Неторопливо и спокойно Маркус поднял револьвер, скатился с перепуганной девушки и поднялся на ноги, оказавшись лицом к лицу с Жаком Бертраном.
— Ты, ублюдок! Ты должен лежать сейчас в постели и трахать там во все дыры эту маленькую шлюшку!
Бертран плавным движением замахнулся ножом и нацелил его в горло Маркусу. Все происходило настолько медленно, что напоминало сон, и Маркус увидел себя самого, на этот раз быстрого и стремительного, и сон стал ускоряться сумасшедшими рывками: он вскинул револьвер, четко и хладнокровно прицелился и выстрелил. Пуля со звоном ударилась о лезвие ножа и рикошетом отлетела назад, пройдя через горло Бертрана. Из раны сразу полилась венозная кровь, очень много крови; она не била струей, а просто текла. Бертран уставился на Маркуса, потом перевел взгляд на девушку, которая не отрываясь смотрела на него, скорчившись на полу.
Бертран схватился за горло, и кровь ручьем заструилась по его пальцам. В следующую секунду Бертран тяжело рухнул на пол. Маркус встал перед ним на колени и приподнял ему голову.
— Почему? Почему, черт тебя дери?
— Ты дурак, Девлин, — прошептал Бертран, голос его был таким же тягучим, как и кровь. — Не сидел бы как сыч на этом острове… знал бы, что король мертв… или почти мертв. Оливер примет… его дела. Я от начала и до конца… должен был помогать Оливеру; мне было поручено… убить тебя. Когда обнаружили бы твое тело… все решили бы, что это дело рук… «Вирсавии».
Маркус молча смотрел на Бертрана.
— Я считал, что ты у меня на крючке. Но я ошибся… ошибся…
Раздался негромкий свистящий звук, и голова Бертрана завалилась набок. Залитые кровью пальцы соскользнули с горла.
Вся комната была залита кровью. Маркус услышал позади себя длинные всхлипы Бланшет и повернулся: та сидела, закрыв лицо руками, длинные черные волосы скрывали ее профиль.
— Тише, — сказал машинально Маркус. Мозг его бешено работал. Пуля не наделала шума. Но кто знает… Меньше всего он хотел бы связываться с французской полицией.
Скорее всего его засадят в тюрьму, и он там сгниет. Слава Богу, место, где все произошло, как нарочно было создано для убийств — здесь обитали бродяги и мелкие мошенники, но помимо этого тут было полно пустых складов.
Маркус поспешно затащил тело Жака в комнату и как можно тише прикрыл дверь. На всякий случай он повернул ключ в замке, хотя знал, что это вряд ли остановит того, кто захочет войти сюда. Маркус представил себе, как эта старая карга лезет наверх по лестнице, желая знать, что творится в ее благопристойном пансионе.
Маркус присел на корточки рядом с Бланшет. Он тряхнул ее за плечи и, призвав на помощь все свое знание французского, заговорил мягко, но убедительно. Маркус приказал Бланшет быстро вылезти из окна и отправиться домой vite, vite! ) И лучше держать язык за зубами, а не то у нее будут серьезные неприятности с полицией. Он позаботится обо всем. А она должна доверять ему. И теперь ей надо быстро уходить.
— Ne parlez pas aux gendarmes! — повторял он ей снова и снова, — Vous comprenez?
Бланшет уставилась на Маркуса, открыв рот: глаза ее были совсем пустыми. Может, она потеряла рассудок?
— Vous comprenez, Blanchette? Repondez-moi! Наконец девушка кивнула, но дар речи еще не вернулся к ней. Маркус помог ей подняться на ноги и вылезти из окна. Она ни разу не взглянула на тело своего любовника, распластавшееся на постели.
Маркус не двигался до тех пор, пока Бланшет не исчезла в проеме окна. Тогда он быстро подошел к окну и проследил, как она слезла по пожарной лестнице и растворилась в промозглом тумане.
Маркус повернулся к Жаку Бертрану.
— Мне очень жаль, — произнес он и принялся за работу.
Остров Джованни
Март, 1990 год
Рафаэлла не доверяла ему. Это был не страх, нет, она не боялась, но знала, что, попытайся он соблазнить ее, на всем можно ставить крест, как любила говорить ее мать. Когда раздался телефонный звонок, Рафаэлла почувствовала облегчение и быстро устремилась в спальню. Звонил Маркус.
Может, он попал в беду? Рафаэлле не хотелось думать об этом мужчине, но она ничего не могла с собой поделать. Не хотелось беспокоиться о нем, но и с этим она тоже ничего не могла сделать. Этот человек был коварным, и в моменты слабости Рафаэлла не могла не признаться самой себе, что он находился в ее мыслях постоянно. Мог ли он попасть в беду? Ей не хотелось, чтобы кто-то еще причинял ему боль, кроме нее, да и то лишь тогда, когда он заслуживал этого. Хотя, признаться, так происходило довольно часто.
Рафаэлла отказалась от мысли поплавать в бассейне. Вокруг шаталось слишком много охранников, а она не хотела, чтобы на нее глазели. К тому же ей будет не по себе, если Доминик увидит ее в бикини. Рафаэлла быстро переоделась, натянув поверх купальника шорты и свободную майку. Она взяла с камина несколько книг, включая один из дневников матери, и устремилась на пляж.
День стоял ясный и теплый, и легкий бриз, дувший с Карибского моря, приносил свежесть. Прекрасный Эдем, да и только, но Рафаэлла уже немного устала от этого совершенства. Небольшой бостонский дождик совсем не помешал бы. Хотя затяжной бостонский дождь — это уже другое дело.
Рафаэлла кивнула Меркелу, сообщила ему, куда собирается, и пошла своей дорогой. Она увидела Фрэнка Лэйси — тот выглядел таким же изможденным, как и прошлым вечером, — помахала ему, а затем попыталась не обращать внимания на вооруженных мужчин, разгуливавших по владениям. Со стороны их движения казались произвольными, а маршруты — незапланированными, но Рафаэлла понимала, что на деле это совсем не так. Все они отлично выполняли свою работу, и Рафаэлла, хоть и достаточно разбиралась в разных видах борьбы, не хотела бы встретиться ни с кем из них один на один.
Она стала продираться через буйные джунгли, отделявшие резиденцию от пляжа. Воздух казался тяжелым от раскинувшейся почти на пятьдесят ярдов густой растительности, еще влажной от недавно прошедшего тридцатиминутного дождя. Несмотря на идеальную чистоту тропинки, Рафаэлле внезапно показалось, что джунгли надвигаются на нее со всех сторон. Теперь она понимала, почему эту ползущую отовсюду растительность необходимо подстригать каждый божий день в году.
Нет, с Маркусом ничего не могло случиться. Но почему он звонил? «Прекрати это, Раф!» — приказала она себе. Может, звонок был вовсе и не от Маркуса, а если даже от него, то он наверняка просто хотел доложить Доминику, что все в порядке. Она молилась изо всех сил, чтобы так оно и было.
Рафаэлла добралась до прекрасного пляжа с белым песком и выбрала место в тени под пальмой. Воздух был настолько чист и прозрачен, что душные джунгли показались ей просто ночным кошмаром.
Рафаэлла скинула майку и шорты, бросилась в воду и поплыла, покачиваясь на гребнях волн.
Линк, скрываясь в джунглях, наблюдал за девушкой. Мистер Джованни приказал ему не спускать с нее глаз всякий раз, когда она будет уходить из дома. Ей захотелось поплавать? Так кому, черт побери, до этого дело?
Линк наблюдал за Рафаэллой минут десять; в конце концов ему надоело, он присел и закурил сигарету. Через несколько минут девушка вышла из воды, и Линк увидел, как она направилась к расстеленному на песке полотенцу и села на него. Она сразу же натянула просторную майку, прислонилась к пальме и достала из сумки яблоко.
«По крайней мере на нее приятно смотреть», — подумал Линк и пожалел, что у него нет с собой яблока.
Через некоторое время Рафаэлла достала из сумки какую-то книгу, раскрыла ее и принялась читать. Тогда Линк решил поспать. Да и что, черт побери, она может сделать с этой несчастной книгой?
Рафаэлла обратилась к записи, сделанной в июле 1986 года.
* * *
Он завел себе новую любовницу. Это необычайно красивая французская манекенщица по имени Коко Вивро. Мне удалось выяснить, что он познакомился с ней во Франции, и их «связь сразу же стала событием», как любят выражаться голливудские газетенки. Я закрываю глаза и вижу их вдвоем: они лежат в постели, обнаженные, его руки ласкают ее прекрасное тело, его губы впиваются в ее; я даже слышу, как она вскрикивает, когда он входит в нее. Боже, я не вынесу этого!
Мне пришлось на несколько дней забросить журнал. У меня не было сил писать, но я знаю, что должна смириться с тем, что она появилась в жизни Доминика. У меня просто нет иного выбора, и, кроме того, он ведь даже не помнит, кто я такая. Возможно, я никогда для него и не существовала. Я пыталась найти ему оправдание за тот день в Мадриде в 1978 году, когда он смотрел прямо сквозь меня. Все-таки, уверяла я себя бесчисленное количество раз за все эти годы, когда мне было двадцать, я была гораздо худее. Теперь я немного пополнела, превратилась в даму, и мои волосы потемнели. Да, когда мне было двадцать, у меня были белокурые волосы, говорила я себе. И темные очки — я почти уверена, что в тот день в Мадриде на мне были темные очки, да еще такие, которые закрывают пол-лица. Ведь правда в Испании очень яркое и сильное солнце? И все ходят в темных очках? Моя родная дочь — и та не узнала бы меня. Так, Рафаэлла, говорила я себе снова и снова, пока не возненавидела себя и собственную слабость.
Ходили слухи, что новой любовнице Доминика около тридцати; это возраст, когда уже не так просто удерживать пальму первенства в мире моделей. Поэтому она почти без колебаний приняла предложение Доминика. И он взял ее с собой на этот паршивый остров в Карибском море, купленный им не так давно.
Я должна поехать туда! Должна увидеть все своими глазами. Знаю, что это глупо и похоже на навязчивую идею, но я ничего не могу с собой поделать.
Моя ненависть к Доминику усилилась, когда он взял с собой Коко. За эти годы у него было много женщин, но я знаю, я просто уверена, что роман с Коко продлится долго. Забавно, но она совсем не похожа на порочную женщину или на алчную содержанку. Я пытаюсь выяснить о ней все, насколько это возможно. Но весь ужас заключается в том, что она, судя по всему, довольно приятная женщина.
Я должна перестать думать о нем. На какое-то время мне это удалось: когда ты окончила Колумбийский университет, и мы с Чарльзом приехали на выпускной вечер, и Чарльз закатил в твою честь отличную вечеринку в «Плазе». Ты вела себя так мило, Рафаэлла, даже когда Чарльз хотел позвонить в эту газету в Уоллингфорде, в штате Делавэр. Чарльз, разумеется, рвал и метал. Он-то надеялся, что по меньшей мере достанет тебе луну с неба. Я угрожала Чарльзу, говорила, что перестану заниматься с ним любовью, если он хотя бы заикнется тебе о какой-то протекции, и этот благородный человек заставил себя проглотить обиду.
На вечеринке ты сказала мне, что беспокоишься насчет Бенджи. Да, я тоже о нем беспокоюсь. Бенджи неплохой парень, но он без тени сомнения принимает все, что предлагает ему отец. Хотя все это скорее нужно Сьюзан, чем ему, а она в самом деле очень умна. И Чарльз совсем не против того, чтобы плясать под ее дудку. Или мне так кажется. И маленькую Дженнифер она тоже учит приспосабливаться и использовать людей. Бедняжка Бенджи, ему никогда не добиться того успеха, которого ждет от него Сьюзан. И никогда не стать таким, каким хотел бы видеть его Чарльз. Акварели Бенджи становятся все профессиональнее и красивее. Он влюблен в корабли, в океан: постоянно пишет их на своих картинах. Я всегда покупаю несколько его акварелей и дарю на Рождество своим друзьям. Что я могу еще сделать!
Мне надо увидеть этот остров. Увидеть, где он живет с ней, с этой проклятой манекенщицей.
* * *
Рафаэлла захлопнула дневник. Мама в конце концов увидела остров, изучила его вдоль и поперек, сознательно причиняя себе боль. Подумать только, ведь Рафаэлла даже не могла себе представить, что мать переживает такие страдания, что на протяжении всей жизни ее снедают мучительные воспоминания и она своими руками создает их снова и снова с каждым росчерком пера в дневнике, с каждой новой газетной или журнальной статьей, которые она вырезает и очень аккуратно складывает внутри дневников. Рафаэлла очень жалела, что мать все-таки побывала на острове. До этого она по крайней мере физически была далека от этого человека.
Когда же это кончится? Может быть, после публикации биографии, которую Рафаэлла напишет о Доминике, крайне неромантичном нелегальном торговце оружием, поставщике смерти?
Рафаэлла пожалела, что находится так далеко от матери. Ее захлестнуло чувство вины, хотя в глубине души она понимала, что дежурства у материнской постели тут совсем ни при чем. Это ничего бы не изменило. Рафаэлла опустила голову и уткнула ее в колени. Она молилась. Последний раз она так горячо занималась этим в шестнадцать лет, но тогда это была эгоистичная молитва, и желание Рафаэллы исполнилось, хотя она и не заслуживала этого: «О Боже, пожалуйста, ниспошли мне ко дню рождения кабриолет, пожалуйста, Боже…»
И вот он перед ней, даже лучше, чем тот, который просила Рафаэлла. Красный роскошный «Мерседес-450», с белым кожаным салоном, стоит на усыпанной гравием дорожке перед домом, а Чарльз и мама протягивают ей ключи и улыбаются, улыбаются…
Глупая эгоистичная девчонка. Но это было много лет тому назад, с тех пор она выросла и изменилась. А мать осталась такой же, ее одержимость Джованни не угасла, ненависть к этому мужчине не покинула ее.
Линк наблюдал за Рафаэллой, гадая, что у той на уме. Вне всякого сомнения, девушка была расстроена. Он надеялся, что она все же не будет плакать. Бабушка Линка, воспитавшая его, плакала только тогда, когда он сильно расстраивал ее, и тогда она просто захлебывалась от рыданий. Став взрослым, Линк не мог выносить женских слез. Он почувствовал облегчение, когда Рафаэлла очнулась, собрала вещи и поднялась. «Хорошенькая, спору нет, — подумал Линк, — особенно глаза, этот голубой цвет, который темнеет в моменты переживаний, прямо как сейчас. Эти глаза…» Линк покачал головой. Надо убираться с этого паршивого острова, а то можно окончательно помешаться. Он поспешно спрятался за пальмой, когда Рафаэлла прошла мимо него. Линк следил, как Рафаэлла идет по джунглям, до тех пор пока она не исчезла из виду, и задавался вопросом, то ли он защищает ее тем, что неотступно следует за ней, то ли оберегает мистера Джованни от нового покушения.
Линк направился назад в сторону резиденции, держась на почтительном расстоянии от Рафаэллы. Пока новых покушений на жизнь Джованни не предпринималось. Разумеется, эта первая попытка завершилась полнейшим фиаско, а остров являлся крепостью сам по себе, что тоже было немаловажным сдерживающим фактором. Эти охранники, всполошившиеся после первого покушения и сгоравшие от стыда, что не смогли должным образом уберечь мистера Джованни от нападения, теперь успокоились, на них опять навалилась скука, сделав их абсолютно беззаботными. Конечно, этого нельзя сказать, глядя на них со стороны, нет, они профессионалы, и в случае внезапного нападения их рефлексы срабатывают четко. Линк решил, что обсудит это с Лэйси, тот, возможно, уже разобрался в проблеме. Если и состоится второе покушение на мистера Джованни — когда оно состоится, — Лэйси и эти ребята будут начеку.
Странно, продолжал размышлять Линк, что эти голландцы отравились до того, как мистер Джованни сумел допросить их. И вообще непонятно, почему они вздумали отравиться. Может, эта «Вирсавия» воспитывает своих людей в таком фанатичном духе?
Линк вздохнул. Все это казалось ему довольно странным. Ведь он своими руками обыскивал голландцев перед тем, как запереть их в сарае. Должно быть, они приклеили ампулы с ядом между пальцами на ногах.
Линк продолжал размышлять, когда до него донесся крик Рафаэллы, высокий и тонкий, исполненный ужаса и изумления. Он побежал вперед и, сворачивая направо, услышал еще один крик, на этот раз сдавленный от боли. От страха Линк помчался еще быстрее и нагнал Рафаэллу Холланд — она стояла у самого края тропинки, и тело ее медленно обвивал единственный на всем чертовом острове удав — десятиметровый боа; темно-коричневые полоски переливались на его теле, которое скользило по талии Рафаэллы, сдавливая ее все сильнее и сильнее.
Рафаэлла увидела Линка — в ее глазах затеплилась надежда.
— Черт, — выругался тот и бросился к ней, вынимая на ходу нож.
Рафаэлла заставила себя стоять неподвижно, хотя ей не терпелось продолжить свою борьбу со змеей. Ее тошнило, хотелось кричать что есть мочи, но на лице ее не дрогнул ни один мускул.
Туша была тяжелой, очень тяжелой, и Рафаэлла согнулась под ее тяжестью, но тут подоспел Линк. Она машинально зажмурила глаза, когда он четким движением вонзил нож в тело удава на уровне головы. Рафаэлла не услышала никаких звуков, только тяжелый удар, когда голова этой твари упала на землю. Может, она ожидала, что змея закричит от боли? Теперь, когда тяжелые кольца змеи на ее теле ослабели, Рафаэллу стало трясти от пережитого шока. Она принялась судорожно глотать воздух, ребра, освободившись от давящей боли, расправились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Ты, ублюдок! Ты должен лежать сейчас в постели и трахать там во все дыры эту маленькую шлюшку!
Бертран плавным движением замахнулся ножом и нацелил его в горло Маркусу. Все происходило настолько медленно, что напоминало сон, и Маркус увидел себя самого, на этот раз быстрого и стремительного, и сон стал ускоряться сумасшедшими рывками: он вскинул револьвер, четко и хладнокровно прицелился и выстрелил. Пуля со звоном ударилась о лезвие ножа и рикошетом отлетела назад, пройдя через горло Бертрана. Из раны сразу полилась венозная кровь, очень много крови; она не била струей, а просто текла. Бертран уставился на Маркуса, потом перевел взгляд на девушку, которая не отрываясь смотрела на него, скорчившись на полу.
Бертран схватился за горло, и кровь ручьем заструилась по его пальцам. В следующую секунду Бертран тяжело рухнул на пол. Маркус встал перед ним на колени и приподнял ему голову.
— Почему? Почему, черт тебя дери?
— Ты дурак, Девлин, — прошептал Бертран, голос его был таким же тягучим, как и кровь. — Не сидел бы как сыч на этом острове… знал бы, что король мертв… или почти мертв. Оливер примет… его дела. Я от начала и до конца… должен был помогать Оливеру; мне было поручено… убить тебя. Когда обнаружили бы твое тело… все решили бы, что это дело рук… «Вирсавии».
Маркус молча смотрел на Бертрана.
— Я считал, что ты у меня на крючке. Но я ошибся… ошибся…
Раздался негромкий свистящий звук, и голова Бертрана завалилась набок. Залитые кровью пальцы соскользнули с горла.
Вся комната была залита кровью. Маркус услышал позади себя длинные всхлипы Бланшет и повернулся: та сидела, закрыв лицо руками, длинные черные волосы скрывали ее профиль.
— Тише, — сказал машинально Маркус. Мозг его бешено работал. Пуля не наделала шума. Но кто знает… Меньше всего он хотел бы связываться с французской полицией.
Скорее всего его засадят в тюрьму, и он там сгниет. Слава Богу, место, где все произошло, как нарочно было создано для убийств — здесь обитали бродяги и мелкие мошенники, но помимо этого тут было полно пустых складов.
Маркус поспешно затащил тело Жака в комнату и как можно тише прикрыл дверь. На всякий случай он повернул ключ в замке, хотя знал, что это вряд ли остановит того, кто захочет войти сюда. Маркус представил себе, как эта старая карга лезет наверх по лестнице, желая знать, что творится в ее благопристойном пансионе.
Маркус присел на корточки рядом с Бланшет. Он тряхнул ее за плечи и, призвав на помощь все свое знание французского, заговорил мягко, но убедительно. Маркус приказал Бланшет быстро вылезти из окна и отправиться домой vite, vite! ) И лучше держать язык за зубами, а не то у нее будут серьезные неприятности с полицией. Он позаботится обо всем. А она должна доверять ему. И теперь ей надо быстро уходить.
— Ne parlez pas aux gendarmes! — повторял он ей снова и снова, — Vous comprenez?
Бланшет уставилась на Маркуса, открыв рот: глаза ее были совсем пустыми. Может, она потеряла рассудок?
— Vous comprenez, Blanchette? Repondez-moi! Наконец девушка кивнула, но дар речи еще не вернулся к ней. Маркус помог ей подняться на ноги и вылезти из окна. Она ни разу не взглянула на тело своего любовника, распластавшееся на постели.
Маркус не двигался до тех пор, пока Бланшет не исчезла в проеме окна. Тогда он быстро подошел к окну и проследил, как она слезла по пожарной лестнице и растворилась в промозглом тумане.
Маркус повернулся к Жаку Бертрану.
— Мне очень жаль, — произнес он и принялся за работу.
Остров Джованни
Март, 1990 год
Рафаэлла не доверяла ему. Это был не страх, нет, она не боялась, но знала, что, попытайся он соблазнить ее, на всем можно ставить крест, как любила говорить ее мать. Когда раздался телефонный звонок, Рафаэлла почувствовала облегчение и быстро устремилась в спальню. Звонил Маркус.
Может, он попал в беду? Рафаэлле не хотелось думать об этом мужчине, но она ничего не могла с собой поделать. Не хотелось беспокоиться о нем, но и с этим она тоже ничего не могла сделать. Этот человек был коварным, и в моменты слабости Рафаэлла не могла не признаться самой себе, что он находился в ее мыслях постоянно. Мог ли он попасть в беду? Ей не хотелось, чтобы кто-то еще причинял ему боль, кроме нее, да и то лишь тогда, когда он заслуживал этого. Хотя, признаться, так происходило довольно часто.
Рафаэлла отказалась от мысли поплавать в бассейне. Вокруг шаталось слишком много охранников, а она не хотела, чтобы на нее глазели. К тому же ей будет не по себе, если Доминик увидит ее в бикини. Рафаэлла быстро переоделась, натянув поверх купальника шорты и свободную майку. Она взяла с камина несколько книг, включая один из дневников матери, и устремилась на пляж.
День стоял ясный и теплый, и легкий бриз, дувший с Карибского моря, приносил свежесть. Прекрасный Эдем, да и только, но Рафаэлла уже немного устала от этого совершенства. Небольшой бостонский дождик совсем не помешал бы. Хотя затяжной бостонский дождь — это уже другое дело.
Рафаэлла кивнула Меркелу, сообщила ему, куда собирается, и пошла своей дорогой. Она увидела Фрэнка Лэйси — тот выглядел таким же изможденным, как и прошлым вечером, — помахала ему, а затем попыталась не обращать внимания на вооруженных мужчин, разгуливавших по владениям. Со стороны их движения казались произвольными, а маршруты — незапланированными, но Рафаэлла понимала, что на деле это совсем не так. Все они отлично выполняли свою работу, и Рафаэлла, хоть и достаточно разбиралась в разных видах борьбы, не хотела бы встретиться ни с кем из них один на один.
Она стала продираться через буйные джунгли, отделявшие резиденцию от пляжа. Воздух казался тяжелым от раскинувшейся почти на пятьдесят ярдов густой растительности, еще влажной от недавно прошедшего тридцатиминутного дождя. Несмотря на идеальную чистоту тропинки, Рафаэлле внезапно показалось, что джунгли надвигаются на нее со всех сторон. Теперь она понимала, почему эту ползущую отовсюду растительность необходимо подстригать каждый божий день в году.
Нет, с Маркусом ничего не могло случиться. Но почему он звонил? «Прекрати это, Раф!» — приказала она себе. Может, звонок был вовсе и не от Маркуса, а если даже от него, то он наверняка просто хотел доложить Доминику, что все в порядке. Она молилась изо всех сил, чтобы так оно и было.
Рафаэлла добралась до прекрасного пляжа с белым песком и выбрала место в тени под пальмой. Воздух был настолько чист и прозрачен, что душные джунгли показались ей просто ночным кошмаром.
Рафаэлла скинула майку и шорты, бросилась в воду и поплыла, покачиваясь на гребнях волн.
Линк, скрываясь в джунглях, наблюдал за девушкой. Мистер Джованни приказал ему не спускать с нее глаз всякий раз, когда она будет уходить из дома. Ей захотелось поплавать? Так кому, черт побери, до этого дело?
Линк наблюдал за Рафаэллой минут десять; в конце концов ему надоело, он присел и закурил сигарету. Через несколько минут девушка вышла из воды, и Линк увидел, как она направилась к расстеленному на песке полотенцу и села на него. Она сразу же натянула просторную майку, прислонилась к пальме и достала из сумки яблоко.
«По крайней мере на нее приятно смотреть», — подумал Линк и пожалел, что у него нет с собой яблока.
Через некоторое время Рафаэлла достала из сумки какую-то книгу, раскрыла ее и принялась читать. Тогда Линк решил поспать. Да и что, черт побери, она может сделать с этой несчастной книгой?
Рафаэлла обратилась к записи, сделанной в июле 1986 года.
* * *
Он завел себе новую любовницу. Это необычайно красивая французская манекенщица по имени Коко Вивро. Мне удалось выяснить, что он познакомился с ней во Франции, и их «связь сразу же стала событием», как любят выражаться голливудские газетенки. Я закрываю глаза и вижу их вдвоем: они лежат в постели, обнаженные, его руки ласкают ее прекрасное тело, его губы впиваются в ее; я даже слышу, как она вскрикивает, когда он входит в нее. Боже, я не вынесу этого!
Мне пришлось на несколько дней забросить журнал. У меня не было сил писать, но я знаю, что должна смириться с тем, что она появилась в жизни Доминика. У меня просто нет иного выбора, и, кроме того, он ведь даже не помнит, кто я такая. Возможно, я никогда для него и не существовала. Я пыталась найти ему оправдание за тот день в Мадриде в 1978 году, когда он смотрел прямо сквозь меня. Все-таки, уверяла я себя бесчисленное количество раз за все эти годы, когда мне было двадцать, я была гораздо худее. Теперь я немного пополнела, превратилась в даму, и мои волосы потемнели. Да, когда мне было двадцать, у меня были белокурые волосы, говорила я себе. И темные очки — я почти уверена, что в тот день в Мадриде на мне были темные очки, да еще такие, которые закрывают пол-лица. Ведь правда в Испании очень яркое и сильное солнце? И все ходят в темных очках? Моя родная дочь — и та не узнала бы меня. Так, Рафаэлла, говорила я себе снова и снова, пока не возненавидела себя и собственную слабость.
Ходили слухи, что новой любовнице Доминика около тридцати; это возраст, когда уже не так просто удерживать пальму первенства в мире моделей. Поэтому она почти без колебаний приняла предложение Доминика. И он взял ее с собой на этот паршивый остров в Карибском море, купленный им не так давно.
Я должна поехать туда! Должна увидеть все своими глазами. Знаю, что это глупо и похоже на навязчивую идею, но я ничего не могу с собой поделать.
Моя ненависть к Доминику усилилась, когда он взял с собой Коко. За эти годы у него было много женщин, но я знаю, я просто уверена, что роман с Коко продлится долго. Забавно, но она совсем не похожа на порочную женщину или на алчную содержанку. Я пытаюсь выяснить о ней все, насколько это возможно. Но весь ужас заключается в том, что она, судя по всему, довольно приятная женщина.
Я должна перестать думать о нем. На какое-то время мне это удалось: когда ты окончила Колумбийский университет, и мы с Чарльзом приехали на выпускной вечер, и Чарльз закатил в твою честь отличную вечеринку в «Плазе». Ты вела себя так мило, Рафаэлла, даже когда Чарльз хотел позвонить в эту газету в Уоллингфорде, в штате Делавэр. Чарльз, разумеется, рвал и метал. Он-то надеялся, что по меньшей мере достанет тебе луну с неба. Я угрожала Чарльзу, говорила, что перестану заниматься с ним любовью, если он хотя бы заикнется тебе о какой-то протекции, и этот благородный человек заставил себя проглотить обиду.
На вечеринке ты сказала мне, что беспокоишься насчет Бенджи. Да, я тоже о нем беспокоюсь. Бенджи неплохой парень, но он без тени сомнения принимает все, что предлагает ему отец. Хотя все это скорее нужно Сьюзан, чем ему, а она в самом деле очень умна. И Чарльз совсем не против того, чтобы плясать под ее дудку. Или мне так кажется. И маленькую Дженнифер она тоже учит приспосабливаться и использовать людей. Бедняжка Бенджи, ему никогда не добиться того успеха, которого ждет от него Сьюзан. И никогда не стать таким, каким хотел бы видеть его Чарльз. Акварели Бенджи становятся все профессиональнее и красивее. Он влюблен в корабли, в океан: постоянно пишет их на своих картинах. Я всегда покупаю несколько его акварелей и дарю на Рождество своим друзьям. Что я могу еще сделать!
Мне надо увидеть этот остров. Увидеть, где он живет с ней, с этой проклятой манекенщицей.
* * *
Рафаэлла захлопнула дневник. Мама в конце концов увидела остров, изучила его вдоль и поперек, сознательно причиняя себе боль. Подумать только, ведь Рафаэлла даже не могла себе представить, что мать переживает такие страдания, что на протяжении всей жизни ее снедают мучительные воспоминания и она своими руками создает их снова и снова с каждым росчерком пера в дневнике, с каждой новой газетной или журнальной статьей, которые она вырезает и очень аккуратно складывает внутри дневников. Рафаэлла очень жалела, что мать все-таки побывала на острове. До этого она по крайней мере физически была далека от этого человека.
Когда же это кончится? Может быть, после публикации биографии, которую Рафаэлла напишет о Доминике, крайне неромантичном нелегальном торговце оружием, поставщике смерти?
Рафаэлла пожалела, что находится так далеко от матери. Ее захлестнуло чувство вины, хотя в глубине души она понимала, что дежурства у материнской постели тут совсем ни при чем. Это ничего бы не изменило. Рафаэлла опустила голову и уткнула ее в колени. Она молилась. Последний раз она так горячо занималась этим в шестнадцать лет, но тогда это была эгоистичная молитва, и желание Рафаэллы исполнилось, хотя она и не заслуживала этого: «О Боже, пожалуйста, ниспошли мне ко дню рождения кабриолет, пожалуйста, Боже…»
И вот он перед ней, даже лучше, чем тот, который просила Рафаэлла. Красный роскошный «Мерседес-450», с белым кожаным салоном, стоит на усыпанной гравием дорожке перед домом, а Чарльз и мама протягивают ей ключи и улыбаются, улыбаются…
Глупая эгоистичная девчонка. Но это было много лет тому назад, с тех пор она выросла и изменилась. А мать осталась такой же, ее одержимость Джованни не угасла, ненависть к этому мужчине не покинула ее.
Линк наблюдал за Рафаэллой, гадая, что у той на уме. Вне всякого сомнения, девушка была расстроена. Он надеялся, что она все же не будет плакать. Бабушка Линка, воспитавшая его, плакала только тогда, когда он сильно расстраивал ее, и тогда она просто захлебывалась от рыданий. Став взрослым, Линк не мог выносить женских слез. Он почувствовал облегчение, когда Рафаэлла очнулась, собрала вещи и поднялась. «Хорошенькая, спору нет, — подумал Линк, — особенно глаза, этот голубой цвет, который темнеет в моменты переживаний, прямо как сейчас. Эти глаза…» Линк покачал головой. Надо убираться с этого паршивого острова, а то можно окончательно помешаться. Он поспешно спрятался за пальмой, когда Рафаэлла прошла мимо него. Линк следил, как Рафаэлла идет по джунглям, до тех пор пока она не исчезла из виду, и задавался вопросом, то ли он защищает ее тем, что неотступно следует за ней, то ли оберегает мистера Джованни от нового покушения.
Линк направился назад в сторону резиденции, держась на почтительном расстоянии от Рафаэллы. Пока новых покушений на жизнь Джованни не предпринималось. Разумеется, эта первая попытка завершилась полнейшим фиаско, а остров являлся крепостью сам по себе, что тоже было немаловажным сдерживающим фактором. Эти охранники, всполошившиеся после первого покушения и сгоравшие от стыда, что не смогли должным образом уберечь мистера Джованни от нападения, теперь успокоились, на них опять навалилась скука, сделав их абсолютно беззаботными. Конечно, этого нельзя сказать, глядя на них со стороны, нет, они профессионалы, и в случае внезапного нападения их рефлексы срабатывают четко. Линк решил, что обсудит это с Лэйси, тот, возможно, уже разобрался в проблеме. Если и состоится второе покушение на мистера Джованни — когда оно состоится, — Лэйси и эти ребята будут начеку.
Странно, продолжал размышлять Линк, что эти голландцы отравились до того, как мистер Джованни сумел допросить их. И вообще непонятно, почему они вздумали отравиться. Может, эта «Вирсавия» воспитывает своих людей в таком фанатичном духе?
Линк вздохнул. Все это казалось ему довольно странным. Ведь он своими руками обыскивал голландцев перед тем, как запереть их в сарае. Должно быть, они приклеили ампулы с ядом между пальцами на ногах.
Линк продолжал размышлять, когда до него донесся крик Рафаэллы, высокий и тонкий, исполненный ужаса и изумления. Он побежал вперед и, сворачивая направо, услышал еще один крик, на этот раз сдавленный от боли. От страха Линк помчался еще быстрее и нагнал Рафаэллу Холланд — она стояла у самого края тропинки, и тело ее медленно обвивал единственный на всем чертовом острове удав — десятиметровый боа; темно-коричневые полоски переливались на его теле, которое скользило по талии Рафаэллы, сдавливая ее все сильнее и сильнее.
Рафаэлла увидела Линка — в ее глазах затеплилась надежда.
— Черт, — выругался тот и бросился к ней, вынимая на ходу нож.
Рафаэлла заставила себя стоять неподвижно, хотя ей не терпелось продолжить свою борьбу со змеей. Ее тошнило, хотелось кричать что есть мочи, но на лице ее не дрогнул ни один мускул.
Туша была тяжелой, очень тяжелой, и Рафаэлла согнулась под ее тяжестью, но тут подоспел Линк. Она машинально зажмурила глаза, когда он четким движением вонзил нож в тело удава на уровне головы. Рафаэлла не услышала никаких звуков, только тяжелый удар, когда голова этой твари упала на землю. Может, она ожидала, что змея закричит от боли? Теперь, когда тяжелые кольца змеи на ее теле ослабели, Рафаэллу стало трясти от пережитого шока. Она принялась судорожно глотать воздух, ребра, освободившись от давящей боли, расправились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46