Они поехали к хижине. Напряженное молчание между ними нарушалось лишь шелестом ветра и жужжанием насекомых.
– Я вернусь до заката. Не выходи из хижины.
Щурясь от проникавшего в окна яркого полуденного солнца, Джулиана обернулась к Коулу:
– Почему ты не сказал, что там, внизу, есть ручей? Дальше него я не пойду.
– Об этом не может быть и речи! Говорю тебе, оставайся в хижине!
– Ты больше здесь не командуешь, я свободная женщина и делаю то, что мне нравится.
Установившаяся было между ними близость исчезла, а с ней и все нежные чувства. В глазах Джулианы полыхал гнев. Будь она проклята, если после того, что произошло сегодня утром, позволит ему командовать собой. Он не единственный, кто стремится к свободе. Пусть он провел с ней прошлую ночь, это еще не дает ему права запирать ее в хижине, причем на весь день. Она не служанка, не салунная шлюха, не пленница. Она отдалась ему по собственной воле, движимая любовью, но он оттолкнул ее, чтобы она не путалась у него под ногами. Если Коул Роудон считает, будто он имеет право прогонять ее, когда ему заблагорассудится, и одновременно управлять ее жизнью, когда ему это удобно, то он скоро убедится в своей ошибке.
– Возможно, ты забыла, что Нож и его подонки прочесывают горы, разыскивая тебя. – Коул так сильно сжал ее предплечье, что Джулиана вскрикнула. – Лайн Маккрей прикажет обшарить каждый дюйм до самого Нью-Мексико. Не говоря уже о том, что всюду шныряют апачи. А ты не сможешь выстрелить.
Джулиана гордо вскинула подбородок.
– Если понадобится, я выстрелю.
– Да ты промахнешься даже на расстоянии двух шагов!
– Тогда возьми меня с собой.
Коул со стоном отпустил ее. Он понимал, что если немедленно не отойдет от Джулианы, то последствия будут весьма предсказуемы: эта женщина притягивала к себе как магнитом.
– Я уже сказал тебе: ты не должна вмешиваться в мои дела. Не выходи из хижины. Дай мне слово, и, возможно, я привезу тебе подарок за это.
– Сегодня я тоже не могу давать каких-либо обещаний! – отрезала Джулиана и поздравила себя, увидев, как Коул прищурился.
– Ты дашь мне обещание, иначе я свяжу тебе руки и ноги!
«Ведь он так и сделает», – подумала Джулиана. От ярости ее пальцы сжались в кулаки. Он разговаривает с ней, как с ребенком! Склонив голову набок, она устремила на него холодный взгляд.
– Какой подарок? – со всем достоинством, на которое была способна, поинтересовалась она.
Но Коул не попался на удочку:
– Дай мне слово, ангел мой.
– Хорошо. – Джулиана спрятала руки за спину и скрестила пальцы. – Поцелуешь меня на прощание? – ласково спросила она.
Она увидела, как он встревожен, и ее злость на него тут же развеялась. Его глаза потемнели, под ними залегли тени, ставшие заметными в ярком солнечном свете. Его беспокойство за нее тронуло Джулиану до глубины души, и она устыдилась собственной бесчестности.
Реакция Коула удивила ее. Неужели она ему небезразлична? Может ли такое быть? Или он просто хочет защитить ее, как стремился бы защитить любую женщину, с которой переспал, возможно, не в последний раз? Или это нечто большее, нечто сродни тому, что чувствует она, когда он рядом?
По его виду не скажешь, будто он поражен безумием, тем самым безумием, которое, как была убеждена Джулиана, уготовано ей. Сегодня утром он само хладнокровие и рассудительность, не так ли?
Но вот прошлой ночью…
Коул взял ее за руку, на этот раз нежно, и так же нежно поцеловал.
– Веди себя хорошо, если сможешь, – попросил он. – Не забывай, что ты не в Сент-Луисе.
Мудрые слова, но Джулиана пропустила их мимо ушей. Она находилась под впечатлением поцелуя, она была опьянена сладким вкусом его губ и нежностью рук, которые скользили по ее спине. Холодный и равнодушный человек не может так обнимать.
Не подозревая о том, как на него подействовал ее затуманенный взгляд, она счастливо улыбнулась. Возможно, Коул Роудон не такой уж свободный, как ему хочется считать. Возможно, ей следует более тщательно проанализировать его реакцию на ее слова.
– Возвращайся скорее, – попросила Джулиана.
– Я постараюсь.
Коул торопливо вскочил на Стрелу и поскакал прочь. Когда он исчез из виду, Джулиана закрыла за собой дверь хижины и отправилась на поиски прохладного ручья. Ей хотелось искупаться и разобраться в собственных чувствах.
«Любит. Не любит. Любит. Не…»
Джулиана сосредоточенно обрывала лепестки маргаритки, и они, как жемчужины, падали на ее колени.
«Не любит».
Она нахмурилась, сжав в пальцах голый стебелек. Лепестков больше нет. Ей дан ответ. Не любит.
Джулиана смахнула оборванные лепестки с колен и встала. Солнце уже давно начало клониться к западу. Напоенный ароматом сосны воздух стал прохладным. Неужели день прошел так быстро?
Здесь, возле стремительного ручья с прозрачной голубой водой, на зеленой лужайке, отгороженной высокими зарослями можжевельника, она вымылась и в полной мере насладилась уединением и свободой. Растянувшись на шелковистой траве, Джулиана предалась грезам о Коуле и о том, что произошло между ними прошлой ночью. Она ощущала себя безмерно счастливой, вспоминая, как он целовал и ласкал ее, как сплетались их тела, как он разжигал в ней горячий огонь, который не может сравниться даже с жаром солнца. Она была убеждена, что под внешней суровостью Коула скрывается удивительно добрая душа. Несмотря на жестокое прошлое, он все еще способен на нежность.
Но Джулиану мучил один вопрос: испытывает ли он любовь к ней? Все случилось очень быстро, они не успели узнать друг друга, к тому же вначале они были врагами и пытались обвести друг друга вокруг пальца. Однако ее чувства успели окрепнуть, поэтому она не могла не задумываться над тем, что ощущает он. Неужели стремительный поток его чувств течет только в одном направлении? Судя по тому, как он ласкал и обнимал ее прошлой ночью, это не так, с надеждой заключила Джулиана. Он отвечал на ее чувство не менее сильным чувством, его страсть была так же безрассудна, искренна и всесокрушающа, как и ее. Это проявлялось каждый раз, когда он прикасался к ней, улыбался или поднимал на нее свои необыкновенные голубые глаза.
Не… Не любит.
Какая глупость! Это всего лишь цветок. Глупая игра. Это ничего не значит. И все же Джулиана расстроилась. Сладостная умиротворенность и красота дня были разрушены.
Застегнув рубашку и подвязав веревкой брюки, Джулиана заспешила назад, в хижину. Коул сказал, что вернется к закату. Он придет в ярость, если обнаружит, что она ослушалась его. Но она так нуждалась в отдыхе и надеялась, что красота «Огненной горы» благотворно скажется на ее душевном состоянии и поможет разобраться в событиях минувшего дня. Так и получилось.
Собрав волосы в пучок, Джулиана заколола их гребнем, который достала из заветного кошелька, где хранились деньги и кое-какие драгоценности. Коул вернул его ей сегодня утром, сказав, что отстегнул его, когда привез девушку в хижину и стал снимать с нее окровавленную одежду. При этом его глаза как-то странно блеснули, и она зарделась: значит, прошлой ночью, когда они ласкали друг друга, он видел ее обнаженной не в первый раз.
Что заставило его заняться с ней любовью? Желание, которое вспыхнуло в нем, когда он раздевал ее? Или простое любопытство? Ну что ж, если это и так, то теперь он удовлетворил его и ничего подобного больше никогда не повторится.
Но здесь Джулиане удалось остановить поток своих мрачных мыслей.
Нет, Коул не оставит ее одну, когда ей грозит опасность. Он человек чести. А что касается причин, побудивших его переспать с ней, рано или поздно она выяснит и это.
Время. Оно течет неумолимо. Джулиана остановилась собрать букетик маргариток, чтобы украсить стол в хижине, и сообразила, что уже поздно, пора торопиться домой.
Девушка направилась к лесистой лощине, отделявшей хижину от лужайки. Неожиданно она услышала какой-то звук за кустом можжевельника и застыла как вкопанная.
Может, это животное, олень, к примеру? Или что-то еще?
Джулиана с опаской огляделась по сторонам, но не увидела ничего особенного. Предгорья все так же были покрыты лилово-серым ковром полыни, красные скалы устремлялись ввысь, шустрый ручеек нес свои воды, в которых отражалось солнце.
Вокруг было тихо. Подозрительно тихо. У Джулианы возникло неприятное ощущение, что она не одна. Ее сердце едва не выпрыгнуло из груди, по спине пробежали мурашки. Однако она заставила себя сделать несколько шагов.
Внезапно с выступа скалы спрыгнул индеец из племени апачей. Он двигался с кошачьей грацией и бесшумно благодаря мягким мокасинам.
Испуганный крик Джулианы эхом прокатился среди высоких гор. Она бросилась было бежать, но индеец настиг ее и с невероятной ловкостью подхватил на руки. Джулиана царапалась, вырывалась, но апачи нырнул с ней в густой кустарник, где его поджидала пегая лошадь. Перекинув девушку через седло, индеец вскочил на лошадь позади нее, и в следующее мгновение они понеслись быстрее ветра.
Из горла Джулианы вырвалось рыдание. Ею овладел ужас. В памяти мгновенно всплыли рассказы о зверствах индейцев. Куда он ее везет, спрашивала она себя, в стойбище? Он убьет ее сразу, на глазах у всего племени, или… или апачи по очереди будут пытать ее? Сердце Джулианы сжималось от страха.
Солнце уже превратилось в бронзовый пылающий диск на границе небосвода, а они все скакали и скакали. За всю дорогу индеец не издал ни звука, не произнес ни слова. Джулиана не могла определить, сколько времени прошло и в каком направлении они едут. Она подумала, что, возможно, больше никогда не увидит Коула, а если он и разыщет ее, то найдет лишь то, что останется от нее после расправы индейцев – мешок с костями.
Будет ли он оплакивать ее или просто вернется к своим делам, не испытывая ни капли сожаления?
Хижина – бревенчатая, большая по размеру, чем хижина Коула, но явно нуждающаяся в ремонте, – вынырнула будто из ниоткуда. Она прилепилась к одинокой остроконечной скале. Вокруг нее лес был вырублен футов на пятьдесят. Позади хижины тек ручей, вдоль которого росли сосны.
Джулиана посмотрела по сторонам. Вокруг на многие мили были только скалы, кусты да кактусы. Дикое, прекрасное, уединенное место.
Когда индеец снял ее с лошади, она попыталась бежать, но он крепко обхватил ее за талию. Страх, еще более сильный, чем прежде, обуял ее. Джулиана вновь закричала. Ее душераздирающий вопль прокатился между скал, ударился о склоны гор и затих в расщелинах, сквозь которые виднелись яркие головки полевых цветов.
Дверь хижины со стуком открылась, и на крыльцо высыпали мужчины.
– Серое Перо, какого черта…
– Господи, Уэйд, это она…
Усмехнувшись, индеец отпустил Джулиану. Она даже не оглянулась на него – ее взгляд был устремлен на двух мужчин, сбежавших с крыльца и остановившихся в десяти футах от нее, в то время как остальные ждали на крыльце. Они смотрели на нее широко открытыми глазами.
Уэйд. Томми. Возможно ли?
Джулиана с волнением переводила взгляд с одного на другого. У того, который повыше, были широкие плечи, каштановые волосы, зеленоватые глаза. На вид ему было лет двадцать пять. На его красивом лице с волевым подбородком застыло изумленное выражение. У второго были золотистые прямые волосы, падавшие на плечи. Длинноногий и мускулистый, он обладал великолепной фигурой. Ему очень шли тонкая синяя льняная рубашка, темные брюки и шелковый шейный платок. Но внимание Джулианы привлекли его глаза – ярко-голубые, лукавые. В них отражалась неподдельная радость, казалось, они излучают свет.
– Эй, Джулиана, проснись, это мы! Уэйд и Томми! Ты не узнала нас, малышка?
– Подожди, Томми. – Уэйд удержал брата, рванувшегося было к Джулиане.
Он что-то сказал одному из мужчин, стоявших на крыльце, и сделал шаг вперед. Было заметно, что он хромает.
– Джулиана. Уверен, ты потрясена. Наверное, Серое Перо до смерти напугал тебя. Мы искали тебя везде, и я могу сказать только одно: слава Богу, мы нашли тебя. – Поколебавшись, Уэйд продолжил; в мертвой тишине его голос звучал как раскаты грома: – Мы были… мы хотели… проклятие, так о многом надо сказать, но это потом. Главное, что ты цела и невредима. Невредима, понимаешь ли. Мы о тебе позаботимся. Мы твои братья, дорогая, и что бы ты ни слышала о нас, знай: не все из этого правда. Мы проехали всю Аризону, чтобы найти тебя. Ты… возможно, ты не захочешь иметь с нами ничего общего после всех этих историй, возможно, не простишь нас за то, что мы так долго не писали тебе, но… Мы не будем спешить, дадим тебе время снова привыкнуть к нам, попытаемся объяснить…
Джулиану переполняло безграничное ликование. Всхлипнув, она бросилась Уэйду на шею. Ошеломленный тем, что она безоговорочно и радостно приняла их такими, какие они есть, он крепко обнял ее.
– Йо-хо-хо! – Томми налетел на сестру, как молодой дикий кугуар. Он подхватил и закружил ее, изо всех сил прижав к груди. – Я же говорил Уэйду, что ты не ханжа, не изнеженная, высокомерная вертихвостка. Разве не так, Уэйд? Эх, малышка, а ты стала потрясающей красавицей! А где Киди? Неудивительно, что все это время он сох от любви!
Из хижины вышел высокий рыжеволосый мужчина, и Джулиана узнала в нем ковбоя, с которым познакомилась в «Двух дубах».
– Здравствуйте, мисс Джулиана. Рад снова видеть вас! – сказал он, сорвав с головы шляпу и улыбнувшись во весь рот.
– Джил! – Джулиана не сразу поверила своим глазам. – О Джил… – Она восторженно обняла его. – Не понимаю. Как вы оказались вместе с Уэйдом и Томми? Как… Ладно, это не важно! Главное, что мы наконец встретились. Просто не верится!
– Пойдем в дом, Джулиана. – Лицо Уэйда все еще сохраняло торжественное выражение, но его взгляд потеплел. – Скунс уже заканчивает готовить ужин, и мы все объясним тебе за столом. – Он взял ее за руку. – Уверен, у тебя прорва вопросов. Да и у нас тоже. К примеру, где тебя нашел Серое Перо, откуда у тебя эти синяки. – Он с нежностью прикоснулся к темным пятнам на ее лице. – Похоже, тебе пришлось несладко. Сначала ты отдохнешь, а потом мы поговорим. Самое главное, Джулиана, что отныне больше никто не причинит тебе вреда. Пока мы с Томми живы.
– О, Уэйд, – прошептала Джулиана, все еще не веря в то, что этот высокий, привлекательный мужчина с красивыми глазами – ее старший брат. Его ласкового прикосновения было достаточно, чтобы она разрыдалась. – Это действительно ты. – Она вытерла слезы и улыбнулась. Счастье переполняло ее. – И Томми. – Джулиана с жадностью вглядывалась в лица братьев. – Я боялась, что больше никогда не увижу вас!
Уэйд снова прижал ее к себе. От него приятно пахло кожей и пряностями. Он был таким надежным, таким реальным, и Джулиана вдруг почувствовала, что все ее тревоги растаяли. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза, наслаждаясь ощущением полной безопасности.
– Скунс! – внезапно закричал Томми. Джулиана открыла глаза и не смогла удержаться от смеха, когда Томми схватил за грудки маленького жилистого человечка, стоявшего ближе всех к двери, и затряс его, приподняв над полом. – Ты заснул?! А ну живо неси на стол самбуковое вино! У нас сегодня праздник. Приехала моя маленькая сестренка. Будь я проклят, если она не самая красивая девчушка на свете! Танцы! Вот что мы устроим! Джулиана, ты потанцуешь со мной? У Скунса есть скрипка, а Киди будет объявлять фигуры. Мы по бревнышкам разнесем эту старую лачугу!
Вбежав в хижину, он подхватил Джулиану на руки и кружился с ней до тех пор, пока она, плача и смеясь одновременно, не взмолилась о пощаде, а Уэйд не приказал ему остановиться. Он поставил Джулиану на пол, но она продолжала прижиматься к нему, с любовью глядя в его озорные глаза.
– Томми, – с нежностью проговорила она, запуская пальцы в его золотистые волосы, такие же мягкие и шелковистые, как ее, и такого же оттенка, – ты не изменился. – Ее голос дрогнул. – Хвала Господу, ты не изменился!
Глава 20
Вечером, за ужином, Джулиана познакомилась со всеми пятью – не считая Киди – членами банды братьев Монтгомери. А к ужину Скунс Мозес подал жареную оленину, картофельный суп, кукурузные хлебцы, с которых так и капало масло, подслащенные черной патокой бобы, самбуковое вино, очень сладкий кофе и мятные конфеты на десерт. Как она узнала, ее брат Томми был страшным сластеной и во всех городах, через которые они проезжали, фунтами скупал сладости.
До того как Джулиана переступила порог хижины на Жезловой горе – а именно так называлось это место, – она почти ничего не знала о своих братьях. Однако к концу этого шумного и веселого ужина ей открылось очень многое.
Наибольшее удивление у нее вызвал Уэйд. В их последнюю встречу она поняла, что этот самостоятельный, умный пятнадцатилетний мальчик превратится в привлекательного мужчину. Но кто мог предположить, что он станет таким сообразительным, находчивым, организованным и в то же время таким решительным, что будет вдохновителем всех подвигов бандитской шайки, за которой все эти годы тщетно охотилась полиция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Я вернусь до заката. Не выходи из хижины.
Щурясь от проникавшего в окна яркого полуденного солнца, Джулиана обернулась к Коулу:
– Почему ты не сказал, что там, внизу, есть ручей? Дальше него я не пойду.
– Об этом не может быть и речи! Говорю тебе, оставайся в хижине!
– Ты больше здесь не командуешь, я свободная женщина и делаю то, что мне нравится.
Установившаяся было между ними близость исчезла, а с ней и все нежные чувства. В глазах Джулианы полыхал гнев. Будь она проклята, если после того, что произошло сегодня утром, позволит ему командовать собой. Он не единственный, кто стремится к свободе. Пусть он провел с ней прошлую ночь, это еще не дает ему права запирать ее в хижине, причем на весь день. Она не служанка, не салунная шлюха, не пленница. Она отдалась ему по собственной воле, движимая любовью, но он оттолкнул ее, чтобы она не путалась у него под ногами. Если Коул Роудон считает, будто он имеет право прогонять ее, когда ему заблагорассудится, и одновременно управлять ее жизнью, когда ему это удобно, то он скоро убедится в своей ошибке.
– Возможно, ты забыла, что Нож и его подонки прочесывают горы, разыскивая тебя. – Коул так сильно сжал ее предплечье, что Джулиана вскрикнула. – Лайн Маккрей прикажет обшарить каждый дюйм до самого Нью-Мексико. Не говоря уже о том, что всюду шныряют апачи. А ты не сможешь выстрелить.
Джулиана гордо вскинула подбородок.
– Если понадобится, я выстрелю.
– Да ты промахнешься даже на расстоянии двух шагов!
– Тогда возьми меня с собой.
Коул со стоном отпустил ее. Он понимал, что если немедленно не отойдет от Джулианы, то последствия будут весьма предсказуемы: эта женщина притягивала к себе как магнитом.
– Я уже сказал тебе: ты не должна вмешиваться в мои дела. Не выходи из хижины. Дай мне слово, и, возможно, я привезу тебе подарок за это.
– Сегодня я тоже не могу давать каких-либо обещаний! – отрезала Джулиана и поздравила себя, увидев, как Коул прищурился.
– Ты дашь мне обещание, иначе я свяжу тебе руки и ноги!
«Ведь он так и сделает», – подумала Джулиана. От ярости ее пальцы сжались в кулаки. Он разговаривает с ней, как с ребенком! Склонив голову набок, она устремила на него холодный взгляд.
– Какой подарок? – со всем достоинством, на которое была способна, поинтересовалась она.
Но Коул не попался на удочку:
– Дай мне слово, ангел мой.
– Хорошо. – Джулиана спрятала руки за спину и скрестила пальцы. – Поцелуешь меня на прощание? – ласково спросила она.
Она увидела, как он встревожен, и ее злость на него тут же развеялась. Его глаза потемнели, под ними залегли тени, ставшие заметными в ярком солнечном свете. Его беспокойство за нее тронуло Джулиану до глубины души, и она устыдилась собственной бесчестности.
Реакция Коула удивила ее. Неужели она ему небезразлична? Может ли такое быть? Или он просто хочет защитить ее, как стремился бы защитить любую женщину, с которой переспал, возможно, не в последний раз? Или это нечто большее, нечто сродни тому, что чувствует она, когда он рядом?
По его виду не скажешь, будто он поражен безумием, тем самым безумием, которое, как была убеждена Джулиана, уготовано ей. Сегодня утром он само хладнокровие и рассудительность, не так ли?
Но вот прошлой ночью…
Коул взял ее за руку, на этот раз нежно, и так же нежно поцеловал.
– Веди себя хорошо, если сможешь, – попросил он. – Не забывай, что ты не в Сент-Луисе.
Мудрые слова, но Джулиана пропустила их мимо ушей. Она находилась под впечатлением поцелуя, она была опьянена сладким вкусом его губ и нежностью рук, которые скользили по ее спине. Холодный и равнодушный человек не может так обнимать.
Не подозревая о том, как на него подействовал ее затуманенный взгляд, она счастливо улыбнулась. Возможно, Коул Роудон не такой уж свободный, как ему хочется считать. Возможно, ей следует более тщательно проанализировать его реакцию на ее слова.
– Возвращайся скорее, – попросила Джулиана.
– Я постараюсь.
Коул торопливо вскочил на Стрелу и поскакал прочь. Когда он исчез из виду, Джулиана закрыла за собой дверь хижины и отправилась на поиски прохладного ручья. Ей хотелось искупаться и разобраться в собственных чувствах.
«Любит. Не любит. Любит. Не…»
Джулиана сосредоточенно обрывала лепестки маргаритки, и они, как жемчужины, падали на ее колени.
«Не любит».
Она нахмурилась, сжав в пальцах голый стебелек. Лепестков больше нет. Ей дан ответ. Не любит.
Джулиана смахнула оборванные лепестки с колен и встала. Солнце уже давно начало клониться к западу. Напоенный ароматом сосны воздух стал прохладным. Неужели день прошел так быстро?
Здесь, возле стремительного ручья с прозрачной голубой водой, на зеленой лужайке, отгороженной высокими зарослями можжевельника, она вымылась и в полной мере насладилась уединением и свободой. Растянувшись на шелковистой траве, Джулиана предалась грезам о Коуле и о том, что произошло между ними прошлой ночью. Она ощущала себя безмерно счастливой, вспоминая, как он целовал и ласкал ее, как сплетались их тела, как он разжигал в ней горячий огонь, который не может сравниться даже с жаром солнца. Она была убеждена, что под внешней суровостью Коула скрывается удивительно добрая душа. Несмотря на жестокое прошлое, он все еще способен на нежность.
Но Джулиану мучил один вопрос: испытывает ли он любовь к ней? Все случилось очень быстро, они не успели узнать друг друга, к тому же вначале они были врагами и пытались обвести друг друга вокруг пальца. Однако ее чувства успели окрепнуть, поэтому она не могла не задумываться над тем, что ощущает он. Неужели стремительный поток его чувств течет только в одном направлении? Судя по тому, как он ласкал и обнимал ее прошлой ночью, это не так, с надеждой заключила Джулиана. Он отвечал на ее чувство не менее сильным чувством, его страсть была так же безрассудна, искренна и всесокрушающа, как и ее. Это проявлялось каждый раз, когда он прикасался к ней, улыбался или поднимал на нее свои необыкновенные голубые глаза.
Не… Не любит.
Какая глупость! Это всего лишь цветок. Глупая игра. Это ничего не значит. И все же Джулиана расстроилась. Сладостная умиротворенность и красота дня были разрушены.
Застегнув рубашку и подвязав веревкой брюки, Джулиана заспешила назад, в хижину. Коул сказал, что вернется к закату. Он придет в ярость, если обнаружит, что она ослушалась его. Но она так нуждалась в отдыхе и надеялась, что красота «Огненной горы» благотворно скажется на ее душевном состоянии и поможет разобраться в событиях минувшего дня. Так и получилось.
Собрав волосы в пучок, Джулиана заколола их гребнем, который достала из заветного кошелька, где хранились деньги и кое-какие драгоценности. Коул вернул его ей сегодня утром, сказав, что отстегнул его, когда привез девушку в хижину и стал снимать с нее окровавленную одежду. При этом его глаза как-то странно блеснули, и она зарделась: значит, прошлой ночью, когда они ласкали друг друга, он видел ее обнаженной не в первый раз.
Что заставило его заняться с ней любовью? Желание, которое вспыхнуло в нем, когда он раздевал ее? Или простое любопытство? Ну что ж, если это и так, то теперь он удовлетворил его и ничего подобного больше никогда не повторится.
Но здесь Джулиане удалось остановить поток своих мрачных мыслей.
Нет, Коул не оставит ее одну, когда ей грозит опасность. Он человек чести. А что касается причин, побудивших его переспать с ней, рано или поздно она выяснит и это.
Время. Оно течет неумолимо. Джулиана остановилась собрать букетик маргариток, чтобы украсить стол в хижине, и сообразила, что уже поздно, пора торопиться домой.
Девушка направилась к лесистой лощине, отделявшей хижину от лужайки. Неожиданно она услышала какой-то звук за кустом можжевельника и застыла как вкопанная.
Может, это животное, олень, к примеру? Или что-то еще?
Джулиана с опаской огляделась по сторонам, но не увидела ничего особенного. Предгорья все так же были покрыты лилово-серым ковром полыни, красные скалы устремлялись ввысь, шустрый ручеек нес свои воды, в которых отражалось солнце.
Вокруг было тихо. Подозрительно тихо. У Джулианы возникло неприятное ощущение, что она не одна. Ее сердце едва не выпрыгнуло из груди, по спине пробежали мурашки. Однако она заставила себя сделать несколько шагов.
Внезапно с выступа скалы спрыгнул индеец из племени апачей. Он двигался с кошачьей грацией и бесшумно благодаря мягким мокасинам.
Испуганный крик Джулианы эхом прокатился среди высоких гор. Она бросилась было бежать, но индеец настиг ее и с невероятной ловкостью подхватил на руки. Джулиана царапалась, вырывалась, но апачи нырнул с ней в густой кустарник, где его поджидала пегая лошадь. Перекинув девушку через седло, индеец вскочил на лошадь позади нее, и в следующее мгновение они понеслись быстрее ветра.
Из горла Джулианы вырвалось рыдание. Ею овладел ужас. В памяти мгновенно всплыли рассказы о зверствах индейцев. Куда он ее везет, спрашивала она себя, в стойбище? Он убьет ее сразу, на глазах у всего племени, или… или апачи по очереди будут пытать ее? Сердце Джулианы сжималось от страха.
Солнце уже превратилось в бронзовый пылающий диск на границе небосвода, а они все скакали и скакали. За всю дорогу индеец не издал ни звука, не произнес ни слова. Джулиана не могла определить, сколько времени прошло и в каком направлении они едут. Она подумала, что, возможно, больше никогда не увидит Коула, а если он и разыщет ее, то найдет лишь то, что останется от нее после расправы индейцев – мешок с костями.
Будет ли он оплакивать ее или просто вернется к своим делам, не испытывая ни капли сожаления?
Хижина – бревенчатая, большая по размеру, чем хижина Коула, но явно нуждающаяся в ремонте, – вынырнула будто из ниоткуда. Она прилепилась к одинокой остроконечной скале. Вокруг нее лес был вырублен футов на пятьдесят. Позади хижины тек ручей, вдоль которого росли сосны.
Джулиана посмотрела по сторонам. Вокруг на многие мили были только скалы, кусты да кактусы. Дикое, прекрасное, уединенное место.
Когда индеец снял ее с лошади, она попыталась бежать, но он крепко обхватил ее за талию. Страх, еще более сильный, чем прежде, обуял ее. Джулиана вновь закричала. Ее душераздирающий вопль прокатился между скал, ударился о склоны гор и затих в расщелинах, сквозь которые виднелись яркие головки полевых цветов.
Дверь хижины со стуком открылась, и на крыльцо высыпали мужчины.
– Серое Перо, какого черта…
– Господи, Уэйд, это она…
Усмехнувшись, индеец отпустил Джулиану. Она даже не оглянулась на него – ее взгляд был устремлен на двух мужчин, сбежавших с крыльца и остановившихся в десяти футах от нее, в то время как остальные ждали на крыльце. Они смотрели на нее широко открытыми глазами.
Уэйд. Томми. Возможно ли?
Джулиана с волнением переводила взгляд с одного на другого. У того, который повыше, были широкие плечи, каштановые волосы, зеленоватые глаза. На вид ему было лет двадцать пять. На его красивом лице с волевым подбородком застыло изумленное выражение. У второго были золотистые прямые волосы, падавшие на плечи. Длинноногий и мускулистый, он обладал великолепной фигурой. Ему очень шли тонкая синяя льняная рубашка, темные брюки и шелковый шейный платок. Но внимание Джулианы привлекли его глаза – ярко-голубые, лукавые. В них отражалась неподдельная радость, казалось, они излучают свет.
– Эй, Джулиана, проснись, это мы! Уэйд и Томми! Ты не узнала нас, малышка?
– Подожди, Томми. – Уэйд удержал брата, рванувшегося было к Джулиане.
Он что-то сказал одному из мужчин, стоявших на крыльце, и сделал шаг вперед. Было заметно, что он хромает.
– Джулиана. Уверен, ты потрясена. Наверное, Серое Перо до смерти напугал тебя. Мы искали тебя везде, и я могу сказать только одно: слава Богу, мы нашли тебя. – Поколебавшись, Уэйд продолжил; в мертвой тишине его голос звучал как раскаты грома: – Мы были… мы хотели… проклятие, так о многом надо сказать, но это потом. Главное, что ты цела и невредима. Невредима, понимаешь ли. Мы о тебе позаботимся. Мы твои братья, дорогая, и что бы ты ни слышала о нас, знай: не все из этого правда. Мы проехали всю Аризону, чтобы найти тебя. Ты… возможно, ты не захочешь иметь с нами ничего общего после всех этих историй, возможно, не простишь нас за то, что мы так долго не писали тебе, но… Мы не будем спешить, дадим тебе время снова привыкнуть к нам, попытаемся объяснить…
Джулиану переполняло безграничное ликование. Всхлипнув, она бросилась Уэйду на шею. Ошеломленный тем, что она безоговорочно и радостно приняла их такими, какие они есть, он крепко обнял ее.
– Йо-хо-хо! – Томми налетел на сестру, как молодой дикий кугуар. Он подхватил и закружил ее, изо всех сил прижав к груди. – Я же говорил Уэйду, что ты не ханжа, не изнеженная, высокомерная вертихвостка. Разве не так, Уэйд? Эх, малышка, а ты стала потрясающей красавицей! А где Киди? Неудивительно, что все это время он сох от любви!
Из хижины вышел высокий рыжеволосый мужчина, и Джулиана узнала в нем ковбоя, с которым познакомилась в «Двух дубах».
– Здравствуйте, мисс Джулиана. Рад снова видеть вас! – сказал он, сорвав с головы шляпу и улыбнувшись во весь рот.
– Джил! – Джулиана не сразу поверила своим глазам. – О Джил… – Она восторженно обняла его. – Не понимаю. Как вы оказались вместе с Уэйдом и Томми? Как… Ладно, это не важно! Главное, что мы наконец встретились. Просто не верится!
– Пойдем в дом, Джулиана. – Лицо Уэйда все еще сохраняло торжественное выражение, но его взгляд потеплел. – Скунс уже заканчивает готовить ужин, и мы все объясним тебе за столом. – Он взял ее за руку. – Уверен, у тебя прорва вопросов. Да и у нас тоже. К примеру, где тебя нашел Серое Перо, откуда у тебя эти синяки. – Он с нежностью прикоснулся к темным пятнам на ее лице. – Похоже, тебе пришлось несладко. Сначала ты отдохнешь, а потом мы поговорим. Самое главное, Джулиана, что отныне больше никто не причинит тебе вреда. Пока мы с Томми живы.
– О, Уэйд, – прошептала Джулиана, все еще не веря в то, что этот высокий, привлекательный мужчина с красивыми глазами – ее старший брат. Его ласкового прикосновения было достаточно, чтобы она разрыдалась. – Это действительно ты. – Она вытерла слезы и улыбнулась. Счастье переполняло ее. – И Томми. – Джулиана с жадностью вглядывалась в лица братьев. – Я боялась, что больше никогда не увижу вас!
Уэйд снова прижал ее к себе. От него приятно пахло кожей и пряностями. Он был таким надежным, таким реальным, и Джулиана вдруг почувствовала, что все ее тревоги растаяли. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза, наслаждаясь ощущением полной безопасности.
– Скунс! – внезапно закричал Томми. Джулиана открыла глаза и не смогла удержаться от смеха, когда Томми схватил за грудки маленького жилистого человечка, стоявшего ближе всех к двери, и затряс его, приподняв над полом. – Ты заснул?! А ну живо неси на стол самбуковое вино! У нас сегодня праздник. Приехала моя маленькая сестренка. Будь я проклят, если она не самая красивая девчушка на свете! Танцы! Вот что мы устроим! Джулиана, ты потанцуешь со мной? У Скунса есть скрипка, а Киди будет объявлять фигуры. Мы по бревнышкам разнесем эту старую лачугу!
Вбежав в хижину, он подхватил Джулиану на руки и кружился с ней до тех пор, пока она, плача и смеясь одновременно, не взмолилась о пощаде, а Уэйд не приказал ему остановиться. Он поставил Джулиану на пол, но она продолжала прижиматься к нему, с любовью глядя в его озорные глаза.
– Томми, – с нежностью проговорила она, запуская пальцы в его золотистые волосы, такие же мягкие и шелковистые, как ее, и такого же оттенка, – ты не изменился. – Ее голос дрогнул. – Хвала Господу, ты не изменился!
Глава 20
Вечером, за ужином, Джулиана познакомилась со всеми пятью – не считая Киди – членами банды братьев Монтгомери. А к ужину Скунс Мозес подал жареную оленину, картофельный суп, кукурузные хлебцы, с которых так и капало масло, подслащенные черной патокой бобы, самбуковое вино, очень сладкий кофе и мятные конфеты на десерт. Как она узнала, ее брат Томми был страшным сластеной и во всех городах, через которые они проезжали, фунтами скупал сладости.
До того как Джулиана переступила порог хижины на Жезловой горе – а именно так называлось это место, – она почти ничего не знала о своих братьях. Однако к концу этого шумного и веселого ужина ей открылось очень многое.
Наибольшее удивление у нее вызвал Уэйд. В их последнюю встречу она поняла, что этот самостоятельный, умный пятнадцатилетний мальчик превратится в привлекательного мужчину. Но кто мог предположить, что он станет таким сообразительным, находчивым, организованным и в то же время таким решительным, что будет вдохновителем всех подвигов бандитской шайки, за которой все эти годы тщетно охотилась полиция?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35