— За карточным столом ставки поднялись так высоко, что танцы поневоле вылетели у меня головы. Вы не против, если я выполню свое обещание сейчас? Позвольте пригласить вас на танец.
— Лучше поздно, чем никогда, мистер Серр, — сказала Генриетта. Ее надутые губки избалованной девицы распустились в счастливую улыбку. — С удовольствием принимаю ваше приглашение.
Адам подставил ей свой локоть — как он подставлял его тысяче женщин на сотнях балов — и направился в бальную залу.
— Я скучала весь вечер, — защебетала Генриетта. — Это просто беда какая-то: дядя Гарольд вечно увлекает самых красивых кавалеров за карточный стол. Одни играют, другие смотрят, а танцевать совсем некому! Тетушка сердится, что он расстраивает бал, но ничего с ним поделать не может. Ах уж этот картеж!.. впрочем, я рада, что вы воротились и что вы наконец со мной!
В ее тоне звучали хозяйские нотки, и Адам насторожился: с этой юной прелестницей надобно быть начеку!
— Да, высокие ставки имеют свойство привлекать зрителей, — сказал он, ограничиваясь общим замечанием и никак не отзываясь на ее восторги по поводу их «воссоединения».
В прошлом месяце Моллина племянница сделала ему, что называется, открытую декларацию любви. Адаму это было некстати и не нужно, поэтому приходилось соблюдать предельную дипломатичность. С одной стороны, от молоденьких девственниц следовало держаться подальше, да и в постели от них чаще всего мало толку. С другой стороны, у данной молоденькой девственницы были такие прелестные влажные и задорные глазки, что впору нарушить старинный принцип и… Ну а в-третьих, нежелательно резко отвергнуть ее притязания, потому что дядя Генриетты был не только его приятелем, но и крайне влиятельным человеком в этой части штата. Вот и приходилось лавировать между противоречивыми влечениями.
Одна надежда — что все ограничится туром вальса и он сможет сразу же удрать к себе в гостиницу.
Через несколько мгновений они уже кружились по паркету бальной залы. Генриеттины голубые глазищи томно сверкали на него; время от времени она тяжко вздыхала — как оперная прима, томимая любовью.
— Вы замечательно танцуете, Адам. Вот так бы всю жизнь с вами и танцевала!
Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод — дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!
— Вы тоже прекрасно танцуете! — откликнулся он тоном старого дядюшки — любезно и вместе с тем без пыла. — Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?
— О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?
В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя — точнее, учительницы — были милейшие. Главная преподавательница — Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, — была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко — и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.
Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?
— Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, — ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. — Старик занудливо строгий и требовательный.
— Ах, как это хорошо — путешествовать! — щебетала Генриетта. — Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.
Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?
— О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.
Что он утаил — так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы — фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.
— Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! — воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.
«Да, в глазах чикагской девицы я — ходячая энциклопедия!» — саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:
— Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.
— Не огорчайтесь, что вы старше, — шепнула ему Генриетта. — Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. — Тут она тихо хихикнула.
«О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем — скука смертная!»
Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.
— Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!
— Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!
Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.
— Мы с вашей тетей добрые друзья, — сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.
— А мы можем стать добрыми друзьями? — спросила девица, томно закатывая голубые глаза.
— К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, — сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. — Это был короткий деловой визит.
— Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно — о, непременно! — навестим вас. Будет так весело.
«Может, тебе и будет весело, — подумал Адам, — а уж мне точно нет!»
Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере — в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет — в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?
Адам, сжав зубы, ждал, когда же оркестр доиграет этот чертов нескончаемый вальс. Тогда он сможет вежливо откланяться и лететь к себе в номер.
Как только мои планы прояснятся, я тут же дам знать вашему дядюшке, — обещал молодой человек, с облегчением слыша, что мелодия подходит к концу. И действительно, скрипки вскоре замолкли. Адам поклонился и поцеловал руку Генриетты.
— Ах, неужели вам уже пора? — воскликнула девица, чуть ли не ломая руки. — Ради Бога, еще один танец!
— Увы, увы, — решительно сказал Адам, — меня ждет Джеймс. — Он пошарил глазами по залу и нашел хозяйку. — Позвольте мне проводить вас к тетушке и распрощаться.
Он чуть ли не пулей вылетел из особняка Фисков. По ступеням парадного входа граф сбегал словно школьник, удравший из распроклятой классной комнаты. Через несколько секунд он уже толкнул чугунные ворота и вслух воскликнул:
— Свобо-о-ода!
Поспешавший за ним Джеймс рассмеялся:
— Ты бы видел свое лицо во время вальса с прелестной Генриеттой! Как будто лимонов объелся!
— О, я едва не поколотил оркестрантов! Конца этому вальсу не было! Послушай, ты-то зачем за мной выскочил? Оставайся, если хочешь. Красивых женщин тут собрано немало.
— К Фискам я ходил не за тем, чтобы развлекаться с женщинами, — сказал Джеймс.
— Я тоже не за тем ходил. Эти юные телушки такие нудные. «Обожаю путешествия!» «Вы знаете буквально все!» «Вы такой умный!» Я-то умный, крошка, да ты — дура.
— По-моему, Молли видит в тебе великолепного жениха для Генриетты. Как говорится, не успела супружеская постель простыть после Изольды, как в нее норовят уложить новую вертихвостку.
— Молли втихую сватает мне племянницу уже третий месяц. Началось это задолго до бегства Изольды. В нашей глухомани, как тебе известно, к разводам относятся совершенно спокойно.
— Кстати, ты разводишься с Изольдой?
— Не знаю. Пока ничего не решил. Из моей жизни она выпала, и это для меня главное. А развестись — значит снова угодить в качестве товара на ярмарку женихов. И если не поберечься, быстро охомутают. Не успеешь опомниться, как такую интригу провернут, что только ахнешь да и под венец.
— Преувеличиваешь, — сказал Джеймс. — Тебя голыми руками во второй раз не возьмут… Выходит, как я понимаю, останешься в звании соломенного вдовца?
— Да, так оно пока лучше. Когда кругом столько Генриетт с хитренькими голубыми глазками…
— К слову о женских хитростях. В чем заключалась «маленькая дополнительная ставка» леди Флоры?
Адам остановился и резко повернулся к кузену.
— Экий ты догадливый! — произнес он с ухмылкой. — Только про хитрость ты напрасно. Леди Флора силки не расставляет. Она просто любит это дело. И дьявольски соблазнительна.
— Что она действительно дьявольски соблазнительна — подтвердят все мужчины, бывшие в карточном зале. И никто из них не отказался бы от той «маленькой дополнительной ставки».
— Только через мой труп, — рассмеялся Адам. — Она — мой карточный трофей. И ни с кем ее делить не стану.
Джеймс удивленно вскинул брови. До сих пор Адам чувство собственника по отношению к женщинам не проявлял. Наоборот, он предпочитал тех, у кого есть муж или любовник, а еще лучше муж и много любовников. Такие не виснут на шее, от таких легко отделаться.
— Ты что имеешь в виду?
— Два дня она целиком и полностью моя. Она проиграла свою ставку — и на сорок восемь часов поступает в мое распоряжение.
— Стало быть, завтра утром ты; из Хелены не уедешь?
— Ни в коем случае.
— Гляжу, ты весь сияешь!
— Сам понимаешь, такая женщина благотворно действует на мужчину, — сказал Адам, улыбаясь до ушей. — И думается, в ближайшие два дня у меня щеки заболят — так много я буду улыбаться! Кстати, дружище, тебе надо съехать из нашего номера. Он нужен мне весь.
— Гостиница переполнена.
— На худой конец можешь попроситься к Гарольду. У него найдется свободная комната для гостей.
— Пощади, Адам! — воскликнул Джеймс. — Я ведь тоже вальсировал с Генриеттой — чаша сия не минула. С меня хватит ее чириканья. Выслушивать его на протяжении двух дней — выше моих сил. Уж лучше я вообще уберусь из города. — Он помолчал и словно бы невзначай поинтересовался: — А Весенней Лилии что сказать? Что ты задержался в Хелене, дабы ознакомить английского лорда и его дочь с кой-какими тонкостями абсарокской культуры?
Адам шутливо набычился.
— Скажешь ей — голову оторву.
— Сейчас она как раз скупает все приворотные зелья, чтобы заманить тебя в свое ложе, — сказал Джеймс с проказливой улыбкой.
Адам фыркнул.
— Она же как-никак твоя сестра!
— К сожалению, она испытывает к тебе отнюдь не сестринские чувства.
— Придется ей умерить пыл, — вздохнул Адам. — Я вообще не намерен жениться во второй раз.
— Похоже на речи женоненавистника. Ты и впрямь так думаешь?
— Институту брака я пожертвовал целых пять лет, проведенных в обществе Изольды. Одна была отрада — что мы подолгу не виделись, когда женушка удирала в Европу. Второй такой опыт окончательно сломает меня. Поэтому я под венец больше не ходок.
— Какое жестокосердие! — иронично воскликнул Джеймс. — Подумай о разбитом сердечке Генриетты. Подумай о дюжинах женщин, которые воспряли духом и пойдут на приступ крепости по имени Адам Серр, когда ее перестала охранять страшная тигрица по имени Изольда. Можно ли разочаровать всех этих влюбленных особ и особочек?
— Тебе все весело!.. Крепость по имени Адам Серр хочет пожить спокойно. Мне сейчас хорошо. Зачем же от добра добра искать? А с Флорой я проведу два упоительных дня. Она знает толк в удовольствии.
Молодые люди снова зашагали по направлению к гостинице. Из открытых дверей салунов и танцевальных залов лилась музыка. Городок золотоискателей и скотоводов жил обычной веселой вечерней жизнью: танцы, пьянка, картеж, гулящие девки в многочисленных борделях.
Когда они зашли в гостиницу, Адам помчался по лестнице вверх через три ступеньки. Брат едва поспевал за ним.
— А что, если она не придет? — спросил Джеймс, тяжело отдуваясь.
— Придет, придет! — бросил через плечо Адам, торопливо шагая по коридору.
— Ты так уверен?
Адам энергично кивнул и полез в карман за ключом от номера.
— Она скучала по мне. Очень.
Это было сказано с хищной надменной улыбкой.
— А ты скучал по ней.
Адам резко повернулся и пытливо заглянул в глаза Джеймса.
— Думаешь?
— Что тут думать? У тебя все на лице написано. Никогда не видел прежде, чтобы ты так сох по какой-либо женщине.
Адам сунул ключ в замочную скважину.
— Это потому, что она очень хороша, — задумчиво произнес он, открывая дверь.
— Хороша, никто не спорит.
— Послушай, будь другом, упакуйся как можно быстрее, — попросил Адам, бросая ключ на стол.
Джеймс с широко раскрытыми от удивления глазами столбом стоял посреди гостиной. Его озадачивала и пугала перемена в брате. Никогда он так не суетился из-за юбки!
— Мой дражайший кузен, судя по всему, ты попался-таки на крючок, — наконец торжественно провозгласил Джеймс.
— Не исключено, — весело согласился Адам. — Но всего лишь на два дня, Эш-ка-ка-мах-ху, — прибавил он, возбужденно срывая с себя широкий белый галстук. — Всего на два дня…
11
В освещенной лишь одной лампой комнате царила тишина. Джеймс давно ушел — чуть ли не взашей выгнанный. Так и не скинув вечернего костюма, освободившись только от галстука, Адам сидел в мягком кресле, развалившись и с закрытыми глазами. Он ждал. Несмотря на поздний час, усталость и не до конца вышедший хмель, сон не приходил. Куда там! Адам был полон яростной энергии и непрестанно ерзал в кресле при каждом воспоминании о Флоре, какой он ее видел сегодня — и раньше, без одежды и в самых соблазнительных позах… Он то обновлял в памяти былое, то фантазировал о предстоящем. Возбуждало и первое, и второе. Сколько он к ней не притрагивался? Две недели? Три? Нет, хуже того — больше месяца, намного больше месяца… а по ощущению — так целый год!
Пальцы Адама время от времени вцеплялись в подлокотники кресла с такой силой, что фаланги белели. Потом он утешал себя мыслью, что Флора вот-вот появится, и ослаблял хватку. Насидевшись вдоволь, молодой человек в нетерпении вскочил и пару раз обежал большую комнату, слепо натыкаясь на столы и стулья, которых в номере оказалось вдруг не меньше сотни.
Затем, еще не зная плана будущих действий, решительными шагами направился к двери.
Но как только он открыл ее, в прихожую, мимо него, вскользнула Флора — как если бы она только и ждала, чтобы дверь отворилась.
— Уф-ф! — выдохнула девушка и скороговоркой сообщила: — Просто ужас какой-то! Знал бы ты, какое уму непостижимое количество людей шляется по гостиничным коридорам в три часа ночи! И что им, чудакам, не спится! — При этом она опустила на пол небольшой полотняный сак. — Ну, Бог миловал, добралась. И вроде никто не заметил.
Флора подняла на слегка ошарашенного Адама смеющиеся глаза.
— Не будь я такой доброй, — сказала она, — я бы тебя заставила разработать стратегию моего исчезновения и попадания в твоей номер!
Её глаза смотрели тепло и радостно: ей припомнилось, как он по утрам, крадучись, уходил от нее, спящей. Как давно это было! Полторы вечности назад!
— Ну, похоже, ты сама отлично справилась, — с мягкой улыбкой произнес Адам, беря с пола ее полотняный сак, а из рук — предметы для верховой езды.
— Просто мне очень повезло, хотя задачка была не из легких, — капризно пожаловалась Флора. — Кстати, вернувшись от Фисков, мы с папой встретили в холле Джеймса.
— Да, он уехал в становище.
— Ха! Но ты не знаешь, что и я уехала с ним! Он у тебя молодец — мигом сообразил что к чему. Как только я услышала, что он покидает город, меня вдруг осенило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
— Лучше поздно, чем никогда, мистер Серр, — сказала Генриетта. Ее надутые губки избалованной девицы распустились в счастливую улыбку. — С удовольствием принимаю ваше приглашение.
Адам подставил ей свой локоть — как он подставлял его тысяче женщин на сотнях балов — и направился в бальную залу.
— Я скучала весь вечер, — защебетала Генриетта. — Это просто беда какая-то: дядя Гарольд вечно увлекает самых красивых кавалеров за карточный стол. Одни играют, другие смотрят, а танцевать совсем некому! Тетушка сердится, что он расстраивает бал, но ничего с ним поделать не может. Ах уж этот картеж!.. впрочем, я рада, что вы воротились и что вы наконец со мной!
В ее тоне звучали хозяйские нотки, и Адам насторожился: с этой юной прелестницей надобно быть начеку!
— Да, высокие ставки имеют свойство привлекать зрителей, — сказал он, ограничиваясь общим замечанием и никак не отзываясь на ее восторги по поводу их «воссоединения».
В прошлом месяце Моллина племянница сделала ему, что называется, открытую декларацию любви. Адаму это было некстати и не нужно, поэтому приходилось соблюдать предельную дипломатичность. С одной стороны, от молоденьких девственниц следовало держаться подальше, да и в постели от них чаще всего мало толку. С другой стороны, у данной молоденькой девственницы были такие прелестные влажные и задорные глазки, что впору нарушить старинный принцип и… Ну а в-третьих, нежелательно резко отвергнуть ее притязания, потому что дядя Генриетты был не только его приятелем, но и крайне влиятельным человеком в этой части штата. Вот и приходилось лавировать между противоречивыми влечениями.
Одна надежда — что все ограничится туром вальса и он сможет сразу же удрать к себе в гостиницу.
Через несколько мгновений они уже кружились по паркету бальной залы. Генриеттины голубые глазищи томно сверкали на него; время от времени она тяжко вздыхала — как оперная прима, томимая любовью.
— Вы замечательно танцуете, Адам. Вот так бы всю жизнь с вами и танцевала!
Кружась в вальсе, он прикидывал в голове, случайно ли то, что Фиски так настоятельно сводят его со своей романтически настроенной племянницей. Конечно, он женат. Но все вокруг знают, что брак неудачный. А теперь жена и вовсе бросила его. При том, что в Монтане развод — дело быстрое и относительно бесхлопотное, у Фисков могут быть весьма далеко идущие планы касательно своей племянницы и графа де Шастеллюкса… А стало быть, осторожность, и еще раз осторожность!
— Вы тоже прекрасно танцуете! — откликнулся он тоном старого дядюшки — любезно и вместе с тем без пыла. — Помнится, вы учились вальсировать в Чикаго?
— О да, дома в Чикаго, в школе, где я училась, был милейший учитель танцев. Он знал все наиновейшие фигуры. А где вы научились так божественно танцевать?
В парижском борделе пятнадцатилетним мальчишкой. И это было замечательное время. Да и учителя — точнее, учительницы — были милейшие. Главная преподавательница — Тереза, пухлявая крестьянская дочка из Прованса, — была на год старше него. Неделю они не расставались, исступленно изучая возможности своих юных тел. А в промежутках при каждой возможности плясали, плясали… Мадам за скромную плату отпускала Терезу в город, и молодые люди бегали в публичные танцевальные залы, открытые чуть ли не до утра. В тот год Париж был помешан на фламенко — и они снова и снова танцевали этот зажигательный танец под гром испанских гитар.
Но разве подобные воспоминания для Генриеттиных целомудренных ушек?
— Меня обучил старый венецианец, нанятый отцом во время нашего путешествия по Италии, — ответствовал Адам и почти не солгал. В конце концов, у него действительно когда-то был преподаватель-венецианец. — Старик занудливо строгий и требовательный.
— Ах, как это хорошо — путешествовать! — щебетала Генриетта. — Я только однажды была за границей, но теперь, когда я взрослая, мама возьмет меня с собой в Европу, чтобы представить при всех королевских дворах. Миссис Найт обещала познакомить меня с баронессой, которая поможет мне выйти в большой европейский свет.
Адам поглядывал на увитые живыми белыми розами большие часы над дверью. Половина второго. Господи, когда же закончится этот чертов вальс?
— О, вам непременно понравится двор императора Наполеона. Атмосфера там куда живее, чем при дворе королевы Виктории. К тому же в Париже немало американцев.
Что он утаил — так это то, что император Наполеон III не по доброй воле привечает богатых и вульгарных американских нуворишей типа родителей Генриетты. Старорежимные французские аристократы в большинстве своем игнорируют придворные балы — фыркают по поводу императора, которого они почитают выскочкой, смеются над потугами его супруги воссоздать блистательную придворную жизнь былых времен и называют нынешний двор дешевым театром.
— Ах, вы душка! Вы знаете буквально все! — воскликнула Генриетта, глядя на молодого человека с нескрываемым обожанием и в упоении тряся рыжеватыми кудряшками.
«Да, в глазах чикагской девицы я — ходячая энциклопедия!» — саркастически подумал Адам. Вслух он держался прежней умеренной любезности:
— Куда мне! Просто я немножко старше вас. И кое-что действительно повидал.
— Не огорчайтесь, что вы старше, — шепнула ему Генриетта. — Все девушки обожают джентльменов старше себя! Особенно, если джентльмен безумно красивый и опытный. — Тут она тихо хихикнула.
«О Господи! Убереги меня от глупых девственниц! Быть их учителем — скука смертная!»
Адам поспешил пресечь ее сползание к интимному шепоту.
— Не думаю, что ваша матушка, будь она здесь, одобрила бы ваши слова!
— Зато тетушка Молли полагает, что вы бесподобны!
Адам на этот счет был более циничен. Тетушка Молли, женщина практическая, бесподобным считает скорее его капитал, большая часть коего находится в банке ее мужа.
— Мы с вашей тетей добрые друзья, — сказал Адам, по мере сил незаметно отстраняясь от Генриеттиной полной груди, которая уже внаглую упиралась в его крахмальную манишку.
— А мы можем стать добрыми друзьями? — спросила девица, томно закатывая голубые глаза.
— К сожалению, завтра утром я уезжаю из Хелены, — сказал Адам, уклоняясь от прямого ответа. — Это был короткий деловой визит.
— Вы обратно на свое ранчо? Дядя Гарольд говорил, что как-нибудь этим летом непременно свозит меня в ваше имение. Я просто умираю от желания побывать у вас. По словам тетушки, ваш дом так хорош, что, будь он поближе к цивилизованному миру, в нем впору и королю жить! К тому же вы, по общему мнению, такой хозяин!.. Умоляю, дайте знать дяде Гарольду, когда вы будете дома, и мы непременно — о, непременно! — навестим вас. Будет так весело.
«Может, тебе и будет весело, — подумал Адам, — а уж мне точно нет!»
Из карточного зала он ушел так быстро потому, что хотел быть в номере — в надежде, что Флора придет сразу. Что она придет — в этом он не сомневался. Вопрос лишь когда. А вдруг прямо сейчас?
Адам, сжав зубы, ждал, когда же оркестр доиграет этот чертов нескончаемый вальс. Тогда он сможет вежливо откланяться и лететь к себе в номер.
Как только мои планы прояснятся, я тут же дам знать вашему дядюшке, — обещал молодой человек, с облегчением слыша, что мелодия подходит к концу. И действительно, скрипки вскоре замолкли. Адам поклонился и поцеловал руку Генриетты.
— Ах, неужели вам уже пора? — воскликнула девица, чуть ли не ломая руки. — Ради Бога, еще один танец!
— Увы, увы, — решительно сказал Адам, — меня ждет Джеймс. — Он пошарил глазами по залу и нашел хозяйку. — Позвольте мне проводить вас к тетушке и распрощаться.
Он чуть ли не пулей вылетел из особняка Фисков. По ступеням парадного входа граф сбегал словно школьник, удравший из распроклятой классной комнаты. Через несколько секунд он уже толкнул чугунные ворота и вслух воскликнул:
— Свобо-о-ода!
Поспешавший за ним Джеймс рассмеялся:
— Ты бы видел свое лицо во время вальса с прелестной Генриеттой! Как будто лимонов объелся!
— О, я едва не поколотил оркестрантов! Конца этому вальсу не было! Послушай, ты-то зачем за мной выскочил? Оставайся, если хочешь. Красивых женщин тут собрано немало.
— К Фискам я ходил не за тем, чтобы развлекаться с женщинами, — сказал Джеймс.
— Я тоже не за тем ходил. Эти юные телушки такие нудные. «Обожаю путешествия!» «Вы знаете буквально все!» «Вы такой умный!» Я-то умный, крошка, да ты — дура.
— По-моему, Молли видит в тебе великолепного жениха для Генриетты. Как говорится, не успела супружеская постель простыть после Изольды, как в нее норовят уложить новую вертихвостку.
— Молли втихую сватает мне племянницу уже третий месяц. Началось это задолго до бегства Изольды. В нашей глухомани, как тебе известно, к разводам относятся совершенно спокойно.
— Кстати, ты разводишься с Изольдой?
— Не знаю. Пока ничего не решил. Из моей жизни она выпала, и это для меня главное. А развестись — значит снова угодить в качестве товара на ярмарку женихов. И если не поберечься, быстро охомутают. Не успеешь опомниться, как такую интригу провернут, что только ахнешь да и под венец.
— Преувеличиваешь, — сказал Джеймс. — Тебя голыми руками во второй раз не возьмут… Выходит, как я понимаю, останешься в звании соломенного вдовца?
— Да, так оно пока лучше. Когда кругом столько Генриетт с хитренькими голубыми глазками…
— К слову о женских хитростях. В чем заключалась «маленькая дополнительная ставка» леди Флоры?
Адам остановился и резко повернулся к кузену.
— Экий ты догадливый! — произнес он с ухмылкой. — Только про хитрость ты напрасно. Леди Флора силки не расставляет. Она просто любит это дело. И дьявольски соблазнительна.
— Что она действительно дьявольски соблазнительна — подтвердят все мужчины, бывшие в карточном зале. И никто из них не отказался бы от той «маленькой дополнительной ставки».
— Только через мой труп, — рассмеялся Адам. — Она — мой карточный трофей. И ни с кем ее делить не стану.
Джеймс удивленно вскинул брови. До сих пор Адам чувство собственника по отношению к женщинам не проявлял. Наоборот, он предпочитал тех, у кого есть муж или любовник, а еще лучше муж и много любовников. Такие не виснут на шее, от таких легко отделаться.
— Ты что имеешь в виду?
— Два дня она целиком и полностью моя. Она проиграла свою ставку — и на сорок восемь часов поступает в мое распоряжение.
— Стало быть, завтра утром ты; из Хелены не уедешь?
— Ни в коем случае.
— Гляжу, ты весь сияешь!
— Сам понимаешь, такая женщина благотворно действует на мужчину, — сказал Адам, улыбаясь до ушей. — И думается, в ближайшие два дня у меня щеки заболят — так много я буду улыбаться! Кстати, дружище, тебе надо съехать из нашего номера. Он нужен мне весь.
— Гостиница переполнена.
— На худой конец можешь попроситься к Гарольду. У него найдется свободная комната для гостей.
— Пощади, Адам! — воскликнул Джеймс. — Я ведь тоже вальсировал с Генриеттой — чаша сия не минула. С меня хватит ее чириканья. Выслушивать его на протяжении двух дней — выше моих сил. Уж лучше я вообще уберусь из города. — Он помолчал и словно бы невзначай поинтересовался: — А Весенней Лилии что сказать? Что ты задержался в Хелене, дабы ознакомить английского лорда и его дочь с кой-какими тонкостями абсарокской культуры?
Адам шутливо набычился.
— Скажешь ей — голову оторву.
— Сейчас она как раз скупает все приворотные зелья, чтобы заманить тебя в свое ложе, — сказал Джеймс с проказливой улыбкой.
Адам фыркнул.
— Она же как-никак твоя сестра!
— К сожалению, она испытывает к тебе отнюдь не сестринские чувства.
— Придется ей умерить пыл, — вздохнул Адам. — Я вообще не намерен жениться во второй раз.
— Похоже на речи женоненавистника. Ты и впрямь так думаешь?
— Институту брака я пожертвовал целых пять лет, проведенных в обществе Изольды. Одна была отрада — что мы подолгу не виделись, когда женушка удирала в Европу. Второй такой опыт окончательно сломает меня. Поэтому я под венец больше не ходок.
— Какое жестокосердие! — иронично воскликнул Джеймс. — Подумай о разбитом сердечке Генриетты. Подумай о дюжинах женщин, которые воспряли духом и пойдут на приступ крепости по имени Адам Серр, когда ее перестала охранять страшная тигрица по имени Изольда. Можно ли разочаровать всех этих влюбленных особ и особочек?
— Тебе все весело!.. Крепость по имени Адам Серр хочет пожить спокойно. Мне сейчас хорошо. Зачем же от добра добра искать? А с Флорой я проведу два упоительных дня. Она знает толк в удовольствии.
Молодые люди снова зашагали по направлению к гостинице. Из открытых дверей салунов и танцевальных залов лилась музыка. Городок золотоискателей и скотоводов жил обычной веселой вечерней жизнью: танцы, пьянка, картеж, гулящие девки в многочисленных борделях.
Когда они зашли в гостиницу, Адам помчался по лестнице вверх через три ступеньки. Брат едва поспевал за ним.
— А что, если она не придет? — спросил Джеймс, тяжело отдуваясь.
— Придет, придет! — бросил через плечо Адам, торопливо шагая по коридору.
— Ты так уверен?
Адам энергично кивнул и полез в карман за ключом от номера.
— Она скучала по мне. Очень.
Это было сказано с хищной надменной улыбкой.
— А ты скучал по ней.
Адам резко повернулся и пытливо заглянул в глаза Джеймса.
— Думаешь?
— Что тут думать? У тебя все на лице написано. Никогда не видел прежде, чтобы ты так сох по какой-либо женщине.
Адам сунул ключ в замочную скважину.
— Это потому, что она очень хороша, — задумчиво произнес он, открывая дверь.
— Хороша, никто не спорит.
— Послушай, будь другом, упакуйся как можно быстрее, — попросил Адам, бросая ключ на стол.
Джеймс с широко раскрытыми от удивления глазами столбом стоял посреди гостиной. Его озадачивала и пугала перемена в брате. Никогда он так не суетился из-за юбки!
— Мой дражайший кузен, судя по всему, ты попался-таки на крючок, — наконец торжественно провозгласил Джеймс.
— Не исключено, — весело согласился Адам. — Но всего лишь на два дня, Эш-ка-ка-мах-ху, — прибавил он, возбужденно срывая с себя широкий белый галстук. — Всего на два дня…
11
В освещенной лишь одной лампой комнате царила тишина. Джеймс давно ушел — чуть ли не взашей выгнанный. Так и не скинув вечернего костюма, освободившись только от галстука, Адам сидел в мягком кресле, развалившись и с закрытыми глазами. Он ждал. Несмотря на поздний час, усталость и не до конца вышедший хмель, сон не приходил. Куда там! Адам был полон яростной энергии и непрестанно ерзал в кресле при каждом воспоминании о Флоре, какой он ее видел сегодня — и раньше, без одежды и в самых соблазнительных позах… Он то обновлял в памяти былое, то фантазировал о предстоящем. Возбуждало и первое, и второе. Сколько он к ней не притрагивался? Две недели? Три? Нет, хуже того — больше месяца, намного больше месяца… а по ощущению — так целый год!
Пальцы Адама время от времени вцеплялись в подлокотники кресла с такой силой, что фаланги белели. Потом он утешал себя мыслью, что Флора вот-вот появится, и ослаблял хватку. Насидевшись вдоволь, молодой человек в нетерпении вскочил и пару раз обежал большую комнату, слепо натыкаясь на столы и стулья, которых в номере оказалось вдруг не меньше сотни.
Затем, еще не зная плана будущих действий, решительными шагами направился к двери.
Но как только он открыл ее, в прихожую, мимо него, вскользнула Флора — как если бы она только и ждала, чтобы дверь отворилась.
— Уф-ф! — выдохнула девушка и скороговоркой сообщила: — Просто ужас какой-то! Знал бы ты, какое уму непостижимое количество людей шляется по гостиничным коридорам в три часа ночи! И что им, чудакам, не спится! — При этом она опустила на пол небольшой полотняный сак. — Ну, Бог миловал, добралась. И вроде никто не заметил.
Флора подняла на слегка ошарашенного Адама смеющиеся глаза.
— Не будь я такой доброй, — сказала она, — я бы тебя заставила разработать стратегию моего исчезновения и попадания в твоей номер!
Её глаза смотрели тепло и радостно: ей припомнилось, как он по утрам, крадучись, уходил от нее, спящей. Как давно это было! Полторы вечности назад!
— Ну, похоже, ты сама отлично справилась, — с мягкой улыбкой произнес Адам, беря с пола ее полотняный сак, а из рук — предметы для верховой езды.
— Просто мне очень повезло, хотя задачка была не из легких, — капризно пожаловалась Флора. — Кстати, вернувшись от Фисков, мы с папой встретили в холле Джеймса.
— Да, он уехал в становище.
— Ха! Но ты не знаешь, что и я уехала с ним! Он у тебя молодец — мигом сообразил что к чему. Как только я услышала, что он покидает город, меня вдруг осенило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48