— Навсегда.
Страсть, звучащая в его бархатном голосе, пробуждала в ней ответное желание. Но удастся ли им вечно быть вместе?
— Ты — недостающая половина моей души, — он нежно прикоснулся губами к ее губам еще сильнее разжигая в ней желание.
Она положила руки ему на плечи, впитывая тепло его кожи.
— Ты должна быть моей, Лаура, — говорил Коннор, прижимаясь губами к ее шее. Она застонала, чувствуя кожей влажный жар его языка. — Покорись мне, моя прекрасная Эдайна.
Она вздрогнула, понимая, что женщина, которую звали Лаура Салливен, исчезнет, если она отдаст сердце, душу и тело этому человеку. Она изменится и никогда уже не будет такой, как прежде.
— Воссоединись со мной!
Его рука медленно скользнула вверх, по изгибу ее груди, обхватывая ее, и ее грудь поднималась навстречу его ладони. Он ласкал ее сосок сквозь шелк платья. Она сгорит в огне, который он разжег в ней. Она чувствовала, как пламя лижет ее кожу.
— Покорись мне, Лаура!
Лаура села в постели, тяжело дыша, как будто пробежала много миль. Она огляделась по сторонам, всматриваясь в каждый знакомый предмет в спальне, будто искала спасительную веревку, вытягивающую ее из бездны сна.
В щель между зеленоватыми парчовыми шторами пробивались солнечные лучи; они падали полосами золотистого света на обюссоновский ковер зеленых, золотых и белых оттенков. Было утро.
Лаура опустилась на подушку, глядя на темные складки полога над кроватью. Девственно-белая фланель ночной рубашки прилипла к ее мокрой коже. По всему телу бежали мурашки, как будто руки Коннора все еще ласкали ее.
Что с ней творится? Как она может мечтать о таких нехороших вещах? Или она и вправду о них мечтала?
Ты знаешь меня давно: мы еще детьми играли в зеленой долине, где всегда цвели дикие цветы. Откуда Коннор знает об этой долине? Этот варвар… — прошептала она, откинув одеяло, и выбравшись из кровати, схватила синее бархатное платье, лежавшее в кресле рядом с кроватью. Она не знала, каким образом этот викинг сумел проникнуть в ее сны! Да, ему это удалось…
Лаура оделась и направилась к двери. Когда она до него доберется… О, он пожалеет о том дне, когда появился на свет!
Глава 5
Эрин, 889 г.
— Я хочу знать, что ты сделала с моим сыном! — Сиара шагала взад-вперед перед каменным очагом в комнате Эйслинг. — Его слуга сказал мне, что он исчез вскоре после того, как прошлой ночью пришел домой.
Эйслинг заерзала в дубовом кресле.
— Я помогла Коннору отправиться туда, где он хотел оказаться больше всего на свете.
— Куда же?
— Сиара, неважно, где он находится. Ты не сможешь попасть к нему, — Эйслинг глубоко вздохнула. — И боюсь, ты уже больше никогда не увидишь его.
— Что ты натворила?! — Сиара схватила сестру за плечи, навалившись на нее, и ее черные волосы рассыпались по плечам, упав Эйслинг на колени. — Как ты могла отправить его так далеко от семьи?
— Я сделала это ради его счастья, — Эйслинг пыталась уберечь себя от бушующих в сестре чувств — гнева и страха.
— Я никогда не отворачивалась от Коннора, когда ему была нужна помощь. И я сделаю все возможное, чтобы помочь ему найти свою Эдайну.
Сиара трясла сестру за плечи.
— Что ты сделала с моим сыном?!
— Я помогла отправить его к женщине, предназначенной для него судьбой.
Сиара выпрямилась, глядя на Эйслинг с подозрением.
— И кто эта женщина?
— Ее имя — Лаура, дочь Салливена.
— Лаура… Какое странное имя, — Сиара, взмахнув ярко-рубиновыми юбками, отошла на несколько футов. Под ее ногами шуршал тростник, распространяя запах сосен и трав. — И ты говоришь, что отправила его к этой женщине, потому что веришь, что судьбой их любви предначертано расцвести?
—Да.
Сиара повернулась лицом к сестре, пронзая Эйслинг взглядом своих синих глаз.
— А мне казалось, что ты не веришь в силу любви!
Любовь… Эйслинг никогда в жизни не встречала человека, которого могла бы полюбить. Но все же она ощущала внутри себя пустоту, темное место, которое ждало, когда его заполнит свет, одиночество, которое невозможно было отогнать, как бы сильно она ни старалась.
— Я верю в судьбу.
— Ты веришь в то, что судьбой можно управлять. Какие у тебя были причины посылать Коннора к этой женщине?
Эйслинг отвела глаза в сторону, скрывая свои мысли от настойчивых попыток Сиары проникнуть в них. Есть вещи, которых ее сестра не должна знать.
— Я же сказала — я желала Коннору счастья.
— Да, сказала. Но я хорошо тебя знаю. И я знаю, что ты не отправила бы его, если бы не преследовала какие-то свои цели. Он слишком много значит для тебя.
— Да, несмотря на небольшую разницу в возрасте, он стал для меня сыном, — ответила Эйслинг, выразительно взглянув на сестру. — Если бы я была его матерью, я бы желала ему только счастья.
Сиара с шумом выдохнула из груди воздух.
— Почему я не могу хотя бы взглянуть на него? Почему он должен был стать изгнанником?
— Только так он мог найти свое счастье. Я даже теперь не могу быть уверена, что он сумеет добиться руки любимой женщины. Но я знаю, что он должен был отправиться к ней. Пойми же, наконец, что это сделано ради благополучия Коннора.
— Но очевидно, я никогда не увижу его жену, никогда не смогу полюбоваться его детьми?
— у тебя остались еще три дочери и три сына. Довольствуйся этим.
— Как ты можешь так говорить! Как ты можешь думать, что я сумела бы забыть Коннора!
Взгляд Сиары стал таким же ледяным, как зимний холод, сочившийся в комнату. Эйслинг провела рукой над огнем, приказав пламени в очаге разгореться сильнее, и сухие поленья затрещали, превращаясь в золотистые языки огня.
— Он оказался там, где должен был быть. Радуйся хотя бы этому, Сиара.
— Как ты не понимаешь! Коннор — единственный из моих детей, кто знает о моих тайнах, кто унаследовал мой дар.
Эйслинг бросила на сестру удивленный взгляд.
— Не ты ли всегда считала дар Коннора источником беспокойства, который надлежит скрывать от других твоих детей и того викинга, которого ты зовешь мужем?
Сиара только отмахнулась от слов сестры.
— Коннор — мой сын, и я не позволю тебе похищать его у меня!
— Ты должна отпустить его. Ты должна позволить ему найти свое счастье. Сиара покачала головой.
— Эйслинг, где он?! Я хочу видеть своего сына!
— Сиара, он отправился очень далеко. Ты не сможешь найти его.
— Ты полагаешь, что не смогу? — отозвалась Сиара. — Может быть, я подавила в себе свои силы, младшая сестренка, но я по-прежнему умею летать. У меня сохранилось не меньше способностей, чем у тебя.
— Неужели? — Эйслинг крутила в руках кулон, и на лице ее сестры играли отблески пламени, отражающегося в золоте и изумруде. — Как я припоминаю, ты не можешь путешествовать во времени. Тебе никогда не хватало на это храбрости.
Сиара отступила, прижав правую руку к сердцу.
— Но ты же не посылала его в такое путешествие!
— Он сейчас находится в месте под названием Бостон в 1889 году, — Эйслинг улыбнулась, увидев в глазах сестры ужас. — Именно туда звала его судьба.
—Эйслинг, ты знаешь, что это запрещено Внутренним Кругом!
— Разве Внутренний Круг Авилона имеет право что-то запрещать мне?
— Может быть, ты позабыла, сестра, что Авилон создан для того, чтобы защищать наш народ?
— Мне не нужно об этом напоминать, — ответила Эйслинг. Каждый из Сидхе знал о колонии, основанной пять тысяч лет назад. Авилон был святилищем на высокой горной вершине в сердце великого западного леса, поселением людей, когда-то живших в Атлантиде В этом убежище наследники тех, кто правил островной нацией, создали совет, который пытался сохранить дар Туата-Де-Дананн. Но Эйслинг знала, что он может потерпеть поражение.
— Сиара, Внутренний Круг Авилона не может защитить нас. Придет время, когда даже он откажется владеть могуществом богини, потому что слишком многие люди будут бояться этого могущества.
— Эйслинг, мы должны подчиняться законам.
Эйслинг только махнула рукой, чувствуя, как в ней растет гнев и возмущение законами, держащими ее народ в плену.
— Я не признаю законов, придуманных Внутренним Кругом Авилона. Мы имеем право перемещаться во времени так, как птица летает по воздуху. И я не допущу ущемления своих прав, доставшихся мне от рождения.
— Ты должна вернуть Коннора! Он не может оставаться в этом Бостоне в 1889 году!
Эйслинг откинулась на спинку кресла, положив руки на гладкие деревянные подлокотники.
— Я не могу лишить его права на счастье.
— Что будет он делать в таком далеком месте? Он пропадет там!
— Коннор — умный и способный юноша. Он найдет себе место в том веке, он не пропадет.
— Но он там одинок, лишен общества себе подобных! Если кто-нибудь только заподозрит, на что он способен… — Сиара потерла виски пальцами, — …то его уничтожат. И никто не сможет ему помочь.
Эйслинг почувствовала, будто крепкая рука стиснула ее сердце, когда она вспомнила про опасности, подстерегающие Коннора в будущем, темные пятна, сквозь которые не могло проникнуть даже ее предвидение.
— Коннор справится с любыми трудностями. Ты должна верить в него.
— Он совсем один! — Сиара прижала руки к лицу, как будто хотела разрыдаться. Но когда она взглянули на сестру, ее глаза блеснули решимостью. — Я не позволю тебе оставить его там!
— У тебя нет выбора.
— Посмотрим, младшая сестренка, — Сиара скривила губы в улыбке, и кровь застыла в жилах Эйслинг. — Не одна ты обладаешь способностью изменять судьбу.
«Это всего-навсего пустая бравада», — уверяла себя Эйслинг. Ее сестра не сможет сделать ничего такого, что расстроило бы ее планы. Но она все равно содрогнулась, когда Сиара выбежала из комнаты. Не сделала ли она ошибку, открыв ей местонахождение Коннора?
Эйслинг откинулась в кресле, глядя на огонь. Ее охватило предчувствие надвигающейся катастрофы. С Сиарой нужно быть осторожной, очень осторожной. Нельзя позволить, чтобы что-нибудь расстроило ее планы. Коннор находился там, где должен находиться, и она сделает все возможное, чтобы он и впредь оставался там.
Глава 6
Лаура постучалась в дверь спальни Коннора — никакого ответа. Мгновение поколебавшись, она повернула бронзовую ручку и распахнула дверь. Яркий свет зимнего солнца струился сквозь три больших окна, ложась золотистыми прямоугольниками на бело-голубой ковер.
Он исчез.
У Лауры похолодело внутри, когда она поняла, что он пропал с приходом дня. Может быть, его и не существовало вовсе?
Она оглядела комнату в поисках каких-либо следов, которые убедили бы ее, что ночной гость ей не померещился. Одеяло на кровати было откинуто, открывая взгляду смятые простыни, на которых он спал. Он появился в ее жизни на несколько часов, этот невероятный человек, пришедший из ее снов. Она прикасалась к нему, чувствовала тепло его кожи. И вот он исчез.
«Это к лучшему», — подумала Лаура, прикасаясь пальцами к вмятине в подушке, на которой покоилась его голова. Лауру охватили чувства, в которых она не хотела себе признаваться. Она отказывалась сожалеть об уходе человека, который не имел никакого места в ее жизни. Он не имел права оставаться здесь. Как она объяснила бы отцу появление в доме ирландского викинга? И все же…
— Лаура!
Она подпрыгнула при звуке глухого голоса. Из открытой двери ванной комнаты выходил Коннор.
Его мокрые волосы были откинуты со лба, открывая красивое благородное лицо. Вода, стекавшая с густых волос, скапливалась на широких плечах, капли скользили по груди, задерживаясь на черных волосах и блестя среди них. Если не считать белого полотенца, обернутого вокруг узких бедер, он был совсем голым. Он казался ожившей статуей, великолепным воплощением мужественности. Лаура от изумления была не в силах вздохнуть.
— Ох, Боже мой! — Лаура подняла руку, когда он подошел ближе, сама не зная, зачем — чтобы не подпускать его к себе или чтобы дотронуться до него.
— Доброе утро, — он взял Лауру за вытянутую руку, как будто она протянула ее в знак приветствия, обхватив запястье Лауры крепкими пальцами.
Она не могла вымолвить ни слова. Привидевшийся ей ночью сон смешался с реальностью, грозя выдать ее чувства. Ей оставалось только тупо смотреть на него. Она пыталась представить себе, что может ощутить, если окажется в его объятиях, чувствовать мощь его тела, прижимающегося к ней, узнать вкус губ, раскрывшихся в широкой, радушной улыбке.
— Ты хорошо спала?
— Отлично, — ответила Лаура, почувствовал отвращение к его вкрадчивому голосу. Ей внезапно показалось безрассудным говорить о своем сне. Нет, определенно будет безумием вспоминать ту близость, которую они делили, — сейчас, когда он стоял рядом с ней, почти совершенно обнаженный.
— Я тоже хорошо спал, — сказал Коннор, и его улыбка превратилась в дьявольскую ухмылку.
Неужели он все знает?! Возможно ли, чтобы двоим людям приснился один и тот же сон? Прежде чем Лаура успела вымолвить слово протеста, он повернул ее руку и прижался губами к нежной коже на ее запястье. Мягкие губы и колючая щетина — захватывающий контраст. Теплое дыхание опаляло запястье Лауры, разжигая глубоко внутри нее искрящееся пламя. Она вырвала руку, ужасаясь своим чувствам.
— Интересно, что это ты делаешь?!
— Здороваюсь с прекрасной женщиной. Лаура старалась не отводить взгляда от его лица. Она отказывалась замечать, как блестит его кожа под лучами солнца. Но все же эти широкие, голые плечи все время находились в поле ее зрения, как и темные кудри, покрывающие его широкую грудь.
— Ты всегда здороваешься с женщинами, одетый в одно лишь полотенце?
— Только с теми, которых нахожу в своей спальне, когда выхожу из ванной, — Коннор улыбнулся, и в глубинах его синих глаз зажглись озорные огоньки. — В вашем веке принято приходить в спальню к гостям, чтобы желать им доброго утра?
— Конечно, нет, — Лаура отвернулась от него, явная неуместность ситуации окрасила ее щеки багрянцем. — Мне бы очень хотелось, сэр, чтобы вы оделись во что-нибудь.
— Конечно. Если вы протянете мне штаны, которые лежат на стуле.
Лаура взглянула на кожаные брюки, брошенные на спинку чиппендейловского кресла рядом с кроватью — черная полоса на фоне синего бархата. В ее уме промелькнули воспоминания: черная кожа, обтягивающая длинные, мускулистые ноги, — и у нее в груди вспыхнул огонь.
— Ты не можешь ходить по Бостону в таком наряде.
— Это неприлично?
Лаура прижала руку к горлу, чувствуя, как под пальцами пульсирует жилка.
— Вовсе нет.
— Однако боюсь, что мой гардероб следует немного обновить.
Лаура слышав в его голосе веселые нотки. Улыбка играла на его губах. Она ощущала, как Коннор приближается к ней, чувствовала тепло его тела.
Неожиданно он поцеловал ее в ухо, и по ее шее и плечу побежали мурашки.
— Он состоит из кожаных штанов и… — Коннор помахал перед ее лицом полотенцем, — …этого полотенца.
— О Господи!
Лаура выскочила из комнаты, и вслед за ней полетел его громогласный хохот. Она захлопнула за собой дверь, но смех Коннора все равно долетал до нее.
— Это невыносимо, это какое-то безумие… — бормотала она. О, как ей хотелось задушить его!
Софи остановилась перед комодом в комнате Дэниэла. При обычных обстоятельствах ей бы никогда не пришло в голову делать то, что она собиралась сейчас сделать, но обстоятельства, в которых она находилась, трудно было назвать обычными.
Софи выдвинула верхний ящик комода, и ее лицо покраснело, когда она увидела его содержимое. Как она и подозревала, в этом ящике лежало аккуратно сложенное нижнее белье: слева белое льняное, справа — желтоватое хлопчатобумажное.
— Прости меня, Дэниэл, — прошептала она, доставая несколько комплектов белья. — Коннор сам решит, что ему больше нравится. «Если ему вообще что-нибудь понравится», — подумала Софи и улыбнулась, вспомнив случай с пижамой.
Она уже собиралась закрыть ящик, когда ее внимание привлекли уголки двух фотографий, выглядывающие из-под белой нижней рубашки. Зачем Дэниэл хранит фотографии на дне ящика? Она подняла рубашку и застыла, глядя на собственное изображение.
На фотографии была изображена девушка, которая стояла в углу бального зала, одетая в белое шелковое платье с кружевами. Она смотрела в объектив глазами, слишком серьезными для ее возраста. Этот снимок был сделан на ее восемнадцатом дне рождения, последнем, которое она праздновала в этом доме. В ту ночь, на праздничном балу, она впервые танцевала в Дэниэлом — мечта, ставшая правдой, реальность, рядом с которой она больше была не в силах находиться.
Она любила его — глубокой, всепроникающей любовью, которая заполняла каждую клеточку ее тела и достигала самых глубин души.
Любовь пронзала ее сердце всякий раз, как она видела Дэниэла рядом со своей сестрой. Любовь, которая не могла принести ей покоя, даже сейчас. Ведь она знала, какую холодную и пустую жизнь он вел с Элинор.
Возможно, Элинор погубила лихорадка, которую она перенесла в детстве. Возможно, дело было в постоянном внимании и заботе со стороны родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Страсть, звучащая в его бархатном голосе, пробуждала в ней ответное желание. Но удастся ли им вечно быть вместе?
— Ты — недостающая половина моей души, — он нежно прикоснулся губами к ее губам еще сильнее разжигая в ней желание.
Она положила руки ему на плечи, впитывая тепло его кожи.
— Ты должна быть моей, Лаура, — говорил Коннор, прижимаясь губами к ее шее. Она застонала, чувствуя кожей влажный жар его языка. — Покорись мне, моя прекрасная Эдайна.
Она вздрогнула, понимая, что женщина, которую звали Лаура Салливен, исчезнет, если она отдаст сердце, душу и тело этому человеку. Она изменится и никогда уже не будет такой, как прежде.
— Воссоединись со мной!
Его рука медленно скользнула вверх, по изгибу ее груди, обхватывая ее, и ее грудь поднималась навстречу его ладони. Он ласкал ее сосок сквозь шелк платья. Она сгорит в огне, который он разжег в ней. Она чувствовала, как пламя лижет ее кожу.
— Покорись мне, Лаура!
Лаура села в постели, тяжело дыша, как будто пробежала много миль. Она огляделась по сторонам, всматриваясь в каждый знакомый предмет в спальне, будто искала спасительную веревку, вытягивающую ее из бездны сна.
В щель между зеленоватыми парчовыми шторами пробивались солнечные лучи; они падали полосами золотистого света на обюссоновский ковер зеленых, золотых и белых оттенков. Было утро.
Лаура опустилась на подушку, глядя на темные складки полога над кроватью. Девственно-белая фланель ночной рубашки прилипла к ее мокрой коже. По всему телу бежали мурашки, как будто руки Коннора все еще ласкали ее.
Что с ней творится? Как она может мечтать о таких нехороших вещах? Или она и вправду о них мечтала?
Ты знаешь меня давно: мы еще детьми играли в зеленой долине, где всегда цвели дикие цветы. Откуда Коннор знает об этой долине? Этот варвар… — прошептала она, откинув одеяло, и выбравшись из кровати, схватила синее бархатное платье, лежавшее в кресле рядом с кроватью. Она не знала, каким образом этот викинг сумел проникнуть в ее сны! Да, ему это удалось…
Лаура оделась и направилась к двери. Когда она до него доберется… О, он пожалеет о том дне, когда появился на свет!
Глава 5
Эрин, 889 г.
— Я хочу знать, что ты сделала с моим сыном! — Сиара шагала взад-вперед перед каменным очагом в комнате Эйслинг. — Его слуга сказал мне, что он исчез вскоре после того, как прошлой ночью пришел домой.
Эйслинг заерзала в дубовом кресле.
— Я помогла Коннору отправиться туда, где он хотел оказаться больше всего на свете.
— Куда же?
— Сиара, неважно, где он находится. Ты не сможешь попасть к нему, — Эйслинг глубоко вздохнула. — И боюсь, ты уже больше никогда не увидишь его.
— Что ты натворила?! — Сиара схватила сестру за плечи, навалившись на нее, и ее черные волосы рассыпались по плечам, упав Эйслинг на колени. — Как ты могла отправить его так далеко от семьи?
— Я сделала это ради его счастья, — Эйслинг пыталась уберечь себя от бушующих в сестре чувств — гнева и страха.
— Я никогда не отворачивалась от Коннора, когда ему была нужна помощь. И я сделаю все возможное, чтобы помочь ему найти свою Эдайну.
Сиара трясла сестру за плечи.
— Что ты сделала с моим сыном?!
— Я помогла отправить его к женщине, предназначенной для него судьбой.
Сиара выпрямилась, глядя на Эйслинг с подозрением.
— И кто эта женщина?
— Ее имя — Лаура, дочь Салливена.
— Лаура… Какое странное имя, — Сиара, взмахнув ярко-рубиновыми юбками, отошла на несколько футов. Под ее ногами шуршал тростник, распространяя запах сосен и трав. — И ты говоришь, что отправила его к этой женщине, потому что веришь, что судьбой их любви предначертано расцвести?
—Да.
Сиара повернулась лицом к сестре, пронзая Эйслинг взглядом своих синих глаз.
— А мне казалось, что ты не веришь в силу любви!
Любовь… Эйслинг никогда в жизни не встречала человека, которого могла бы полюбить. Но все же она ощущала внутри себя пустоту, темное место, которое ждало, когда его заполнит свет, одиночество, которое невозможно было отогнать, как бы сильно она ни старалась.
— Я верю в судьбу.
— Ты веришь в то, что судьбой можно управлять. Какие у тебя были причины посылать Коннора к этой женщине?
Эйслинг отвела глаза в сторону, скрывая свои мысли от настойчивых попыток Сиары проникнуть в них. Есть вещи, которых ее сестра не должна знать.
— Я же сказала — я желала Коннору счастья.
— Да, сказала. Но я хорошо тебя знаю. И я знаю, что ты не отправила бы его, если бы не преследовала какие-то свои цели. Он слишком много значит для тебя.
— Да, несмотря на небольшую разницу в возрасте, он стал для меня сыном, — ответила Эйслинг, выразительно взглянув на сестру. — Если бы я была его матерью, я бы желала ему только счастья.
Сиара с шумом выдохнула из груди воздух.
— Почему я не могу хотя бы взглянуть на него? Почему он должен был стать изгнанником?
— Только так он мог найти свое счастье. Я даже теперь не могу быть уверена, что он сумеет добиться руки любимой женщины. Но я знаю, что он должен был отправиться к ней. Пойми же, наконец, что это сделано ради благополучия Коннора.
— Но очевидно, я никогда не увижу его жену, никогда не смогу полюбоваться его детьми?
— у тебя остались еще три дочери и три сына. Довольствуйся этим.
— Как ты можешь так говорить! Как ты можешь думать, что я сумела бы забыть Коннора!
Взгляд Сиары стал таким же ледяным, как зимний холод, сочившийся в комнату. Эйслинг провела рукой над огнем, приказав пламени в очаге разгореться сильнее, и сухие поленья затрещали, превращаясь в золотистые языки огня.
— Он оказался там, где должен был быть. Радуйся хотя бы этому, Сиара.
— Как ты не понимаешь! Коннор — единственный из моих детей, кто знает о моих тайнах, кто унаследовал мой дар.
Эйслинг бросила на сестру удивленный взгляд.
— Не ты ли всегда считала дар Коннора источником беспокойства, который надлежит скрывать от других твоих детей и того викинга, которого ты зовешь мужем?
Сиара только отмахнулась от слов сестры.
— Коннор — мой сын, и я не позволю тебе похищать его у меня!
— Ты должна отпустить его. Ты должна позволить ему найти свое счастье. Сиара покачала головой.
— Эйслинг, где он?! Я хочу видеть своего сына!
— Сиара, он отправился очень далеко. Ты не сможешь найти его.
— Ты полагаешь, что не смогу? — отозвалась Сиара. — Может быть, я подавила в себе свои силы, младшая сестренка, но я по-прежнему умею летать. У меня сохранилось не меньше способностей, чем у тебя.
— Неужели? — Эйслинг крутила в руках кулон, и на лице ее сестры играли отблески пламени, отражающегося в золоте и изумруде. — Как я припоминаю, ты не можешь путешествовать во времени. Тебе никогда не хватало на это храбрости.
Сиара отступила, прижав правую руку к сердцу.
— Но ты же не посылала его в такое путешествие!
— Он сейчас находится в месте под названием Бостон в 1889 году, — Эйслинг улыбнулась, увидев в глазах сестры ужас. — Именно туда звала его судьба.
—Эйслинг, ты знаешь, что это запрещено Внутренним Кругом!
— Разве Внутренний Круг Авилона имеет право что-то запрещать мне?
— Может быть, ты позабыла, сестра, что Авилон создан для того, чтобы защищать наш народ?
— Мне не нужно об этом напоминать, — ответила Эйслинг. Каждый из Сидхе знал о колонии, основанной пять тысяч лет назад. Авилон был святилищем на высокой горной вершине в сердце великого западного леса, поселением людей, когда-то живших в Атлантиде В этом убежище наследники тех, кто правил островной нацией, создали совет, который пытался сохранить дар Туата-Де-Дананн. Но Эйслинг знала, что он может потерпеть поражение.
— Сиара, Внутренний Круг Авилона не может защитить нас. Придет время, когда даже он откажется владеть могуществом богини, потому что слишком многие люди будут бояться этого могущества.
— Эйслинг, мы должны подчиняться законам.
Эйслинг только махнула рукой, чувствуя, как в ней растет гнев и возмущение законами, держащими ее народ в плену.
— Я не признаю законов, придуманных Внутренним Кругом Авилона. Мы имеем право перемещаться во времени так, как птица летает по воздуху. И я не допущу ущемления своих прав, доставшихся мне от рождения.
— Ты должна вернуть Коннора! Он не может оставаться в этом Бостоне в 1889 году!
Эйслинг откинулась на спинку кресла, положив руки на гладкие деревянные подлокотники.
— Я не могу лишить его права на счастье.
— Что будет он делать в таком далеком месте? Он пропадет там!
— Коннор — умный и способный юноша. Он найдет себе место в том веке, он не пропадет.
— Но он там одинок, лишен общества себе подобных! Если кто-нибудь только заподозрит, на что он способен… — Сиара потерла виски пальцами, — …то его уничтожат. И никто не сможет ему помочь.
Эйслинг почувствовала, будто крепкая рука стиснула ее сердце, когда она вспомнила про опасности, подстерегающие Коннора в будущем, темные пятна, сквозь которые не могло проникнуть даже ее предвидение.
— Коннор справится с любыми трудностями. Ты должна верить в него.
— Он совсем один! — Сиара прижала руки к лицу, как будто хотела разрыдаться. Но когда она взглянули на сестру, ее глаза блеснули решимостью. — Я не позволю тебе оставить его там!
— У тебя нет выбора.
— Посмотрим, младшая сестренка, — Сиара скривила губы в улыбке, и кровь застыла в жилах Эйслинг. — Не одна ты обладаешь способностью изменять судьбу.
«Это всего-навсего пустая бравада», — уверяла себя Эйслинг. Ее сестра не сможет сделать ничего такого, что расстроило бы ее планы. Но она все равно содрогнулась, когда Сиара выбежала из комнаты. Не сделала ли она ошибку, открыв ей местонахождение Коннора?
Эйслинг откинулась в кресле, глядя на огонь. Ее охватило предчувствие надвигающейся катастрофы. С Сиарой нужно быть осторожной, очень осторожной. Нельзя позволить, чтобы что-нибудь расстроило ее планы. Коннор находился там, где должен находиться, и она сделает все возможное, чтобы он и впредь оставался там.
Глава 6
Лаура постучалась в дверь спальни Коннора — никакого ответа. Мгновение поколебавшись, она повернула бронзовую ручку и распахнула дверь. Яркий свет зимнего солнца струился сквозь три больших окна, ложась золотистыми прямоугольниками на бело-голубой ковер.
Он исчез.
У Лауры похолодело внутри, когда она поняла, что он пропал с приходом дня. Может быть, его и не существовало вовсе?
Она оглядела комнату в поисках каких-либо следов, которые убедили бы ее, что ночной гость ей не померещился. Одеяло на кровати было откинуто, открывая взгляду смятые простыни, на которых он спал. Он появился в ее жизни на несколько часов, этот невероятный человек, пришедший из ее снов. Она прикасалась к нему, чувствовала тепло его кожи. И вот он исчез.
«Это к лучшему», — подумала Лаура, прикасаясь пальцами к вмятине в подушке, на которой покоилась его голова. Лауру охватили чувства, в которых она не хотела себе признаваться. Она отказывалась сожалеть об уходе человека, который не имел никакого места в ее жизни. Он не имел права оставаться здесь. Как она объяснила бы отцу появление в доме ирландского викинга? И все же…
— Лаура!
Она подпрыгнула при звуке глухого голоса. Из открытой двери ванной комнаты выходил Коннор.
Его мокрые волосы были откинуты со лба, открывая красивое благородное лицо. Вода, стекавшая с густых волос, скапливалась на широких плечах, капли скользили по груди, задерживаясь на черных волосах и блестя среди них. Если не считать белого полотенца, обернутого вокруг узких бедер, он был совсем голым. Он казался ожившей статуей, великолепным воплощением мужественности. Лаура от изумления была не в силах вздохнуть.
— Ох, Боже мой! — Лаура подняла руку, когда он подошел ближе, сама не зная, зачем — чтобы не подпускать его к себе или чтобы дотронуться до него.
— Доброе утро, — он взял Лауру за вытянутую руку, как будто она протянула ее в знак приветствия, обхватив запястье Лауры крепкими пальцами.
Она не могла вымолвить ни слова. Привидевшийся ей ночью сон смешался с реальностью, грозя выдать ее чувства. Ей оставалось только тупо смотреть на него. Она пыталась представить себе, что может ощутить, если окажется в его объятиях, чувствовать мощь его тела, прижимающегося к ней, узнать вкус губ, раскрывшихся в широкой, радушной улыбке.
— Ты хорошо спала?
— Отлично, — ответила Лаура, почувствовал отвращение к его вкрадчивому голосу. Ей внезапно показалось безрассудным говорить о своем сне. Нет, определенно будет безумием вспоминать ту близость, которую они делили, — сейчас, когда он стоял рядом с ней, почти совершенно обнаженный.
— Я тоже хорошо спал, — сказал Коннор, и его улыбка превратилась в дьявольскую ухмылку.
Неужели он все знает?! Возможно ли, чтобы двоим людям приснился один и тот же сон? Прежде чем Лаура успела вымолвить слово протеста, он повернул ее руку и прижался губами к нежной коже на ее запястье. Мягкие губы и колючая щетина — захватывающий контраст. Теплое дыхание опаляло запястье Лауры, разжигая глубоко внутри нее искрящееся пламя. Она вырвала руку, ужасаясь своим чувствам.
— Интересно, что это ты делаешь?!
— Здороваюсь с прекрасной женщиной. Лаура старалась не отводить взгляда от его лица. Она отказывалась замечать, как блестит его кожа под лучами солнца. Но все же эти широкие, голые плечи все время находились в поле ее зрения, как и темные кудри, покрывающие его широкую грудь.
— Ты всегда здороваешься с женщинами, одетый в одно лишь полотенце?
— Только с теми, которых нахожу в своей спальне, когда выхожу из ванной, — Коннор улыбнулся, и в глубинах его синих глаз зажглись озорные огоньки. — В вашем веке принято приходить в спальню к гостям, чтобы желать им доброго утра?
— Конечно, нет, — Лаура отвернулась от него, явная неуместность ситуации окрасила ее щеки багрянцем. — Мне бы очень хотелось, сэр, чтобы вы оделись во что-нибудь.
— Конечно. Если вы протянете мне штаны, которые лежат на стуле.
Лаура взглянула на кожаные брюки, брошенные на спинку чиппендейловского кресла рядом с кроватью — черная полоса на фоне синего бархата. В ее уме промелькнули воспоминания: черная кожа, обтягивающая длинные, мускулистые ноги, — и у нее в груди вспыхнул огонь.
— Ты не можешь ходить по Бостону в таком наряде.
— Это неприлично?
Лаура прижала руку к горлу, чувствуя, как под пальцами пульсирует жилка.
— Вовсе нет.
— Однако боюсь, что мой гардероб следует немного обновить.
Лаура слышав в его голосе веселые нотки. Улыбка играла на его губах. Она ощущала, как Коннор приближается к ней, чувствовала тепло его тела.
Неожиданно он поцеловал ее в ухо, и по ее шее и плечу побежали мурашки.
— Он состоит из кожаных штанов и… — Коннор помахал перед ее лицом полотенцем, — …этого полотенца.
— О Господи!
Лаура выскочила из комнаты, и вслед за ней полетел его громогласный хохот. Она захлопнула за собой дверь, но смех Коннора все равно долетал до нее.
— Это невыносимо, это какое-то безумие… — бормотала она. О, как ей хотелось задушить его!
Софи остановилась перед комодом в комнате Дэниэла. При обычных обстоятельствах ей бы никогда не пришло в голову делать то, что она собиралась сейчас сделать, но обстоятельства, в которых она находилась, трудно было назвать обычными.
Софи выдвинула верхний ящик комода, и ее лицо покраснело, когда она увидела его содержимое. Как она и подозревала, в этом ящике лежало аккуратно сложенное нижнее белье: слева белое льняное, справа — желтоватое хлопчатобумажное.
— Прости меня, Дэниэл, — прошептала она, доставая несколько комплектов белья. — Коннор сам решит, что ему больше нравится. «Если ему вообще что-нибудь понравится», — подумала Софи и улыбнулась, вспомнив случай с пижамой.
Она уже собиралась закрыть ящик, когда ее внимание привлекли уголки двух фотографий, выглядывающие из-под белой нижней рубашки. Зачем Дэниэл хранит фотографии на дне ящика? Она подняла рубашку и застыла, глядя на собственное изображение.
На фотографии была изображена девушка, которая стояла в углу бального зала, одетая в белое шелковое платье с кружевами. Она смотрела в объектив глазами, слишком серьезными для ее возраста. Этот снимок был сделан на ее восемнадцатом дне рождения, последнем, которое она праздновала в этом доме. В ту ночь, на праздничном балу, она впервые танцевала в Дэниэлом — мечта, ставшая правдой, реальность, рядом с которой она больше была не в силах находиться.
Она любила его — глубокой, всепроникающей любовью, которая заполняла каждую клеточку ее тела и достигала самых глубин души.
Любовь пронзала ее сердце всякий раз, как она видела Дэниэла рядом со своей сестрой. Любовь, которая не могла принести ей покоя, даже сейчас. Ведь она знала, какую холодную и пустую жизнь он вел с Элинор.
Возможно, Элинор погубила лихорадка, которую она перенесла в детстве. Возможно, дело было в постоянном внимании и заботе со стороны родителей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37