Чарли ничего не сказал и тогда, когда к нему наклонился Харлан Льюис и с заговорщицким видом прошептал о том, что, по его мнению, они могут и не грабить банк, а просто попытаются скопить немного денег, чтобы добраться до Альбукерке. А уж там они постараются найти себе постоянную работу, и тогда…
Наконец вскоре после окончания репетиции на ферме появился Хомер Поль со старинным корнетом в руках – он пришел на урок к мистеру Уайлду. Увидев своего ученика, Чарли едва не завыл от тоски.
Последний удар нанесла Айви. В конце репетиции она пришла проводить уезжающих в город музыкантов, после чего громко поздравила Чарли с предстоящей помолвкой. Ему сразу же захотелось куда-нибудь убежать и забиться в угол.
Лестер не сказал ничего, но и он вызывал во время ужина раздражение у Чарли – своим молчанием, хмурым видом, сосредоточенным жеванием, наконец. Однако и Лестер не остался в стороне от происходящего. Когда Одри и Айви ушли мыть посуду, он наклонился к Чарли и наконец заговорил:
– Если ты женишься на мисс Адриенне, то что станет с парнями, Чарли?
Чарли ничего не мог ответить старому другу. Он только вздохнул и пожалел о том, что не умер еще вчера.
Вскоре после ужина он отправился в сад и уселся под своей любимой яблоней. Так грустно Чарли не было уже много лет, пожалуй, с той самой зимы – ужасной военной зимы, которая унесла в могилу одного за другим его отца, мать и сестру.
Сейчас же ему не то что жить – играть не хотелось, вот до чего дошло!
Чарли закинул голову и посмотрел на небо. Оно смотрело на него сквозь ветви яблонь – унылое и однотонное. Обычные вечерние сполохи оранжевого и желтого уже покинули небосвод, и он окрасился в траурный серый цвет, на котором тускло поблескивали звездочки и тревожным красноватым глазом смотрела полная луна.
Одним словом, картина на небесах вполне гармонировала с тем, что творилось в душе Чарли.
Он оказался в безвыходной ситуации, в капкане, и тщетно пытался найти лазейку, выскользнуть на свободу целым и невредимым.
И тут в его голове оформилась простая и доходчивая мысль: а почему бы ему не жениться на Адриенне Хью-летт? Чем это не выход? Женись – и не будешь сидеть под этим серым небом и под этой дурацкой яблоней, как побитая собака! Женись – и сразу же почувствуешь себя человеком!
Что и говорить, это была заманчивая идея – в самом деле жениться на Одри и зажить здесь, в глуши, честной, спокойной и размеренной жизнью. Свить свое гнездо и растить в нем детей под веселое щебетание миссис Адриенны Хыолетт-Уайдд.
Растить детей.
Чарли резко выпрямился, больно ударившись при этом затылком о шершавый ствол яблони. А что, если Одри уже забеременела?
Какой же он идиот! Мало того, что он, можно сказать, жизнь поломал наивной доверчивой девчонке, так еще и это… Что будет с нежной, ранимой, романтичной душой Одри, когда она не только узнает о том, что ее соблазнил и бросил мерзавец по имени Чарли, но и поймет, что носит под сердцем ребенка от этого негодяя?
Все. Он больше пальцем не притронется к Одри, на пушечный выстрел к ней не подойдет. Только бы все обошлось, господи! Пусть все обойдется – так же, как с теми же рубинами, которые, по милости божьей, теперь не нужно красть. Хоть небольшое, но все же облегчение. Ограбить Одри после всего, что случилось сегодня на берегу реки, – нет, это было выше его сил.
Итак, решено. К Одри он больше не притрагивается.
Живет здесь монахом до того самого дня, пока не придет пора либо грабить банк, либо уезжать в Альбукерке на сэкономленные деньги. Да, как это ни трудно будет сделать, но необходимо. Подальше, подальше от Одри!
А потом он уедет, и что тогда? Одри поплачет, погрустит, а потом найдет человека, за которого выйдет замуж, – наверняка более достойного ее любви, чем Чарли Уайлд.
Нет. Чарли не мог представить себе Одри в объятиях другого мужчины. Не мог он представить и самого себя без этой девушки. Особенно теперь, когда он лишил ее девственности, сделал ее своей женой в глазах всевышнего.
Что же ему делать? Лучше умереть, чем гореть в этом пламени!
– Добрый вечер, Чарли. Чудесный вечер, правда? При первых звуках мелодичного голоса Чарли едва не грохнулся наземь. Потом повернул голову и увидел ее, стоящую совсем рядом, со своей неотразимой улыбкой на губах. И сердце Чарли вспыхнуло от этой улыбки словно порох – несмотря на то, что минуту назад была дана страшная клятва: всеми способами избегать общения с Одри.
– Добрый вечер, мисс Адриенна.
– Я посижу рядом, не возражаешь?
Чарли учтиво, словно настоящий джентльмен, вскочил на ноги и проворно снял с головы шляпу.
– Конечно, что за вопрос, – ответил Чарли. – Я… Я люблю, когда ты сидишь рядом.
И это было истинной правдой.
Одри легко вспорхнула на изгородь и уселась на верхней жердочке, держась за нее обеими руками.
– Я так рада, что вы будете играть на празднике в методистской церкви, Чарли!
– Что? Да. Да, я тоже рад.
Одри сегодня вечером не походила на саму себя: она была подтянута, сосредоточенна и немногословна – просто чудеса какие-то! Она сидела молча, и с каждой секундой Чарли все больше не хватало ее обычного щебетания.
Потом она вздохнула, и этот вздох пронзил раскаленной иглой сердце Чарли. Он снова почувствовал себя виноватым, нашкодившим мошенником.
– Смотрите, какая луна, мисс Адриенна, – сказал Чарли, продолжая путаться в “вы” и “ты”. – Сегодня, по-моему, полнолуние.
– М-м-м… – рассеянно протянула Одри. – Да, наверное.
Наверное? Ну и ну! Услышать такое от нее, когда речь идет о столь романтическом предмете, как луна? Невероятно!
– А как пахнут магнолии, – брякнул Чарли, тут же мысленно назвав себя последним идиотом.
Одри негромко рассмеялась и заметила:
– Ах, Чарли Уайлд! Какой же вы, однако. Магнолий здесь не найти, хоть три дня скачи во весь опор, я же говорила вам об этом.
Похоже, она, как и Чарли, была не совсем уверена в том, как ей теперь к нему обращаться. Одри посмотрела на Чарли, и что-то странное почудилось ему в ее взгляде. А впрочем, может быть, причиной тому был призрачный свет луны?
Затем Одри снова заговорила:
– Это пахнут яблони.
– Да, конечно, – кивнул Чарли.
Наступило молчание – напряженное и непривычное. Чувствовалось, что им обоим трудно продолжать разговор. События, разыгравшиеся сегодня днем на берегу реки, сковывали их. И Одри, и Чарли заметно нервничали, а молчание все длилось и длилось, и с каждой секундой становилось все тягостнее.
Ему показалось, что он догадался, в чем причина ее сдержанности. “Дело в том, что она ненавидит меня за то, что я с ней сделал”, – подумал он.
Что ж, если это действительно так, ему не в чем упрекнуть Одри. Она имеет полное право ненавидеть его. Чарли скорбно нахмурил брови, а молчание все длилось, длилось и длилось.
– Мне кажется, что из всех генералов на войне лучше всех проявил себя Ли, – наконец сказал Чарли, вновь чувствуя себя законченным кретином. Нашел, называется, о чем говорить с девушкой в такую ночь! – Я знаю, тебе больше нравится генерал Джексон, но я почему-то больше уважаю Ли.
Все это тоскливо и невнятно прозвучало, но Чарли продолжал жевать свою жвачку:
– Ведь что ни говори, а именно Ли командовал тогда в битве при Аппоматоксе. Я это хорошо помню, ведь мы были тогда на этом фронте. Как ты думаешь, Ли – хороший, генерал?
– Наверное.
Черт побери! Опять это равнодушное – наверное! Впрочем, черт с ним, с этим генералом Ли! Чем бы ему расшевелить внезапно оледеневшую мисс Адриенну Хьюлетт?
Чарли сидел, подперев голову руками, а в голове, быстро сменяя одна другую, неслись какие-то беспорядочные мысли. Еще один портрет в генеральских погонах промелькнул в памяти Чарли, и он неожиданно для самого себя гаркнул:
– А генерал Стюард?
Одри удивленно покосилась на Чарли и негромко сказала:
– Прости, Чарли, но зачем же кричать?
Он смутился, кашлянул и продолжал нести свою околовоенную чушь – но гораздо тише, чем прежде.
– Виноват. Не хотел вас… тебя… пугать. Ну так вот – генерал Стюард… Это был… ну, это был генерал…
– Его ведь убили, верно? – равнодушно уточнила Одри.
– Н-ну да, его убили, но… э-э… – Чарли окончательно смутился и умолк.
– Послушайте, Чарли, – вздохнула Одри. – Я понимаю, что Джексон, Ли, Грант и все прочие были хорошими полководцами, но только дело, которым они занимались, – война – глупое и опасное занятие. Ведь на войне убивают. – Она передернула плечами и неожиданно закончила: – Я ни за что не отпустила бы на войну своего сына.
Чарли не сразу нашелся, что ей на это ответить. Потом собрался с мыслями и пробормотал:
– Но… Но ведь раньше война казалась вам таким романтическим занятием, мисс Адриенна.
Он поднял голову и в неверном свете луны рассмотрел промелькнувшую на губах Одри усмешку.
– Так я считала прежде, но теперь… теперь я изменила свое мнение о войне.
– Да? – переспросил Чарли и слегка придвинулся к Одри. Она манила, она притягивала его к себе, словно мощный магнит. Ее губы… Боже, как хотелось Чарли поцеловать эти губы! Он из последних сил сдерживал себя.
– Я и в самом деле была дурой, Чарли, когда разглагольствовала о сражениях, о бесстрашных рыцарях, разящих врагов, – негромко сказала Одри. – Теперь понимаю, как тяжело было тебе выслушивать весь этот бред.
Она выглядела смущенной. Чарли хотелось успокоить ее, но слова застревали у него в горле.
– Тетушка Айви, – продолжала тем временем Одри, – набила мне голову этими сказками. Я понимаю, она старалась сделать мою жизнь интереснее, хотела, чтобы я не чувствовала себя одинокой в нашем захолустье. Эти истории стали для меня второй реальностью, часто более яркой, чем настоящая жизнь. А потом появился ты, и я поняла, какой же была идиоткой. Особенно в твоих глазах.
Чарли хотел было разубедить Одри, доказать ей, что никогда она в его глазах идиоткой не выглядела, но голос по-прежнему не повиновался ему. Все, что он смог сделать, – это только отрицательно покачать головой.
– Не пытайся успокоить меня, Чарли, – сказала Одри. – Я знаю, что ты воспитанный человек, настоящий джентльмен, но… не надо. Я прекрасно все понимаю.
– Одри… – наконец с трудом проговорил Чарли. Она прижала к его губам два пальца, призывая к молчанию, и Чарли смолк.
– Но теперь – все, Чарли. Я избавилась от этих идиотских фантазий, и надеюсь, что навсегда, – прошептала Одри, сильнее прижала свои пальцы ко рту Чарли, а затем перенесла их к своим губам и нежно поцеловала.
– И… избавилась?
– Да. Я пришла к этому сегодня вечером, когда мы с тетушкой Айви мыли посуду. Мне не нужны больше все эти сказочки. Ведь у меня теперь есть ты.
Чарли был готов провалиться сквозь землю.
– И знаешь, Чарли, – она перевела дыхание, – я уверена в том, что никогда и никого не смогу полюбить так же сильно, как тебя. Никогда и никого.
Признание Одри ошеломило Чарли. Он смущенно кашлянул и с глупой улыбкой переспросил: – Ты… Ты любишь меня?
– Да, Чарли, люблю. Всей душой, всем сердцем.
Он не знал, куда ему деваться. Не знал, что сказать. Сердце Чарли пело от счастья, но в мозгу продолжал звенеть тревожный колокольчик. Господи, так и свихнуться недолго!
– И еще, Чарли… – Одри запнулась и тихо продолжила: – Когда мы… поженимся, я стану тебе самой лучшей женой из всех жен на свете, вот увидишь.
– Нисколько не сомневаюсь в том, что из тебя получится самая лучшая жена на свете, Одри.
При свете луны он видел, какой радостью вспыхнули ее глаза.
– Спасибо, Чарли, – проникновенно сказала она. От этих слов Чарли захотелось удавиться. Боже, боже, что же он натворил!
А потом Одри соскочила на землю, привстала на цыпочки и поцеловала его в губы. Он ответил поцелуем на поцелуй – а что он мог с собою поделать?
Потом Одри слегка откинулась назад и внимательно посмотрела в глаза Чарли. Что она хотела прочитать в них?
– Одри, – негромко сказал Чарли, – как я хотел бы быть достойным твоей любви! До сих пор не пойму, за что мне выпало такое счастье? Я очень хотел бы заслужить твою любовь.
– Заслужить? – переспросила Одри. – Но разве любовь можно заслужить! По-моему, она просто или есть, или ее нет, вот и все.
Какими горькими показались Чарли эти простые слова!
А затем она провела кончиками пальцев по его щеке, и Чарли позабыл на время обо всем. На краткий миг Чарли вдруг почувствовал себя легко и свободно, но только на миг.
– Да, наверное, мы с тетушкой Айви выглядели в твоих глазах полнейшими дурами со своими разговорами о рыцарях и настоящих джентльменах, – вернулась Одри к предыдущей теме. – Но пойми и ты: без такого утешения жизнь в этих местах могла бы просто свести нас с ума. Взять хотя бы газеты или журналы. Они приходят сюда с огромным опозданием, и мы читаем в них о событиях, которые давным-давно уже-забыты в большом мире. Так что в этих газетах не больше ценности, чем в сказках. Атак здесь мало что происходит. Глушь, скука, тишина. Иногда бандиты, иногда – индейцы, вот и все новости. Слава богу, что теперь у меня есть ты.
Она говорила так, словно хотела за что-то извиниться перед Чарли. Вместо ответа он приложил тыльную сторону ладони к ее щеке. “Какая у нее нежная, тонкая кожа, – подумал он. – Настоящий атлас!”
– А ты уверена в том, что я действительно тот человек, который тебе нужен, Одри? – печально спросил Чарли.
– Уверена, – не задумываясь, ответила Одри. – Ты мой сказочный принц. Принц Чарли.
– Ну, Одри, какой же я принц? Ведь у меня даже работы настоящей нет! Один оркестр, о котором я должен заботиться.
– Нужно верить в то, что все будет хорошо, Чарли. Просто верить, – ласково сказала Одри. – Так же, как в свое время я сама верила в добрых волшебников и королей, а другие не верили ни во что и ничего не желали замечать вокруг, кроме пыли, колючек да рогатых жаб. Ты сам не раз говорил мне о том, что я ужасная фантазерка.
– Я помню, – кивнул Чарли.
– Ну вот. Пусть я тогда была не права. Пусть я была романтической дурой, но, Чарли, поверь, нужно же иметь хоть немного веры в то, что рано или поздно мир обернется к тебе своей светлой стороной! Тогда тебе будет легче поверить и в собственные силы! Иначе так ничего и не добьешься.
– Да, ты уже говорила мне это.
– И знаешь, если чувствуешь, что в какой-нибудь уродливой веши есть хоть малейший намек на красоту, то самое правильное – вытащить эту красоту напоказ, и тогда произойдет чудо, и то, что казалось ужасным, начнет восхищать тебя.
– Легко сказать…
– Не отчаивайся. Любовь способна творить и не такие чудеса.
– Может быть, ты и права, – со вздохом ответил Чарли.
– Любовь и вера.
Чувства переполняли душу Чарли, и поэтому он нашел в себе силы только на то, чтобы утвердительно кивнуть. Он был зол на себя – ох, как зол! Вера! Ее, как и совесть, не каждому дано иметь, вот ведь в чем штука-то!
А любовь? Да если он только поверит в любовь Одри и даст волю своим собственным чувствам, то это перевернет всю его жизнь, – но разве он готов к такому повороту событий?
И потом, кого на самом деле полюбила эта прелестная чистая девочка, если посмотреть правде в глаза? Подонка, обманщика, лжеца и негодяя – вот кого. Кроме того, он, Чарли, не может ей ответить любовью на любовь еще и потому, что у него на шее висит неподъемный груз – пятеро друзей, которых он обязан вытащить из пропасти, в которую их толкает жизнь.
Так что, по большому счету, ему остается лишь одно – бежать. И он сбежит, оставив Одри с разбитым сердцем, с разбитым сердцем останется и сам. У него было всего одно утешение – слабое, конечно, но все-таки… Да, он лжец, мошенник, преступник, за которым охотится полиция всего штата, – но он не вор. Слава богу, ему, по крайней мере, не придется теперь воровать эти проклятые рубины, которых на самом деле давным-давно и нет.
– Что с тобой, Чарли?
Вопрос вернул его к жизни, но вместе с тем и озадачил. Во всяком случае, ответить на него Чарли так и не смог. Вместо этого он наклонился и поцеловал Одри в губы. Это было, конечно, роковой ошибкой с его стороны. Жаль, что Чарли слишком поздно понял это и спохватился. Да, поздно. Одри уже вспыхнула как порох, и от этого огня запылала страсть и в сердце Чарли.
Они молча направились на конюшню, и всю дорогу Чарли молча проклинал себя за свою слабость, за свой дурацкий характер и непомерную похоть. То, что он делал, то, что он собирался сделать в ближайшие минуты, было достойно только человека, напрочь лишенного совести и чести. Но Чарли продолжал идти рядом с Одри, прекрасно понимая, что ему и на сей раз не удастся справиться с самим собой.
Они с Одри забрались в душистое мягкое сено и долго, нежно любили друг друга под негромкое вздыхание Герцога, стоявшего совсем рядом с ними в своем стойле.
15
Спустя пару дней Фермин Смолл сидел в своей конторе и провожал хмурым взглядом духовой оркестр, отправляющийся из города на ферму Хьюлеттов – репетировать. Сегодня их было шестеро – шестым ехал Хомер Поль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37