Декер хотел было шагнуть вперед, но Мерседес положила руку ему на плечо, и этот легкий жест остановил его. Мерседес тоже смотрела на молодую женщину с интересом, но в отличие от Декера не торопилась вмешиваться.Колин начал подниматься по ступенькам, и настороженность исчезла из фиалковых глаз Джонны. Ее осторожная улыбка стала широкой, открытой, искренней. Годы, проведенные в разлуке, исчезли, и Джонна пылко бросилась в объятия Колина, забыв о всякой сдержанности.— Боже мой!.. — прошептал Колин, крепко обняв ее. — Вы действительно здесь, — проговорил он ей в самое ухо. — Я не поверил, когда вчера вечером получил известие. Я решил, что произошла какая-то ошибка.Джонна отпрянула, смеясь и немного задыхаясь. Она не сводила глаз с его лица, пытаясь рассмотреть произошедшие в нем перемены, и нашла, что он изменился к лучшему. Улыбка его стала свободнее, а темные глаза утратили холодность. Выражение его лица ясно говорило, что он рад ее видеть, и он не скрывал своего счастья. Это чувство редко связывалось в сознании Джонны с Колином, и она поняла, что в основе этого счастья лежит что-то более глубокое и постоянное, чем ее внезапное появление в его жизни.— Никакой ошибки, — просто сказала она. Колин потряс головой, словно все еще никак не мог поверить в это. Он обернулся к Декеру.— Как тебе удалось вытащить ее из Бостона? — спросил он. — Каждый раз, когда я делал ей такое предложение, она упорно отказывалась.— Боюсь, что я ее похитил.Колин усмехнулся.— Я готов тебе поверить. — Он опять посмотрел на Джонну. — Ему, наверное, пришлось вас нокаутировать, чтобы посадить на корабль.Ее улыбка стала заметно сдержаннее.— Что-то вроде этого. — Джонне удалось сказать это с легкостью.Колин взял ее под руку и помог сойти вниз.— Джонна боится воды, — объяснил он Мерседес. — Всегда боялась. По крайней мере так было. Она отказывалась ступить на борт своего корабля, как только он покидал берег.Джонна чувствовала на себе взгляд Декера, но не смотрела в его сторону. Пытаясь скрыть ощущение неловкости, она улыбнулась Мерседес.— Как я рада, что наконец познакомилась с вами! — сказала она. — Колин столько писал о вас, что в конце концов мне стало казаться, что я знаю вас много лет.Мерседес слегка наклонила голову. Улыбка ее была располагающей и приятной.— Я приготовила такое же приветствие, — сказала она бесхитростно. — Уверена, что у нас с вами есть кое-какие секреты. Он не может знать о нас все. — И, взяв Джонну за руку, Мерседес отвела ее в сторону. — Например, — продолжила она тоном заговорщицы, — известно ли вам, что…Колин напрасно напрягал слух, пытаясь уловить, что выбалтывает его жена, но шаги Мерседес заглушали ее голос. Колин смотрел вслед Мерседес и Джонне, удаляющимся в библиотеку, и повернулся к Декеру.— Как тебе удалось привезти ее сюда, черт возьми? — спросил он.— Я же сказал: я ее похитил.На этот раз эти слова были встречены без улыбки. Колин оценивающим взглядом окинул лицо брата. На этом лице не было обычной легкой усмешки, а ярко-синие глаза смотрели на редкость холодно и серьезно.— Так ты говоришь серьезно? — догадался Колин.— Половина складов компании «Ремингтон» сгорела дотла, — сказал Декер. — И сама Джонна чуть не сгорела. У меня не было другого выбора, как только увезти ее из Бостона.— Другого выбора? Вряд ли это можно назвать объяснением. — Колин проницательно посмотрел на брата:— Что там произошло?Декер не собирался что-либо утаивать от Колина.— Потом, — сказал он, — когда я буду уверен, что наш разговор никто не прервет. А теперь пойдем к дамам.И, не дожидаясь ответа, направился в библиотеку. Но у дверей остановился и спокойным голосом задал вопрос, крутившийся у него в голове:— Это правда, что Джонна боится воды?— Да. Она ни за что не сунет даже кончик пальца в водоем больше купальной лохани. И плавать она совершенно не умеет. Ее отец утонул в море. Насколько я могу судить, она боялась моря всю жизнь, по крайней мере с тех пор, как я вытащил ее из бостонской гавани.— Но ведь она была тогда младенцем! — возразил Декер. — Как же она могла…Колин пожал плечами. Он взялся за дверную ручку, но дверь не распахнул.— Кто может знать, что она могла запомнить? Ясно только, что запомнила. Спроси у нее самой. — Он бросил на брата открытый взгляд:— Ты не знал об этом?— Она никогда не говорила мне! — Декер покачал головой.— А она хоть раз выходила на палубу, когда корабль был в открытом море?— Нет.— Ну, значит, она тебе все сказала, — поставил точку Колин, медленно качая головой. — Просто ты не слушал. — В его глазах появилось нечто похожее на разочарование. Он открыл дверь и вошел в библиотеку.Декер не сразу последовал за братом. Он вспомнил, что как-то раз Джонна назвала себя узницей, а он пропустил это определение мимо ушей. Теперь Колин подтвердил: да, именно в узницу он ее и превратил. Где же было его сердце? Декер вдруг ощутил какую-то пустоту. Он глубоко вздохнул, собираясь с духом предстать перед Джонной.
Вышло так, что не Колин, а Мерседес повела Джонну осматривать Роузфилд. Этот дом очень напоминал дом в Уэйборн-Парке, и Мерседес довольно легко отвечала на вопросы Джонны о планировках комнат и их назначении. Хотя гости редко бывали в Роузфилде, в доме неизменно поддерживался порядок. В оранжереях буйно росли цветы и зелень; клавесин в музыкальной гостиной всегда был настроен. На резных позолоченных рамах фамильных портретов и картин, изображающих сценки из английской деревенской жизни, не было ни пылинки. Мебель стояла без чехлов, кроме нескольких спален, и от постоянного ухода дерево мягко поблескивало. Во многих комнатах был разведен огонь, манящий расположиться у мраморного камина.— Я не выношу сквозняков в доме, — поделилась Мерседес, когда они с Джонной вышли в длинную галерею. — Колин считает, что я глупо поступаю, требуя, чтобы в Роузфилде всегда поддерживали порядок: ведь гости здесь бывают лишь время от времени. Но я знаю, что такое запущенный дом. Я не хочу, чтобы здесь повторилось, как в Уэйборн-Парке.— Трудно поверить, что вы не захотели здесь жить, — заметила Джонна.Мерседес улыбнулась безоблачной улыбкой:— Это потому, что вы не бывали в Парке. Правда, я к нему испытываю особое пристрастие. Я родилась и выросла в Уэйборне, и он всегда будет мне дорог. Колин также не испытывал к Роузфилду особой привязанности, и мы легко уладили этот вопрос.Джонна остановилась у портретов, висящих на стене, и стала их рассматривать.— Семья всегда много значила для Колина. Я понимаю, почему он не захотел продать этот дом. — Джонна легко засмеялась над собой, а потом взглянула на Мерседес. — Наверное, я шокирую вас этими разговорами о продаже? Декер говорит, что я настоящая янки.— Как и Колин, — отозвалась Мерседес. — Хотя корни его здесь, он слишком много времени провел с…— Со мной и моими родителями? — прервала ее Джонна, выгнув темную бровь.— С Джеком Куинси, — ответила Мерседес. Джонна убрала коготки.— Простите, — сказала она тихим голосом, — боюсь, что я чересчур впечатлительна.— Это просто гордость янки! — Теперь Мерседес улыбнулась ласково. — Я люблю Колина за это. — Она замолчала и вздохнула. — И еще по ряду причин.Джонна промолчала. Слова Мерседес лишь подтвердили догадку Джонны. Она заметила, какими взглядами обменивались Колин с женой. В расплывшейся фигуре Мерседес она видела реальное доказательство их любви. Джонна вновь обратилась к портретам. Внешность у предков Колина и Декера была мрачной, суровой, а улыбки угрюмые.— Трудно поверить, что Декер принадлежит к этому фамильному древу, — сухо заметила она.Мерседес засмеялась — и над замечанием Джонны, и над ее тоном.— Вы совершенно правы. — Она отошла подальше и окинула портреты тем же критическим и внимательным взглядом, что и Джонна. — Среди них нет ни одного негодяя, хотя, наверное, несправедливо так называть Понти.— А вы всегда называете его этим именем? — спросила Джонна. — Это смешное имя.— Вряд ли оно кажется ему смешным. Это имя дала ему Mere.— Пардон?— Mere, — повторила Мерседес. — Мари Тибодо. Его мать. — Уголком глаза она заметила, что Джонна снова принялась разглядывать портреты. — Здесь вы ее не найдете. Среди этих портретов нет даже его родной матери, а Мари не была ею. Она и Джимми Грумз взяли Декера из работного дома. Вы ведь знаете о работном доме и его управляющем Каннингтоне, не так ли?Джонна кивнула.— Колин кое-что мне рассказал. Там его нашел Джек Куинси.— Верно. Всех троих братьев отправили туда, когда убили их родителей. Лорд Шилдинг, тогдашний граф, много лет жил, отдалившись от своего сына. Отец Колина, его жена и дети ехали в Роузфилд, когда их экипаж остановили разбойники с большой дороги. Дети уцелели, но никто из них, даже Колин, не знал, куда они ехали. Пытались отыскать их родственников, как вы, наверное, знаете, но эти поиски ни к чему не привели. Первым из работного дома забрали Грейдона, который был еще грудным младенцем. За ним Понти, а потом Колина. Лорд Филдинг много лет разыскивал детей, а Колин — своих братьев, но в конце концов случай свел Колина с его дедом.Джонна внимательно рассматривала портрет покойного графа Роузфилда. Он был изображен в зрелых годах, вокруг глаз и в уголках губ пролегли тонкие морщинки. Судя по всему, появились они не от смеха. Черты лица были тонкие, аристократические, подбородок — узкий. Его волосы скрывались под напудренным париком, но брови были темные. Он не был красив, но назвать его непривлекательным тоже было нельзя. В его лице, а может быть, в осанке проступала несомненная властность, которая в представлении Джонны всегда связывалась с Колином и только недавно — с Декером.— Расскажите мне о Мари, — попросила Джонна и, видя нерешительность Мерседес, мягко добавила:— Пожалуйста, прошу вас. Декер так мало говорит о себе.Мерседес с пониманием слегка кивнула.— Колин точно такой же. Он держит людей на расстоянии и не допускает их в свою личную жизнь. Понти делает это с улыбкой, которая и сбивает окружающих с толку. На первый взгляд он кажется открытым, а потом понимаешь, что он далек от тебя, как луна.Джонна опустила глаза. Ее руки, сложенные на груди, были неподвижны и спокойны.— Иногда, — тихим голосом начала она, словно на исповеди, — мне хочется ударить его — когда он мне так улыбается…Мерседес не поразилась такому признанию, но была удивлена, что Джонна пошла на него. Она постаралась сдержать улыбку.— Мари и Джимми были искусными актерами, — сказала Мерседес. — Но они также были еще более искусными ворами. Декер так и не понял, какому таланту они отдавали предпочтение. Они разъезжали повсюду как часть театральной труппы, иногда действовали на свой страх и риск. Чтобы взять Декера из работного дома, они представились миссионерами и научили его обчищать чужие карманы. Они давали представление, а он в это время шнырял в толпе, и по рассказам — в основном его собственным — весьма успешно справлялся с этим.Джонна вспомнила, как Декер незаметно снял с нее медальон:— Могу себе представить.— Я думаю, что их выдали менее удачливые конкуренты, — продолжала Мерседес. — Они проработали вместе три года, и Понти стал им почти сыном. Он очень любил их. Мари и Джимми были его родителями во всех отношениях, и когда их не стало, он уже никогда больше ни с кем не работал и не смог ни к кому привязаться.— А что с ними случилось?— Их повесили.— Повесили?! — переспросила Джонна, широко раскрыв глаза.— Я полагаю, вы рассчитывали услышать, что их сослали на каторгу. Я сама думала так же, когда их поймали. Ни Декер, ни Колин никогда не рассказывали мне всей правды об этом. Мы знали только, что Мари и Джимми были арестованы в Лондоне за воровство. Декер каким-то чудом спасся, но три недели спустя он стоял в толпе, собравшейся поглазеть, как их вздернут на виселице.Теперь Джонна стала белее полотна. Она опять посмотрела на портрет лорда Филдинга. Выражение его лица было жестким. Джонна подумала, что он мог бы смотреть на казнь не дрогнув, а у нее при одной только мысли об этом задрожали колени.Мерседес внимательно наблюдала за Джонной, оценивая ее реакцию.— Когда Понти уезжал из Уэйборн-Парка в Бостон, он сказал нам, что хочет сам проложить себе дорогу, но он уже не один год занимался этим. С двенадцати лет он жил на лондонских улицах своим умом, и ему удалось избежать участи Мари и Джимми. Я думаю, что его ни разу не поймали, пока он не вышел из детского возраста.— Я никогда не знала, насколько этому можно верить. Ходили слухи, что он побывал в тюрьме.— Я думаю, не один раз. Разве Колин ничего не рассказал вам об этом, даже после того как Понти начал работать в компании «Морские перевозки Ремингтон»?— Нет. Я очень долго не знала, что они братья, — ответила Джонна.— Это, наверное, было сделано по просьбе Понти, — решила Мерседес. — Колин не стыдился ни своего брата, ни его делишек. В конце концов именно воровская жизнь Декера и помогла им встретиться. — Она поймала вопросительный взгляд Джонны. — О Боже! Колин рассказал вам гораздо меньше, чем я думала. О чем только он вам пишет в своих длинных письмах!Джонна не смогла сдержать улыбки:— Так или иначе, в основном о вас. Пишет о своей жизни в Уэйборн-Парке, о том, как управляет имением, о политических делах, о налогах. Он с нежностью рассказывает о ваших кузенах и с любовью — о ваших двух дочках. Я знаю о чистокровных лошадях, которых он разводит, о севообороте, но вот о том, что вы ждете еще ребенка, он не написал.Серые глаза Мерседес заблестели от удовольствия.— Это потому, что Колин мечтает о сыне, и чем меньше говорить об этом, тем лучше. — Мерседес нежно прикоснулась рукой к своему вздутому животу.— Вы — стекло, через которое он теперь видит свою жизнь, — сказала Джонна. — И почти во всем, о чем он пишет, чувствуется ваше влияние. Как ни странно, при этом он не теряет себя. Он сам по себе богатая натура. Я никогда не думала, что смогу сказать такое о Колине, но сейчас могу с полной уверенностью заявить: он по-настоящему, всей душой счастлив.Услышать это от Джонны значило для Мерседес очень многое.— Не только он, — сказала она.— Да, — кивнула Джонна, — я это вижу. — Она не закончила свою мысль, поскольку вышеупомянутый счастливый человек в этот момент вошел в галерею.Он с подозрением оглядел обеих женщин:— Смею ли я надеяться, что не слишком проиграл в ваших глазах в сравнении с моими предками?— Мы вовсе не говорили о вас! — тут же возразила Мерседес, посмотрев на Джонну в ожидании поддержки. — Почему это если женщины заняты разговором, то они, по мнению мужчин, должны непременно говорить о них?Лицо Джонны было совершенно бесстрастно. Мерседес ей очень нравилась.— Наверное, они считают себя неотразимыми.Колин поднял руки. Этот жест говорил не столько о желании отразить нападение своей супруги, сколько о полной сдаче на милость победителя. Он поцеловал Мерседес в щеку, которую она ему подставила, и обнял жену за талию.— Ты не составишь Декеру компанию, пока я покажу Джонне сад?— Сад? — удивилась Мерседес. — Колин, там же все по колено в снегу.— Джонна — бостонская девушка, — заметил он.— Это не означает, что у нее холодная кровь, — возразила Мерседес.«Конечно, теперь уже нет, — подумала Джонна. — И навсегда».
Сидя перед зеркалом, Джонна лениво водила гребнем по волосам. Она отпустила горничную, которая принесла ей умыться и предложила помочь приготовиться ко сну. В зеркале и оконных стеклах отражалась только одинокая фигура Джонны.За окнами опять шел снег. Если бы Джонна подошла к окну и всмотрелась в густую пелену падающих хлопьев, она бы увидела, что следы, оставленные ею и Колином в саду, уже замело. Исчезли следы на тропинке, ведущей к конюшням, и следы, оставшиеся после их верховой прогулки вдоль южной стены имения. Скрылись доказательства того, что они проехали мимо охотничьего домика и остановились на лужайке перед ним. Заснеженный лес спрятал их тайну. Все следы этого времени, что Джонна провела с Колином, стерлись, но не в сердце Джонны.Здесь они останутся надолго, и не потому, что она узнала многое о Колине или его брате, а из-за того, что она узнала о самой себе.Она положила гребень на туалетный столик. Лицо ее горело, но кожа была прохладной. Она вгляделась в свое отражение. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, вовсе не была красавицей. Глаза странного цвета, слишком правдивые, подбородок слишком волевой, рот слишком большой. Перебросив волосы на грудь, она принялась заплетать их.Колин и Мерседес уже уехали, взяв с Джонны и Декера обещание, что они навестят их в Уэйборн-Парке. Джонне хотелось, чтобы они заночевали в Роузфилде. Тогда бы ей было труднее осуществить свой план, может быть, даже и невозможно. Для Колина она была вроде младшей сестры. Он ведь никогда не видел ее взрослой женщиной.Она встала. Сзади нее на кровати лежал пеньюар, но она не стала его надевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Вышло так, что не Колин, а Мерседес повела Джонну осматривать Роузфилд. Этот дом очень напоминал дом в Уэйборн-Парке, и Мерседес довольно легко отвечала на вопросы Джонны о планировках комнат и их назначении. Хотя гости редко бывали в Роузфилде, в доме неизменно поддерживался порядок. В оранжереях буйно росли цветы и зелень; клавесин в музыкальной гостиной всегда был настроен. На резных позолоченных рамах фамильных портретов и картин, изображающих сценки из английской деревенской жизни, не было ни пылинки. Мебель стояла без чехлов, кроме нескольких спален, и от постоянного ухода дерево мягко поблескивало. Во многих комнатах был разведен огонь, манящий расположиться у мраморного камина.— Я не выношу сквозняков в доме, — поделилась Мерседес, когда они с Джонной вышли в длинную галерею. — Колин считает, что я глупо поступаю, требуя, чтобы в Роузфилде всегда поддерживали порядок: ведь гости здесь бывают лишь время от времени. Но я знаю, что такое запущенный дом. Я не хочу, чтобы здесь повторилось, как в Уэйборн-Парке.— Трудно поверить, что вы не захотели здесь жить, — заметила Джонна.Мерседес улыбнулась безоблачной улыбкой:— Это потому, что вы не бывали в Парке. Правда, я к нему испытываю особое пристрастие. Я родилась и выросла в Уэйборне, и он всегда будет мне дорог. Колин также не испытывал к Роузфилду особой привязанности, и мы легко уладили этот вопрос.Джонна остановилась у портретов, висящих на стене, и стала их рассматривать.— Семья всегда много значила для Колина. Я понимаю, почему он не захотел продать этот дом. — Джонна легко засмеялась над собой, а потом взглянула на Мерседес. — Наверное, я шокирую вас этими разговорами о продаже? Декер говорит, что я настоящая янки.— Как и Колин, — отозвалась Мерседес. — Хотя корни его здесь, он слишком много времени провел с…— Со мной и моими родителями? — прервала ее Джонна, выгнув темную бровь.— С Джеком Куинси, — ответила Мерседес. Джонна убрала коготки.— Простите, — сказала она тихим голосом, — боюсь, что я чересчур впечатлительна.— Это просто гордость янки! — Теперь Мерседес улыбнулась ласково. — Я люблю Колина за это. — Она замолчала и вздохнула. — И еще по ряду причин.Джонна промолчала. Слова Мерседес лишь подтвердили догадку Джонны. Она заметила, какими взглядами обменивались Колин с женой. В расплывшейся фигуре Мерседес она видела реальное доказательство их любви. Джонна вновь обратилась к портретам. Внешность у предков Колина и Декера была мрачной, суровой, а улыбки угрюмые.— Трудно поверить, что Декер принадлежит к этому фамильному древу, — сухо заметила она.Мерседес засмеялась — и над замечанием Джонны, и над ее тоном.— Вы совершенно правы. — Она отошла подальше и окинула портреты тем же критическим и внимательным взглядом, что и Джонна. — Среди них нет ни одного негодяя, хотя, наверное, несправедливо так называть Понти.— А вы всегда называете его этим именем? — спросила Джонна. — Это смешное имя.— Вряд ли оно кажется ему смешным. Это имя дала ему Mere.— Пардон?— Mere, — повторила Мерседес. — Мари Тибодо. Его мать. — Уголком глаза она заметила, что Джонна снова принялась разглядывать портреты. — Здесь вы ее не найдете. Среди этих портретов нет даже его родной матери, а Мари не была ею. Она и Джимми Грумз взяли Декера из работного дома. Вы ведь знаете о работном доме и его управляющем Каннингтоне, не так ли?Джонна кивнула.— Колин кое-что мне рассказал. Там его нашел Джек Куинси.— Верно. Всех троих братьев отправили туда, когда убили их родителей. Лорд Шилдинг, тогдашний граф, много лет жил, отдалившись от своего сына. Отец Колина, его жена и дети ехали в Роузфилд, когда их экипаж остановили разбойники с большой дороги. Дети уцелели, но никто из них, даже Колин, не знал, куда они ехали. Пытались отыскать их родственников, как вы, наверное, знаете, но эти поиски ни к чему не привели. Первым из работного дома забрали Грейдона, который был еще грудным младенцем. За ним Понти, а потом Колина. Лорд Филдинг много лет разыскивал детей, а Колин — своих братьев, но в конце концов случай свел Колина с его дедом.Джонна внимательно рассматривала портрет покойного графа Роузфилда. Он был изображен в зрелых годах, вокруг глаз и в уголках губ пролегли тонкие морщинки. Судя по всему, появились они не от смеха. Черты лица были тонкие, аристократические, подбородок — узкий. Его волосы скрывались под напудренным париком, но брови были темные. Он не был красив, но назвать его непривлекательным тоже было нельзя. В его лице, а может быть, в осанке проступала несомненная властность, которая в представлении Джонны всегда связывалась с Колином и только недавно — с Декером.— Расскажите мне о Мари, — попросила Джонна и, видя нерешительность Мерседес, мягко добавила:— Пожалуйста, прошу вас. Декер так мало говорит о себе.Мерседес с пониманием слегка кивнула.— Колин точно такой же. Он держит людей на расстоянии и не допускает их в свою личную жизнь. Понти делает это с улыбкой, которая и сбивает окружающих с толку. На первый взгляд он кажется открытым, а потом понимаешь, что он далек от тебя, как луна.Джонна опустила глаза. Ее руки, сложенные на груди, были неподвижны и спокойны.— Иногда, — тихим голосом начала она, словно на исповеди, — мне хочется ударить его — когда он мне так улыбается…Мерседес не поразилась такому признанию, но была удивлена, что Джонна пошла на него. Она постаралась сдержать улыбку.— Мари и Джимми были искусными актерами, — сказала Мерседес. — Но они также были еще более искусными ворами. Декер так и не понял, какому таланту они отдавали предпочтение. Они разъезжали повсюду как часть театральной труппы, иногда действовали на свой страх и риск. Чтобы взять Декера из работного дома, они представились миссионерами и научили его обчищать чужие карманы. Они давали представление, а он в это время шнырял в толпе, и по рассказам — в основном его собственным — весьма успешно справлялся с этим.Джонна вспомнила, как Декер незаметно снял с нее медальон:— Могу себе представить.— Я думаю, что их выдали менее удачливые конкуренты, — продолжала Мерседес. — Они проработали вместе три года, и Понти стал им почти сыном. Он очень любил их. Мари и Джимми были его родителями во всех отношениях, и когда их не стало, он уже никогда больше ни с кем не работал и не смог ни к кому привязаться.— А что с ними случилось?— Их повесили.— Повесили?! — переспросила Джонна, широко раскрыв глаза.— Я полагаю, вы рассчитывали услышать, что их сослали на каторгу. Я сама думала так же, когда их поймали. Ни Декер, ни Колин никогда не рассказывали мне всей правды об этом. Мы знали только, что Мари и Джимми были арестованы в Лондоне за воровство. Декер каким-то чудом спасся, но три недели спустя он стоял в толпе, собравшейся поглазеть, как их вздернут на виселице.Теперь Джонна стала белее полотна. Она опять посмотрела на портрет лорда Филдинга. Выражение его лица было жестким. Джонна подумала, что он мог бы смотреть на казнь не дрогнув, а у нее при одной только мысли об этом задрожали колени.Мерседес внимательно наблюдала за Джонной, оценивая ее реакцию.— Когда Понти уезжал из Уэйборн-Парка в Бостон, он сказал нам, что хочет сам проложить себе дорогу, но он уже не один год занимался этим. С двенадцати лет он жил на лондонских улицах своим умом, и ему удалось избежать участи Мари и Джимми. Я думаю, что его ни разу не поймали, пока он не вышел из детского возраста.— Я никогда не знала, насколько этому можно верить. Ходили слухи, что он побывал в тюрьме.— Я думаю, не один раз. Разве Колин ничего не рассказал вам об этом, даже после того как Понти начал работать в компании «Морские перевозки Ремингтон»?— Нет. Я очень долго не знала, что они братья, — ответила Джонна.— Это, наверное, было сделано по просьбе Понти, — решила Мерседес. — Колин не стыдился ни своего брата, ни его делишек. В конце концов именно воровская жизнь Декера и помогла им встретиться. — Она поймала вопросительный взгляд Джонны. — О Боже! Колин рассказал вам гораздо меньше, чем я думала. О чем только он вам пишет в своих длинных письмах!Джонна не смогла сдержать улыбки:— Так или иначе, в основном о вас. Пишет о своей жизни в Уэйборн-Парке, о том, как управляет имением, о политических делах, о налогах. Он с нежностью рассказывает о ваших кузенах и с любовью — о ваших двух дочках. Я знаю о чистокровных лошадях, которых он разводит, о севообороте, но вот о том, что вы ждете еще ребенка, он не написал.Серые глаза Мерседес заблестели от удовольствия.— Это потому, что Колин мечтает о сыне, и чем меньше говорить об этом, тем лучше. — Мерседес нежно прикоснулась рукой к своему вздутому животу.— Вы — стекло, через которое он теперь видит свою жизнь, — сказала Джонна. — И почти во всем, о чем он пишет, чувствуется ваше влияние. Как ни странно, при этом он не теряет себя. Он сам по себе богатая натура. Я никогда не думала, что смогу сказать такое о Колине, но сейчас могу с полной уверенностью заявить: он по-настоящему, всей душой счастлив.Услышать это от Джонны значило для Мерседес очень многое.— Не только он, — сказала она.— Да, — кивнула Джонна, — я это вижу. — Она не закончила свою мысль, поскольку вышеупомянутый счастливый человек в этот момент вошел в галерею.Он с подозрением оглядел обеих женщин:— Смею ли я надеяться, что не слишком проиграл в ваших глазах в сравнении с моими предками?— Мы вовсе не говорили о вас! — тут же возразила Мерседес, посмотрев на Джонну в ожидании поддержки. — Почему это если женщины заняты разговором, то они, по мнению мужчин, должны непременно говорить о них?Лицо Джонны было совершенно бесстрастно. Мерседес ей очень нравилась.— Наверное, они считают себя неотразимыми.Колин поднял руки. Этот жест говорил не столько о желании отразить нападение своей супруги, сколько о полной сдаче на милость победителя. Он поцеловал Мерседес в щеку, которую она ему подставила, и обнял жену за талию.— Ты не составишь Декеру компанию, пока я покажу Джонне сад?— Сад? — удивилась Мерседес. — Колин, там же все по колено в снегу.— Джонна — бостонская девушка, — заметил он.— Это не означает, что у нее холодная кровь, — возразила Мерседес.«Конечно, теперь уже нет, — подумала Джонна. — И навсегда».
Сидя перед зеркалом, Джонна лениво водила гребнем по волосам. Она отпустила горничную, которая принесла ей умыться и предложила помочь приготовиться ко сну. В зеркале и оконных стеклах отражалась только одинокая фигура Джонны.За окнами опять шел снег. Если бы Джонна подошла к окну и всмотрелась в густую пелену падающих хлопьев, она бы увидела, что следы, оставленные ею и Колином в саду, уже замело. Исчезли следы на тропинке, ведущей к конюшням, и следы, оставшиеся после их верховой прогулки вдоль южной стены имения. Скрылись доказательства того, что они проехали мимо охотничьего домика и остановились на лужайке перед ним. Заснеженный лес спрятал их тайну. Все следы этого времени, что Джонна провела с Колином, стерлись, но не в сердце Джонны.Здесь они останутся надолго, и не потому, что она узнала многое о Колине или его брате, а из-за того, что она узнала о самой себе.Она положила гребень на туалетный столик. Лицо ее горело, но кожа была прохладной. Она вгляделась в свое отражение. Женщина, смотревшая на нее из зеркала, вовсе не была красавицей. Глаза странного цвета, слишком правдивые, подбородок слишком волевой, рот слишком большой. Перебросив волосы на грудь, она принялась заплетать их.Колин и Мерседес уже уехали, взяв с Джонны и Декера обещание, что они навестят их в Уэйборн-Парке. Джонне хотелось, чтобы они заночевали в Роузфилде. Тогда бы ей было труднее осуществить свой план, может быть, даже и невозможно. Для Колина она была вроде младшей сестры. Он ведь никогда не видел ее взрослой женщиной.Она встала. Сзади нее на кровати лежал пеньюар, но она не стала его надевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42