А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Миссис Блу уже выехала для прикрытия. Я посоветовал бы вам обеим оставаться в фургоне. А мы с мистером Блу будем наготове.
– Чтобы мы прятались как пара трусливых зайчат? Никогда в жизни! – Мод выскользнула из-за Глори и первая ступила ногой в пыль с многолетней привычкой канатоходца, спускающегося на землю после своего номера.
– Глориана. – В голосе Данте прозвучала нотка самоуверенной властности, с которой, как ей доводилось слышать, мужья посылают жен выполнять свои распоряжения. Но она не была ему женой, больше того, он ясно дал ей понять, что она ею никогда не станет, и слава Богу, потому что она никогда не стала бы спешить безропотно выполнять чьи бы то ни было указания.
Она отступила к Мод, ею тут же овладело желание оказаться в фургоне, вместо того чтобы встретиться лицом к лицу с ордой скакавших к ним вооруженных бандитов. И тогда она увидела это – часть ограды, построенной, видимо, для хранения целого набора плотничьих инструментов, висевших на штырях, вбитых в верхнюю слегу. Один конец изгороди упирался в искривленный ствол небольшого крепкого мескитового дерева. К дереву был приставлен видавший виды трехногий табурет. Глориана была готова держать пари, что если она добежит до этого дерева, то рядом с ним обнаружит прорезающий растрескавшуюся землю ручей. Земля между ее фургоном и деревом была усыпана щепками – следами плотницкой работы.
Данте выругался и отошел от них, чтобы успокоить Близзара, который рвался и фыркал, с усердием пытаясь освободиться от упряжи. Трубные звуки, издаваемые Близзаром, и приближавшийся стук копыт, от которого уже дрожала земля, делали спокойный разговор невозможным, но Глориане казалось, что она слышит нетвердый от виски голос матери в последнюю ночь перед ее смертью. Виски, должно быть, сделало Кэтрин сентиментальной, потому что она твердила обрывки фраз об отце Глори, наверное, что-то прочитанное ею в его письмах, которые она никогда не давала читать Глориане.
«Он вечерами сидит на своем табурете, что-то строгая, прислушиваясь к шуму ветра между стволами деревьев и к журчанию воды в ручье. Он говорит, что при этом все время думает о нас».
– Мод! – окликнула приятельницу Глори. – Данте! Мы приехали. – Она пристально рассматривала деревянные бруски, которые обрабатывал ее отец, думая о ней. Губы ее задрожали, и, даже крепко сжав их, она не могла остановить эту дрожь. – Это и есть мое ранчо.
Из разведки местности возвратился мистер Блу. Он присоединился к Данте, и они наконец обратали Близзара.
– Их много? – спросил Данте.
– Восемь человек.
Это соответствовало собственной оценке Данте. Однако взгляд его был недостаточно острым, чтобы рассмотреть подробности, имевшие самое важное значение. – И все вооружены?
– Да, бахана.
– Скажите своей жене, чтобы шла в фургон.
– Она в безопасности там, где сейчас находится.
В глубине души Данте был заключен тайник, пещера, темная, глубокая и совершенно недоступная ни для кого. Именно там он прятал все самое сокровенное. Когда те, кто шел вместе с ним в бой, удивлялись его железным нервам и ледяному спокойствию, никто из них не понимал, что он вверял все свои надежды и мечты тайнику внутри своего существа. Они называли его смелым и отважным, не понимая того, что этому храбрецу, открыто выступавшему против своих врагов, было нечего терять, а на выигрыш он не надеялся.
До недавних пор земли, титул и уважение были единственными ценностями для него, за которые стоило сражаться. И Данте Тревани без больших усилий сохранял хладнокровие. Он добровольно устремлялся в битву, полный решимости либо разбить наголову и уничтожить врага, либо достойно погибнуть в случае поражения. Сердце молодого честолюбца не знало сомнений, а причина была лишь одна – ни одна ценность не была ему по-настоящему дорога.
Но теперь он должен был защищать Глориану.
Последние события все в нем глубоко перевернули. Это был уже не тот прежний Данте Тревани. Он вдруг с особой остротой понял, что может потерять больше, чем воздушные замки, лелеемые его честолюбием. Он стоял перед лицом грозно надвигавшейся опасности. В голове у Данте неожиданно пронеслось, что с новой дьявольской игрушкой – кольтом – он пока еще не был на «ты» и вряд ли его навыков хватит, чтобы одолеть восьмерых бандитов. Если он погибнет в трудной схватке, он оставит Глориану на растерзание ковбоям и позорно не выполнит единственной ее просьбы – помочь вступить во владение землями, доставшимися ей от отца.
И когда душа Данте встретится с душой Джона Ди в загробном мире, астролог будет с насмешкой говорить, что и здесь дар провидения ему, Джону Ди, не изменил и он был прав, препятствуя женитьбе Данте на Елизавете.
– Черт с ним, с этим Ди. – Мистер Блу с удивлением смотрел на него, открыв рот, но у Данте совершенно не было времени что-то ему объяснять. – Да и с английской короной тоже. Распрягите Близзара, мистер Блу, но оставьте повод, – приказал Данте. – Мне он сейчас понадобится.
С этими словами он передал вожжи индейцу и подошел к фургону. Глориана и Мод стояли у его стенки, прижавшись друг к другу и не спуская глаз с приближающихся всадников – так застывший без движения, завороженный олень смотрит на несущегося навстречу волка. Прежде чем они успели воспротивиться его намерениям, Данте сгреб по одной миниатюрной женщине себе под мышки и поднялся с ними через распахнутую дверь в фургон. Он захлопнул дверь снаружи, накинул щеколду и закрыл ее крепким клином, который, видно, послал ему сам Бог: его вырезы так точно пришлись по щеколде, словно были специально для этого сделаны.
Женщины яростно барабанили кулаками в стенки фургона, заглушая топот приближающихся лошадей, и кричали при этом так пронзительно, что такого шума, подумал Данте, не подняла бы и тысяча кошек, запертых в фургоне. Он вздохнул. Чего только ему не приходилось делать, чтобы скрыть присутствие Глорианы от чужих глаз!
– Глориана! – крикнул он, перекрывая их крики, чтобы привлечь ее внимание. – Я оставил вам свой меч. Перережьте друг друга, если понадобится.
Напоминание о предостережении шерифа Оуэнса заставило их замолчать, но благословенная тишина длилась не больше минуты. Данте постоял, опершись рукой на дверь фургона. Ее сотрясание под кулаками женщин отзывалось в самой глубине его сердца. Он с трудом подавил желание распахнуть настежь дверь и схватить Глориану в объятия, чтобы защитить ее собственным телом, не доверяя хлипким стенам фургона.
Он шагнул от фургона к мистеру Блу, чтобы взять из его рук повод Близзара, и вскочил на спину встревоженному жеребцу. Животное было прекрасно обучено. Ни его волнение, вызванное приближением других лошадей, ни недовольство тем, что его держали в такой момент на привязи, не помешали ему мгновенно подчиниться твердой воле седока. Данте отъехал в сторону, так, чтобы фургон оказался вне поля обстрела на случай, если одновременно в него нацелятся все восемь бандитских пистолетов одновременно.
Волнение Данте нарастало. Внезапно эта благородная цель – защита прекрасной женщины от врагов – вот так, вооруженным отличным кольтом, верхом на породистом скакуне – показалась ему подарком судьбы. Близзар, прядая ушами и радостно трепеща под седоком, понесся вперед во весь опор, пока Данте не остановил его, чуть не врезавшись в приближавшийся гурт низкорослых лошадей. Он с облегчением отметил, что ковбои на этих лошадях были вовсе не какими-то чудовищными выродками, скотами, а обычными людьми на обыкновенных лошадях и вовсе не гомиками – волосы у всех были короткими. Близзар попытался взвиться от переизбытка сил, но Данте с трудом его осадил, понимая горячность своего подопечного. Было бы нелепо поднять перед этими людьми на дыбы всхрапывающего Близзара, и Данте с присущим ему мастерством унял жеребца.
«А ведь это могло бы стать своего рода эхом истории», – подумал Данте, вспоминая рассказ о том, как Кортес высадил своих конкистадоров на берегу Новой Испании. Шестнадцати всадников и нескольких аркебуз оказалось достаточно, чтобы одержать победу над тысячами аборигенов. С таким историческим прошлым за спиной один человек на одной лошади и с одним револьвером, возможно, смог бы одолеть восьмерых.
Но, по-видимому, никакой храбрости в данном случае не требовалось вообще, потому что незнакомцы придержали своих лошадей и просто смотрели на него с любопытством, лишь слегка окрашенным враждебностью. Ни один из них не нацелил оружие на Данте, как будто это никому из них и в голову не пришло, настолько ковбои были уверены в своем численном превосходстве.
– Вы заехали на территорию частного владения, приятель, – проговорил человек, который, как понял Данте, был их главарем.
– Это земля моей дамы, и я прикончу каждого, кто попытается посягнуть на ее собственность.
Данте решил, что, возможно, в мозгах этих людей гнездилась какая-нибудь коровья болезнь, потому что им, казалось, потребовалась целая вечность, чтобы вдуматься в его слова. Действительно, они словно попытались их разжевать, а потом вытерли с подбородков какое-то вонючее вещество, напоминая коров, которые пускают слюни, наслаждаясь своей жвачкой. Данте было трудно сохранять воинственность при таком равнодушии к его угрозам. Когда один из ковбоев наконец заговорил, в его словах не оказалось ничего дерзкого и вызывающего.
– Скажи, хозяин, уж не цирковой ли это фургон? Все восемь голов, а за ними и голова Данте как одна оглянулись на фургон Глорианы. Данте проклинал художника, так искусно изобразившего великолепие Глорианы на стенках злосчастного фургона. С одного угла к себе манило ее улыбающееся лицо. На другом углу она красовалась с надутыми очаровательными губками. Посередине Глориана была изображена с троекратным увеличением, раскинувшаяся в соблазнительной позе, с пышной грудью, словно вырывавшейся наружу.
Она открыла небольшое окошко и ухитрилась высунуться из него наполовину. Эти усилия обошлись ей в несколько головных шпилек и грозили тем, что разорвется по швам платье, которое так натянулось на груди, что ее вид по своей смелостил соблазнительности соперничал с изображением на стенке фургона. Золотисто-рыжие волосы развевались по ветру, и Данте даже на таком расстоянии казалось, что он чувствует жар ее изумрудного взгляда.
– Клянусь Богом, это цирковой фургон, – восхищался главарь ковбоев. Он наклонил голову к Данте: – Не хотите ли вы сказать, что в этом фургоне прячется Глори Карлайл?
– Ее зовут Глориана.
– Да, черт побери. А меня Питер Хенли. Я ее сосед.
С возгласами восхищения Питер и его люди развернули лошадей и направились к фургону. Данте не оставалось ничего другого, как последовать за ними, – унизительное положение для того, кто старался произвести впечатление на свою даму готовностью защищать ее до последней капли крови.
– Глори! Глори Карлайл! Это вы?
Глориана перестала рваться из окошка. Она взглянула на Данте, а потом перенесла свою блистательную улыбку на Питера Хенли.
– Послушать вас, так вы меня ждали, ковбой. Питер соскочил с лошади с такой непринужденной ловкостью, которой мог позавидовать и сам Данте. Приветствуя Глориану, он снял шляпу и улыбнулся ей.
– Мэм, теперь, когда я вас увидел, я должен вам сказать, что ждал вас всю жизнь.
Глава 14
– Да, это оно, мое ранчо.
Глори пыталась проникнуться восторгом, переступая порог усадебного дома на своем ранчо.
Мод разинув рот в смятении поглядывала округлившимися глазами на выбеленные непогодой дощатые стены, на газеты, которыми были заткнуты щели, правда, далеко не все, на плохо сколоченные, грязные половицы. Она крепко закусила нижнюю губу, чтобы, как догадывалась Глори, не дать сорваться с уст пренебрежительным замечаниям о наследстве, для вступления в права на которое они так рисковали своей жизнью. Она не решалась взглянуть на Данте, боясь прочитать по глазам его мысли.
Солнечный свет робко пытался проникнуть в помещение через одно-единственное отверстие в дальней стене – кто-то прихватил гвоздями над оконным проемом хорошо выскобленную коровью шкуру, вместо того чтобы вставить в него раму со стеклами. Но даже стоявший здесь полумрак не мог скрыть паутины, свисавшей по углам и устилавшей исцарапанную поверхность беспорядочно нагроможденной мебели, сколоченной из едва отесанных досок.
– Мне, пожалуй, следовало время от времени присылать сюда какую-нибудь женщину, чтобы поддерживать чистоту.
Глори почувствовала, что должна была ответить ему примирительной улыбкой:
– Я уверена, что в вашем собственном доме хватает работы и без того, чтобы заботиться еще и об этом.
– Я обещал вашему папаше присматривать за ним, пока вы не приедете. И очень сожалею, что меня не было здесь, когда эти парни Ножа Мясника угоняли коров вашего отца.
Потеря нескольких коров ничего не значила для Гло-рианы в сравнении с дружбой, связывавшей Питера с ее отцом.
– Вы… вы хорошо знали моего отца?
– Мы были соседями, мисс Глори. Здесь, на границе Аризоны, для общения остается мало времени, но мы его находили. Я мог бы рассказать вам порядочно разных историй.
– Мне было бы очень приятно. Я действительно с удовольствием вас послушаю.
Питер лучился восхищением. Данте всем своим видом выражал недовольство.
Глориана обошла по очереди все три комнаты. Места в них было не больше, чем в вагоне поезда или фургоне, уюта же куда меньше. Питер и Данте неотступно следовали за ней во время этого осмотра. Она не могла повернуться, чтобы не наткнуться на того или другого. Питер отвечал на каждое такое столкновение, отступая назад с вежливым извинением. Данте же просто прикасался то к ее плечу, то к руке, чтобы поддержать Глориану, говорить об одном нежном прикосновении, нанесшем удар по ее невозмутимости.
Как было бы хорошо, мечтала она, жить в этом доме с Данте и их рослыми, крепкими сыновьями, которые наполняли бы его веселой разноголосицей! Любая женщина почувствовала бы всю полноту жизни, ударяясь, как бильярдный шар, обо всех этих крепышей Тревани, чтобы потом рикошетом оказаться в объятиях Данте. Она словно слышала собственный радостный смех, но не могла представить себе бурной радости со стороны Данте.
– Это еще что! Вот когда вы увидите амбар… – заметил Питер, – он еще лучше, чем дом. Ваш отец хранил там продукты перед… ну, в общем, запас на зиму. Я собирался забрать это к себе, если бы вы не приехали вовремя.
Он показал им амбар, и она постаралась изобразить восхищение конюшней, и сараем с упряжью, и множеством орудий и инструментов, которые выглядели очень громоздко и о которые можно было занозить руки.
– А это что? – спросила она, проведя рукой по какому-то невысокому предмету, передний конец которого зарылся в кучу соломы.
– Это плуг. – Питера, казалось, забавляла неосведомленность Глорианы.
– А это? – Она коснулась пальцем ящика, на котором были выведены три буквы X.
– Стоп! Это динамит. С ним поосторожнее, мисс Глори.
– Чего ради отец мог держать динамит в своем сарае?
– Плезент-Вэлли – горная котловина, мисс Глори. Здесь у самой поверхности земли сплошная скала. Я подозреваю, что ваш отец именно поэтому назвал свое ранчо Кэньон-Рок. Он, вероятно, собирался взрывать в скалистом грунте ямы под столбы для забора или для чего-нибудь другого.
– Ну что ж, – сказала она Питеру, когда они снова вышли из дома, – теперь мне понятно, почему никто пока не попытался захватить эту землю.
– Я прогнал уже четверых таких охотников. Презрительное фырканье Мод говорило о том, что она разделяла недоверие Глорианы.
– Да, я прогнал их. И продолжал бы отваживать отсюда всех до вашего приезда, потому что обещал вашему отцу хранить здесь для вас все в неприкосновенности столько, сколько смогу.
– Я… я высоко ценю это, Питер.
Питер скромно улыбнулся в ответ на эту без особого воодушевления выраженную благодарность:
– Здесь будет немало охотников до чужой земли. Кэньон-Рок – прекрасное место, мисс Глори. И единственное, что их сдерживает, это война за пастбища. Как только страсти улягутся, они тут же сюда полезут.
Вдоль стены дома стоял ряд отпиленных от бревна кругляков. Глори представила себе, как отец с женой и со своими двумя детьми, должно быть, сидели на них теплыми вечерами. Вид отсюда открывался великолепный. Буйная трава Плезент-Вэлли колыхалась от легкого ветра, простираясь на бесконечные акры вплоть до запретной линии Мойан-Рим.
Глори случалось пересекать Скалистые горы. Она поднималась и спускалась с относительно невысоких холмов Аппалачей и плато Озарк уж и не помнила сколько раз. Каждый такой переход таил в себе множество опасностей и вызывал проклятия у подсобных рабочих цирка, обязанностью которых было сопровождать фургоны, лошадей и слонов по тропам, более пригодным для горных козлов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36