— Сейчас, сейчас, милая… мамочка извиняется. Ты ни в чем не виновата.
Грей усмехнулся и посмотрела на братьев.
— Жена считает, что виноваты вы.
Декер направился к кровати.
— В чем дело, Грэм? Кто отправил письмо, которое я получил полгода назад? Ты или нет?
— Грей, а не Грэм. Придется тебе привыкать. Никто, кроме Беркли не знает, что меня когда-то звали Грэмом. Учитывая все обстоятельства, пожалуй, лучше забыть об этом имени.
— О Господи, — пробормотал Декер, не привыкший выказывать растерянность. Но теперь все складывалось иначе. Уж очень многое зависело от исхода нынешней встречи. — Просто наваждение какое-то.
Грей усмехнулся, протянул руку к прикроватному столику, открыл ящик и, пошарив внутри, достал монетку, которую Декер дал Нату.
— Что ж, такое случается, когда вместо решки видишь орла, — сказал он, показывая Колину золотой кружок. — Я подозревал, что вы здесь, с той самой минуты, когда Нат показал мне эту штуку.
— Ты о монете? — послышался из-за двери голос Беркли. — Между прочим, мог бы предупредить меня. Знай я, что они приехали, не выставила бы себя в глупом свете.
— Вам не за что извиняться, миссис Джейнуэй. Как вы совершенно справедливо заметили, мы с Декером не проявили должной сообразительности, — отозвался Колин.
— А также хороших манер, — добавил Декер. Беркли промолчала, а Грей рассмеялся:
— Вы вогнали ее в краску. — Он указал на кресла, стоявшие подле очага. — Тащите их сюда и садитесь. Вам предложили что-нибудь выпить? Боюсь, вам придется самим ухаживать за собой.
— Давай сюда кресла, Колин, — сказал Декер. — Кажется, мне и впрямь необходимо промочить горло. — Он вышел в гостиную и тут же вернулся, с ловкостью бывалого официанта держа в руках бокалы и зажав под мышкой графин. Разместив приборы на столе, Декер налил всем виски.
Откинувшись на спинку кресла, он внимательно присмотрелся к Грэму… к Грею. За шесть лет его друг почти не изменился, разве что возмужал. В уголках губ Грея залегли тонкие складки, но они становились видны, только когда он улыбался, глаза его сохранили прежний цвет, но не ут-ратили жесткого стального блеска. Черты лица Грея немного смягчились, чего нельзя было сказать о его характере. В нем, как и раньше, явственно угадывались целеустремленность и твердая воля, хотя и здесь произошли перемены. Декер помнил Грэма человеком мятущимся, неустроенным. Но теперь он казался счастливым и довольным жизнью. Декер видел перед собой Грэма Денисона, и вместе с тем совсем другого человека.
Пожалуй, он заслуживал новой судьбы и нового имени. Декер покрутил бокал в пальцах, согревая его содержимое.
— Итак, ты женился.
— Беркли взяла мою фамилию, — ответил Грей. — У нас родился ребенок. Ну и конечно, у нас есть Нат.
— Что произошло с Андерсеном Шоу?
— Об этом ты и хотел узнать? — осведомился Грей. — Мы не виделись шесть лет, а ты спрашиваешь меня об Андерсоне Шоу?
Декер коротко рассмеялся, делая вид, будто не заметил, что Грей уходит от ответа. Он покачал головой и вновь обвел его взглядом от макушки до пят.
— Господи, я до сих пор не верю, что мы тебя отыскали.
— Меня нашла Беркли.
— Да, это верно. — Декер все еще не пришел в себя. — С чего ты мог бы начать? Я хочу услышать, что произошло с тобой с той поры, когда ты пропал с борта «Сирены».
— На это уйдет немало времени. Колин многозначительно посмотрел на загипсованную ногу Грея:
— А вам, кажется, некуда торопиться. — Он откинулся в кресле, вытянул длинные ноги и скрестил их. — Что до меня, то я объехал полмира, чтобы услышать вашу историю. И уж конечно, не уеду, не услышав ее.
Глаза Грея увлажнились. Он посмотрел в сторону гардеробной, будто его привлек донесшийся оттуда звук, и с трудом проглотил застрявший в горле комок. Как нельзя более кстати появилась Беркли. Она вошла с Реей на руках и тут же ощутила атмосферу неловкости. Ей не составило труда привлечь внимание гостей к девочке и дать Грею время собраться с мыслями.
— Хотите подержать ее на руках? — обратилась Беркли к Колину, который вскочил при ее появлении. — Рея — славный ребенок. Кричит только, если голодна, и уж тогда берется за дело с таким пылом, словно ей нужно заполнить сразу три животика.
Колин протянул руки к девочке. И тут в его мозгу вновь всплыли слова: Первым забрали младенца.
Беркли любовно взъерошила темные волосы дочери. У девочки было круглое личико и милая улыбка. Она со смехом замахала на Колина пухлыми ручонками, радуясь забаве. Девочка сразу очаровала его. Казалось, располагать к себе окружающих для нее так же просто и естественно, как дышать.
— Подойди сюда, Декер, — негромко сказал Колин. — Взгляни на Рею.
Декер приблизился к брату в надежде, что тот смягчит Беркли, поворковав с ее ребенком. И тут у него перехватило горло.
Колин и Декер посмотрели друг на друга, потом, не сговариваясь, повернулись к Грею.
— Она очень похожа на тебя, — сказал Колин.
— Вы так полагаете? — Грей приподнялся, чтобы получше разглядеть личико дочери. — Все говорят, она вылитая Беркли. Ну, если не считать цвета волос, разумеется. И еще улыбка…
— Это твоя улыбка, — перебил Декер. — Форма лица… ее волосы, даже глаза.
— Неудивительно. Ведь она — моя дочь.
— Грей, по-моему, они имеют в виду нечто другое, — вставила Беркли.
— Она и есть ты, — сказал Колин. — Или могла быть тобой. Не думаю, что память изменяет мне.
— Видишь ли, в чем дело, Грейдон, — заговорил Декер. — Ты должен был родиться девочкой — по предположению мамы и папы. Они часто упоминали об этом.
Грей густо покраснел, и Беркли рассмеялась.
— Пожалуй, тебе пора привыкать к тому, что братья станут тебя подначивать, — сказала она. — Тебе придется немало вытерпеть, пока они здесь. — Беркли потянулась к дочери, но Колин помотал головой и прижал девочку к себе. Он не сводил с нее глаз и не мог заставить себя расстаться с ней. Ему казалось, что в его объятиях лежит Грейдон.
— Нет, — попросил он. — Позвольте мне еще немного подержать ее. Вам не понять, что это для меня… — Голос Колина сорвался. Он склонил голову над девочкой. Она смотрела на него серо-голубыми глазами с любопытством и доверием. Одинокая слезинка упала ей на щеку.
Декер уставился в пол. Беркли не сдерживала слез, но продолжала улыбаться. Она подошла к Грею, взяла протянутую им руку и села рядом. Грей обнял ее за плечи и подал ей уголок простыни, предлагая вытереть глаза.Воцарившаяся в комнате тишина пришлась не по вкусу Рее, и она нарушила ее, обиженно загукав. Не обращать на нее внимания было невозможно. Почувствовав, как завибрировал крохотный комочек в его руках, Колин улыбнулся. Рея радостно взвизгнула и чихнула. Глядя на ее изумленное личико, Декер расхохотался, вызвав тем самым новый взрыв заразительного детского смеха.
Наконец не выдержали и остальные. Их глаза вновь увлажнились, но это были уже совсем другие, слезы.
Колин первым перевел дух. Он отдал девочку матери, взял бокал и поднял его. Декер и Грей подняли свои.
Беркли коснулась кончика носа дочери.
— Ну вот, сейчас они вновь начнут делать каменные физиономии, — сказала она Рее. — Все трое. Твой папочка и твои дядюшки. Уверена, им не хватит ночи, чтобы наговориться всласть. Вот увидишь.
И она оказалась права.
Эпилог
Беркли скользнула в постель и улеглась рядом с мужем, стараясь не задеть шину на его ноге. Осторожно положив руку на его обнаженную теплую грудь, Беркли пристроилась на его плече и отчаянно зевнула.
Грей фыркнул.
— Ты не спишь! — испуганно воскликнула Беркли. — Смутно припоминаю, как твои братья на цыпочках прошли по гостиной. Я хотела вернуться в спальню, но не смогла оторвать голову от подушки.
— Ты и сейчас не в силах ее поднять, — заметил Грей. — По-моему, порой ты даже рада тому, что я прикован к постели.
Беркли приподнялась, чмокнула его в губы и вновь улеглась.
— Какие ужасные вещи ты говоришь! И почему у твоих губ привкус мяты? Собираясь поцеловать тебя на ночь, я думала ощутить последствия вашей попойки.
— Колин сунул мне целую горсть пастилок. Сказал, тебе будет приятно.
Беркли еще раз поцеловала его.
— И он не ошибся. Твоему брату не откажешь в сообразительности. А Декер дал тебе что-нибудь?
— Ну, в общем… — Грей чуть отстранил Беркли и потянулся к прикроватному столику. Прежде чем найти то, что нужно, ему пришлось ощупать всю столешницу. — Вот. Это тебе. Открой ладонь.
Беркли хотела сразу подставить руку, но вдруг догадалась, что именно приготовил Грей. Ее пальцы судорожно сжались, и серьги упали на покрывало. Отражая лунный свет, жемчужины отливали то золотом, то серебром.
— Ох, Грей! — Беркли была тронута и опечалена. — Декеру следовало бы помнить, что я не смогу их носить.
— Декер помнит об этом, но когда я отказался принять в подарок «Роузфилд», он настоял, чтобы я взял серьги.
Беркли внимательно посмотрела на мужа. Его глаза были ясными, язык не заплетался, но он нес явную бессмыслицу.
— Странно, — сказала она. — «Роузфилд» принадлежит Колину. Ведь это он — граф.
— Он владеет титулом и землей, но само поместье перешло к Декеру. Кажется, Декер только и ждал возможности передать его мне. Они с Джоанной живут в Бостоне, и «Роузфилд» ему не нужен. Впрочем, я так и не сумел толком понять его. После полуночи все несколько запуталось.
Беркли насупилась,
— Эти серьги — единственный предмет наследства, который он по-настоящему ценил. Верни их Декеру и возьми «Роузфилд», да не забудь хорошенько поблагодарить его.
— Хочешь поселиться в Англии?
— Нет. Во всяком случае, не думала об этом. Но ведь это твое наследство, Грей. Твое настоящее наследство. И Реи тоже. Ты построил здесь дом для Ната, для нас всех. Но не лишай Рею своего прошлого, даже если сам отказываешься от него.
Грей взял серьги и взвесил их на ладони.
— Я не подумал об этом.
— Как ты уже говорил, все несколько запуталось. — Беркли с удовольствием вновь почувствовала, что Грей вновь обнял ее.
— Надо было попросить их уйти, а не засыпать с Реей на диване. Колин и Декер почувствовали себя неловко.
— Я хотела, чтобы мы подольше побыли вместе. — Беркли подавила зевок. — Как странно все обернулось, правда? Ты боялся, что не сумеешь убедить их в том, что они твои братья, но Колин и Декер поняли это еще до того, как ты заговорил с ними.
— Это оттого, что ты с присущей тебе дальновидностью родила дочь, похожую на меня как две капли воды.
— Что привело их сюда? Твое письмо? Они так долго не давали о себе знать, и я уже начинала опасаться, что они связались с…
— Нет, Декер и Колин приехали именно из-за письма. Андерсон и Гаррет тут ни при чем. — Грей осторожно повернулся на бок. — Они оба погибли.
— Что?
— Я рассказал братьям об Андерсоне и Гаррете, а они мне — о судьбе «Олбани». Неподалеку от Тьерра-дель-Фуэго судно попало в шторм. Весть о крушении достигла Бостона еще до того, как Колин и Декер уехали оттуда. Они и не догадывались, что среди пассажиров был знакомый им человек. Волна высотой в десять метров выбросила корабль на прибрежные скалы. В живых не осталось никого.
— О Господи… — Беркли закрыла глаза, чтобы изгнать воспоминание о том, как «Олбани» покидает Сан-Франциско. Очертания корабля и его отражение в воде расплылись, словно подернутые туманной пеленой. Беркли жалела о погибших людях. Только двое не вызывали у нее жалости — тот, кто был ее отчимом и мужем, и молочный брат. Она упрекнула себя за то, что, услышав об их гибели, испытала огромное облегчение.
— Значит, Андерсон уже не мог разносить свою ложь.
— Да. Его измышления умерли вместе с ним.
Беркли вдруг поняла, что Грей не меньше, чем она, опасался дальнейших действий Андерсона.
— Ты думал, он расскажет о нас Декеру и Джоанне?
— Конечно.
— Почему же не говорил мне об этом?
— Ты тоже молчала.
Беркли открыла глаза.
— Я ничуть не жалею о том, что он погиб. Смерть Гаррета тоже не опечалила меня.
— Ничего удивительного. — Грей провел пальцами по ее шелковистым волосам. Его ласка понемногу успокоила Беркли. — У меня то же самое. Андерсон намеревался разлучить нас, Гаррет тоже, хотя и по-своему. Они оба желали нам зла. И я не могу сожалеть о том, что им не удалось осуществить свои планы.
— Какая мрачная ирония судьбы? Андерсону было мало того, что он причинил нам такое горе своим рассказом перед отправлением корабля. Он заплатил «гусям», чтобы те разорили нас. Пожар…
— Разорили? — перебил Грей. — Андерсон надеялся, что мы погибнем в огне.
— Но получилось так, что ты вновь обрел свою прежнюю жизнь… и я тоже.
В те короткие мгновения, когда Грей висел над Портсмут-сквер, цепляясь за тлеющие локоны Реи, к нему вернулась память. Еще до того, как он упал на землю и погрузился во тьму, он понял, что почти весь рассказ Ан-дерсона — тщательно продуманная ложь.
— Андерсон умер в блаженной уверенности, что добился всего, чего хотел.
— Жаль, что мы не сможем рассеять его заблуждение. Какое тяжелое разочарование испытал бы он тогда!
Грей негромко рассмеялся:
— Я и не подозревал, что ты такая мстительная. Надо иметь это в виду.
— Да уж. — Беркли нахмурилась. — А что ты рассказал о нем братьям?
— Только то, что им следовало знать. Я умолчал о разговоре перед отплытием «Олбани». Вместо этого сообщил, что ко мне вернулась память, и я уже давно понял, что Джеймс и Эвелин Денисоны — мои приемные родители.
Эти слова уже не ранили Грея так больно, как в ту минуту, когда он впервые услышал их одиннадцать лет назад. Тогда ему было двадцать, и известие это поразило его словно ударом грома. Казалось, все вокруг стали чужими — мать, отец, брат, даже он сам и любимая бабушка.
Вероятно, будь Грей старше или моложе, он воспринял бы это иначе. Но тогда Грей был не готов к такому повороту.
Со временем он поведал обо всем Беркли. Долгие дни и ночи, проведенные в постели, помогли ему разобраться в прошлом. Сломанная нога долго висела на растяжках с грузами. Два месяца назад с его руки сняли гипс, ребра постепенно срастались, и теперь, дыша, Грей не чувствовал боли. Потом начались ежедневные упражнения и массаж, порой приносившие мучительные страдания. Грей признавался, что его никак нельзя назвать благодарным и терпеливым пациентом.
Беркли стала его глазами, ушами и ногами. Она отстаивала его интересы, управляла отелем, но Грею казалось, что она почти не отходит от его постели. Потом Беркли родила дочь — здесь же, в соседней гардеробной, — и сразу после родов потребовала, чтобы ее перенесли в супружескую спаль-ню. Только тогда Грей впервые порадовался тому, что прикован к постели. Иначе врач ни за что не позволил бы ему делить кровать с женой. Она укладывала краснолицего и сморщенного, но такого прекрасного младенца ему на грудь, и Грей качал дочь на загипсованной руке.
По ночам Беркли слушала рассказы мужа о его юности в «Бью-Риваж», о том, как он узнал о своем происхождении.
Долгое время Грей не подозревал, что он чужой в поместье, хотя ему всегда было там неуютно. Порой его преследовало ощущение, что младший брат пользуется особым расположением родственников, но он относил это на счет своей ревности и пытался отделаться от этих мыслей. Гаррет получал больше, потому что требовал большего и в отличие от Грея никогда не задавался вопросом, есть ли у него на то право. Гаррет был ласковым, привязчивым ребенком, и все сошлись на том, что мальчики при внешнем сходстве разительно отличаются характерами.
О том, что между ним и Гарретом есть и иные различия, Грей узнал во время летних каникул, вернувшись в «Бью-Риваж» из Гарварда. Он не собирался подслушивать разговор родителей, но вдруг за дверью комнаты матери прозвучало его имя, и Грей словно прирос к полу, внезапно осознав, что и так уже услышал слишком много.
«У матери плохое настроение» — этими туманными словами называли в семье терзавшие Эвелин приступы черной меланхолии, когда она запиралась у себя в спальне. Грей провел дома уже три дня, но почти не виделся с матерью. Прихватив книгу и кружку чаю, он отправился к ней в комнату, желая нарушить ее добровольное заточение.
Стоя в коридоре у двери и прислушиваясь к голосам родителей, становившимся все громче. Грей вдруг вспомнил, что еще в детстве впервые понял, как отец любит мать. Это ощущение давно исчезло. Отец лишь терпел причуды жены, которым когда-то потворствовал.
Ссоры вспыхивали по любому поводу, и поскольку мать и отец не стеснялись друг друга, очень скоро речь зашла о старых ошибках и обидах, копившихся долгие годы. Отец утверждал, что всеми силами старался вернуть ей душевный покой. Говорил, что бесплодие удручало и унижало мать, поэтому он отправился с ней в Лондон, надеясь найти там мальчика и выдать его за своего ребенка?
Родители еще долго ссорились, но Грей, застывший у двери, улавливал лишь отдельные слова. В течение лета он восстановил по крупицам истинное положение дел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40