Только ночь освобождала Аннелизу от никогда не прекращающегося контроля Хильды.Наедине с собой, лежа в темноте, в отсутствие мужа, по-прежнему не проявлявшего к ней интереса, она позволяла себе предаваться мыслям о Майкле Роуленде. Удалось ли ему спастись? Аннелиза строила по этому поводу самые разнообразные предположения. Трудно было сказать, чего она хотела больше: никогда ничего не знать о нем или услышать, что побег удался. В последнем случае Майкл уже должен был находиться на пути в свою любимую Виргинию, где его ждала новая жизнь, в которой для нее никогда не найдется места.Аннелиза часто задавалась вопросом: думает ли Майкл о ней хотя бы иногда? Посещают ли его по ночам воспоминания, такие же яркие, как у нее, когда все тело заново переживает каждое прикосновение, каждую ласку, каждый вздох?Она страстно желала, чтобы у нее был ребенок, не только потому, что беременность избавляла ее от возвращения Питера к ней в постель. Ребенок мог быть зачат, когда ее тело было живым и гостеприимным для Майкла, а его объятия заставляли петь и ликовать ее сердце. Удивительно, что ее память сумела сохранить самые волнующие минуты, проведенные с ним, все до единой. До сих пор она чувствовала себя принадлежащей ему, ему одному, будто близости с Питером вовсе никогда не существовало и в ту кошмарную брачную ночь между ними ничего не произошло.И все же вряд ли Питер покинул ее постель, не доведя до конца супружеского ритуала, – иначе зачем ему распинаться насчет потери контроля. Без этого он просто не стал бы продолжать холостяцкое воздержание и дожидаться очевидных результатов соития, не оставившего у нее никаких осязаемых ощущений. В отсутствие физических доказательств она была вынуждена напрягать ум в поисках других подсказок, припоминая все слова, сказанные тогда мужем. «…Ты открыла мне все самое сокровенное, Аннелиза», – безусловно, такую фразу мог позволить себе человек, беспрепятственно попользовавшийся женским телом. Но то же самое вполне мог произнести и мужчина, наслушавшийся болтовни своей захмелевшей новобрачной. Не с ее ли слов он составил впечатление о том «самом сокровенном»? Не она ли невпопад бормотала о веселых днях с «энергичным» любовником в преддверии торжественного обета? Питер с повышенным вниманием следил за всем, что она говорила в первую брачную ночь, и очень искусно истолковывал даже самые обтекаемые высказывания. Теперь, когда они беседовали за столом, он всякий раз полностью перехватывал инициативу, не давая ей сказать ни слова, словно уже не надеялся больше услышать от нее ничего интересного.Правда, из этого правила было одно исключение. Как-то в начале недели Аннелиза, как обычно, завтракала вместе с мужем и неожиданно сказала что-то, что его развеселило. Он вдруг захихикал и бросил на нее быстрый взгляд. Солнце било ему в глаза, и было ясно, что он не мог видеть ничего, кроме нее. В этот момент Питер смотрел на нее с неподдельным удивлением, как смотрят после дегустации незнакомого блюда, которое неожиданно пришлось по вкусу.Начиная с того утра Аннелиза ловила на себе взгляд мужа намного чаще, чем раньше. При этом он выглядел таким изумленным и… голодным, что она невольно задумывалась над причиной происшедшей перемены. Однако это не настолько беспокоило ее, чтобы задавать ему вопросы.Для человека своего положения Питер работал очень много. Вероятно, этим он был обязан своей необычайно хорошей физической форме. Аннелизе казалось, что его настроение улучшается, когда он рассказывает о плантациях, поэтому она проявляла неослабный интерес ко всему, что касалось деловой стороны его жизни.Всю последнюю неделю Аннелиза замечала, что Питер уходил из дома несколько позже, а возвращался к обеду раньше, чем обычно. Наверное, ей следовало поблагодарить судьбу за то, что он изменил расписание, потому что теперь у нее оставалось гораздо меньше времени для пустых мечтаний в одиночестве; но она все никак не могла заставить себя переменить свое отношение к мужу. Когда Питер усаживался неподалеку и начинал разглядывать ее, ей не становилось от этого уютнее. В этих случаях она ощущала свое одиночество даже больше, чем когда оставалась предоставленной самой себе и мечтала о Майкле.Матери Аннелиза писала каждый день. Ее послания напоминали короткие заметки; в них она рассказывала о своем новом доме, о плантации, о здешней погоде. Стараясь, чтобы ее письма выглядели веселыми, она тщательно выбирала выражения: острая потребность поделиться своими сомнениями, своей сердечной болью умерялась конкретными обстоятельствами. Составляя осторожные фразы, Аннелиза испытывала безумную тоску по матери; ей так мучительно недоставало компании Бритты с ее выстраданной мудростью, что порой казалось: она просто не выдержит ожидания длиной в восемнадцать месяцев, необходимых для получения ответа.– Чем же она занималась весь день? – не выдержав, спросила однажды Аннелиза у Тали.– Кто занимался, госпожа?– Хильда. Ваша первая хозяйка. Не могла же она все двадцать лет потратить на организацию хозяйства и разработку меню.– А-а, – протянула Тали, явно довольная тем, что наконец поняла вопрос. – Она шила.– Шила? – Ответ не слишком удивил Аннелизу. Хотя шитье никогда не принадлежало к числу ее любимых занятий, она подумала, что, наверное, таким образом и в самом деле можно было убить время. – Но Питер говорил, что у нас есть целая команда служанок для штопки, починки и прочего рукоделия.– Прежняя хозяйка не просто шила. Она занималась немецким шитьем.– Немецким шитьем? А что это такое?– Я сейчас покажу вам, только возьму ключ у Мару.Сначала Мару заупрямилась, но Аннелиза быстро объяснила ей, кто теперь является истинной хозяйкой в этом доме, и Мару нехотя повела их с Тали через полутемный коридор вниз к таинственной двери, которая до этих пор всегда оставалась запертой.Приоткрыв дверь, Мару с хмурым видом отошла назад. Аннелиза не сразу поняла, отчего это горничная так разволновалась. По сравнению с другими помещениями комната была небольшой, не более двенадцати квадратных футов; стены ее от пола до потолка были заставлены полками, на которых стопками лежала аккуратно сложенная материя.Очевидно, изначально ткань была белой, однако за те долгие годы, что она находилась в этих стенах, цвет ее изменился, и стопки, расположенные ближе всего к двери, приобрели насыщенный желтый оттенок. По всему было видно, что с тех пор как их сложили и оставили здесь, они так и лежали нетронутыми. Только в самых удаленных углах ткань казалась белой как облака.– Вот, – Тали жестом показала на штабеля, – это все вышивала госпожа Хильда.Аннелиза вынула пожелтевший кусок ткани из нижней стопки, встряхнув за край, распустила его в длину… и вдруг ее глазам предстал каскад ярких красок, словно Хильда Хотендорф при помощи иглы и шелковой нити собрала на этой скатерти целый букет полевых цветов.– Как красиво, – восторженно прошептала Аннелиза. – Никогда не видела такой искусной вышивки.Она вдруг подумала о многочисленных портретах Хильды и удивилась, почему Питер не вставил в рамку ни одного из этих изумительных образчиков ручной работы, чтобы они напоминали ему о мастерстве любимой жены.– Не понимаю, – сказала она, – почему бы Питеру не украсить этим прекрасным шитьем весь дом?– О, тут всего так много. – Мару выразительно повела плечом в сторону полок. – Лучше нам поскорее закрыть эту комнату, госпожа.– Сейчас, сейчас. – Аннелиза прошла дальше. Беглый осмотр полок подтвердил, что девушка была права. Число вышитых скатертей было ошеломляющим. Аннелиза аккуратно сложила первую и, подойдя к самой дальней полке, выбрала еще одну, лежавшую сверху. Последняя работа Хильды. За многие годы ее талант должен был только улучшиться.Она растянула белое полотнище и едва не выронила его из рук. По рисунку было невозможно сказать, что пыталась создать мастерица – неровные стежки напоминали беспорядочные птичьи следы на снегу, а тонкое фабричное полотно было сплошь истыкано мелкими дырочками от повторных уколов иглой в одно и то же место. Вокруг этих дырочек по всей ткани была заметна такая же россыпь небольших коричневато-красных пятнышек.Аннелиза почувствовала стеснение в груди – вышитый лоскут словно кровоточил у нее в руках.– Наверное, ваша бывшая хозяйка была серьезно больна, когда вышивала это? – тихо спросила она.– Нет. Та госпожа никогда не болела, но только она была или сильно сердитой, или грустной. Я думаю, что она очень-очень устала от немецкой вышивки.– А почему она не занялась еще чем-нибудь?– Хозяин никогда бы ей не позволил. И с вами будет то же. Наш господин говорит, что обязанность жены – это рождение детей. Поэтому он и велел ей вышивать, покуда не родится ребенок.Аннелизе было совсем нетрудно представить молодую красавицу, вошедшую в этот дом в качестве новобрачной с мечтой обустроить жизнь семьи, вдохновенно разрабатывающую график работ и четырнадцатидневное меню. Эта женщина месяц за месяцем жила в бесконечном ожидании ребенка, в надежде почувствовать его шевеление в своем чреве. Но этого не происходило, и ей ничего не оставалось, как только вышивать. Она предавалась своему бессмысленному занятию до тех пор, пока отчаяние и сожаление о напрасно потраченных годах не сделали ее слепой. В конце концов она перестала следить за стежками и тупо втыкала иглу в ткань и собственные пальцы.Неожиданно вошедший в комнату Питер застал Аннелизу за этими раздумьями. Когда он увидел у нее в руках скатерть, вышитую Хильдой, его губы побелели от ярости.– Незачем тебе появляться в этой комнате! – прорычал он. – Чтоб впредь я тебя здесь не видел!Аннелиза тщательно сложила скатерть и осторожно положила поверх стопы других, подобных ей. Затем вышла в коридор и подождала, пока муж запрет дверь. Она даже притворно улыбнулась, пытаясь сохранить дружелюбный вид, словно выдворение хозяйки из комнаты в собственном доме было для нее самым обычным делом.– Вы что-то рано сегодня, Питер, – как бы невзначай заметила она.– Англичане собрались в Банда-Нейре, чтобы забрать в порту провизию и пройти досмотр. Обычно это весьма увлекательное зрелище. Я хотел взять тебя с собой, а заодно и представить кое-кому из наших плантаторов. Но может, лучше оставить тебя здесь в одиночестве?Разумеется, он хотел наказать ее за любопытство. Хорошей жене следовало склонить голову и покорно согласиться с приговором, но гордый дух Аннелизы не мог допустить этого. Она не сделала ничего плохого и к тому же так устала от однообразия! Поездка на Банда-Нейру в какой-то степени развеяла бы ее скуку. А еще на Банда-Нейре она могла услышать от англичан новости о Майкле, узнать от них, удалось ли ему выжить после побега и благополучно отправиться в желанную колонию в Виргинии.– Пожалуйста, Питер, возьмите меня с собой. Мне так хочется куда-нибудь поехать!Она видела, что мужу очень хотелось отказать ей, – это было видно по тому, как поджались его губы и приподнялась нижняя челюсть. Но, судя по всему, у него были свои причины на то, чтобы не дать неприязни окончательно захлестнуть его.– Хорошо, – хрипло выдавил он. – Поедешь, если тебе так хочется. Глава 14 Питер немедля приказал слугам заняться приготовлениями к поездке, и от возникшей в результате всеобщей суматохи волнение Аннелизы еще больше усилилось. Она хорошо представляла, что ее ожидает, – множество жадных глаз моментально оценят ее одежду, внешность, манеры, станут следить за каждым ее движением… Слухи, несомненно, и так уже циркулирующие вокруг нее, сделаются еще красочнее и невероятнее. К тому же на Банда-Нейре ей предстоит познакомиться с людьми, которые составят ее будущее окружение до конца жизни: они встретят ее с уже сложившимся мнением о ней, тогда как она не будет иметь о них ни малейшего представления. Хотя Питер предрекал, что впереди их ждет увеселительное мероприятие наподобие карнавала, но ни эти его обещания, ни ее воодушевление в связи с тем, что ей представляется возможность хоть в чем-то поучаствовать, не могли пересилить тревогу.Тали помогла ей одеться в одно из новых платьев, купленных Питером специально для нее. Аннелиза не могла осуждать его за этот выбор. Платье, сшитое в классическом голландском стиле, закрывало ее от подбородка до щиколоток. Его дополняла подобранная в тон накидка для головы. Благодаря замене шерсти на легкую ткань местного производства в этом платье ее тело чувствовало себя намного вольнее, чем в том, что она носила прежде. Бледно-коралловый цвет нового наряда оказался удивительно приятным и хорошо сочетался с естественными красками ее лица и волос. Вероятно, столь удачным выбором она была обязана случаю – вряд ли Питер чересчур придирчиво искал для нее подходящую одежду.Когда Аннелиза, уже готовая к отъезду, предстала перед мужем, он долго и придирчиво осматривал ее пристальным взглядом, задерживаясь на примечательных частях ее тела, что вызывало в ней растущую неловкость.Наконец Питер одобрительно кивнул:– Что ж, надеюсь, ты не посрамишь меня.После этого они сели в лодку и отправились в путь.На протяжении получасовой поездки Питер перечислял имена людей, с которыми ей предстояло встретиться.– Я ужасно боюсь, что не запомню всего, – неловко пожаловалась Аннелиза.– Будь повнимательнее ко мне, тогда тебе не придется бояться, – услышала она в ответ.Аннелиза была немало удивлена. Она и не предполагала, что ее мужа так волнует, обращает она на него внимание или нет. Когда она стала украдкой присматриваться к нему, то поняла, что он опять недоволен. Вот только чем это было вызвано, по-прежнему оставалось для нее загадкой. После двух недель замужества ее супруг не стал для нее понятнее.Банда-Нейра приготовила им гостеприимную встречу – это чувствовалось уже на расстоянии нескольких сотен ярдов от берега. Дуновение ветра доносило из дощатых построек аромат специй. В воздухе слышались звонкое эхо детских голосов, звуки крошечных цимбал и удары кожаных барабанов.Один из слуг Питера прибыл на остров заранее и теперь стоял в первых рядах скопившейся на берегу толпы, высматривая их. Рядом с ним наготове уже дожидался рикша с коляской.– А где тот экипаж, что привезли из Амстердама? Я видела его на корабле…– Всему свое время. Пока мы будем передвигаться так, как это делают здесь все состоятельные люди.Она заколебалась.– Аннелиза!Питер произнес ее имя с такой чеканной твердостью, что она поняла – еще секунда замешательства, и он рассердится. Тогда она послушно забралась в коляску рикши и сразу же убедилась, что минуту назад вела себя как добросердечная простушка, – ведь рикша катил коляску без всяких усилий. К этому времени толпа уже устремилась в порт. Собственным ходом шли все те, у кого была бронзовая кожа и восточные лица, а в колясках, таких же как та, в какой ехали они с Питером, сидели белые люди, ее новые соседи, голландские дамы и господа.– Никогда не представляла, что увижу такое разнообразие людских типов, – заметила она, пользуясь возможностью немного отвлечься. – Похоже, что, кроме голландцев и местных, здесь живет много других людей.– Коренных жителей на острове очень мало, и те, что остались, совершенно бесполезны. Они кое-как могут работать на плантациях или ищут легкой жизни. Каждый из них полагает, что одно кокосовое дерево способно прокормить семью из четырех человек. Попробуй их после этого расшевелить. Вот и приходится приглашать рабочую силу из других стран. В качестве домашних слуг нет равных китайцам, а японцы – лучшие наемники.– А для чего могут понадобиться… наемники?Питер предпочел не отвечать на ее вопрос. Вместо этого он указал подбородком в сторону небольшой группы людей, стоявших вокруг вколоченного в землю столба.– Видишь того несчастного китайского парня? – спросил он, и в голосе его послышалось сочувствие.Несчастного китайского парня? Аннелизе показалось, что тот, на кого указал ее муж, довольно уверенно командовал своим немногочисленным окружением. Он что-то выкрикивал на непонятном языке и энергично размахивал руками, понуждая двух мужчин моложе себя привязывать к столбу сопротивляющуюся рыдающую женщину.– Зачем они делают это? – спросила Аннелиза. – В чем она провинилась?– Ни в чем. Вероятно, он просто хочет вернуться на родину.Увидев удивленный взгляд Аннелизы, Питер пояснил:– Китайские рабочие нередко женятся на туземках, а когда приходит время возвращаться домой, эти жены становятся им не нужны, так же как дети женского пола. Они забирают с собой в Китай только сыновей.Аннелиза была потрясена. Замужество представлялось ей той гаванью, тем прибежищем, где женщина обретает надежную защиту в лице супруга. Однако голландцы, в том числе Питер, похоже, вполне терпимо относились к подобному варварству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32