– Осторожнее, здесь довольно высоко.Его хватка была тверда и незыблема, как гранит. Стоя рядом с женой в мягко покачивающейся лодке, широко расставив ноги для устойчивости, он, посмеиваясь, подстегнул Аннелизу звонким шлепком по заду:– Ну! Живее!Шокированная его прикосновением, она слабо вскрикнула, но сразу же постаралась взять себя в руки. Ей не пристало предъявлять претензии мужу в связи с подобной свободой поведения, тем более что на этот раз он явно не желал ей ничего плохого.Как и обещал капитан, на плантации ее ожидали ухоженные дорожки для прогулок. Одна из них змейкой вилась между деревьями с крупными тяжелыми плодами. Когда они вошли под деревья, голуби, доселе мирно ворковавшие в ветвях, с шумом захлопали крыльями. Одна птица зацепила круглый плод, и он шлепнулся на землю, распавшись на две ровные половинки. Почти тотчас же другой голубь камнем спикировал вниз и выхватил косточку из самой середины мякоти.Питер взмахом ноги отогнал птицу, заставив ее улететь прочь, и пробормотал ей вслед какое-то ругательство.– Ганс, – сказал он слуге. – Утром я приказал перебить этих мусорщиков, а они опять здесь расселись.– Мы делали это дважды, господин.– Так сделайте снова.– Хорошо.– Зачем стрелять в голубей? – наивно спросила Аннелиза.– Затем, что эти воры, – Питер ткнул пальцем куда-то вверх, – набивают зобы моими орехами. – Он поддал мыском ботинка плод с пустой сердцевиной, из которого медленно вытекал сок.Так, значит, вот он какой, этот мускатный орех. Сочная золотистая мякоть напоминала спелый персик, дожидающийся маленькой порции сливок перед подачей на десерт. Внезапно Аннелиза подумала о сходстве между ней и этим плодом. Такая же пустота была и у нее в том месте, где помещалось сердце.– Наглость этих птиц выйдет мне боком, когда представитель компании придет подсчитывать урожай.– Но почему?– Агенты в начале сезона предварительно оценивают ожидаемый урожай. Так положено. Конечно, они делают поправку на неизбежные потери, но этого все равно недостаточно. Невозможно учесть все убытки, которые мы несем из-за проклятых птиц.– Я не знала, что мускатный орех находится под таким строгим контролем.Питер насмешливо вскинул бровь:– Еще бы! Иначе у них будет полная уверенность, что мы, плантаторы, набиваем карманы деньгами. В компании боятся, что часть прибыли не попадет в их сундуки, – вот почему за недостающую часть урожая мы обязаны платить большие штрафы даже в том случае, если недоимки случаются не по нашей вине.Аннелиза вспомнила о подозрениях Фербека относительно того плантатора, который, согласно его логике, помогал контрабандистам. Если капитан говорил правду, то такой плантатор, несомненно, был неумным человеком. Заниматься подобными вещами, зная, как компания следит за урожаем, было просто безрассудно.– Зачем же плантаторы так рвутся сюда, если здесь им приходится подвергать себя риску?На лице Питера промелькнуло раздражение, и Аннелиза сразу прикусила язык. Наверняка ему показалось, что она хочет уличить его в мелочности и расчетливости. В таком случае сейчас должен был последовать выговор.Но оказалось, что не она со своими вопросами, а компания была причиной недовольства ее мужа.– Некоторые считают человека ненасытным по своей природе, – сказал он. – Такие люди уверены, что другим никогда не достаточно тех богатств, которые они уже имеют, и откровенно завидуют тем, кто преуспевает, но при этом не учитывают, каким трудом достигается успех. Мне очень не нравится, когда ретивые прислужники компании подсчитывают мой урожай, указывают, какую прибыль мне позволительно иметь, и вообще вмешиваются в мои дела.– Наверное, за этой жесткой системой что-то стоит. Может быть, с помощью такого учета компания хочет сберечь часть урожая от контрабанды. – Аннелиза была рада сказать хоть что-то, лишь бы освободить голову от мрачных мыслей.Услышав слово «контрабанда», Питер насторожился, и Аннелиза снова испугалась. Перед ее мысленным взором тотчас возник образ сбежавшего пирата Майкла Роуленда.– Что ты знаешь о контрабанде? – подозрительно спросил Питер.Ей вдруг стало тошно от этой внешне вежливой беседы, с помощью которой они пытались скрыть взаимную неприязнь, по-видимому, вызванную тем, что рассказал про нее Фербек. Собравшись с духом, Аннелиза решила разрушить мешавшую им обоим стену отчуждения. Быть может, внеся ясность в выдвинутые против нее обвинения, она сможет убедить Питера, что искренне хочет стать ему хорошей женой, и тогда ее неловкость уменьшится…– Я уверена, вам уже многое рассказали обо мне. Капитан считает, что я помогла бежать контрабандисту, которого он захватил несколько недель назад. Теперь, когда вы объяснили мне, как бдительно компания следит за урожаем, я не без основания могу предположить, что в этой спланированной акции участвовал кто-то из плантаторов.Услышав эти слова, Питер даже побелел.– Чушь, – прошипел он сквозь зубы. – Любой плантатор, замешанный в контрабанде, будет тут же арестован и подвергнут публичному суду, а его участок конфискован. У нас такой человек на три года попадает в рабство.Господи, ну почему всем ее благим намерениям суждено заканчиваться одинаково плачевно? Она хотела только показать свой интерес к бизнесу Питера, а вместо этого бросила тень на всех плантаторов. Естественно, он ужасно рассердился, и она была не вправе винить его.Нужно было немедля сгладить неприятное впечатление от разговора, но прежде чем Аннелиза придумала, как это сделать, они уже дошли до поворота и оказались прямо перед ее новым домом.– О! – Она на миг замерла от изумления.Трехэтажный голландский особняк с двухскатной крышей выглядел посреди ост-индских джунглей устрашающе огромным и нелепым.– Я строил его для жены, – назидательно изрек Питер. В голосе его послышалась гордость. – Хотел, чтобы дом ей понравился. Специально для этого я скопировал особняк ван Бисбрука. Хильда всегда им восхищалась. У меня была мечта, что со временем таких домов будет много, и это место станут называть Остров Хотендорфа.– Как романтично! – прошептала Аннелиза.Хильда. Его первую жену звали Хильда.Питер помолчал. Неожиданно взгляд его несколько смягчился.– У меня целая команда слуг, не занятых ничем, кроме реставрации. В этом климате все очень быстро рушится, краски выцветают за несколько месяцев. Слуги ворчат, не хотят работать – им бы только собирать орех, а чуть что посложнее, они тут же начинают капризничать.Аннелиза подумала, что, возможно, он предлагает ей проявить инициативу и самой заняться домом. Или он хотел сказать, что одной из ее обязанностей будет борьба с обленившейся челядью?– Может быть, сменить оттенок на фасаде? – робко предложила она, но Питер не дал ей продолжить.– Хильда сама подбирала цвета, и я никому не позволю менять что-либо в этом доме.– Да, конечно, вы правы. – Она смешалась и взглянула на дом. Привычная архитектура должна бы была радовать ее глаз и успокаивать нервы, однако вид спроектированного по желанию Хильды монстра отчего-то представлялся ей зловещим. Казалось, солнце чересчур ярко отражалось от его многочисленных окон, будто в доме поселилась нечистая сила и вытеснила изнутри весь свет, все признаки жизни.Аннелиза непроизвольно вздрогнула.В сопровождении мужа она поднялась по широким ступеням и вошла в парадную дверь. Из-за того, что изнутри все окна были закрыты темными жалюзи, в доме царил полумрак; однако поняв, что именно этим вызван необычный черный вид окон снаружи, Аннелиза почувствовала облегчение. Тем не менее она не могла не заметить, что само помещение выглядело еще более унылым и мрачным из-за темных стен, массивной мебели, полов из красного дерева и тяжелых ковров.Над камином, в котором поблескивал огонь, висел большой портрет женщины.– Моя первая жена была привержена голландским обычаям. – Питер скосил глаза на портрет. – Вот почему мы растапливаем камин каждое утро.Аннелиза продолжала сквозь ресницы незаметно смотреть на портрет.Хильда Хотендорф, казалось, тоже разглядывала ее, невозмутимо, спокойно, уверенная в своем положении, до которого ей, Аннелизе, не суждено было когда-либо дорасти. Еще бы, Хильда имела все, что отсутствовало у нее. Первая жена Питера выглядела маленькой и кругленькой, у нее была бело-розовая кожа и толстые золотистые косы, уложенные вокруг головы, – одним словом, голландка до мозга костей. Питер разглядывал портрет с такой неподдельной тоской, что Аннелизе тут же захотелось оставить мужа наедине с объектом его поклонения. Вид мужа, склонившегося в печали перед этим алтарем памяти, окончательно лишил ее всякой надежды на возможность взаимопонимания между ними хотя бы в будущем. Майкл, которому она отдала свое сердце, никогда не смотрел на нее подобным образом. «Ну и пусть», – внезапно решила она. Пусть Хильда и дальше владеет сердцем Хотендорфа и правит домом, а Майкл возится со своими орехами. Теперь это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Впереди бесконечная череда лет, сулящих показное уважение и отсутствие радости, но ей уже поздно об этом жалеть.После того как она безрассудно распорядилась своим сердцем, от нее осталась одна внешность, и ей суждено до конца дней бродить неприкаянной по этому могильнику, надгробному памятнику другой женщине. Каждый из них двоих, живущих здесь, останется при своем: она будет грустить о Майкле, а Питер – оплакивать безвозвратно утраченную любовь.– Я устала, – чуть слышно сказала она. – Если б я могла отдохнуть…– Разумеется! – Питер неторопливо оглядел ее с головы до ног, и сразу же его взгляд переместился обратно на портрет. В этот момент Аннелиза заметила в его глазах нечто вроде раскаяния. – Тебе наверняка покажется, что этот климат расслабляет. Те, кто живет здесь, рассказывают, что их жены частенько проводят самые жаркие часы в постели. Хильде, разумеется, были чужды подобные слабости: она никогда не ложилась днем.Аннелиза могла бы заверить Питера, что в этом отношении не уступает его Хильде, но она предпочла ограничиться коротким кивком.– Через несколько часов я снова стану человеком, – лишь добавила она.– И потом, надеюсь, отобедаете со мной…– Конечно. Как вам будет угодно.– Это морское путешествие, вероятно, было для вас ужасно изнурительным?Запоздалый бесстрастный вопрос напоминал формальные фразы, коими из вежливости незнакомые люди осведомляются о самочувствии друг друга. В этот момент Аннелиза не могла не вспомнить, что Майкл замечал каждый нюанс в ее внешности и всегда с непостижимой точностью определял ее самочувствие.– На корабле я практически ничем не занималась и порядком обленилась. Никогда еще у меня не было такой праздной жизни.– Вам нет надобности и теперь отказываться от нее. – Питер скрестил руки и снова бросил взгляд на портрет. На какое-то время его лицо снова омрачилось и приняло виноватое выражение, но он тут же встряхнулся и повернулся к жене. – Идите пока отдыхать, а с завершением супружеского долга можно и повременить. Я не стану делать из этого трагедии. К ночи станет ясно, как нам поступить дальше… Глава 12 Семь часов провела Аннелиза в постели, накрытая москитной сеткой, и все это время у нее было такое чувство, будто из нее ушли все жизненные соки. Она ни на одно мгновение не забывала, что рано или поздно придет Питер. Пока дверь в ее комнату оставалась плотно закрытой, но она могла открыться в любую минуту. Аннелиза догадывалась, что Питеру нетрудно было попасть в ее спальню также и из своей комнаты, находящейся за стеной.– Вам пора одеваться к столу, – известила ее служанка, оттягивая сетку.Аннелиза мгновенно пробудилась от апатии и оглядела оценивающим взглядом стоявшую перед ней девушку. Темные волосы, коричневая кожа, карие глаза – но на этом их сходство и заканчивалось. Не понятно, как Питер мог углядеть в ней подобие местных красавиц. Но может быть, его антипатия была вызвана другими причинами.– Как тебя зовут? – спросила она девушку.Та в нерешительности остановилась, и на ее очаровательном личике с экзотическими чертами застыло удивление.– Прежняя хозяйка называла меня Гертой.Аннелиза внимательно посмотрела на горничную. У нее были шоколадно-коричневые глаза с легкой раскосинкой и кожа цвета кофе со сливками, блестящие темные волосы были заплетены в одну тяжелую косу.– Герта? Но ведь раньше тебя звали по-другому?– Да, госпожа.– Я хочу знать твое настоящее имя.– Боюсь, хозяин будет недоволен. У нас все женщины в доме – Герты, а мужчины – Гансы.Аннелиза отрицательно покачала головой:– Пока ты здесь, в моей комнате ты будешь…– Тали, – гортанно произнесла горничная и затем, доверчиво улыбнувшись, начала вынимать из запыленного муслинового чехла смятое свадебное платье. Изящные брови девушки удивленно изогнулись, когда, встряхнув шелковые фалды, она увидела, как в воздухе промелькнуло несколько кусочков соломы. – Может быть, для вечера вы выберете другое платье, госпожа?– У меня больше ничего нет.– Но в доме осталось много платьев прежней хозяйки.– Я надену это.Значит, Питер не избавился от старых вещей Хильды и, возможно, думает, что она будет донашивать одежду его покойной жены, постепенно становясь похожей на нее? Аннелиза понимала, что может оказаться в безвыходном положении. Ее единственное платье на каждый день за много месяцев пребывания на корабле превратилось в лохмотья, да и шелковый свадебный наряд тоже долго не прослужит. Если Питер откажется снабдить ее новой одеждой, то ей поневоле придется довольствоваться обносками Хильды.Вскоре подошла другая горничная. После недолгих усилий Аннелизе удалось выяснить, что ее зовут Мару.– Мару прислуживала прежней хозяйке, – как бы ненароком сообщила Тали. – Она изучила все ее привычки. Особенно наловчилась причесывать…Словно в доказательство, Мару тут же принялась ловко расчесывать непокорные волосы Аннелизы. Тали тем временем суетилась вокруг ее свадебного платья. Однако, когда напряженная работа была закончена, обе девушки выглядели явно расстроенными. Причина этого заключалось вовсе не в недостаточном усердии с их стороны, а в самой хозяйке, точнее – в ее природных данных.– Мы сделали все, что могли, – жалобным голосом проговорила Мару, – но все равно вы нисколько не похожи на госпожу Хильду.В этот момент никакие другие слова не могли бы доставить Аннелизе большей радости. Она тут же принялась рассматривать себя в зеркало. Ее косы были заплетены так туго, что кожа на лице оказалась сильно оттянутой ко лбу и вискам, отчего глаза сделались неестественно широкими и приобрели удивленное выражение. Но никакой блондинки с розовой кожей из нее, разумеется, не получилось. Вместо добропорядочной голландской матроны из зеркала на нее смотрела темноволосая блудница со светло-карими глазами, сочными красными губами и ярким румянцем на щеках.Однако Аннелиза вовсе не хотела, чтобы прислуга догадалась о ее истинных чувствах.– Я восхищена. Не зря старались. Но, кажется, мне уже пора идти обедать.Когда она вошла в столовую, Питер тотчас же поднялся из-за стола и внимательно осмотрел ее. Его взгляд быстро скользнул по лицу, а затем задержался на груди, талии и бедрах. Бог с ним, подумала Аннелиза. Пусть взирает на то, что ему приятнее. Для нее не имело значения, нравится ему ее лицо или нет.Она улучила минуту, чтобы, в свою очередь, внимательно оглядеть мужа. Одет он был безукоризненно: Аннелиза не могла не признать, что свободная пестрая туника и брюки преуспевающего голландского бюргера очень шли ему. Волосы Питера Хотендорфа прикрывал длинный черный парик с буклями, на плечах лежал широкий воротник ослепительно белого цвета, на ногах красовались белоснежные носки. Золотистые кисточки на брюках возле колен дополнялись такого же цвета маленькими розетками на отполированных до глянца туфлях, а на ручке его кресла висела шляпа с широкими полями.Увы, на этом фоне собственная одежда Аннелизы выглядела безвкусной и совершенно не подходящей для той роскошной жизни, какую, несомненно, вел Питер. Ей было смешно вспоминать, как она оберегала свое свадебное платье на протяжении всего путешествия, как прятала его от сырости, морских брызг, крыс и насекомых. Она вдруг безумно обрадовалась, что однажды надела его для Майкла. Ей вспомнилось, как вспыхнули его глаза, когда он увидел ее в этом наряде; он восхищался и говорил, что этот цвет очень идет к ее глазам.– Неужто мода в Голландии так сильно изменилась? – язвительно спросил Питер. – Или теперь все мужчины наряжают своих жен в лохмотья?– Это мое свадебное платье! – При всей справедливости его замечания Аннелиза решила выступить в защиту своей экипировки, которая, как ей было известно, существенно истощила ресурсы матери. – У меня никогда не было ничего лучше ни по качеству, ни по фасону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32