Но в то же время они погрузились в тишину, заряженную ожиданием.
Тихо, без суеты, Ричард положил свою руку на ее, неподвижно лежавшую на камне.
— Мне необходимо было видеть тебя, Сара, — сказал он просто.
Она не ответила, и он продолжил:
— Вчера вечером было невыносимо. Ты была так близко, и в то же время я не мог с тобой поговорить. Ты на меня не смотрела; сидела во главе стола — прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видел, но такая холодная.
Он сжал ее руку.
— А теперь ты снова выглядишь, как девочка — та самая Сара Дейн, которую я помню! — Вдруг его руки оказались у нее на плечах, и он развернул ее лицом к себе. — Я чуть с ума не сошел, увидев тебя в этой лодке. — Глаза его остановились на ее растрепанных кудрях. — Я хотел броситься к тебе и сделать то, что обычно делал Себастьян… Помнишь, как он распускал твои волосы. Они метались по ветру, а ты делала вид, что сердишься. Вот что я мечтал увидеть. Я хотел, чтобы та Сара, что умерла, вновь ожила.
Он рассматривал ее лицо и казался озадаченным.
— Но твои дети сделали это нереальным, — сказал он тихо. — Они испортили мою фантазию, слишком ясно напомнив мне, что ты уже не та девочка, которую я помню.
Она вывернулась из его объятий и закрыла лицо руками.
— Ричард… умоляю тебя! Пожалуйста, больше не говори об этом! Тебе не следовало приходить! А у меня не хватает сил прогнать тебя.
— Прогнать? Почему ты должна меня гнать? Неужели после всех этих лет мы не имеем права говорить друг с другом — говорить так, как нам того хочется, а не так, как то диктуют условности?
Она напряглась, и когда заговорила, в ее голосе были резкие нотки.
— Не говори про все эти годы, как будто они действительно для тебя что-то значили, Ричард. Не станешь же ты притворяться, что много думал обо мне с той поры, как я сбежала из Брэмфильда.
— Сара! Я не принимаю подобных обвинений! Ты же не знаешь, как часто я думал о тебе. Все эти годы, поверь, я очень много думал о тебе.
Потом последовало молчание, и он сказал:
— Ты считаешь, что я безразлично отнесся к твоей беде. Но, черт побери, это не так! Я сразу же тебе написал, как только узнал о суде, и через несколько месяцев пришло письмо из Ньюгейта от женщины по имени Шарлотта Баркер. Она писала, что ты уже отплыла в Ботани-Бей. Так что же я мог поделать? Ты была тогда для меня потеряна. Я был молод и ничего не знал, и я женился на Элисон, твердо веря, что забуду тебя. — Голос его изменился, стал жестче. — Но я тебя не забыл. Ты вставала, как привидение, между мной и тем, что могло бы принести мне радость или удовлетворение. Я не мог забыть тебя… ты была моей мукой! Если бы я был свободен, я с радостью бросился бы искать тебя, но было слишком поздно. Я отправился воевать в Голландию. В надежде, что если буду убит, то избавлюсь от муки самобичевания. Я полагал, что меня в жизни не привлекает нечто духовное, но понял, что ты являешься моей душой.
В угасающем свете дня он склонился к ней, и лица их оказались совсем рядом.
— Я писал тебе письма, которых никогда не отсылал, — сказал он. — Я пытался разузнать о тебе, где только мог. Когда корабли, вернувшиеся из Нового Южного Уэльса, бросали якорь на Темзе, я болтался около доков, надеясь найти хоть какие-то сведения о тебе. И наконец мне повезло — я встретил адмирала Филиппа, который сообщил мне, что ты собираешься выйти замуж за офицера Ост-Индской компании и что он самолично отдал приказ о твоем помиловании. После этого я втерся в доверие к сэру Джозефу Бэнксу. Мне не счесть обедов Королевского общества, на которых я присутствовал с единственной целью: поговорить с кем-либо из недавно вернувшихся из колонии. Мне далеко не всегда везло… но постепенно у меня сложилось представление о твоей жизни. Я знал о твоей ферме на Хоксбери и о твоих старших сыновьях. Я знал, что представляет собой твой муж. И потом, когда он был в Лондоне, я чуть с ним не познакомился. Он приходил на прием в дом сэра Джозефа Бэнкса — все колонисты рано или поздно там побывали. Мне стало известно, что Эндрю Маклей разбогател на спасательной операции и что в тот момент он готовил новое торговое судно. Я чуть не попросил, чтобы меня ему представили… я хотел с ним познакомиться и спросить о тебе. Но я не смог… не смог заставить себя подойти. Я так ревновал, Сара… так ревновал ко всему, чем обладал этот человек. Какое облегчение я испытал, когда наконец «Чертополох» отплыл из Гринвича, и это искушение прошло само собой.
Моя семейная жизнь к этому времени уже расстроилась совершенно. Я начал ее в надежде забыть тебя, но я заблуждался. Я не был счастлив с Элисон, хотя знал, что она меня любит. Ты, Сара, испортила для меня всех женщин. Но у нас с Элисон было достаточно развлечений, чтобы как-то компенсировать то неудовлетворение, которое мы вызывали другу друга. Все изменилось, однако, когда сэр Джеффри потерял свое состояние. Это его подкосило, и он недолго прожил после разорения. Родовое поместье перешло старшему брату Элисон. Леди Линтон было известно положение наших дел, и она предложила нам поселиться у нее; мы с радостью согласились. Она обожала Элисон и пыталась найти в моем лице сына, хоть часто повторяла, что я неблагодарный материал. Она щедро тратила на нас деньги, и мы оба знали, что Элисон унаследует ее состояние. Но, несмотря на это, она совсем не глупа. Нет, черт возьми, далеко не глупа! Я заметил, что она за мной наблюдает. Ей были известны все мои поступки, практически каждая моя мысль. Ей не потребовалось много времени, чтобы учуять, что что-то не так: что-то заставляет меня играть больше, чем я мог себе позволить, ездить верхом так, как будто я меньше всего дорожу своей шеей. Я часто проводил вне дома целые ночи — и не всегда в обществе женщин. Иногда я оказывался на рассвете в какой-нибудь матросской таверне, одурманенный выпивкой и болтающий что-то о Ботани-Бей.
Все это время моя любовь к тебе была какой-то смертельной болезнью, о которой я раньше слышал разговоры, но в которую когда-то не мог поверить. Ты мною завладела, мысли о тебе не давали мне покоя. Леди Линтон, конечно, что-то подозревала, хотя она не могла даже отдаленно представить себе истинную причину. Именно я сначала подал ей идею о Новом Южном Уэльсе и заставил ее поверить, что эта идея принадлежит ей самой. Она поговорила с Элисон и убедила ее, что в колонии я преуспею. Я должен буду, по ее мнению, заняться фермерством, таким образом зарабатывая спасение души. Как только идея укоренилась, леди Линтон воодушевилась. Она купила мне назначение в Корпус, заплатила мои долги, которые были далеко не маленькими, и отправила нас, снабдив деньгами, едва покрывшими расходы на дорогу. Очевидно, лечение должно было быть радикальным. Она называла это «подготовкой ко вступлению в права наследства». Бедняжка, на самом деле ей совсем не хотелось нас отпускать.
Сара вздрогнула и невольно, наклонившись вперед, коснулась лицом его плеча.
— Но, Ричард, на что ты надеялся, приехав сюда?
— Увидеть тебя — вот на что я надеялся. Я хотел жить там, где хоть иногда смогу тебя видеть, где твое имя произносится вслух. У меня ничего не получалось в жизни с момента твоего отъезда, — сказал он. — Но я надеялся что-то сделать из своей жизни, если мои усилия будут тебе заметны. Все мои достижения будут посвящены тебе, Сара. Я принял предложение денег от твоего мужа, потому что я жажду быть связанным с тобой и потому что это даст мне возможность иметь что-то сверх того, что позволит скудное капитанское жалованье.
Он потрогал ее волосы, убрал их с виска, прикоснулся к нежной коже у нее на лбу.
— Ты обладаешь колдовскими чарами, Сара! Я боролся с собой годами, но больше бороться не стану. Я пытался забыть тебя через других женщин — я со многими флиртовал, с некоторыми был близок, но твой образ всегда вставал передо мной. Когда я заводил любовницу, мне казалось, что я тебе изменяю. Боже, как смеялись бы люди, узнав об этом, — вернее, если бы могли этому поверить!
Она медленно подняла к нему свое лицо.
— Они не поверят этому, Ричард, потому что никогда не услышат. Я для тебя так же мертва и потеряна, как и раньше.
— Не потеряна, любовь моя, — нежно проговорил он. — Я тебя вижу, я могу говорить с тобой. Я наконец обрету покой, потому что прекращу искать тебя.
— Но Эндрю… — начала она.
— Эндрю! Ты думаешь, мне есть дело до Эндрю? — сказал он грубо. — Я могу боготворить землю, по которой ты ступаешь, и он об этом не узнает. Он никогда этого не узнает — я тебе обещаю.
Она замотала головой:
— Но я люблю Эндрю!
— Когда-то ты любила меня.
— Когда-то — да! Но я тогда была ребенком. Конечно, даже ты, Ричард, способен увидеть, что мы с Эндрю создали здесь все друг для друга. Наши жизни переплетены так тесно, что ничто не способно нас разделить. Мы необходимы друг другу.
— Да, — сказал он. — Но ты любишь Эндрю просто потому, что он копия тебя самой. Все твои чаяния и надежды — его чаяния и надежды. Только человек, подобный Эндрю Маклею, может быть для тебе парой по силе духа и энергии. Только он способен был достичь для тебя того, чего достиг. — Он снова склонился к ней. — Я не Эндрю. Я не мог бы построить для тебя мира на облаках. Но я первый, кого ты полюбила в своей жизни. Мои права на тебя стары и сильны. Ты мне нужна!
— Нет, Ричард, — она тяжело дышала, испуганная и напряженная. — У тебя нет на меня прав. Я тебе ничего не должна. Я люблю Эндрю, говорю тебе! Он…
— Ты мне нужна, — повторил он.
— Эндрю я тоже нужна.
— Ты можешь любить нас обоих, Сара. Ты нужна мне не в качестве любовницы, и ничего я у Эндрю не отнимаю. Ты можешь по-прежнему оставаться для него тем, чем была все эти годы, но для себя я хочу тебя такой, какой ты была в Брэмфильде. Это та Сара, которой он никогда не видел и не знал.
— Я не могу позволить тебе прийти и разрушать то, что построила, — прошептала она. — Ты нарушишь мой душевный покой, всю мою жизнь. Я люблю Эндрю, а его не одурачишь.
Он схватил ее и сжал в объятиях, бессвязно повторяя:
— Сара… О, Сара! Разве ты можешь отрицать, что ты тоже любишь меня? Скажи, что это так… только скажи! Если бы только я был в этом уверен, я бы оставил тебя в покое, зная это.
Руки ее обвились вокруг его шеи.
— Господь да простит мне! Я все еще тебя люблю.
Он поднялся и потянул ее за собой, обняв одной рукой и склоняясь над ее поднятым кверху лицом. Последний раз он целовал ее в классной комнате в Брэмфильде. Теперь он целовал ее у этого безмолвного пустынного залива со страстью и желанием всех минувших с того момента лет. Ее губы — теплые сладостные губы женщины — ожили под его губами. Он смутно ощущал, что они пытаются высказать какой-то протест, в то же самое время отдаваясь ему. Когда он целовал ее, ему казалось, что его отчаяние и одиночество уходят прочь. Годы уже не имели значения — только бешеная радость и возбуждение в сердце.
— Сара! Сара! Я снова обрел тебя!
II
В комнате над лавкой, которую когда-то Маклеи использовали как гостиную, Сара сидела на корточках перед низкой полкой, набитой рулонами тканей. Она бормотала себе под нос во время работы, что-то записывая в блокнот, лежавший на коленях.
Записывая, она рассеянно прислушивалась к шагам, раздававшимся на лестнице, и замерла, осознав, что они не принадлежат ни одному из продавцов, работавших в магазине. Держа в руке список, она выжидательно взглянула на дверь.
Постучался в дверь и открыл ее Джереми Хоган. Он приветствовал ее без улыбки. Когда он вошел, она сразу заметила, что он насквозь промок. Капли дождя стекали с полей шляпы, которую он держал в руке. Сапоги были забрызганы грязью.
— Джереми! — Сара вскочила на ноги, обрадованная этим неожиданным визитом. — Я рада видеть тебя, Джереми! Ты прямо из Кинтайра? Что тебя привело к нам?
— Я получил записку от Эндрю, — кратко объяснил он. — В Парраматте идет распродажа скота. По одному ему ведомой причине он решил мне польстить, испрашивая моего мнения, хотя в конце-то концов он все равно, как всегда, купит то, что ему понравится.
Она протянула руку и коснулась его плеча.
— Ты же насквозь промок и наверняка голоден. Ты заходил в дом?
— Зашел, конечно, — сказал он, пожав плечами. — Но мне сказали, что хозяина нет — не иначе как пьет где-нибудь, делая вид, что работает, а хозяйка проводит переучет в магазине. Энни Стоукс своим тоном дала понять, что заниматься делами утром еще куда ни шло, но ни одна порядочная леди не станет работать в это время дня, а будет разнаряженная сидеть в своей гостиной.
Сара рассмеялась.
— Мне никак не научиться быть той настоящей леди, которой Энни мечтает прислуживать. Может быть, я и доживу до того времени…
Джереми прервал ее, бросив шляпу на ящик и обратив к ней взор, который, она вдруг поняла это, был исполнен гнева.
— Ты проживешь достаточно долго, Сара… если молва не получит раньше твоей крови, которой жаждет.
Она отступила назад, нахмурясь.
— Джереми! Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь?
Он неуклюже сунул руки в карманы.
— Я иногда поощряю сплетни, Сара, — такая у нас, ирландцев, привычка. Кроме того, я уже несколько месяцев сижу в Хоксбери, а новости туда доходят медленно. Поэтому, как только я выбрался в город…
— Ой, Джереми, перестань! — оборвала она его.
— Я сделал два визита после того, как побывал в Гленбарре: один — чтобы поставить лошадь в конюшню Джо Магвайра, а затем зашел к Кастелло, чтобы выпить эля и закусить сыром. И повсюду мне рассказывали одно и то же.
— Да что рассказывали? Бога ради, скажи мне!
Он смотрел ей прямо в лицо.
— Да все рассказывали так, как будто ничего особенного, но смысл был совершенно определенный: слышал ли я о приезде больших друзей жены Эндрю Маклея на «Быстром»? И не замечательно ли, что миссис Маклей опять воссоединилась со своими друзьями, особенно с такими знатными? — Джереми так хорошо передавал интонации Пэта Кастелло, когда тот цедит эль и одновременно рассказывает свои байки. — И тут, дорогая моя Сара, следовало отступление, в ходе которого меня знакомили с биографией сэра Джеффри Уотсона и его сестры-графини. Что касается биографии капитана Барвелла, то она более смутная. Но рассказчики тут же возвращались к первоначальной теме. Ну не замечательно ли, что у миссис Маклей есть такие превосходные друзья с прежних времен, с которыми она теперь может проводить время? И не здорово ли, что теперь вы вместе можете болтать о старых добрых временах? Хотя, впрочем, что касается миссис Барвелл, то она была только раз в Гленбарре на обеде, ну а капитан Барвелл, тот… Ну, он — совсем иное дело. Он-то уж протоптал дорожку к дверям. Так, позвольте… на прошлой неделе было, вроде, четыре раза, да два — на этой? Ну конечно, все понимают, что миссис Барвелл слаба здоровьем и не может так часто совершать утомительное путешествие в Гленбарр. — Он прервался, голос его утратил подвывающие интонации Пэта Кастелло. — Я скажу тебе, Сара, что мне было тошно слушать все это. — Он мерил комнату огромными злыми шагами, потом остановился перед ней. — И мне стало еще тошнее, когда я понял, что тот высокий красавчик-офицер, которого я обогнал почти на пороге твоего дома, и был капитан Барвелл!
Сара побледнела, как полотно, глаза ее, казавшиеся твердыми зелеными камнями, вдруг вспыхнули гневом. Она стояла достаточно близко к нему, чтобы поднять руку и хлестнуть его изо всех сил по лицу. Он не шевельнулся, но продолжал смотреть прямо на нее, как бы не веря случившемуся. След ее руки четко отпечатался на его щеке.
— Вранье! — вскричала она. — Сплетни! Кухонные разговоры, до которых ты опустился, Джереми Хоган!
— Тут ничего не поделаешь, — ответил он ядовито. — Весь Сидней это слушает.
— Неправда! — сказала она, отступая в сторону. — Ты знаешь, что обо мне всегда сплетничали. Они что угодно мне пришьют.
— Да, я это знаю, Сара, мне ли не знать? Но на этот раз ты впервые дала им реальный повод.
— В этом нет ни слова правды! — сказала она горячо. — Все эти сплетники делают из меня дурочку!
Он криво усмехнулся.
— Нет, Сара, не сплетники, а Ричард Барвелл делает из тебя дурочку.
— Джереми! — Она резко отвернулась от него.
Она долго молчала. Он смотрел, как подымаются и опускаются ее плечи в такт затрудненному дыханию, а потом произнес очень тихо:
— Я говорю вам прямо и откровенно, дорогая моя миссис Маклей, что я без сожаления сверну вам вашу расчетливую шейку, если вы позволите этому продолжаться. Ведь это все ерунда, правда? — Его прямые темные брови вопросительно взлетели вверх. — Это всего лишь сплетня? Тут нет ни капли правды?
Этот мягкий намек в его голосе заставил ее снова повернуться к нему. Несколько мгновений она стояла, глядя ему в глаза. Наконец она сказала:
— Ричард Барвелл приходит к нам в дом, потому что ему нужен совет, что делать в колонии. — Голос ее стал несколько громче. — У меня как раз полно советов, Джереми! В его посещениях нет ничего больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Тихо, без суеты, Ричард положил свою руку на ее, неподвижно лежавшую на камне.
— Мне необходимо было видеть тебя, Сара, — сказал он просто.
Она не ответила, и он продолжил:
— Вчера вечером было невыносимо. Ты была так близко, и в то же время я не мог с тобой поговорить. Ты на меня не смотрела; сидела во главе стола — прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видел, но такая холодная.
Он сжал ее руку.
— А теперь ты снова выглядишь, как девочка — та самая Сара Дейн, которую я помню! — Вдруг его руки оказались у нее на плечах, и он развернул ее лицом к себе. — Я чуть с ума не сошел, увидев тебя в этой лодке. — Глаза его остановились на ее растрепанных кудрях. — Я хотел броситься к тебе и сделать то, что обычно делал Себастьян… Помнишь, как он распускал твои волосы. Они метались по ветру, а ты делала вид, что сердишься. Вот что я мечтал увидеть. Я хотел, чтобы та Сара, что умерла, вновь ожила.
Он рассматривал ее лицо и казался озадаченным.
— Но твои дети сделали это нереальным, — сказал он тихо. — Они испортили мою фантазию, слишком ясно напомнив мне, что ты уже не та девочка, которую я помню.
Она вывернулась из его объятий и закрыла лицо руками.
— Ричард… умоляю тебя! Пожалуйста, больше не говори об этом! Тебе не следовало приходить! А у меня не хватает сил прогнать тебя.
— Прогнать? Почему ты должна меня гнать? Неужели после всех этих лет мы не имеем права говорить друг с другом — говорить так, как нам того хочется, а не так, как то диктуют условности?
Она напряглась, и когда заговорила, в ее голосе были резкие нотки.
— Не говори про все эти годы, как будто они действительно для тебя что-то значили, Ричард. Не станешь же ты притворяться, что много думал обо мне с той поры, как я сбежала из Брэмфильда.
— Сара! Я не принимаю подобных обвинений! Ты же не знаешь, как часто я думал о тебе. Все эти годы, поверь, я очень много думал о тебе.
Потом последовало молчание, и он сказал:
— Ты считаешь, что я безразлично отнесся к твоей беде. Но, черт побери, это не так! Я сразу же тебе написал, как только узнал о суде, и через несколько месяцев пришло письмо из Ньюгейта от женщины по имени Шарлотта Баркер. Она писала, что ты уже отплыла в Ботани-Бей. Так что же я мог поделать? Ты была тогда для меня потеряна. Я был молод и ничего не знал, и я женился на Элисон, твердо веря, что забуду тебя. — Голос его изменился, стал жестче. — Но я тебя не забыл. Ты вставала, как привидение, между мной и тем, что могло бы принести мне радость или удовлетворение. Я не мог забыть тебя… ты была моей мукой! Если бы я был свободен, я с радостью бросился бы искать тебя, но было слишком поздно. Я отправился воевать в Голландию. В надежде, что если буду убит, то избавлюсь от муки самобичевания. Я полагал, что меня в жизни не привлекает нечто духовное, но понял, что ты являешься моей душой.
В угасающем свете дня он склонился к ней, и лица их оказались совсем рядом.
— Я писал тебе письма, которых никогда не отсылал, — сказал он. — Я пытался разузнать о тебе, где только мог. Когда корабли, вернувшиеся из Нового Южного Уэльса, бросали якорь на Темзе, я болтался около доков, надеясь найти хоть какие-то сведения о тебе. И наконец мне повезло — я встретил адмирала Филиппа, который сообщил мне, что ты собираешься выйти замуж за офицера Ост-Индской компании и что он самолично отдал приказ о твоем помиловании. После этого я втерся в доверие к сэру Джозефу Бэнксу. Мне не счесть обедов Королевского общества, на которых я присутствовал с единственной целью: поговорить с кем-либо из недавно вернувшихся из колонии. Мне далеко не всегда везло… но постепенно у меня сложилось представление о твоей жизни. Я знал о твоей ферме на Хоксбери и о твоих старших сыновьях. Я знал, что представляет собой твой муж. И потом, когда он был в Лондоне, я чуть с ним не познакомился. Он приходил на прием в дом сэра Джозефа Бэнкса — все колонисты рано или поздно там побывали. Мне стало известно, что Эндрю Маклей разбогател на спасательной операции и что в тот момент он готовил новое торговое судно. Я чуть не попросил, чтобы меня ему представили… я хотел с ним познакомиться и спросить о тебе. Но я не смог… не смог заставить себя подойти. Я так ревновал, Сара… так ревновал ко всему, чем обладал этот человек. Какое облегчение я испытал, когда наконец «Чертополох» отплыл из Гринвича, и это искушение прошло само собой.
Моя семейная жизнь к этому времени уже расстроилась совершенно. Я начал ее в надежде забыть тебя, но я заблуждался. Я не был счастлив с Элисон, хотя знал, что она меня любит. Ты, Сара, испортила для меня всех женщин. Но у нас с Элисон было достаточно развлечений, чтобы как-то компенсировать то неудовлетворение, которое мы вызывали другу друга. Все изменилось, однако, когда сэр Джеффри потерял свое состояние. Это его подкосило, и он недолго прожил после разорения. Родовое поместье перешло старшему брату Элисон. Леди Линтон было известно положение наших дел, и она предложила нам поселиться у нее; мы с радостью согласились. Она обожала Элисон и пыталась найти в моем лице сына, хоть часто повторяла, что я неблагодарный материал. Она щедро тратила на нас деньги, и мы оба знали, что Элисон унаследует ее состояние. Но, несмотря на это, она совсем не глупа. Нет, черт возьми, далеко не глупа! Я заметил, что она за мной наблюдает. Ей были известны все мои поступки, практически каждая моя мысль. Ей не потребовалось много времени, чтобы учуять, что что-то не так: что-то заставляет меня играть больше, чем я мог себе позволить, ездить верхом так, как будто я меньше всего дорожу своей шеей. Я часто проводил вне дома целые ночи — и не всегда в обществе женщин. Иногда я оказывался на рассвете в какой-нибудь матросской таверне, одурманенный выпивкой и болтающий что-то о Ботани-Бей.
Все это время моя любовь к тебе была какой-то смертельной болезнью, о которой я раньше слышал разговоры, но в которую когда-то не мог поверить. Ты мною завладела, мысли о тебе не давали мне покоя. Леди Линтон, конечно, что-то подозревала, хотя она не могла даже отдаленно представить себе истинную причину. Именно я сначала подал ей идею о Новом Южном Уэльсе и заставил ее поверить, что эта идея принадлежит ей самой. Она поговорила с Элисон и убедила ее, что в колонии я преуспею. Я должен буду, по ее мнению, заняться фермерством, таким образом зарабатывая спасение души. Как только идея укоренилась, леди Линтон воодушевилась. Она купила мне назначение в Корпус, заплатила мои долги, которые были далеко не маленькими, и отправила нас, снабдив деньгами, едва покрывшими расходы на дорогу. Очевидно, лечение должно было быть радикальным. Она называла это «подготовкой ко вступлению в права наследства». Бедняжка, на самом деле ей совсем не хотелось нас отпускать.
Сара вздрогнула и невольно, наклонившись вперед, коснулась лицом его плеча.
— Но, Ричард, на что ты надеялся, приехав сюда?
— Увидеть тебя — вот на что я надеялся. Я хотел жить там, где хоть иногда смогу тебя видеть, где твое имя произносится вслух. У меня ничего не получалось в жизни с момента твоего отъезда, — сказал он. — Но я надеялся что-то сделать из своей жизни, если мои усилия будут тебе заметны. Все мои достижения будут посвящены тебе, Сара. Я принял предложение денег от твоего мужа, потому что я жажду быть связанным с тобой и потому что это даст мне возможность иметь что-то сверх того, что позволит скудное капитанское жалованье.
Он потрогал ее волосы, убрал их с виска, прикоснулся к нежной коже у нее на лбу.
— Ты обладаешь колдовскими чарами, Сара! Я боролся с собой годами, но больше бороться не стану. Я пытался забыть тебя через других женщин — я со многими флиртовал, с некоторыми был близок, но твой образ всегда вставал передо мной. Когда я заводил любовницу, мне казалось, что я тебе изменяю. Боже, как смеялись бы люди, узнав об этом, — вернее, если бы могли этому поверить!
Она медленно подняла к нему свое лицо.
— Они не поверят этому, Ричард, потому что никогда не услышат. Я для тебя так же мертва и потеряна, как и раньше.
— Не потеряна, любовь моя, — нежно проговорил он. — Я тебя вижу, я могу говорить с тобой. Я наконец обрету покой, потому что прекращу искать тебя.
— Но Эндрю… — начала она.
— Эндрю! Ты думаешь, мне есть дело до Эндрю? — сказал он грубо. — Я могу боготворить землю, по которой ты ступаешь, и он об этом не узнает. Он никогда этого не узнает — я тебе обещаю.
Она замотала головой:
— Но я люблю Эндрю!
— Когда-то ты любила меня.
— Когда-то — да! Но я тогда была ребенком. Конечно, даже ты, Ричард, способен увидеть, что мы с Эндрю создали здесь все друг для друга. Наши жизни переплетены так тесно, что ничто не способно нас разделить. Мы необходимы друг другу.
— Да, — сказал он. — Но ты любишь Эндрю просто потому, что он копия тебя самой. Все твои чаяния и надежды — его чаяния и надежды. Только человек, подобный Эндрю Маклею, может быть для тебе парой по силе духа и энергии. Только он способен был достичь для тебя того, чего достиг. — Он снова склонился к ней. — Я не Эндрю. Я не мог бы построить для тебя мира на облаках. Но я первый, кого ты полюбила в своей жизни. Мои права на тебя стары и сильны. Ты мне нужна!
— Нет, Ричард, — она тяжело дышала, испуганная и напряженная. — У тебя нет на меня прав. Я тебе ничего не должна. Я люблю Эндрю, говорю тебе! Он…
— Ты мне нужна, — повторил он.
— Эндрю я тоже нужна.
— Ты можешь любить нас обоих, Сара. Ты нужна мне не в качестве любовницы, и ничего я у Эндрю не отнимаю. Ты можешь по-прежнему оставаться для него тем, чем была все эти годы, но для себя я хочу тебя такой, какой ты была в Брэмфильде. Это та Сара, которой он никогда не видел и не знал.
— Я не могу позволить тебе прийти и разрушать то, что построила, — прошептала она. — Ты нарушишь мой душевный покой, всю мою жизнь. Я люблю Эндрю, а его не одурачишь.
Он схватил ее и сжал в объятиях, бессвязно повторяя:
— Сара… О, Сара! Разве ты можешь отрицать, что ты тоже любишь меня? Скажи, что это так… только скажи! Если бы только я был в этом уверен, я бы оставил тебя в покое, зная это.
Руки ее обвились вокруг его шеи.
— Господь да простит мне! Я все еще тебя люблю.
Он поднялся и потянул ее за собой, обняв одной рукой и склоняясь над ее поднятым кверху лицом. Последний раз он целовал ее в классной комнате в Брэмфильде. Теперь он целовал ее у этого безмолвного пустынного залива со страстью и желанием всех минувших с того момента лет. Ее губы — теплые сладостные губы женщины — ожили под его губами. Он смутно ощущал, что они пытаются высказать какой-то протест, в то же самое время отдаваясь ему. Когда он целовал ее, ему казалось, что его отчаяние и одиночество уходят прочь. Годы уже не имели значения — только бешеная радость и возбуждение в сердце.
— Сара! Сара! Я снова обрел тебя!
II
В комнате над лавкой, которую когда-то Маклеи использовали как гостиную, Сара сидела на корточках перед низкой полкой, набитой рулонами тканей. Она бормотала себе под нос во время работы, что-то записывая в блокнот, лежавший на коленях.
Записывая, она рассеянно прислушивалась к шагам, раздававшимся на лестнице, и замерла, осознав, что они не принадлежат ни одному из продавцов, работавших в магазине. Держа в руке список, она выжидательно взглянула на дверь.
Постучался в дверь и открыл ее Джереми Хоган. Он приветствовал ее без улыбки. Когда он вошел, она сразу заметила, что он насквозь промок. Капли дождя стекали с полей шляпы, которую он держал в руке. Сапоги были забрызганы грязью.
— Джереми! — Сара вскочила на ноги, обрадованная этим неожиданным визитом. — Я рада видеть тебя, Джереми! Ты прямо из Кинтайра? Что тебя привело к нам?
— Я получил записку от Эндрю, — кратко объяснил он. — В Парраматте идет распродажа скота. По одному ему ведомой причине он решил мне польстить, испрашивая моего мнения, хотя в конце-то концов он все равно, как всегда, купит то, что ему понравится.
Она протянула руку и коснулась его плеча.
— Ты же насквозь промок и наверняка голоден. Ты заходил в дом?
— Зашел, конечно, — сказал он, пожав плечами. — Но мне сказали, что хозяина нет — не иначе как пьет где-нибудь, делая вид, что работает, а хозяйка проводит переучет в магазине. Энни Стоукс своим тоном дала понять, что заниматься делами утром еще куда ни шло, но ни одна порядочная леди не станет работать в это время дня, а будет разнаряженная сидеть в своей гостиной.
Сара рассмеялась.
— Мне никак не научиться быть той настоящей леди, которой Энни мечтает прислуживать. Может быть, я и доживу до того времени…
Джереми прервал ее, бросив шляпу на ящик и обратив к ней взор, который, она вдруг поняла это, был исполнен гнева.
— Ты проживешь достаточно долго, Сара… если молва не получит раньше твоей крови, которой жаждет.
Она отступила назад, нахмурясь.
— Джереми! Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь?
Он неуклюже сунул руки в карманы.
— Я иногда поощряю сплетни, Сара, — такая у нас, ирландцев, привычка. Кроме того, я уже несколько месяцев сижу в Хоксбери, а новости туда доходят медленно. Поэтому, как только я выбрался в город…
— Ой, Джереми, перестань! — оборвала она его.
— Я сделал два визита после того, как побывал в Гленбарре: один — чтобы поставить лошадь в конюшню Джо Магвайра, а затем зашел к Кастелло, чтобы выпить эля и закусить сыром. И повсюду мне рассказывали одно и то же.
— Да что рассказывали? Бога ради, скажи мне!
Он смотрел ей прямо в лицо.
— Да все рассказывали так, как будто ничего особенного, но смысл был совершенно определенный: слышал ли я о приезде больших друзей жены Эндрю Маклея на «Быстром»? И не замечательно ли, что миссис Маклей опять воссоединилась со своими друзьями, особенно с такими знатными? — Джереми так хорошо передавал интонации Пэта Кастелло, когда тот цедит эль и одновременно рассказывает свои байки. — И тут, дорогая моя Сара, следовало отступление, в ходе которого меня знакомили с биографией сэра Джеффри Уотсона и его сестры-графини. Что касается биографии капитана Барвелла, то она более смутная. Но рассказчики тут же возвращались к первоначальной теме. Ну не замечательно ли, что у миссис Маклей есть такие превосходные друзья с прежних времен, с которыми она теперь может проводить время? И не здорово ли, что теперь вы вместе можете болтать о старых добрых временах? Хотя, впрочем, что касается миссис Барвелл, то она была только раз в Гленбарре на обеде, ну а капитан Барвелл, тот… Ну, он — совсем иное дело. Он-то уж протоптал дорожку к дверям. Так, позвольте… на прошлой неделе было, вроде, четыре раза, да два — на этой? Ну конечно, все понимают, что миссис Барвелл слаба здоровьем и не может так часто совершать утомительное путешествие в Гленбарр. — Он прервался, голос его утратил подвывающие интонации Пэта Кастелло. — Я скажу тебе, Сара, что мне было тошно слушать все это. — Он мерил комнату огромными злыми шагами, потом остановился перед ней. — И мне стало еще тошнее, когда я понял, что тот высокий красавчик-офицер, которого я обогнал почти на пороге твоего дома, и был капитан Барвелл!
Сара побледнела, как полотно, глаза ее, казавшиеся твердыми зелеными камнями, вдруг вспыхнули гневом. Она стояла достаточно близко к нему, чтобы поднять руку и хлестнуть его изо всех сил по лицу. Он не шевельнулся, но продолжал смотреть прямо на нее, как бы не веря случившемуся. След ее руки четко отпечатался на его щеке.
— Вранье! — вскричала она. — Сплетни! Кухонные разговоры, до которых ты опустился, Джереми Хоган!
— Тут ничего не поделаешь, — ответил он ядовито. — Весь Сидней это слушает.
— Неправда! — сказала она, отступая в сторону. — Ты знаешь, что обо мне всегда сплетничали. Они что угодно мне пришьют.
— Да, я это знаю, Сара, мне ли не знать? Но на этот раз ты впервые дала им реальный повод.
— В этом нет ни слова правды! — сказала она горячо. — Все эти сплетники делают из меня дурочку!
Он криво усмехнулся.
— Нет, Сара, не сплетники, а Ричард Барвелл делает из тебя дурочку.
— Джереми! — Она резко отвернулась от него.
Она долго молчала. Он смотрел, как подымаются и опускаются ее плечи в такт затрудненному дыханию, а потом произнес очень тихо:
— Я говорю вам прямо и откровенно, дорогая моя миссис Маклей, что я без сожаления сверну вам вашу расчетливую шейку, если вы позволите этому продолжаться. Ведь это все ерунда, правда? — Его прямые темные брови вопросительно взлетели вверх. — Это всего лишь сплетня? Тут нет ни капли правды?
Этот мягкий намек в его голосе заставил ее снова повернуться к нему. Несколько мгновений она стояла, глядя ему в глаза. Наконец она сказала:
— Ричард Барвелл приходит к нам в дом, потому что ему нужен совет, что делать в колонии. — Голос ее стал несколько громче. — У меня как раз полно советов, Джереми! В его посещениях нет ничего больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55