Подождав, пока командир обратит на него внимание, он почтительно сказал:
– Мы обыскали подвал и окрестности, сэр Люк.
– Ну, что же вы там нашли?
Капитан заколебался и метнул взгляд на Кору, прежде чем продолжать.
– В подвале мы нашли маленького мальчика, прятавшегося под грудой шкур. Мы допросили его, и он сказал, что восстание возглавляет дочь старого лорда, сэр. Ее зовут леди Кора.
Кора едва не рассмеялась, услышав, как он запинается, произнося ее имя на французский манер, сглаживая букву «р» вместо того, чтобы выделить ее. Сэр Люк не был так невежествен, и, внимательно посмотрев на нее, он повторил ее имя более правильно.
– Ах вот как, Кора. И ты поверил, что юная леди повела в битву мужчин? Это просто уловка, чтобы дать настоящему предводителю скрыться от нас. Постарайся, Реми, добиться правды от этих упрямых саксов.
Реми самодовольно усмехнулся.
– Я узнаю правду. Запугать саксов будет нетрудно, сэр… милорд, – поправился он, вспомнив, что отныне Люк становится владетельным лордом.
– Не торопись с этим новым титулом, Реми, мне трудно будет привыкнуть к нему, – сказал Люк. – К тому же, пока Вильгельм не утвердит его, я не могу считаться новым лордом Вулфриджа.
– Король сдержит свое слово, как вы сдержали свое, подавив мятеж и захватив этот замок. Все остальное – только формальность, – почтительно ответил Реми.
Кора, оцепенев, слушала разговор мужчин. Она не подавала виду, что понимает их язык, однако ей стоило огромных усилий сдержаться, услышав все это. Но что она могла возразить? Ведь большая часть Англии уже лежала, разграбленная и выжженная, под нормандским сапогом. Целые деревни вымерли от голода в ту первую зиму после нормандского нашествия. Даже монастыри лежали в руинах и были разграблены, а монахи перебиты. Теперь и Вулфриджу грозила та же участь, и не в ее силах было его спасти.
– Ты пойдешь добровольно или я велю своим людям тащить тебя силой? – неожиданно обратился к ней Люк.
Кора вздрогнула, оторвавшись от своих тягостных дум.
– Я кельтская принцесса. И не нуждаюсь в том, чтобы меня тащили на смерть, как вола для жертвоприношения.
Его губы скривились.
– Никто и не говорит о смерти. Пока.
Презирая себя за минутную слабость и подавив овладевший ею страх, Кора постаралась говорить спокойно и твердо.
– Я уже знакома с нормандским правосудием. И что же, к детям оно столь же сурово, как к женщинам?
– Если они того заслуживают, – ответил Люк. – Но если ты говоришь о том мальчугане, что прятался в погребе, то можешь не беспокоиться за него. С ним ничего не случится, пока он будет послушен. Можешь отнести это и к себе, красавица.
– Не надейся, что я поверю твоим словам. Я знаю твои намерения.
– Думаю, что не знаешь, – последовал краткий ответ, и, подняв меч, Люк указал в направлении замка: – Сакская знать должна идти впереди даже нормандского рыцаря. Так что прошу, принцесса.
Жаркий румянец залил щеки Коры. Этот рыцарь, похоже, насмехался над ней. Она подавила в себе желание бросить в ответ какую-нибудь колкость и, высоко держа голову, прошествовала мимо.
Все тело ее болело, истерзанное напряжением сегодняшней битвы, и Кора шла медленно. «Я не могу выказать слабость, – упрямо твердила она себе, – ни перед нормандцами, ни перед собственными людьми. Вульфрик, как тебя не хватает сейчас!.. Ты бы знал, как противостоять этим диким нормандцам. Ты бы сумел защитить от них нас».
Она споткнулась о камень и воспользовалась этим, чтобы стереть злые слезы с глаз. Что толку, ведь Вульфрик никогда уже не подаст ей совет. Он ушел навсегда. Все ушли… Если бы только отец послушал ее. Но он не сделал этого. Он сдержал свою клятву до конца и тем самым невольно погубил их всех.
Но она, Кора, осталась, и она дала свою собственную клятву…
Весь зал был усеян мертвыми телами и заполнен нормандскими солдатами, еще не остывшими от кровавой схватки. Кора постаралась взять себя в руки. Нельзя смотреть на родные лица, искаженные гримасой смерти, – врагам только на руку ее горе и отчаяние.
Однако осуществить это оказалось труднее, чем она думала. Прямо за порогом лежал, распростершись в кровавой луже, их старый слуга – его невидящие глаза были устремлены на высокий потолок, на почерневшие балки. Кора вздрогнула и отвела взгляд.
Шедший позади Люк слегка подтолкнул ее. – Иди к возвышению, девица. Встанешь рядом со мной.
Кора двинулась вперед. Та реплика, которая должна была прозвучать легко и насмешливо, вышла у нее злой и ядовитой.
– Я не думала, что ты так быстро влюбишься в меня, нормандец.
– На это и не надейся, моя милая.
– Это ты питаешь тщетные надежды, если думаешь удержать то, что добыл такой ценой. Справедливость восторжествует, и ты пожнешь плоды своих злодеяний, трусливый нормандец! Клянусь тебе в этом!
Люк грубо схватил ее за руку, чтобы прервать эту дерзкую речь.
– Замолчи! Я не намерен больше терпеть твои колкости, – сказал он и подтолкнул ее к возвышению, на котором когда-то восседал лорд Бэльфур.
Только тут, опустившись на край помоста, Кора поняла, до чего она ослабела физически и опустошена духовно.
Сидя на помосте, она безмолвно наблюдала, как нормандские солдаты выносят из зала тела убитых. Кора старалась не поддаться горю и отчаянию оттого, что все жертвы оказались напрасны. Вулфридж больше не принадлежит ей.
Опрокинутые столы и деревянные скамьи наконец были расставлены по местам, разорванные, забрызганные кровью гобелены сняты со стен, а пол чисто выметен от обломков мебели и посуды. Кора не проронила ни слова в знак протеста, когда у нее потребовали снять доспехи, а просто молча сняла и отдала их. Одетая только в короткую тунику, она сидела на голых досках и смотрела, как завоеватели хозяйничают в ее замке.
Один из солдат спросил, где можно найти солому или чистый тростник. Показав своему командиру на пол, он пробормотал по-французски:
– Эти дикие саксы даже не понимают, что лучше застелить пол соломой.
Услышав это, Кора лишь презрительно усмехнулась про себя. Солома! Это в парадном-то зале, на этих полах со старинной мозаикой изумительной красоты! Осел, он сам был подлинным варваром, чтобы понимать красоту этих созданных столетия тому назад вещей. Все нормандцы такие же варвары.
Однако Люк удивил ее.
– Нет, Ален, не нужно застилать эти полы, – сказал он. – Не стоит прятать такую красоту под соломой.
– Как же без соломы? – запротестовал было Ален, но тут же замолчал и с готовностью наклонил голову. – Как пожелаете, сэр… милорд.
Он бросил быстрый, испытующий взгляд на Кору, и взгляд этот заставил ее поежиться. Лицо его могло бы показаться даже красивым, если бы не эти полуприкрытые веками карие глаза, в которых проскальзывало что-то змеиное. Но улыбка у него была широкая, а обхождение мягкое.
– Так, значит, мы ничем не будем застилать эти полы? – переспросил он с ноткой сомнения.
– Да. – Люк нетерпеливо махнул рукой, словно показывая, что такие мелочи его не касаются. – И скажи Реми, чтобы он расставил часовых. Кстати, ему еще придется объяснить, почему, вопреки моему приказанию, в замке были перебиты безоружные слуги. Но это потом. А сейчас иди.
– Слушаюсь, милорд. – Ален повернулся, собираясь уйти, но Кора все же успела заметить недовольное выражение его глаз.
«Неужели среди самих нормандцев есть разногласия?» – подумала Кора. Хорошо, что она сумела скрыть, что понимает их язык: это может помочь ей вырваться на свободу. Она по-прежнему сидела, сцепив пальцы так, что суставы побелели, и молча смотрела, как ее дом превращается в жилище нормандцев.
Подняв голову, девушка увидела Хардреда, одного из отцовских слуг, которого уже заставили служить захватчикам. Хотя она никогда не любила его, ей все же стало жаль этого человека, сделавшегося теперь рабом прихотей победителей. Но ведь и она сама…
Кора содрогнулась и зябко передернула плечами. Заметив это, Люк наклонился к ней и сказал, что скоро разведут огонь и они смогут обогреться. Его горячее дыхание обожгло ее щеку, и она отпрянула, хотя голос нормандца звучал вполне дружелюбно. Неужели он думает, что несколько добрых слов могут загладить все злодеяния этого дня? Нет, это невозможно!
Заметив, как Кора отшатнулась от него, Люк тихо рассмеялся:
– А ты упряма и горда, как все саксы, и тебя придется приручить, как певчую птицу. Крылья у тебя уже подрезаны, а со временем научишься и петь. Скоро я отправлю всех вас, мятежников, к Вильгельму в оковах. Вот тогда ты запоешь.
В оковах?.. Кора напряглась, услышав это сорвавшееся у него слово, которое зловещим эхом отдалось в ее душе. Ее повезут в цепях! Острая ненависть к нормандцам вновь пронизала ее. Они думали ее унизить? Но она не позволит им этого. Она будет бороться. Она скорее умрет, чем предстанет перед их королем отягченная цепями и позором.
А разве уже сейчас она не была выставлена на позор, когда сидела у ног врага в своем собственном доме? В том самом зале, где она играла еще ребенком под любящими взглядами родителей?
«Но нет, я сбегу, – мысленно поклялась она себе, так крепко сжав кулаки, что руки заболели, – вырвусь и скроюсь в лесу, окружающем Вулфридж, при первой же возможности. А там заберу свою волчицу и покину с ней эту землю. Вулфридж мне больше не принадлежит. Скоро его заполонит орда нормандцев, и он станет совсем чужим».
Все, что она сделала, было неправильно, за исключением одного – Кора вовремя отослала Шебу в лес ради ее безопасности. Но скоро небезопасно для нее станет и в лесной глуши – ведь там тоже будут рыскать нормандцы. Они безжалостно истребляют все на своем пути, не только людей, но и вообще все живое. Они не пощадили даже старых безоружных слуг, а уж тем более тех, кто вступил с ними в схватку с мечом в руках. И если она она не сбежит, тоже погибнет.
Но ни словом, ни жестом Кора не выдала смятения, владевшего ею, хотя оно терзало ее, в то время как она молча сидела у ног победителя. Не выдала она своего потрясения и тогда, когда в зал были приведены сакские пленные и брошены в цепях перед сэром Люком. Окровавленные и беспомощные, они должны были поклясться в верности ему как сеньору и его королю Вильгельму или же умереть.
– Но знайте, – предупредил Люк, – если вы нарушите клятву, то будете отвечать за последствия. Я не терплю предательства и больше уважаю человека за отказ, чем за фальшивые уверения в его преданности.
В зале наступила зловещая тишина, полная дурного предзнаменования. Кора затаила дыхание, мысленно умоляя своих вассалов не склоняться перед этим нормандским захватчиком.
Но ее ждало разочарование. Один за другим пленники преклонили колени перед сэром Люком и поклялись в верности ему, а также его королю Вильгельму. Ни один не воспротивился. Даже Кервин, седой капитан, которым так дорожил ее отец.
– Вы приняли мудрое решение сегодня, – сказал Люк угрюмо столпившимся перед ним саксам. – Мне нужны добрые воины в моей дружине, и увидите, я справедливо награждаю за верность и преданность. А теперь идите, и пусть с вас снимут цепи и подстригут по нормандскому обычаю, чтобы все видели, кому вы теперь служите.
Кора закрыла глаза, чтобы не видеть этого позора. Да, надеяться больше не на что. Все для нее было кончено.
Эта боль еще долго не покидала ее, после того, как пленников увели. Они вернутся домой, к своим семьям, в то время как сама Кора останется в одиночестве, лицом к лицу со своей судьбой. Но разве она не знала об этом с самого начала? Да, знала, когда взяла бразды правления в свои руки и убедила воинов покойного Бэльфура последовать за ней, его дочерью. Ведь она рисковала больше, чем они, в случае поражения.
Некоторое время спустя на помосте был накрыт стол, уставленный блюдами с мясом, хлебом и сыром, между которыми стояли большие кувшины с элем и вином. Кора не притронулась к еде, которую положили на подносе перед ней, а лишь с презрением взглянула на Люка, когда он предложил ей поесть. Но он и не настаивал.
– Упрямая саксонка. Умирай в таком случае с голода, если это тебе больше нравится.
Он слегка улыбнулся при этом, и лицо его сразу помолодело. Его темные волосы были длиннее, чем у большинства нормандцев, спутанными прядями они спадали на уши, почти касаясь могучих плеч. Широкие темные брови парили над живыми черными глазами, словно два соколиных крыла, а щеки и челюсть были покрыты темной щетиной. Несмотря на тонкий шрам возле левой брови и еще один на щеке, он был красивым мужчиной. Но все же он был нормандец, а значит, враг – и это делало его отвратительным в ее глазах.
Ее презрительные взгляды не производили на Люка особого впечатления. Наоборот, они, казалось, забавляли его, и он нарочно поддразнивал ее всякими колкими замечаниями, с которыми обращался к капитану Реми по-английски, чтобы быть уверенным, что и она поняла их. Но Кора разгадала его уловки и старалась усилием воли сдерживать себя.
Факелы догорали, искры сыпались на мозаичный пол в зале, где нормандцы ели и пили, празднуя свою победу над саксами, которые должны были теперь прислуживать им. Большинство тех, кому досталась эта роль, были молоды и неопытны; они выглядели особенно жалко, когда, неуклюже кланяясь и спотыкаясь, пытались услужить победителям. Едкий дым от горящего дерева заполнял зал, от него першило в горле. Запах подгорелого мяса смешивался с запахом крепкого эля и вонью потных, давно не мытых тел.
Те столы, что остались целыми, были расставлены по всей длине зала, а деревянные скамьи – частично заменены длинными дубовыми досками. Нормандцы, заполнившие зал, кричали, хохотали, бахвалились и наперебой рассказывали о своих подвигах, так что Коре хотелось заткнуть уши руками. Но лишь полнейшая невозмутимость была ее единственным оружием, которым она могла еще уязвить того, кто был их предводителем. Она не хотела доставить ему удовольствие, показав, как ранит ее все происходящее, и потому сидела неподвижно, с гордо поднятой головой.
Однако от изнеможения у нее так кружилась голова, что Кора была временами на грани обморока. Больше всего ей хотелось лечь и забыться сном, но ее страшила приближающаяся ночь. Она уже видела, как несколько прислуживающих на пиру женщин исчезли из зала, увлекаемые солдатами, и могла себе представить, что ждало их в руках этих грубых вояк. Та же судьба ждала и ее, в этом она была почти уверена. Время от времени Люк касался ее, то играя ее волосами, то словно бы случайно поглаживая пальцами щеку, точно она уже принадлежала ему. Пугающие и в то же время возбуждающие, эти ласки были неприятны ей, но что она могла поделать?
Наконец Люк поднялся на ноги, по-хозяйски держа руку у нее на плече, и потянул Кору за собой.
– Пошли, красавица… Пора отдохнуть перед завтрашним походом. Покажи-ка мне дорогу в спальню.
Упрямство и страх заставили ее остаться на месте, а напряжение, которое она испытывала при этом, сделало острым ее язык.
– Собакам положено спать у порога. Поищи себе ночлег там.
– А ты разве не собираешься присоединиться ко мне? – Тон его был мягким, но пальцы до боли сжали ее плечо. – И придержи свой дерзкий язычок. Не ты распоряжаешься теперь в Вулфридже. И если не хочешь сама спать на голых камнях, то покажи мне мягкую постель вместо порога.
Ей удалось пожать плечами, но это не ослабило его хватку.
– Я пока еще у себя дома и предпочитаю свою собственную комнату.
– Глупая маленькая язычница. Не испытывай моего терпения – оно почти иссякло. Я не намерен долго препираться здесь с тобой. Относительно тебя у меня более приятные планы на сегодняшний вечер.
Кора оцепенела. Эти слова громко разнеслись по залу, вызвав на лицах победителей самодовольные ухмылки. Капитан Реми с улыбкой поднял кубок, желая успеха своему командиру.
Бессильная ярость охватила Кору, но ей удалось сдержать себя, когда грациозным движением она поднялась из-за стола. Нет, пусть и не надеется, она не даст запугать себя на потеху этому нормандскому сброду.
Кора отбросила назад упавшую на лицо прядь волос и, встретив взгляд его черных глаз, нарочно повысила голос, чтобы слышали все, находящиеся в зале:
– Да, ты завоевал этот замок, нормандец, но еще не завоевал меня. А что касается «приятных занятий», то я не потерплю прикосновений какого-то нормандского ублюдка.
Она хотела его оскорбить и добилась своего: глаза его вспыхнули яростью. Капитан Реми выругался и со стуком опустил кубок на стол. Среди остальных нормандцев пронесся легкий гул, затем в зале повисло гнетущее молчание.
В этой неожиданно наступившей тишине Коре было слышно лишь шипение факелов, да тяжелые удары сердца болезненно отдавались в ее ушах.
Глаза Люка горели жарким пламенем, брови насупились, как у нацелившегося на свою жертву ястреба, резкие складки появились в углах рта. Он вдруг наклонился и, схватив ее, легко, словно маленькую девочку, поднял над собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Мы обыскали подвал и окрестности, сэр Люк.
– Ну, что же вы там нашли?
Капитан заколебался и метнул взгляд на Кору, прежде чем продолжать.
– В подвале мы нашли маленького мальчика, прятавшегося под грудой шкур. Мы допросили его, и он сказал, что восстание возглавляет дочь старого лорда, сэр. Ее зовут леди Кора.
Кора едва не рассмеялась, услышав, как он запинается, произнося ее имя на французский манер, сглаживая букву «р» вместо того, чтобы выделить ее. Сэр Люк не был так невежествен, и, внимательно посмотрев на нее, он повторил ее имя более правильно.
– Ах вот как, Кора. И ты поверил, что юная леди повела в битву мужчин? Это просто уловка, чтобы дать настоящему предводителю скрыться от нас. Постарайся, Реми, добиться правды от этих упрямых саксов.
Реми самодовольно усмехнулся.
– Я узнаю правду. Запугать саксов будет нетрудно, сэр… милорд, – поправился он, вспомнив, что отныне Люк становится владетельным лордом.
– Не торопись с этим новым титулом, Реми, мне трудно будет привыкнуть к нему, – сказал Люк. – К тому же, пока Вильгельм не утвердит его, я не могу считаться новым лордом Вулфриджа.
– Король сдержит свое слово, как вы сдержали свое, подавив мятеж и захватив этот замок. Все остальное – только формальность, – почтительно ответил Реми.
Кора, оцепенев, слушала разговор мужчин. Она не подавала виду, что понимает их язык, однако ей стоило огромных усилий сдержаться, услышав все это. Но что она могла возразить? Ведь большая часть Англии уже лежала, разграбленная и выжженная, под нормандским сапогом. Целые деревни вымерли от голода в ту первую зиму после нормандского нашествия. Даже монастыри лежали в руинах и были разграблены, а монахи перебиты. Теперь и Вулфриджу грозила та же участь, и не в ее силах было его спасти.
– Ты пойдешь добровольно или я велю своим людям тащить тебя силой? – неожиданно обратился к ней Люк.
Кора вздрогнула, оторвавшись от своих тягостных дум.
– Я кельтская принцесса. И не нуждаюсь в том, чтобы меня тащили на смерть, как вола для жертвоприношения.
Его губы скривились.
– Никто и не говорит о смерти. Пока.
Презирая себя за минутную слабость и подавив овладевший ею страх, Кора постаралась говорить спокойно и твердо.
– Я уже знакома с нормандским правосудием. И что же, к детям оно столь же сурово, как к женщинам?
– Если они того заслуживают, – ответил Люк. – Но если ты говоришь о том мальчугане, что прятался в погребе, то можешь не беспокоиться за него. С ним ничего не случится, пока он будет послушен. Можешь отнести это и к себе, красавица.
– Не надейся, что я поверю твоим словам. Я знаю твои намерения.
– Думаю, что не знаешь, – последовал краткий ответ, и, подняв меч, Люк указал в направлении замка: – Сакская знать должна идти впереди даже нормандского рыцаря. Так что прошу, принцесса.
Жаркий румянец залил щеки Коры. Этот рыцарь, похоже, насмехался над ней. Она подавила в себе желание бросить в ответ какую-нибудь колкость и, высоко держа голову, прошествовала мимо.
Все тело ее болело, истерзанное напряжением сегодняшней битвы, и Кора шла медленно. «Я не могу выказать слабость, – упрямо твердила она себе, – ни перед нормандцами, ни перед собственными людьми. Вульфрик, как тебя не хватает сейчас!.. Ты бы знал, как противостоять этим диким нормандцам. Ты бы сумел защитить от них нас».
Она споткнулась о камень и воспользовалась этим, чтобы стереть злые слезы с глаз. Что толку, ведь Вульфрик никогда уже не подаст ей совет. Он ушел навсегда. Все ушли… Если бы только отец послушал ее. Но он не сделал этого. Он сдержал свою клятву до конца и тем самым невольно погубил их всех.
Но она, Кора, осталась, и она дала свою собственную клятву…
Весь зал был усеян мертвыми телами и заполнен нормандскими солдатами, еще не остывшими от кровавой схватки. Кора постаралась взять себя в руки. Нельзя смотреть на родные лица, искаженные гримасой смерти, – врагам только на руку ее горе и отчаяние.
Однако осуществить это оказалось труднее, чем она думала. Прямо за порогом лежал, распростершись в кровавой луже, их старый слуга – его невидящие глаза были устремлены на высокий потолок, на почерневшие балки. Кора вздрогнула и отвела взгляд.
Шедший позади Люк слегка подтолкнул ее. – Иди к возвышению, девица. Встанешь рядом со мной.
Кора двинулась вперед. Та реплика, которая должна была прозвучать легко и насмешливо, вышла у нее злой и ядовитой.
– Я не думала, что ты так быстро влюбишься в меня, нормандец.
– На это и не надейся, моя милая.
– Это ты питаешь тщетные надежды, если думаешь удержать то, что добыл такой ценой. Справедливость восторжествует, и ты пожнешь плоды своих злодеяний, трусливый нормандец! Клянусь тебе в этом!
Люк грубо схватил ее за руку, чтобы прервать эту дерзкую речь.
– Замолчи! Я не намерен больше терпеть твои колкости, – сказал он и подтолкнул ее к возвышению, на котором когда-то восседал лорд Бэльфур.
Только тут, опустившись на край помоста, Кора поняла, до чего она ослабела физически и опустошена духовно.
Сидя на помосте, она безмолвно наблюдала, как нормандские солдаты выносят из зала тела убитых. Кора старалась не поддаться горю и отчаянию оттого, что все жертвы оказались напрасны. Вулфридж больше не принадлежит ей.
Опрокинутые столы и деревянные скамьи наконец были расставлены по местам, разорванные, забрызганные кровью гобелены сняты со стен, а пол чисто выметен от обломков мебели и посуды. Кора не проронила ни слова в знак протеста, когда у нее потребовали снять доспехи, а просто молча сняла и отдала их. Одетая только в короткую тунику, она сидела на голых досках и смотрела, как завоеватели хозяйничают в ее замке.
Один из солдат спросил, где можно найти солому или чистый тростник. Показав своему командиру на пол, он пробормотал по-французски:
– Эти дикие саксы даже не понимают, что лучше застелить пол соломой.
Услышав это, Кора лишь презрительно усмехнулась про себя. Солома! Это в парадном-то зале, на этих полах со старинной мозаикой изумительной красоты! Осел, он сам был подлинным варваром, чтобы понимать красоту этих созданных столетия тому назад вещей. Все нормандцы такие же варвары.
Однако Люк удивил ее.
– Нет, Ален, не нужно застилать эти полы, – сказал он. – Не стоит прятать такую красоту под соломой.
– Как же без соломы? – запротестовал было Ален, но тут же замолчал и с готовностью наклонил голову. – Как пожелаете, сэр… милорд.
Он бросил быстрый, испытующий взгляд на Кору, и взгляд этот заставил ее поежиться. Лицо его могло бы показаться даже красивым, если бы не эти полуприкрытые веками карие глаза, в которых проскальзывало что-то змеиное. Но улыбка у него была широкая, а обхождение мягкое.
– Так, значит, мы ничем не будем застилать эти полы? – переспросил он с ноткой сомнения.
– Да. – Люк нетерпеливо махнул рукой, словно показывая, что такие мелочи его не касаются. – И скажи Реми, чтобы он расставил часовых. Кстати, ему еще придется объяснить, почему, вопреки моему приказанию, в замке были перебиты безоружные слуги. Но это потом. А сейчас иди.
– Слушаюсь, милорд. – Ален повернулся, собираясь уйти, но Кора все же успела заметить недовольное выражение его глаз.
«Неужели среди самих нормандцев есть разногласия?» – подумала Кора. Хорошо, что она сумела скрыть, что понимает их язык: это может помочь ей вырваться на свободу. Она по-прежнему сидела, сцепив пальцы так, что суставы побелели, и молча смотрела, как ее дом превращается в жилище нормандцев.
Подняв голову, девушка увидела Хардреда, одного из отцовских слуг, которого уже заставили служить захватчикам. Хотя она никогда не любила его, ей все же стало жаль этого человека, сделавшегося теперь рабом прихотей победителей. Но ведь и она сама…
Кора содрогнулась и зябко передернула плечами. Заметив это, Люк наклонился к ней и сказал, что скоро разведут огонь и они смогут обогреться. Его горячее дыхание обожгло ее щеку, и она отпрянула, хотя голос нормандца звучал вполне дружелюбно. Неужели он думает, что несколько добрых слов могут загладить все злодеяния этого дня? Нет, это невозможно!
Заметив, как Кора отшатнулась от него, Люк тихо рассмеялся:
– А ты упряма и горда, как все саксы, и тебя придется приручить, как певчую птицу. Крылья у тебя уже подрезаны, а со временем научишься и петь. Скоро я отправлю всех вас, мятежников, к Вильгельму в оковах. Вот тогда ты запоешь.
В оковах?.. Кора напряглась, услышав это сорвавшееся у него слово, которое зловещим эхом отдалось в ее душе. Ее повезут в цепях! Острая ненависть к нормандцам вновь пронизала ее. Они думали ее унизить? Но она не позволит им этого. Она будет бороться. Она скорее умрет, чем предстанет перед их королем отягченная цепями и позором.
А разве уже сейчас она не была выставлена на позор, когда сидела у ног врага в своем собственном доме? В том самом зале, где она играла еще ребенком под любящими взглядами родителей?
«Но нет, я сбегу, – мысленно поклялась она себе, так крепко сжав кулаки, что руки заболели, – вырвусь и скроюсь в лесу, окружающем Вулфридж, при первой же возможности. А там заберу свою волчицу и покину с ней эту землю. Вулфридж мне больше не принадлежит. Скоро его заполонит орда нормандцев, и он станет совсем чужим».
Все, что она сделала, было неправильно, за исключением одного – Кора вовремя отослала Шебу в лес ради ее безопасности. Но скоро небезопасно для нее станет и в лесной глуши – ведь там тоже будут рыскать нормандцы. Они безжалостно истребляют все на своем пути, не только людей, но и вообще все живое. Они не пощадили даже старых безоружных слуг, а уж тем более тех, кто вступил с ними в схватку с мечом в руках. И если она она не сбежит, тоже погибнет.
Но ни словом, ни жестом Кора не выдала смятения, владевшего ею, хотя оно терзало ее, в то время как она молча сидела у ног победителя. Не выдала она своего потрясения и тогда, когда в зал были приведены сакские пленные и брошены в цепях перед сэром Люком. Окровавленные и беспомощные, они должны были поклясться в верности ему как сеньору и его королю Вильгельму или же умереть.
– Но знайте, – предупредил Люк, – если вы нарушите клятву, то будете отвечать за последствия. Я не терплю предательства и больше уважаю человека за отказ, чем за фальшивые уверения в его преданности.
В зале наступила зловещая тишина, полная дурного предзнаменования. Кора затаила дыхание, мысленно умоляя своих вассалов не склоняться перед этим нормандским захватчиком.
Но ее ждало разочарование. Один за другим пленники преклонили колени перед сэром Люком и поклялись в верности ему, а также его королю Вильгельму. Ни один не воспротивился. Даже Кервин, седой капитан, которым так дорожил ее отец.
– Вы приняли мудрое решение сегодня, – сказал Люк угрюмо столпившимся перед ним саксам. – Мне нужны добрые воины в моей дружине, и увидите, я справедливо награждаю за верность и преданность. А теперь идите, и пусть с вас снимут цепи и подстригут по нормандскому обычаю, чтобы все видели, кому вы теперь служите.
Кора закрыла глаза, чтобы не видеть этого позора. Да, надеяться больше не на что. Все для нее было кончено.
Эта боль еще долго не покидала ее, после того, как пленников увели. Они вернутся домой, к своим семьям, в то время как сама Кора останется в одиночестве, лицом к лицу со своей судьбой. Но разве она не знала об этом с самого начала? Да, знала, когда взяла бразды правления в свои руки и убедила воинов покойного Бэльфура последовать за ней, его дочерью. Ведь она рисковала больше, чем они, в случае поражения.
Некоторое время спустя на помосте был накрыт стол, уставленный блюдами с мясом, хлебом и сыром, между которыми стояли большие кувшины с элем и вином. Кора не притронулась к еде, которую положили на подносе перед ней, а лишь с презрением взглянула на Люка, когда он предложил ей поесть. Но он и не настаивал.
– Упрямая саксонка. Умирай в таком случае с голода, если это тебе больше нравится.
Он слегка улыбнулся при этом, и лицо его сразу помолодело. Его темные волосы были длиннее, чем у большинства нормандцев, спутанными прядями они спадали на уши, почти касаясь могучих плеч. Широкие темные брови парили над живыми черными глазами, словно два соколиных крыла, а щеки и челюсть были покрыты темной щетиной. Несмотря на тонкий шрам возле левой брови и еще один на щеке, он был красивым мужчиной. Но все же он был нормандец, а значит, враг – и это делало его отвратительным в ее глазах.
Ее презрительные взгляды не производили на Люка особого впечатления. Наоборот, они, казалось, забавляли его, и он нарочно поддразнивал ее всякими колкими замечаниями, с которыми обращался к капитану Реми по-английски, чтобы быть уверенным, что и она поняла их. Но Кора разгадала его уловки и старалась усилием воли сдерживать себя.
Факелы догорали, искры сыпались на мозаичный пол в зале, где нормандцы ели и пили, празднуя свою победу над саксами, которые должны были теперь прислуживать им. Большинство тех, кому досталась эта роль, были молоды и неопытны; они выглядели особенно жалко, когда, неуклюже кланяясь и спотыкаясь, пытались услужить победителям. Едкий дым от горящего дерева заполнял зал, от него першило в горле. Запах подгорелого мяса смешивался с запахом крепкого эля и вонью потных, давно не мытых тел.
Те столы, что остались целыми, были расставлены по всей длине зала, а деревянные скамьи – частично заменены длинными дубовыми досками. Нормандцы, заполнившие зал, кричали, хохотали, бахвалились и наперебой рассказывали о своих подвигах, так что Коре хотелось заткнуть уши руками. Но лишь полнейшая невозмутимость была ее единственным оружием, которым она могла еще уязвить того, кто был их предводителем. Она не хотела доставить ему удовольствие, показав, как ранит ее все происходящее, и потому сидела неподвижно, с гордо поднятой головой.
Однако от изнеможения у нее так кружилась голова, что Кора была временами на грани обморока. Больше всего ей хотелось лечь и забыться сном, но ее страшила приближающаяся ночь. Она уже видела, как несколько прислуживающих на пиру женщин исчезли из зала, увлекаемые солдатами, и могла себе представить, что ждало их в руках этих грубых вояк. Та же судьба ждала и ее, в этом она была почти уверена. Время от времени Люк касался ее, то играя ее волосами, то словно бы случайно поглаживая пальцами щеку, точно она уже принадлежала ему. Пугающие и в то же время возбуждающие, эти ласки были неприятны ей, но что она могла поделать?
Наконец Люк поднялся на ноги, по-хозяйски держа руку у нее на плече, и потянул Кору за собой.
– Пошли, красавица… Пора отдохнуть перед завтрашним походом. Покажи-ка мне дорогу в спальню.
Упрямство и страх заставили ее остаться на месте, а напряжение, которое она испытывала при этом, сделало острым ее язык.
– Собакам положено спать у порога. Поищи себе ночлег там.
– А ты разве не собираешься присоединиться ко мне? – Тон его был мягким, но пальцы до боли сжали ее плечо. – И придержи свой дерзкий язычок. Не ты распоряжаешься теперь в Вулфридже. И если не хочешь сама спать на голых камнях, то покажи мне мягкую постель вместо порога.
Ей удалось пожать плечами, но это не ослабило его хватку.
– Я пока еще у себя дома и предпочитаю свою собственную комнату.
– Глупая маленькая язычница. Не испытывай моего терпения – оно почти иссякло. Я не намерен долго препираться здесь с тобой. Относительно тебя у меня более приятные планы на сегодняшний вечер.
Кора оцепенела. Эти слова громко разнеслись по залу, вызвав на лицах победителей самодовольные ухмылки. Капитан Реми с улыбкой поднял кубок, желая успеха своему командиру.
Бессильная ярость охватила Кору, но ей удалось сдержать себя, когда грациозным движением она поднялась из-за стола. Нет, пусть и не надеется, она не даст запугать себя на потеху этому нормандскому сброду.
Кора отбросила назад упавшую на лицо прядь волос и, встретив взгляд его черных глаз, нарочно повысила голос, чтобы слышали все, находящиеся в зале:
– Да, ты завоевал этот замок, нормандец, но еще не завоевал меня. А что касается «приятных занятий», то я не потерплю прикосновений какого-то нормандского ублюдка.
Она хотела его оскорбить и добилась своего: глаза его вспыхнули яростью. Капитан Реми выругался и со стуком опустил кубок на стол. Среди остальных нормандцев пронесся легкий гул, затем в зале повисло гнетущее молчание.
В этой неожиданно наступившей тишине Коре было слышно лишь шипение факелов, да тяжелые удары сердца болезненно отдавались в ее ушах.
Глаза Люка горели жарким пламенем, брови насупились, как у нацелившегося на свою жертву ястреба, резкие складки появились в углах рта. Он вдруг наклонился и, схватив ее, легко, словно маленькую девочку, поднял над собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35