По крайней мере боли тот не испытал. Его обморок тоже был безболезненным. Минуту назад он стоял перед рядами париков без лиц, а в следующую – очнулся, когда потерявший голову клерк облил его холодной водой. Наверное, и его кончина будет такой же: на полуслове, без времени на сожаления или раскаяние… от света во тьму.
Последнее время в голове все чаще звучал мятежный голосок. Элайджа очень боялся, что голосок твердит о том, как прекрасно проводил время отец перед смертью.
– Наверное, в городе много говорят о пристрастии герцогини к шахматам? – спросил Элайджа, ощущая неестественную усталость.
Викери пустился в описание скандалов, связанных с различными матчами, в которых участвовала герцогиня.
– Ходят слухи самого разного рода, ваша светлость. От присутствия в доме незаконного сына лорда Гриффина до непристойного украшения стола.
– Но она была прилично одета и изображала Елену Прекрасную, – запротестовал Элайджа. – Кто может расстраиваться из-за этого, если только ее песни не посчитали постыдными?
К несчастью, как обнаружил Викери, в конце вечера Елена Троянская добровольно разделась, оставшись в костюме Евы.
– Правда, уже почти рассвело и гостей осталось мало, – добавил он. – И она была весьма искусно раскрашена. Говорят, даже к груди были приклеены жемчужины. Фаул сказал, что от такого зрелища у него началось сердцебиение, но лакеи были более снисходительны, если понимаете, о чем я.
Элайджа снова расслабился.
– А герцогиня знает? Она была там?
– О нет, ваша светлость, – заверил Викери. – Она уже удалилась к себе. Как я уже говорил, было очень поздно.
Элайджа тяжело вздохнул. Вот вам и еще один скандал! А теперь тут откуда-то взялся Безумный Маркиз!
Сокрушенно покачав головой, он встал и потянулся к полотенцу.
Элайджа пригладил волосы, подстриженные очень коротко, чтобы парик сидел лучше.
Вскоре Элайджа садился в экипаж, сознавая, что пропущенный день будет чем-то вроде публичного признания в импотенции, после чего повернулся к своему секретарю Рэнсому Каннингему.
– Я должен вернуться домой до встречи с суконщиками, – коротко бросил он.
Каннингем открыл было рот, чтобы запротестовать. Но Элайджа повелительно поднял руку:
– Шахматная партия.
Каннингем плотно сжал губы. Герцога так и подмывало спросить, уж не поставил ли он на Вильерса, но решил, что лучше этого не знать.
– Случайно, не слыхали, как там пари в «Уайтсе»? – небрежно спросил он. Секретарь слегка поколебался, прежде чем сказать правду:
– Видите ли, ваша светлость, Вильерс считается лучшим шахматистом Англии.
Бедняга от смущения не мог поднять глаза.
Элайджа что-то буркнул и поудобнее устроился на сиденье.
Слегка тревожило его только одно: почему он способен понять американцев и суконщиков, но упорно не находит общего языка с женой?..
Однако эту проблему он рано или поздно решит. Недаром добавил ее к длинному списку, существующему в одном из уголков его мозга. Каждый час этот список просматривался и корректировался, а задачи варьировались от скромных до глобальных, от проверки подвалов в доме на Портман-сквер – у герцога были владения по всему городу – до усиления связей с Францией, и к черту Питта. Где-то в самой середине возник еще один пункт: «Попытаться понять Джемму».
Немного подумав, он расширил запись: «Как можно скорее попытаться понять Джемму, прежде чем она выиграет партию и лишит почти всех слуг большей части их ежегодного жалованья».
Глава 18
Герцог Вильерс провел утро в «Парслоуз». Сыграл не особенно сложную партию с русским, занесенным туда попутным ветром, и провел добрых три часа, обсуждая с лордом Корбином возможность пожертвовать королевой. Тот, вполне вероятно, станет его постоянным партнером, которого у Вильерса не было с тех пор, как застрелился Берроу.
Дьявол бы все это побрал!
Сгорбившись, Вильерс направился вниз по улице, к дому Элайджи. Странно, что он по-прежнему называет Бомонта Элайджей, хотя оба они за эти годы едва ли обменялись парой слов, не говоря уж о том, чтобы звать друг друга по имени.
И все же для окружающих они сражались за королеву Элайджи. Которая была не слишком нужна Вильерсу. Он хотел одного: найти себе достойного партнера.
А может, все, чего он хотел – вернуть Берроу?
Мысль была настолько сентиментальной, что Вильерс с яростной гримасой принялся громыхать молотком по двери, да так сильно, что появившийся на пороге лакей поспешно отступил.
– Ее светлость ожидает вас, – объявил он.
Но Вильерс уже взбегал по лестнице, стараясь задушить постыдные сожаления. Вчера он и Джемма разыграли начало. Скорее всего сегодня она сделает ход конем.
Она пошла пешкой на d4 – он немедленно взял ее пешкой, той, которой вчера начал шахматную партию, и откинулся на спинку стула.
– Можно мне посмотреть расстановку фигур на доске вашего мужа?
Герцогиня покачала прелестной головкой. Вильерс без особого энтузиазма подумал, что она необычайно красива.
– Ни за что.
– В таком случае расскажите о манере игры Филидора.
– Кругленького человечка в пенсне? Он лыс и…
Ее глаза смеялись.
– И очень похож на пешку? – предположил Вильерс.
– Слегка, – возразила Джемма. – Одна из самых интересных его партий та, где он заранее вызвался поставить мат слоном королевы.
– Договорная игра… и такая сложная. Поразительно!
– Он пожертвовал королевой, двумя ладьями, конем и слоном, но своего добился.
Вильерс молчал, передвигая фигуры на воображаемой доске. Он, естественно, не мог в точности восстановить партию, но понимал, как она, должно быть, сложна и красива.
– Он и научил меня без сожаления жертвовать фигурами, – продолжала Джемма. – В одной выигранной им партии он пожертвовал королевой, произвел в королевы пешку и взял мою королевскую ладью.
– Вы переспали с ним, чтобы отпраздновать победу? – осведомился он.
– Нет, – покачала головой Джемма, ничуть не оскорбившись.
– Думаю, если бы я встретил женщину, которая могла бы стать мне достойной соперницей, сделал бы все на свете, чтобы добиться ее.
– Неужели?
Сейчас она казалась классической греческой статуей, с идеально симметричными чертами.
– Игра в шахматы подобна музыке и страсти. Она дает мне еще одну причину, чтобы жить. А уж объединить и то, и другое… да это рай на земле! – продолжал он.
– Однажды я любила мужчину под звуки скрипки, – вспомнила она, и легкая улыбка, игравшая в уголках ее губ, зажгла кровь.
– Но вы когда-нибудь отдавались гроссмейстеру?
– Это зависит от того, что подразумевать под этим определением.
– Под это определение подхожу я. И Филидор, разумеется.
– Гроссмейстер, похожий на пешку, не в моем вкусе. Кроме того, я должна добавить, что Филидор счастливо женат, а мадам Филидор скорее всего не понравится любое посягательство на ее короля.
– К сожалению, – усмехнулся он. – Хотя должен предупредить: сам я никогда не считал, что король владеет королевой. В королевах так много дерзости и огня, они имеют право ходить в любом направлении. Они атакуют и контратакуют.
– Тут вы правы. Они могут действовать независимо, – согласилась она и встала. Разочарованный Вильерс тоже поднялся. Ему вовсе не хотелось уходить. Хотелось остаться в спальне Джеммы. Вести двусмысленную беседу о шахматах и желании.
– Если вы переживете вторую игру, – заметила она, поднимаясь, – я согласна подумать о вашем предложении. Сознаюсь, оно весьма интересное.
– Какое предложение? – спросил он, механически вставая, но по-прежнему размышляя об игре.
– Сыграть вторую партию вслепую и в постели. Представляю, как будут забавляться изгнанные в коридор слуги! Но, повторяю, я согласна об этом подумать.
Вильерс никогда не был так близок к тому, чтобы возненавидеть женщину, которую вожделел. Честно говоря, он ненавидел – пусть всего несколько мгновений – любого, кто выигрывал у него шахматную партию. Но когда этот любой – женщина, казавшаяся абсолютно безразличной к его предложению уложить ее в постель, кто угодно придет в бешенство.
Он спускался по ступенькам вслед за Джеммой, мрачно разглядывая ее тонкую фигурку, изящные плечи и тусклое золото волос…
Иисусе!..
Он только что встретил женщину, которую захотел по-настоящему. И она оказалась первой, кто победил его.
Вполне вероятно, что эти два факта между собой не связаны.
И все же с этими матчами что-то не совсем так. Не странно ли, что она вовлекла его в игру, едва успев приехать в Англию?
Неужели за всем этим стоит Бомонт? Трудно поверить.
Он представил холодные, сверкающие бешенством глаза бывшего друга и отчетливо понял, что Элайджа понятия не имел о его присутствии на балу… как и о двустороннем матче.
Значит, она затеяла это ради шахмат.
Или понадобился мальчик для битья? Она вообразила, что сможет попросту вытереть об него ноги! Об него, лучшего шахматиста в Англии! Сбить его с толку, задавая провокационные вопросы в нужные моменты!
Его затрясло от ярости. Черт с ней и с ее женскими играми! Хочет знать, противостоял ли он похоти? Противостоял, и еще как! И отныне он будет как скала во всем, что касается герцогини Бомонт.
Ни одна женщина не завлечет его в капкан ни своей красотой, ни шахматным талантом.
Собственно говоря…
На его лице медленно проступила улыбка.
Ему пора жениться. По его мнению, брак – безжалостным убийца похоти. Приятно думать, что Джемма узнает, как, играя с ней в шахматы, он одновременно строил брачные планы. Это сильно омрачит ее крошечный успех.
Да, это прекрасное решение.
Женитьба.
Глава 19
Роберта восприняла новости о том, что отец только что приехал и ждет в гостиной, с чем-то весьма близким к истерике. О нет! Он не мог сделать с ней такого!
– Маркиз один? – спросила она, безуспешно пытаясь казаться спокойной.
– Насколько мне известно, нет, – ответил лакей с непроницаемым видом.
Ну разумеется, не один! Привез с собой миссис Гроуп! Девушка в отчаянии огляделась.
– А герцогиня у себя?
– Не могу сказать, ваша милость. Угодно, чтобы я справился у камеристки ее светлости?
– Да, пожалуйста.
К сожалению, оказалось, что герцогиня играет в шахматы с герцогом Вильерсом, но обещала при первой возможности присоединиться к леди Роберте.
Придется решать, что делать. Как заставить отца уехать?.. Эта мысль билась в ее голове похоронной мелодией. Он должен убраться, убраться, убраться!..
– Пожалуйста, заверьте лорда Гриффина в моем совершеннейшем почтении. И спросите, не будет ли у него времени встретиться со мной в библиотеке, – попросила она лакея. Тот поколебался.
– Что передать маркизу, ваша милость?
– Мои извинения. Скажите, что я еще не готова принимать визитеров. Я увижусь с ним, как только смогу.
Роберта расстроилась еще больше, когда, услышав ее требование, Деймон разразился смехом.
– Помочь вам избавиться от папаши? Весьма недоброе намерение, недостойное члена семейства Рив, – едва выговорил он, укоризненно качая головой.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Пожалуйста!.. Вы и не представляете, каков мой отец! Он все испортит! Все!
В голосе ее звенели слезы.
– Но что я могу сделать? – нахмурился он. – Только не плачьте. Распутники вроде меня не выносят женских слез. Они напоминают нам о тех несчастных, которых мы безжалостно оставили рыдающими на обочине.
Но у нее даже не нашлось сил улыбнуться шутке.
– Не то чтобы я не любила его, – всхлипнула она, ломая руки, – но он действительно не в себе. Такой чудак! Плевать ему на мнение окружающих.
– Правда?
– Чистая правда! Сами поймете, когда его увидите. Миссис Гроуп – последняя из его куртизанок, в которую он страстно влюблен. Она жила с нами последние два года.
– Миссис Гроуп? – заинтересовался Деймон. – А мистер Гроуп существует?
– Я с самого начала не слишком в это верила. Разве что…
– Кто способен добровольно выбрать подобную фамилию? Я полностью согласен.
– Пожалуйста, примите мои слова всерьез, – пробормотала Роберта, опускаясь на диван. – Я просто не смогу остаться в Лондоне, если отец не согласится уехать. Ну пожалуйста!
Деймон уселся рядом.
– Мне позволено называть вас Робертой?
Девушка жалостно шмыгнула носом:
– Мы не должны…
– Родственный поцелуй, – объявил он, коснувшись губами ее лба.
– Но мы правда не должны!..
Деймон проигнорировал ее.
– Но что такого ужасного в вашем отце?
– Миссис Гроуп. Она способна испортить любую репутацию. Это помеха, препятствие, бремя – назовите как хотите.
– Есть помехи и помехи. Возьмите хотя бы Тедди, которого тоже можно считать помехой. Но его присутствие в этом доме ничуть не отпугнуло мамаш, мечтающих заполучить меня для своих дочерей.
– Если вы на секунду отвлечетесь от увлекательной темы собственной популярности, – заметила Роберта, – могу поклясться, что ни одна подобная мамаша не войдет в этот дом, пока под его крышей живет миссис Гроуп.
– Так и знал, что миссис Гроуп на что-нибудь да годна! – обрадовался он. – Но, думаю, вашего старого распутника она не остановит, если вы тревожитесь именно об этом. Он обязательно будет являться в дом.
– Вильерс не распутник! – запротестовала она.
– Но очень на него похож. И дело в том, что вы можете соблазнить его либо здесь, либо…
– Дело не в этом. Вы понятия не имеете, как унизительно для меня общество отца!
Деймон обнял ее за плечи и притянул к себе.
– Поведайте мне ваши ужасы, и я сделаю все, чтобы вас успокоить.
– Нет! – воскликнула Роберта. Но он, как всегда, ее проигнорировал и, нагнув голову, поцеловал в щеку, что все-таки было не слишком неприличным. Однако она не обратила на него внимания.
– Мой отец имеет привычку падать на колени и разражаться слезами.
– Интересно, – пробормотал Деймон, целуя ее в ушко.
– Это вовсе не интересно! – свирепо прошипела Роберта.
– Я знаю, что он встал на колени и молил небеса послать вам мужа, который никогда не поцелует вас на людях. Очевидно, я в таковые не гожусь.
Его губы скользнули вниз. Теперь он целовал ее в шею.
– Не годитесь, – согласилась Роберта, хотя эти легкие поцелуи ужасно ее отвлекали.
– Все это было достаточно неприятно, – попыталась она вернуться к прежней теме, – но потом «Рамблерз мэгэзин»…
В конце истории он больше не целовал Роберту. Только смотрел на нее с чем-то вроде сочувствия. На какой-то момент она обрадовалась, что он наконец понял весь кошмар ее ситуации, но тут Деймон неожиданно вскричал:
– Вы – не что иное, как пример кровосмесительного инбридинга! Я согрешил, когда связался с вами! Но снова дайте мне мой грех…
Он схватил ее, и на какое-то мгновение Роберта позабыла о жалобах, потому что голос его сделался хриплым, а пальцы касались переда платья самым неприличным образом, отчего она совершенно теряла разум.
– Немного лучше? – спросил он спустя некоторое время.
Роберта недоуменно заморгала, но тут же выпрямилась.
– Кажется, да, – пробормотала она едва слышно.
Деймон выглядел чрезвычайно довольным собой.
– Это своеобразный способ заверить меня, что вы согласились убедить моего отца вернуться домой и, таким образом, дать мне возможность выйти замуж за герцога Вильерса?
– А вы вознаградите меня за услуги? – осведомился он с дурацкой плотоядной ухмылкой.
– Почему бы вам не поцеловать одну из тех девушек, которые так вас желают?
– Хотите сказать, что не наслаждаетесь моими поцелуями?
Роберта искренне расхохоталась:
– Да любая наслаждалась бы вашими поцелуями! Но вы знаете, что я влюблена в другого.
Его глаза приобрели цвет темной морской волны, и Роберта поняла, что это означает.
– Думаю, именно поэтому я не могу перед вами устоять, – прошептал он. – Вы принадлежите другому.
Роберта не успела ответить: он снова начал ее целовать. И она должна была признаться себе, что эти поцелуи ее увлекают. Мало того, она могла бы проделывать это целый день… да вот только отец наверняка гадает, почему дочь так долго одевается.
Широкая ладонь снова нашла ее грудь, и Роберта, тихо ахнув, оттолкнула его.
– Пусть я еще не принадлежу Вильерсу, но и свободной территорией считаться не желаю.
– Просто вы не хотите меня, – язвительно подсказал он.
– Кто это сказал? – удивилась Роберта.
Деймон рассмеялся:
– Пытаетесь разыгрывать скромную девственницу, по крайней мере до свадьбы?
– Я и есть девственница, – запротестовала она.
– Значит, хотите меня?..
Слова повисли в воздухе своеобразным вызовом.
Роберта вовсе не собиралась лгать. Похоть, как известно дочери любого поэта, – ничто по сравнению с истинной любовью.
– Но это вовсе не то, что я испытываю к Вильерсу.
Она немедленно пожалела о своих словах, потому что в глазах Деймона появилось нечто странное. Роберта вдруг подумала, что, возможно, оскорбила его чувства.
Поспешно приведя в порядок корсаж, она снова попросила:
– Пожалуйста, помогите мне отослать папу в деревню.
Деймон покачал головой и вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Последнее время в голове все чаще звучал мятежный голосок. Элайджа очень боялся, что голосок твердит о том, как прекрасно проводил время отец перед смертью.
– Наверное, в городе много говорят о пристрастии герцогини к шахматам? – спросил Элайджа, ощущая неестественную усталость.
Викери пустился в описание скандалов, связанных с различными матчами, в которых участвовала герцогиня.
– Ходят слухи самого разного рода, ваша светлость. От присутствия в доме незаконного сына лорда Гриффина до непристойного украшения стола.
– Но она была прилично одета и изображала Елену Прекрасную, – запротестовал Элайджа. – Кто может расстраиваться из-за этого, если только ее песни не посчитали постыдными?
К несчастью, как обнаружил Викери, в конце вечера Елена Троянская добровольно разделась, оставшись в костюме Евы.
– Правда, уже почти рассвело и гостей осталось мало, – добавил он. – И она была весьма искусно раскрашена. Говорят, даже к груди были приклеены жемчужины. Фаул сказал, что от такого зрелища у него началось сердцебиение, но лакеи были более снисходительны, если понимаете, о чем я.
Элайджа снова расслабился.
– А герцогиня знает? Она была там?
– О нет, ваша светлость, – заверил Викери. – Она уже удалилась к себе. Как я уже говорил, было очень поздно.
Элайджа тяжело вздохнул. Вот вам и еще один скандал! А теперь тут откуда-то взялся Безумный Маркиз!
Сокрушенно покачав головой, он встал и потянулся к полотенцу.
Элайджа пригладил волосы, подстриженные очень коротко, чтобы парик сидел лучше.
Вскоре Элайджа садился в экипаж, сознавая, что пропущенный день будет чем-то вроде публичного признания в импотенции, после чего повернулся к своему секретарю Рэнсому Каннингему.
– Я должен вернуться домой до встречи с суконщиками, – коротко бросил он.
Каннингем открыл было рот, чтобы запротестовать. Но Элайджа повелительно поднял руку:
– Шахматная партия.
Каннингем плотно сжал губы. Герцога так и подмывало спросить, уж не поставил ли он на Вильерса, но решил, что лучше этого не знать.
– Случайно, не слыхали, как там пари в «Уайтсе»? – небрежно спросил он. Секретарь слегка поколебался, прежде чем сказать правду:
– Видите ли, ваша светлость, Вильерс считается лучшим шахматистом Англии.
Бедняга от смущения не мог поднять глаза.
Элайджа что-то буркнул и поудобнее устроился на сиденье.
Слегка тревожило его только одно: почему он способен понять американцев и суконщиков, но упорно не находит общего языка с женой?..
Однако эту проблему он рано или поздно решит. Недаром добавил ее к длинному списку, существующему в одном из уголков его мозга. Каждый час этот список просматривался и корректировался, а задачи варьировались от скромных до глобальных, от проверки подвалов в доме на Портман-сквер – у герцога были владения по всему городу – до усиления связей с Францией, и к черту Питта. Где-то в самой середине возник еще один пункт: «Попытаться понять Джемму».
Немного подумав, он расширил запись: «Как можно скорее попытаться понять Джемму, прежде чем она выиграет партию и лишит почти всех слуг большей части их ежегодного жалованья».
Глава 18
Герцог Вильерс провел утро в «Парслоуз». Сыграл не особенно сложную партию с русским, занесенным туда попутным ветром, и провел добрых три часа, обсуждая с лордом Корбином возможность пожертвовать королевой. Тот, вполне вероятно, станет его постоянным партнером, которого у Вильерса не было с тех пор, как застрелился Берроу.
Дьявол бы все это побрал!
Сгорбившись, Вильерс направился вниз по улице, к дому Элайджи. Странно, что он по-прежнему называет Бомонта Элайджей, хотя оба они за эти годы едва ли обменялись парой слов, не говоря уж о том, чтобы звать друг друга по имени.
И все же для окружающих они сражались за королеву Элайджи. Которая была не слишком нужна Вильерсу. Он хотел одного: найти себе достойного партнера.
А может, все, чего он хотел – вернуть Берроу?
Мысль была настолько сентиментальной, что Вильерс с яростной гримасой принялся громыхать молотком по двери, да так сильно, что появившийся на пороге лакей поспешно отступил.
– Ее светлость ожидает вас, – объявил он.
Но Вильерс уже взбегал по лестнице, стараясь задушить постыдные сожаления. Вчера он и Джемма разыграли начало. Скорее всего сегодня она сделает ход конем.
Она пошла пешкой на d4 – он немедленно взял ее пешкой, той, которой вчера начал шахматную партию, и откинулся на спинку стула.
– Можно мне посмотреть расстановку фигур на доске вашего мужа?
Герцогиня покачала прелестной головкой. Вильерс без особого энтузиазма подумал, что она необычайно красива.
– Ни за что.
– В таком случае расскажите о манере игры Филидора.
– Кругленького человечка в пенсне? Он лыс и…
Ее глаза смеялись.
– И очень похож на пешку? – предположил Вильерс.
– Слегка, – возразила Джемма. – Одна из самых интересных его партий та, где он заранее вызвался поставить мат слоном королевы.
– Договорная игра… и такая сложная. Поразительно!
– Он пожертвовал королевой, двумя ладьями, конем и слоном, но своего добился.
Вильерс молчал, передвигая фигуры на воображаемой доске. Он, естественно, не мог в точности восстановить партию, но понимал, как она, должно быть, сложна и красива.
– Он и научил меня без сожаления жертвовать фигурами, – продолжала Джемма. – В одной выигранной им партии он пожертвовал королевой, произвел в королевы пешку и взял мою королевскую ладью.
– Вы переспали с ним, чтобы отпраздновать победу? – осведомился он.
– Нет, – покачала головой Джемма, ничуть не оскорбившись.
– Думаю, если бы я встретил женщину, которая могла бы стать мне достойной соперницей, сделал бы все на свете, чтобы добиться ее.
– Неужели?
Сейчас она казалась классической греческой статуей, с идеально симметричными чертами.
– Игра в шахматы подобна музыке и страсти. Она дает мне еще одну причину, чтобы жить. А уж объединить и то, и другое… да это рай на земле! – продолжал он.
– Однажды я любила мужчину под звуки скрипки, – вспомнила она, и легкая улыбка, игравшая в уголках ее губ, зажгла кровь.
– Но вы когда-нибудь отдавались гроссмейстеру?
– Это зависит от того, что подразумевать под этим определением.
– Под это определение подхожу я. И Филидор, разумеется.
– Гроссмейстер, похожий на пешку, не в моем вкусе. Кроме того, я должна добавить, что Филидор счастливо женат, а мадам Филидор скорее всего не понравится любое посягательство на ее короля.
– К сожалению, – усмехнулся он. – Хотя должен предупредить: сам я никогда не считал, что король владеет королевой. В королевах так много дерзости и огня, они имеют право ходить в любом направлении. Они атакуют и контратакуют.
– Тут вы правы. Они могут действовать независимо, – согласилась она и встала. Разочарованный Вильерс тоже поднялся. Ему вовсе не хотелось уходить. Хотелось остаться в спальне Джеммы. Вести двусмысленную беседу о шахматах и желании.
– Если вы переживете вторую игру, – заметила она, поднимаясь, – я согласна подумать о вашем предложении. Сознаюсь, оно весьма интересное.
– Какое предложение? – спросил он, механически вставая, но по-прежнему размышляя об игре.
– Сыграть вторую партию вслепую и в постели. Представляю, как будут забавляться изгнанные в коридор слуги! Но, повторяю, я согласна об этом подумать.
Вильерс никогда не был так близок к тому, чтобы возненавидеть женщину, которую вожделел. Честно говоря, он ненавидел – пусть всего несколько мгновений – любого, кто выигрывал у него шахматную партию. Но когда этот любой – женщина, казавшаяся абсолютно безразличной к его предложению уложить ее в постель, кто угодно придет в бешенство.
Он спускался по ступенькам вслед за Джеммой, мрачно разглядывая ее тонкую фигурку, изящные плечи и тусклое золото волос…
Иисусе!..
Он только что встретил женщину, которую захотел по-настоящему. И она оказалась первой, кто победил его.
Вполне вероятно, что эти два факта между собой не связаны.
И все же с этими матчами что-то не совсем так. Не странно ли, что она вовлекла его в игру, едва успев приехать в Англию?
Неужели за всем этим стоит Бомонт? Трудно поверить.
Он представил холодные, сверкающие бешенством глаза бывшего друга и отчетливо понял, что Элайджа понятия не имел о его присутствии на балу… как и о двустороннем матче.
Значит, она затеяла это ради шахмат.
Или понадобился мальчик для битья? Она вообразила, что сможет попросту вытереть об него ноги! Об него, лучшего шахматиста в Англии! Сбить его с толку, задавая провокационные вопросы в нужные моменты!
Его затрясло от ярости. Черт с ней и с ее женскими играми! Хочет знать, противостоял ли он похоти? Противостоял, и еще как! И отныне он будет как скала во всем, что касается герцогини Бомонт.
Ни одна женщина не завлечет его в капкан ни своей красотой, ни шахматным талантом.
Собственно говоря…
На его лице медленно проступила улыбка.
Ему пора жениться. По его мнению, брак – безжалостным убийца похоти. Приятно думать, что Джемма узнает, как, играя с ней в шахматы, он одновременно строил брачные планы. Это сильно омрачит ее крошечный успех.
Да, это прекрасное решение.
Женитьба.
Глава 19
Роберта восприняла новости о том, что отец только что приехал и ждет в гостиной, с чем-то весьма близким к истерике. О нет! Он не мог сделать с ней такого!
– Маркиз один? – спросила она, безуспешно пытаясь казаться спокойной.
– Насколько мне известно, нет, – ответил лакей с непроницаемым видом.
Ну разумеется, не один! Привез с собой миссис Гроуп! Девушка в отчаянии огляделась.
– А герцогиня у себя?
– Не могу сказать, ваша милость. Угодно, чтобы я справился у камеристки ее светлости?
– Да, пожалуйста.
К сожалению, оказалось, что герцогиня играет в шахматы с герцогом Вильерсом, но обещала при первой возможности присоединиться к леди Роберте.
Придется решать, что делать. Как заставить отца уехать?.. Эта мысль билась в ее голове похоронной мелодией. Он должен убраться, убраться, убраться!..
– Пожалуйста, заверьте лорда Гриффина в моем совершеннейшем почтении. И спросите, не будет ли у него времени встретиться со мной в библиотеке, – попросила она лакея. Тот поколебался.
– Что передать маркизу, ваша милость?
– Мои извинения. Скажите, что я еще не готова принимать визитеров. Я увижусь с ним, как только смогу.
Роберта расстроилась еще больше, когда, услышав ее требование, Деймон разразился смехом.
– Помочь вам избавиться от папаши? Весьма недоброе намерение, недостойное члена семейства Рив, – едва выговорил он, укоризненно качая головой.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Пожалуйста!.. Вы и не представляете, каков мой отец! Он все испортит! Все!
В голосе ее звенели слезы.
– Но что я могу сделать? – нахмурился он. – Только не плачьте. Распутники вроде меня не выносят женских слез. Они напоминают нам о тех несчастных, которых мы безжалостно оставили рыдающими на обочине.
Но у нее даже не нашлось сил улыбнуться шутке.
– Не то чтобы я не любила его, – всхлипнула она, ломая руки, – но он действительно не в себе. Такой чудак! Плевать ему на мнение окружающих.
– Правда?
– Чистая правда! Сами поймете, когда его увидите. Миссис Гроуп – последняя из его куртизанок, в которую он страстно влюблен. Она жила с нами последние два года.
– Миссис Гроуп? – заинтересовался Деймон. – А мистер Гроуп существует?
– Я с самого начала не слишком в это верила. Разве что…
– Кто способен добровольно выбрать подобную фамилию? Я полностью согласен.
– Пожалуйста, примите мои слова всерьез, – пробормотала Роберта, опускаясь на диван. – Я просто не смогу остаться в Лондоне, если отец не согласится уехать. Ну пожалуйста!
Деймон уселся рядом.
– Мне позволено называть вас Робертой?
Девушка жалостно шмыгнула носом:
– Мы не должны…
– Родственный поцелуй, – объявил он, коснувшись губами ее лба.
– Но мы правда не должны!..
Деймон проигнорировал ее.
– Но что такого ужасного в вашем отце?
– Миссис Гроуп. Она способна испортить любую репутацию. Это помеха, препятствие, бремя – назовите как хотите.
– Есть помехи и помехи. Возьмите хотя бы Тедди, которого тоже можно считать помехой. Но его присутствие в этом доме ничуть не отпугнуло мамаш, мечтающих заполучить меня для своих дочерей.
– Если вы на секунду отвлечетесь от увлекательной темы собственной популярности, – заметила Роберта, – могу поклясться, что ни одна подобная мамаша не войдет в этот дом, пока под его крышей живет миссис Гроуп.
– Так и знал, что миссис Гроуп на что-нибудь да годна! – обрадовался он. – Но, думаю, вашего старого распутника она не остановит, если вы тревожитесь именно об этом. Он обязательно будет являться в дом.
– Вильерс не распутник! – запротестовала она.
– Но очень на него похож. И дело в том, что вы можете соблазнить его либо здесь, либо…
– Дело не в этом. Вы понятия не имеете, как унизительно для меня общество отца!
Деймон обнял ее за плечи и притянул к себе.
– Поведайте мне ваши ужасы, и я сделаю все, чтобы вас успокоить.
– Нет! – воскликнула Роберта. Но он, как всегда, ее проигнорировал и, нагнув голову, поцеловал в щеку, что все-таки было не слишком неприличным. Однако она не обратила на него внимания.
– Мой отец имеет привычку падать на колени и разражаться слезами.
– Интересно, – пробормотал Деймон, целуя ее в ушко.
– Это вовсе не интересно! – свирепо прошипела Роберта.
– Я знаю, что он встал на колени и молил небеса послать вам мужа, который никогда не поцелует вас на людях. Очевидно, я в таковые не гожусь.
Его губы скользнули вниз. Теперь он целовал ее в шею.
– Не годитесь, – согласилась Роберта, хотя эти легкие поцелуи ужасно ее отвлекали.
– Все это было достаточно неприятно, – попыталась она вернуться к прежней теме, – но потом «Рамблерз мэгэзин»…
В конце истории он больше не целовал Роберту. Только смотрел на нее с чем-то вроде сочувствия. На какой-то момент она обрадовалась, что он наконец понял весь кошмар ее ситуации, но тут Деймон неожиданно вскричал:
– Вы – не что иное, как пример кровосмесительного инбридинга! Я согрешил, когда связался с вами! Но снова дайте мне мой грех…
Он схватил ее, и на какое-то мгновение Роберта позабыла о жалобах, потому что голос его сделался хриплым, а пальцы касались переда платья самым неприличным образом, отчего она совершенно теряла разум.
– Немного лучше? – спросил он спустя некоторое время.
Роберта недоуменно заморгала, но тут же выпрямилась.
– Кажется, да, – пробормотала она едва слышно.
Деймон выглядел чрезвычайно довольным собой.
– Это своеобразный способ заверить меня, что вы согласились убедить моего отца вернуться домой и, таким образом, дать мне возможность выйти замуж за герцога Вильерса?
– А вы вознаградите меня за услуги? – осведомился он с дурацкой плотоядной ухмылкой.
– Почему бы вам не поцеловать одну из тех девушек, которые так вас желают?
– Хотите сказать, что не наслаждаетесь моими поцелуями?
Роберта искренне расхохоталась:
– Да любая наслаждалась бы вашими поцелуями! Но вы знаете, что я влюблена в другого.
Его глаза приобрели цвет темной морской волны, и Роберта поняла, что это означает.
– Думаю, именно поэтому я не могу перед вами устоять, – прошептал он. – Вы принадлежите другому.
Роберта не успела ответить: он снова начал ее целовать. И она должна была признаться себе, что эти поцелуи ее увлекают. Мало того, она могла бы проделывать это целый день… да вот только отец наверняка гадает, почему дочь так долго одевается.
Широкая ладонь снова нашла ее грудь, и Роберта, тихо ахнув, оттолкнула его.
– Пусть я еще не принадлежу Вильерсу, но и свободной территорией считаться не желаю.
– Просто вы не хотите меня, – язвительно подсказал он.
– Кто это сказал? – удивилась Роберта.
Деймон рассмеялся:
– Пытаетесь разыгрывать скромную девственницу, по крайней мере до свадьбы?
– Я и есть девственница, – запротестовала она.
– Значит, хотите меня?..
Слова повисли в воздухе своеобразным вызовом.
Роберта вовсе не собиралась лгать. Похоть, как известно дочери любого поэта, – ничто по сравнению с истинной любовью.
– Но это вовсе не то, что я испытываю к Вильерсу.
Она немедленно пожалела о своих словах, потому что в глазах Деймона появилось нечто странное. Роберта вдруг подумала, что, возможно, оскорбила его чувства.
Поспешно приведя в порядок корсаж, она снова попросила:
– Пожалуйста, помогите мне отослать папу в деревню.
Деймон покачал головой и вздохнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31