текст записки сильно удивил Эйнджел. Размашистой рукой Холта, чей почерк она сразу узнала, было написано следующее:
«Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно. Не отпускай Жиля в Денвер, пока мы не увидимся.
Холт».
Эйнджел бросилась к тетушке Кларе и показала ей записку. Прочтя ее, Клара пообещала повременить с отъездом Жиля до возвращения Эйнджел из тюрьмы.
Она также настояла на том, чтобы Эйнджел отправилась в Оро в ее английской одноконной карете вместе со слугой, который присмотрит за ней и позаботится о ее безопасности. Поскольку стоял сильный мороз, а путь до Оро был неблизким, Эйнджел согласилась. Следуя европейской привычке, тетушка Клара распорядилась, чтобы в ногах у Эйнджел положили горячие кирпичи, завернутые в толстую ткань – так они долго сохраняли тепло и грели ноги путешественника. Эйнджел надела светло-голубое шерстяное платье, накидку с капюшоном, скрывавшую всю ее фигуру, и теперь была довольна, когда Холт, мельком взглянув на нее, не за метил в ней никаких перемен.
– У нас всего несколько минут, – сказал он, с ненавистью глядя в спину удалявшегося помощника шерифа, который минутой раньше привел в камеру Эйнджел. – У меня нет времени спорить с тобой и объяснять свою просьбу. Ты меня понимаешь?
Взгляд серых глаз был твердым как кремень. Эйнджел напряженно кивнула. Она ожидала услышать от него извинения за вчерашнюю грубость, а вместо этого, похоже, ей снова придется выслушивать его угрозы и приказы уехать из города.
И все же она не могла не заметить с болью в сердце, как осунулся и почернел Холт. Он заметно похудел, и Эйнджел начала опасаться, что с ним дурно обращаются. Не успела она и слова сказать, как Холт ошеломил ее своей просьбой.
– Мне очень нужно, чтобы ты съездила на прииск, – необычно встревоженным голосом сказал он. – Возьми с собой как можно больше провизии и теплых одеял, но сделай это без лишнего шума, чтобы никто об этом не знал. – Увидев ее расширенные от изумления глаза, он торопливо продолжил: – Если ты решишь поехать, Эйнджел, не говори никому об этом и никого не бери с собой.
Секундой раньше Эйнджел хотела сказать, что отправится туда с Нилом, однако Холт опередил ее:
– Это очень важно. На карту поставлены жизни людей, ты понимаешь меня?
Он разговаривал с ней как с несмышленым ребенком. Эйнджел все больше сердилась и не понимала, почему он требует от нее слепого повиновения.
– Нет, не понимаю, – запальчиво проговорила она. – Единственная жизнь, поставленная на карту и имеющая для меня значение, это твоя жизнь, Холт! Зачем ты хочешь оттолкнуть меня?
– Оттолкнуть? – прорычал Холт, ероша спутанные черные волосы и нетерпеливо расхаживая по камере, как пойманная пантера по клетке. – Я бы не стал тебя просить об этом, но мне больше некому довериться!
Эйнджел не восприняла его слова как комплимент.
– Что за срочная необходимость в моей поездке на прииск? – требовательным тоном спросила она. – Почему я должна помогать тебе?
Остановившись, он посмотрел на нее таким пристальным взглядом, что ей стало не по себе.
– Наверное, я ошибся, – тихо сказал он. – Боюсь, что в тебе нет того, что необходимо для здешней жизни. Да ты и не хочешь даже пытаться...
Холт рассчитывал на то, что Эйнджел примет его вызов, и он не ошибся.
– Скажи, что я должна сделать? – гордо вздернув подбородок, спросила она. – Вопросов больше не будет.
– Вот и отлично. – Холт едва улыбнулся. – Прежде всего, и это очень важно, ты должна поговорить от моего имени с Жилем, пока он еще не уехал в Денвер. Ты помнишь Жан-Клода и его жену?
– Конечно!
– Мне необходимо, чтобы Жиль нашел этого француза и рассказал ему обо всем, что тут со мной происходит. И пусть заберет те вещи, которые я оставил тогда в его хижине.
Эйнджел была сильно озадачена, но, помня свое обещание не задавать вопросов, лишь кивнула в ответ:
– Хорошо. Когда я должна отправиться на прииск?
– Как только поговоришь с Жилем. Сегодня, если это возможно.
Холт сделал паузу, прекрасно понимая, как много вопросов теснилось в голове у Эйнджел. Он хотел полностью довериться своей молодой жене, но боялся.
– И помни, – добавил он. – Ты должна быть крайне осторожна. Говорят, ты умеешь обращаться с оружием. Обязательно возьми с собой пистолет. Обещай, что сделаешь так, как я хочу.
– Да, я сделаю так, как ты хочешь. Жаль, Лили уже не сможет поехать на прииск вместе со мной, – сказала Эйнджел, и в ее голосе прозвучало искреннее сожаление.
– Да, если бы она была жива, я попросил бы ее это сделать. Ненавижу зависеть от чьей-то помощи!
– Ты слишком гордый, Холт Мерфи! – тихо сказала Эйнджел, поправляя волосы. – Когда же ты на конец поймешь, что я живу для тебя?
– Видно, я слишком туго соображаю, – с неожиданным смущением в голосе сказал Холт. – Но если ты будешь почаще говорить мне об этом, я, наверное, перестану в этом сомневаться...
Поглядев вслед удалявшейся фигуре всадника, а это был Жиль Мартин, Эйнджел направилась в дом. Увидев Джека Миллера, наемного работника Клары Максвелл, она остановилась. Джек прилаживал полозья к фургону, в котором ездил в Оро за провизией. Эйнджел с интересом наблюдала за его работой, и тут ее осенило!
Осторожно пробираясь по узкой, расчищенной от снега тропинке к сараю, она дружески поприветствовала Миллера. Выказав свою заинтересованность в его работе, она тем самым заставила Джека объяснить, что на полозьях фургон будет двигаться намного быстрее и легче.
– Ну конечно, тут не обойтись без пары хороших тяжеловозов, особенно если фургон нагружен, – закончил Джек, вгоняя последний гвоздь.
– Да? – притворно удивилась Эйнджел, устремляя взгляд на конюшню, которая тоже находилась под присмотром Джека. – А какие из этих лошадей самые сильные? Вы ведь разбираетесь в этом, мистер Миллер?
Тот с полной серьезностью отнесся к вопросу Эйнджел.
– Ну, у нашей хозяйки отличная конюшня и пре красные лошади, – отряхиваясь от снега, сказал он. – Большинство из них очень сильные, хоть сейчас запрягай в какую хочешь повозку. Впрочем, за исключением Меркурия и еще одного мерина. Эти не пригодны для такой работы.
Уловив неодобрительные нотки в голосе работника, Эйнджел улыбнулась.
– Это такой темно-серый мерин, да? Я не помню его кличку...
– Только зря их кормлю... – Он покачал голо вой. – Впрочем, мне платят за работу, а не за рассуждения...
– Ну что вы, мистер Миллер, кто лучше вас знает этих лошадей!
Ее лесть достигла цели.
– Не хотите ли взглянуть на лошадей, миссис? – неожиданно предложил Джек. Такое предложение означало его расположение к молодой леди. Далеко не каждый гость в этом доме мог похвастаться этим.
– С удовольствием! – хитро улыбаясь, ответила Эйнджел.
Вслед за Миллером она вошла в сухую и чистую конюшню, в которой было так тепло, что она скинула с головы капюшон накидки, прислушиваясь к монологу работника.
– Вот эту кобылу зовут Джуно, – сказал он, поглаживая морду высокой пегой лошади. Эйнджел тоже протянула руку, чтобы животное сначала понюхало ее – так она всегда знакомилась с лошадьми.
– Это ведь тягловая лошадь, да? Джек кивнул, удивленный ее познаниями.
– Хозяйка называет их шаерами, а я – тяжеловозами. Это очень мощные лошади. Миссис привезла их г из Англии лет пять назад.
– А это, должно быть, ее дружок, – догадалась Эйнджел, подойдя к соседнему стойлу, где стояла почти точно такая же лошадь, с любопытством поглядывавшая на Эйнджел.
– Да, это Юпитер. Хотя он и жеребец, но совсем не злобного нрава, – откликнулся Миллер.
– Какие они большие и сильные, – пробормотала Эйнджел, почесывая лошадь за ухом и раздумывая, сумеет ли она справиться с такой упряжкой. Очень скоро она выяснила, что во всей конюшне самыми сильными и выносливыми были именно эти тяжеловозы.
– А вот это и есть Меркурий. Странные имена дает хозяйка своим лошадям. Впрочем, это не мое дело. – Джек махнул рукой в сторону поджарого верхового коня, явно не одобряя его экстерьер.
– А я и не знала, что миссис Максвелл увлекается мифологией, – произнесла Эйнджел. – Надо будет подарить ей книгу по мифологии на ее день рождения.
Недоуменно пожав плечами, Джек повел ее дальше смотреть на других лошадей и прекрасного качества сбруи. К концу осмотра Эйнджел уже запомнила все проходы в конюшне и знала почти все о характере каждой лошади. К тому же она нашла нового друга в лице этого немолодого уже человека, Джека Миллера, которого многие считали угрюмым и недружелюбным. Теперь она была готова приступить ко второй части своего плана.
Эйнджел нелегко будет обмануть доверие Миллера, но она твердо пообещала Холту отправиться на прииск. Еще раз поблагодарив Джека и одарив его приветливой улыбкой, Эйнджел вышла из конюшни и направилась к дому. Приближался вечер. Скоро надо будет приводить план в действие, но не раньше, чем Миллер закончит свою работу. Он сказал ей, что живет в небольшой хижине в миле от дома тетушки Клары. Эйнджел вовсе не хотелось отправляться в путь уже в темноте, но выбора у нее не было. Зато у нее было достаточно времени, чтобы спокойно собраться в дальний путь по зимней дороге.
Сказав Дульчибел, что из-за ужасной головной боли она пораньше ляжет спать, Эйнджел поспешила удалиться в свою комнату, чтобы собрать всю имевшуюся у нее теплую одежду. Она даже сняла со своей кровати все теплые одеяла, а также заглянула в соседнюю комнату, предназначенную для гостей, собрав все теплые одеяла и там. Позже, когда все в доме улягутся спать, она спустится вниз в кухню и запасется продовольствием.
Случайно взглянув на свое отражение в зеркале, Эйнджел испуганно поднесла руку к лицу. Щеки го рели от волнения, волосы растрепались, но сейчас она себе нравилась! Она, умная и честная Эйнджел Макклауд-Мерфи, собиралась ограбить кладовую, украсть лошадей и очертя голову броситься в кромешную тьму, словно какой-то отчаянный головорез! Она едва слышно засмеялась. Оставалось только надеяться, что тетушка Клара все поймет. Эйнджел даже казалось, что она не только поймет ее, но и от всего сердца одобрит такой поступок.
Глава 21
В ночной тишине Эйнджел казалось, что малейший скрип кожаной сбруи слишком громко раздавался по всей конюшне. Наконец она вывела и запрягла лошадей в фургон на полозьях. Усевшись на место кучера, она, обернувшись, быстрым взглядом окинула свой немалый груз, тщательно упакованный в промасленную парусину, и еще раз проверила, на месте ли ружье, спрятанное у нее на коленях под меховой полостью.
В непосредственной близости от дома Эйнджел не рискнула зажечь фонарь, поэтому ей пришлось по памяти управлять упряжкой, осторожным шагом двигавшейся по заснеженной аллее. В небе сиял тоненький серебряный серпик нарождавшейся луны, света которой хватало лишь на то, чтобы ели, стоявшие вокруг дома, превратились в жуткие колдовские создания. В какой-то момент ей ужасно захотелось бросить эту глупую затею и, поставив сонных Джуно и Юпитера обратно в стойло, вернуться в блаженное тепло своей постели. Но Эйнджел знала, что никогда не простит себе такого малодушия. Ведь это была просьба Холта, бесценный знак его возросшего доверия к ней. И хотя она прекрасно понимала, что Холт никогда не попросил бы ее об этом, будь жива Лили Валентайн или же если бы узнал о ее беременности, она все же была полна решимости оправдать его доверие, несмотря ни на какой риск.
Если она поедет медленно, если в пути не замерзнет, если найдет хорошую дорогу к прииску... Тогда это будет так же просто, как вонзить горячий нож в масло, подумала Эйнджел. Она очень тепло оделась, натянула на руки три пары перчаток и обмотала шею и подбородок шерстяным шарфом так, что оттуда торчали лишь глаза. По ее расчетам, она должна была добраться до прииска за два-три часа. Лошади с поразительной легкостью тащили по снегу фургон с грузом провизии и одежды.
Казалось, все благоприятствовало успеху затеянного ею предприятия. К тому времени, когда Эйнджел добралась до развилки, ветер совсем стих, и она почти не чувствовала холода. Остановив лошадей, она зажгла фонарь и осторожно повесила его над местом кучера, чтобы по мере возможности освещать дорогу. Лошади терпеливо ждали, пока она закончила прилаживать фонарь, и послушно тронулись в сторону прииска. Дорога пошла заметно вверх, но лошади, казалось, не замечали подъема. Эйнджел даже рискнула слегка ударить их по спинам, чтобы они бежали быстрее.
Долгое время в тишине ночи раздавалось лишь мягкое приглушенное цоканье лошадиных копыт да скрип полозьев по свежему снегу. Один-два раза Эйнджел показалось, что она слышит отдаленный вой койота или собаки, поскольку волков здесь уже не осталось, как уверяла она сама себя. Настороженно прислушиваясь, лошади, тем не менее, не прекращали свой ровный быстрый бег по снегу.
Постепенно вой прекратился, и Эйнджел настолько расслабилась, что даже не заметила, как заснула. Она не знала, сколько проспала, но проснулась от того, что лошади внезапно остановились. Отряхивая с ресниц налипший снег, она почувствовала, что замерзла. С трудом подобрав непослушными руками упавшие вожжи, она причмокнула и попыталась тронуть лошадей, но те стояли как вкопанные и лишь нервно поводили ушами. Полагаясь на инстинкт животных, Эйнджел стала вглядываться в кромешную тьму, но ничего не слышала и не видела, кроме мерцающего света фонаря. И вдруг Эйнджел поняла, что лошади стоят перед самой шахтой!
– Я сделала это! – с тихой радостью сказала она сама себе, однако радость мгновенно испарилась, когда Джуно, захрапев, попятилась назад. В темноте Эйнджел успела разглядеть чью-то руку, крепко взявшую кобылу под уздцы. Тут же из темноты показалась другая рука и взяла под уздцы Юпитера, и, прежде чем Эйнджел успела схватиться за ружье, она уже была окружена дюжиной лиц, глядевших на нее блестящими темными глазами.
Словно во сне Эйнджел увидела, как от деревьев отделился человек в тяжелой меховой одежде с почти квадратным лицом, хорошо видным даже при слабом свете фонаря. Потом она разглядела длинные седые косички, свисавшие по обе стороны лица со впалыми щеками, и поняла, что это индейцы. Странно, но она не почувствовала страха.
Человек в меховой одежде заговорил на непонятном ей языке, и Эйнджел энергично помотала головой в знак того, что не понимает его. Он неторопливо повторил свою фразу, но теперь уже на ломаном английском:
– Ты женщина Игашо? Эйнджел снова покачала головой:
– Нет, я жена Холта, Холта Мерфи. Вы его знаете? Неожиданно старый индеец широко улыбнулся.
– Мы знать его как Игашо.
Внезапно Эйнджел все поняла. Теперь она не сомневалась, что это и были те самые люди, которых она должна была найти по просьбе Холта. Их исхудавшие лица и сильно потрепанные меховые одежды свидетельствовали о том, что они крайне нуждались в пище и одежде, которые привезла им Эйнджел. Привыкнув к слабому освещению, Эйнджел заметила, что большинство из них были почти детьми, юные храбрецы с воинственными лицами. Не понимая английского языка, они ждали, что скажет старик.
– Меня сюда послал Холт, чтобы я привезла вам все это, – сказала Эйнджел, показывая на упакованную провизию и одеяла, уложенные в фургоне, и изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Нет, она не думала, что эти люди могут причинить ей зло, по край ней мере теперь, когда она им все объяснила.
Старик индеец с достоинством поклонился ей.
– Меня зовут Каго, я лекарь племени арапахо. Человек, которого ты звать Холт – Игашо – сын моей... вы, белые люди, звать это дочерью.
– Так вы его дедушка с нескрываемым изумлением воскликнула Эйнджел. Каго печально кивнул:
– Иногда он так меня звать.
Эйнджел была тронута словами старика и сердита на Холта, когда до нее дошел скрытый смысл сказанной стариком фразы, подразумевавший, что по той или иной при чине Холт предпочитал не помнить о своем родстве с ним.
– Каго, – нерешительно начала Эйнджел, – я не знаю, что у Холта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35