Опрометчивый поступок: какой-нибудь стражник-самоубийца мог поднять меч и пронзить ему спину. Позади Эрик слышал бряцание железа: это его люди соскакивали с коней и собирали оружие врага. Питер Макдоналд, его правая рука со дня коронации Брюса, начал созывать воинов. Эрик полностью им доверял – шотландские патриоты, они выжили лишь потому, что всегда приходили на помощь друг другу. И настолько за это время сблизились, что даже думали почти одинаково.Входя в главный зал замка, Эрик приготовился к тому, что ему окажут сопротивление, но там никого не оказалось, кроме старика, сгорбившегося в кресле у камина. При появлении Эрика старик попытался приподняться, но усилие оказалось непомерным, и он рухнул обратно в кресло.– Ты болен? – спросил незваный гость, и его голос эхом отразился от каменных стен.– Да, – прошелестел старик, – но, кажется, я выжил. Вы явились захватить замок, сэр, а получили ад. Вот что вы получили. Убейте меня, если угодно. Я бы вам послужил, сэр, если бы смог.Эрик махнул рукой.– Побереги силы. Лучше скажи, где все люди?– Умерли. Очень многие умерли. Вот и сэр Невилл свалился с ног. Он лежит у себя в комнате, и за ним ухаживает служанка леди Игрейнии. А стражники, которые еще не заразились… они или во дворе, или в оружейной. Лорда Лэнгли сразу положили в склеп и тут же замуровали, чтобы не распространялась зараза – его супруга не разрешила сжечь мужа, как всех остальных.– А пленные и их охрана?– Лежат вповалку в подземелье.– О них кто-нибудь заботится?– Они сами. Те из них, кто еще держится на ногах. Ах да… заботилась леди Лэнгли, пока ее, чтобы спасти ей жизнь, не прогнали отсюда.– Отдыхай, старик, наберешься сил, может, еще послужишь.Эрик пересек зал и нашел лестницу, которая уходила вниз.Для тех, кого сюда заточили, ад разверзся задолго до того, как людей поразила болезнь. Ведущие в подземелье осклизлые ступени, казалось, никогда не кончатся. Эти казематы, зловонные, заплесневелые, убогие, сами порождали болезни. В утробе крепости живые валялись рядом с мертвецами; здесь в длинных коридорах в вечном молчании превращались в прах бывшие хозяева замка, их жены, рыцари, знать и слуги. Одних отделяли от прохода призрачные завесы, и каждый мог видеть их украшенные драгоценностями скелеты, другие покоились в склепах, и в их память скульптор вырубил красивые памятники. Сначала шли коридоры мертвых, а уж потом зарешеченные казематы с цепями и грязным тростником на полу. Незабвенных в замке чтили больше, чем живых – людей, потерявших надежду.Эрик миновал склепы и, услышав стоны, понял, что приближается к темнице. Нырнув под арку, он подошел к массивной деревянной двери. Засов не был закрыт, и в проеме зияла щель. Шотландец толкнул дверь и увидел перед собой камеры и тех, кто в них находился.Узники лежали на полу, у них не было ни кроватей, ни матрасов. Вонь была, настолько удушающей, что Эрик отшатнулся, но тут же двинулся дальше. В другом конце коридора больные и умирающие валялись, словно груды брошенной одежды. Он свернул направо, туда, где его самого недавно держали вместе с Марго и дочерью. Перевернул тело и увидел лопнувшие нарывы на коже мужчины. Он не узнал мертвеца, но это был определенно один из своих. Смерть его была мучительнее, чем самая изощренная пытка врага. Умерших следовало уносить и сжигать, чтобы не дать распространиться заразе.– Марго, – прошептал Эрик. В этом чертоге скорби он не мог говорить громко. Он осмотрел другие тела – жены среди них не было. Но ни отчаяние, ни страх не помешали всплеску ярости, который придал ему сил. Он обвел глазами камеру и обнаружил тех, кто еще дышал. Он стал переносить их в другой угол, отделяя живых от мертвых.– Ее здесь нет.Эрик повернулся на женский голос. На пороге с кувшином в руке стояла Игрейния.– Где она?– Нескольких женщин, и ее в том числе, перевели наверх, в солярий, – ответила хозяйка замка и, словно догадавшись о его намерениях, направилась к живым. Казалось, ее не пугал ни запах, ни отвратительный вид гниения. Несмотря на свой аристократический вид, миледи опустилась на колени на грязный тростник и начала вливать воду в обескровленные, побелевшие губы страждущих.Эрик подошел ближе, смял в кулаке ее волосы и повернул лицом к себе. Но Игрейния почувствовала – это была не жестокость, а отчаяние.– Где находится солярий?– Наверху. Надо идти по лестнице из главного зала в башню. Преподобный Маккинли считает, что солнечный свет полезен для больных.– Пойдешь со мной. – Черные кудри были по-прежнему зажаты в его кулаке, но хватка слегка ослабла.– А им вы не поможете? Ведь это ваши товарищи.– Да. Но скоро сюда придут мои люди. Они проследят, чтобы мертвых сожгли, а живых перенесли из этого кошмарного места.Эрик уже слышал шаги по каменному полу: в каземат спешили Джеймс Ментейт и Джаррет Миллер.Леди Лэнгли казалась очень спокойной, однако было заметно, как она сжала зубы.– Мои волосы, сэр. Я согласна вас сопровождать, но мне будет намного удобнее, если вы меня отпустите.Эрик повиновался. Он и не догадывался, какую боль причинил этой женщине.Игрейния отдала кувшин Джеймсу, показала, где брать воду и где лежат еще живые узники, а потом, осторожно перешагивая через распростертых шотландцев, направилась к выходу из темницы – там, где по каменным плитам громко цокали каблуки мужчин, ее ноги ступали почти бесшумно. Эрик кивнул Джеймсу и последовал за леди Лэнгли.Они снова оказались в зале, а затем начали подниматься по необычно широкой для крепости лестнице. Некогда замок предназначался для отражения набегов врага, но бывшие владельцы перестроили его так, что он стал напоминать скорее имение, а не укрепленный пункт. Вот и эта лестница оказалась не каменной, а деревянной и к тому же искусно вырезанной. Она привела на второй этаж, где вдоль длинного коридора располагались какие-то двери. Однако Игрейния не задержалась ни перед одной из них. Ступила на другую, не такую широкую лестницу и повела Эрика дальше. Они миновали несколько узких бойниц и вошли в залитое светом помещение. Здесь повсюду стояли самодельные кровати, а через отверстие в потолке лучиками надежды проникало живительное солнце. Среди больных прохаживался молодой худой священник в черном облачении. Увидев на пороге леди Лэнгли, он удивился и нахмурился.– Игрейния, почему вы здесь? Вам следовало быть далеко от всего этого, – упрекнул он ее.Она вошла в солярий.– Познакомьтесь, отец Маккинли, это сэр Эрик. – Она подошла к одной из кроватей.Шотландец торопливо кивнул священнику и последовал за ней.У изголовья кровати он упал на колени. Перед ним лежала его Марго – он наконец-то ее нашел! Жена, казалось, спала: ни нарывы, ни язвы не омрачали красоты ее лица. Но, дотронувшись до ее щеки, Эрик чуть не отдернул руку – кожа горела огнем. Теперь он увидел нарывы – на ключицах и на шее – и едва не зарыдал. И, подняв глаза на леди Лэнгли, попросил:– Спасите ее.Игрейния присела возле больной и стала омывать ей лоб.– А где моя дочь?– Ваша дочь? – удивился отец Маккинли.– Да, Эйлин… маленькая, белокурая, с мягкими, точно шелк, кудряшками.Священник ничего не ответил.– Послушайте, здесь было не так уж много детей.– Да-да… – пробормотал служитель Божий. – Светленькая… настоящий ангелочек… Господь призвал ее к себе, сэр.Эрик поднялся от постели жены – боль разящей стрелой пронзила его сердце. В бешенстве он подскочил к Маккинли. Его так и подмывало схватить священника за горло, размозжить ему кости, разорвать плоть. Но остатки здравого смысла возобладали над гневом, и он замер перед человеком, который не дрогнул перед ним. Эрик стоял, сжимая и разжимая кулаки, и чувствовал, как судорога сводит мышцы.– Где ее тело?– В соседней комнате. Мы хотели почтить ее в смерти.– Знали, что я приду и убью вас! – горько пробормотал шотландец.– Она была прелестным ребенком, и все ее любили. Скажите, разве может сохраниться в нас страх перед насильственной смертью, если мы добровольно здесь работаем?Несмотря на затмившее разум безумие, Эрик признал, что священник прав.– Ты… – указал он на него пальцем. – Ты отведешь меня к дочери. А ты… – шотландец повернулся к леди Лэнгли, – ты устроишь Марго в отдельной комнате и будешь следить за каждым ее дыханием. И не дай Бог, чтобы оно прекратилось…– А что с остальными? – спросила Игрейния.– Мы теперь здесь, и скорее умрем все до единого, но не позволим родным отойти в мир иной в грязи и забвении. А теперь готовьте комнату для моей жены. Да не какую-нибудь, а господскую. И окружите Марго всеми удобствами. Священник, веди меня к дочери.Маккинли вывел его из солярия и отворил маленькую дверь. Там, в крохотной комнатке, на длинном деревянном комоде покоилось тельце девочки.Эрик не мог двинуться с места. Но тут за спиной раздался голос Маккинли.– Утешьтесь мыслью, что она обрела покой на небесах рядом с нашим Господом…– Оставьте меня! – сердито прорычал шотландец, и в тот же миг дверь за его спиной закрылась.Эрик пошел вперед, с трудом переставляя ноги. Он взглянул на Эйлин, и его колени подкосились, а из глаз хлынули слезы. Он едва смог проглотить застрявший в горле комок. Эрик протянул руку и дотронулся до девочки – хрупкое тельце уже успело остыть. Он прижал ее к себе, как будто пытаясь согреть, перебирал в длинных мозолистых пальцах тонкие шелковистые кудри.Эйлин – такая смешливая и улыбчивая, такая невинная среди жестокостей этого мира. Каждый раз, когда он откуда-нибудь возвращался, она простирала к нему ручонки и бежала навстречу на изящных, маленьких ножках. Он подхватывал дочь, поднимал в воздух, и она гладила его по лицу, целовала в щеку и бесконечно повторяла его имя с такой доверчивостью, что он понимал: мир стоит спасать и за свободу стоит сражаться…Невинность, доверчивость, красота – все это погибло. Солнце навсегда ушло из мира.Эрик повалился на пол, не выпуская из объятий мертвую дочь.Оставшись одна, Игрейния в смятении огляделась. Среди захваченных в плен и пока еще живых шотландцев она заметила пожилую женщину с длинными седеющими волосами. Будет жить, подумала миледи. Нарывы ее прорвались, а она, как ни странно, дышит. Чума, как и сама смерть, недоступна пониманию живых. Вот эта женщина прожила много лет, кажется дряхлой и немощной, но, судя по всему, не умрет.Другая женщина, помоложе, отошла в мир иной, пока Игрейния вытирала ей лоб. Две молодые пытались выкарабкаться. Леди Лэнгли приложила ухо к груди одной из них и обнаружила, что хрипы в легких исчезли. Эта тоже выживет. А вот вторая…– Воды! – раздался жалобный шепот.– Спокойно, спокойно, – уговаривала она, поддерживая голову больной. Не больше двадцати, почти такая же светловолосая, как Марго. Игрейния позволила ей сделать несколько неторопливых глотков и чуть не уронила ее голову на матрас, когда под каменными сводами раздался истошный крик. Даже не крик, а вопль ярости, отчаяния и муки. Словно волк задрал морду и излил небесам свою боль. Она поняла – шотландец увидел дочь.На пороге послышался какой-то звук, и она повернула голову. В дверях стояла ее служанка Дженни – лицо белое от страха; они обе – и горничная и госпожа – продолжали прислушиваться, ожидая нового крика.– Госпожа, – испуганно прошептала Дженни, – нас преследуют чудовища! – Она быстро пересекла комнату и поздоровалась с госпожой крепким и радостным объятием. – Миледи, вам так и не удалось бежать? А теперь здесь шотландцы. Они не хотят понять, что мы сделали все, что могли. Мэри ухаживала за больными в подземелье, пока не заболела сама, и теперь лежит вместе с остальными. На ногах остались только отец Маккинли и я. Даже Гарт заразился. Но он выживет – на нем нет нарывов. Гарт говорит, что уже болел чумой в детстве. Берлинда с кухни свалилась в то недолгое время, пока вы были в отъезде. Сэр Роберт Невилл стоял на парапете и смотрел, как вы удаляетесь, а потом внезапно пошел и лег в постель. О Боже! Этот человек нас убьет! А если не он, то чума. Нас и так осталось очень мало.Дженни все не выпускала из объятий госпожу и не могла сдержать дрожь. Игрейнии пришлось осторожно отстраниться. Агония сэра Эрика над телом покойной дочери еще продлится какое-то время, но потом он вернется сюда.– Дженни, надо держаться. Скажи, кто ухаживает за сэром Робертом Невиллом?– Я за ним приглядываю, миледи. Потом, Молли, Мерри, Джон… И еще Том, помните, такой парнишка с кухни?– А где он лежит?– В своей комнате. Мы делаем все, что можем.– А почему оставшихся в живых пленников не перевели из подземелья?Дженни вытаращила глаза.– У нас не хватает рук! И мы сами еле держимся на ногах. Каждый борется за свою жизнь. В замке не осталось ни кузнецов, ни торговцев. Да и какая разница, где лежать – мы все обречены.– Этот повстанец не знает, – горько заметила Игрейния, – что граф Пемброк приказал сэру Найлзу Мейсону захватить как можно больше людей Брюса и привести сюда, чтобы потом решить их судьбу. Не знает он и того, что сэр Найлз увел войска при первых признаках чумы. Он считает, что за все в ответе Афтон.– Но зато он уверен, – голос Дженни зазвенел от страха, что его самого непременно бы казнили – привязали бы к лошади и таскали по камням, пока его кожа не протерлась бы до ребер, потом кастрировали, а обезглавили лишь после того, когда у палачей не осталось бы сомнений, что он больше не чувствует боли!– Что ж, именно такова и была бы его судьба.– Сэр Найлз отдал приказ. Я сама слышала, миледи. Он объявил вашему супругу, что ему надлежит делать. Афтон возражал против казней в замке, но сэр Найлз настаивал на своем. Говорил, что повстанец Эрик Грэхем слишком долго воевал против английского короля – сначала на стороне Уильяма Уоллеса, а теперь – Роберта Брюса. Он известный бандит. Мол, пусть его смерть послужит уроком остальным. Жену его велел отдать солдатам. А дочь… О Боже! – Дженни боязливо перекрестилась. – Она была так мала – долго бы не позабавились. Но сэр Найлз говорил: иначе нельзя – отпрыск предателя непременно вырастет врагом. Говорил, что, если девочка умрет, это даже к лучшему.– Афтон никогда бы не позволил такого злодейства.– Миледи, сэр Найлз лорду Афтону не по зубам, тем более когда Тот получил распоряжения графа Пемброка, который действовал по приказу самого короля Эдуарда Первого. А Брюс хотя и считается шотландским королем, но Шотландией не правит – а нашим замком и подавно. Англичане на равнинах захватили все – от ферм и маленьких хижин до огромных крепостей. Госпожа, я клянусь, что мы ухаживали за больными – за всеми без исключения, как приказал нам ваш муж и как мы обещали вам, когда сэр Роберт отослал вас из Лэнгли. И только поэтому многие остались в живых.– Но то, что многие выжили, нисколько не уменьшает ярости этого человека. Он, видимо, ничего не понимает. И ради наших, которые не умерли и у кого есть шанс выжить, мы должны сделать все возможное для пленников. – Голос Игрейнии дрогнул. – Пленники! Пленники теперь не они, а мы! Приготовь мою комнату: свежее белье, чистая вода, новый тростник. Перенесем туда его жену. Нужно… нужно всеми силами вытащить ее из болезни – ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она умерла.– Он так или иначе нас убьет.Леди Лэнгли схватила служанку за плечи и легонько встряхнула.– Не убьет, пока мы ему нужны.– Но ваша комната – это та, где… – Горничная осеклась и не стала продолжать.– Где умер Афтон, – докончила за нее госпожа. – Не имеет значения. Он приказал перенести ее туда, и нам во что бы то ни стало надо сохранить ее в живых.– Но она умирает.– Этого никак невозможно допустить.Дженни наконец поняла, чего от нее добивалась госпожа. Она поклонилась и быстро вышла из комнаты. А Игрейния сосредоточила все свое внимание на Марго и, пытаясь облегчить ее страдания, в который раз пожалела, что заразились и умерли ухаживавшие за больными лучшие из ее людей. Но жестокая инфекция поражала всех без разбора, и лишь немногие еще могли передвигаться. Несколько лет назад, когда Игрейния гостила во Франции, деревню под Парижем, где она остановилась, постигла та же судьба. Тогда они с Дженни чуть не умерли. Она понимала, что именно благодаря этому чума до сих пор ее не одолела. Но кто знает, какова природа недуга – не исключено, что в конце концов болезнь свалит и ее. Хотя после смерти Афтона это для нее не имело значения.Игрейния знала, что есть такие травы, которые снимают жар, если удастся влить отвар в рот больного. Но как мало может человек!– Приготовили господскую комнату для моей жены? – Шотландец стоял в дверях – суровый, холодный и белый, словно лед зимой на реке.Игрейния сочувствовала человеку, который потерял маленькую дочь. Но теперь он пугал ее своей железной выдержкой.– Да.Эрик подошел к жене и, невзирая на возможность заразиться, с бесконечной осторожностью и нежностью поднял ее на руки.– Показывайте дорогу.– Но… как же остальные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38