Не стоило приглашать его. Возможно, он решил, что у нее были какие-то иные причины так поступить, кроме обычной человеческой доброты. Кейт понятия не имела, что он за человек, чем занимается, чем занимался раньше.
От криков, раздававшихся внизу, в общем зале, затрясся тонкий дощатый пол, словно предостерегая от опасности. Если она закричит, никто не услышит. Кейт украдкой глянула на закрытую дверь и шагнула к ней поближе.
— У вас есть полотенце? — Кит выпрямился, и она вздрогнула и подала ему полотенце, а потом нервно попятилась. Прежде чем отвернуться, он посмотрел на нее. — Полагаю, вы ведете себя как испуганный кролик, потому что боитесь меня. Я не собираюсь подвергать вас насилию, миссис Блэкберн, — сказал он, вытирая лицо, словно обвинение в насилии было для него делом повседневным и надоевшим.
Лицо у нее вспыхнуло, и она почувствовала себя дурочкой.
А он снова повернулся к тазу, приблизил лицо к зеркалу, висевшему над ним, и стал рассматривать рану на виске. Кейт немного успокоилась, поскольку он абсолютно не обращал на нее внимания, — Кит выжал полотенце и вытер кровь на руках.
Глядя на него в зеркало, она заметила, что у него изменились даже глаза. Когда-то это были двери, ведущие в первобытные глубины; теперь они ничего не выдавали, даже намека на характер того, кому служили. Прежней осталась только их красота — удлиненные глаза, льдисто-зеленые, окаймленные ресницами с золотистыми кончиками. Он отложил окровавленное полотенце.
— Кровь все еще идет, — пробормотала Кейт.
Кит потрогал рану, раздраженно посмотрел на окровавленные пальцы и замер в нерешительности. Других полотенец в комнате не наблюдалось. Поколебавшись, Кейт сунула руку под кровать, где находился затейливо сработанный кожаный сундук с медными украшениями, принадлежавший ее покойной кузине.
Вместе с вещами Грейс Мердок там помещался весь гардероб Кейт: три лучших платья ее матери, перешитые так, что, прибыв в замок Парнелл, она не будет походить на нищенку, каковой на самом деле является. Она осторожно выложила завернутые в ткань платья на кровать. На дне лежало аккуратно сложенное белье.
Когда-то это были сокровища новобрачной — пошитые из тончайшего батиста, вышитые шелком, отороченные брюссельскими кружевами. Самые тонкие давно сносились, кружева были сняты, чтобы украсить школьные платья Шарлотты Оставшееся истончилось от стирки и чинилось столько раз, что Кейт уже потеряла счет штопкам.
— Что вы делаете? — поинтересовался Кит.
— Не можете же вы ходить с такой раной. — Она разорвала по швам старую сорочку. — Это неприлично. Сядьте.
Он склонил голову набок, с удивлением глядя на нее, но подошел к ней и опустился на единственный стул в комнате. Она двигалась у него за спиной, разрывая сорочку на узкие полоски. Потом, сделав толстую подушечку, прижала ее к ране на виске:
— Подержите так.
Он накрыл ее руку своей рукой. Как и все в нем, рука была крупная, грубая и в шрамах, но неожиданно изящная, с длинными и тонкими пальцами, с широким, но гибким запястьем. Кейт поспешно высвободила свою руку и принялась бинтовать ему голову.
От ее прикосновения он затаил дыхание.
— Я делаю вам больно? — спросила она.
— Нет.
Может быть, под его густыми нечесаными волосами цвета красного золота скрывались еще и другие раны? Подойдя ближе, Кейт осторожно исследовала его череп. Он сидел неподвижно, держа руки на коленях, устремив взгляд прямо перед собой.
Стоя над ним, она взглянула вниз и сквозь прореху в рубахе увидела грудь, покрытую темными волосами. Тело мужчины. Она уже и забыла, как оно выглядит…
— Сильно же вы опустились, голубушка, — заметил Кит. Кейт вздрогнула с виноватым видом, но он только сказал:
— Вряд ли вы стали бы перевязывать мне голову три года назад.
— Вот как?
— Вы были светской молодой леди. Безукоризненной. Чистой. — Голос его превратился в задумчивый шепот. — Никогда не видел ничего более чистого.
Кейт выпрямилась, уязвленная его выводом.
— Если сейчас я не выгляжу столь безупречно, так это потому, что я в дороге, — сказала она.
Он рассмеялся, и этот радостный смех привел ее в полное замешательство. Кейт попыталась найти в его словах какой-то подтекст. Может быть, это попытка выяснить, не привели ли ее стесненные обстоятельства к моральной распущенности? Уже не один человек совершал подобную ошибку и получал в ответ сокрушительную отповедь, потому что хотя теперь они и превратились в низкие, низменные создания, ими по-прежнему управляли определенные общественные условности. А вот у Кита Макнилла был вид человека, которого вообще ничто не сдерживает. И уж конечно, у него был вид человека, которому бесполезно читать проповеди.
Кейт откашлялась.
— Вы совершенно правы, три года назад я бы отослала вас на кухню и велела экономке заняться вами. Пусть у меня больше нет ни экономки, ни кухни, но я еще не настолько низко пала, чтобы утратить представления о долге и благодарности, особенно по отношению к человеку, менее благополучному, чем я сама. И надеюсь, никогда не утрачу.
Его суровое лицо снова озарилось самодовольной усмешкой.
— Стало быть, меня поправили. Вы, несомненно, поступили бы должным образом. Какая удача для меня, что вы не утратили своих манер.
— Вы говорите так, мистер Макнилл, как будто в должном поведении есть что-то крайне подозрительное, — надменно возразила Кейт, зубами отрывая от сорочки еще одну полоску батиста. — Судя по тому, что я вижу вокруг, поведение, предписанное приличным обществом, есть приемлемая альтернатива поведению, основанному на порывах.
Говоря это, она не смотрела на него. Это было ни к чему. И без того было ясно, что она хочет сказать.
Кейт поражалась собственной опрометчивости. Лучше бы она не расставалась со своими недавними страхами. Ее несокрушимая вера в собственную неуязвимость была еще одним призраком того образа жизни, которого давно уже не существовало.
— Я не хотела показаться неблагодарной, — нервно добавила она.
— Разумеется, — отозвался он. — Я в долгу перед вами за вашу заботу.
Ей не нужна была его благодарность. Ей нужно было, чтобы он ушел. Он ее беспокоил. Он ее пугал. Но в давние времена на уроках верховой езды Кейт усвоила, что никогда нельзя показывать свой страх опасному животному.
— Теперь кровь остановится, — сказала она. — Благодарю вас за то, что вы сделали для этого бедняги. — Кейт отошла, явно давая понять, что ему нужно идти. Но Кит не торопился покидать ее комнату. — А теперь разрешите пожелать вам всего хорошего.
Но он все еще не двигался.
— Боюсь, мое поведение сильно удивило вас.
— Вы поступили как смелый человек. — Кейт скомкала обрывки батиста, глядя на Макнилла с улыбкой, которая, как ей хотелось думать, была спокойной. — Ради доброго дела стоит и рискнуть.
— Я не сильно рисковал, — сказал он.
— Не согласна, у Дугала был нож. Я это видела. Вы вели себя как настоящий герой. — На этот раз она шагнула к двери и положила руку на засов, собираясь открыть ее.
— А вы, если мне не изменяет память, считаете героев существами бесполезными, — пробормотал он.
Поскольку Кейт промолчала, он пожал плечами:
— Я хотя бы должен вас довезти до… — Кит вопросительно поднял бровь. — До Йорка?
— Нет.
— «Должное поведение», конечно же, не мешает вам принять от меня деньги?
— Я еду не в Йорк, а в противоположном направлении. Так оно и было. У нее действительно не было денег, но деверь Грейс, маркиз, конечно же, заплатит кучеру, сколько тот запросит. Он уже выслал за ней экипаж. И она проделала эту поездку за его счет.
Макнилл окинул ее взглядом с ног до головы, не упустив ничего, начиная с предательской рыжины ее трижды перелицованного платья и кончая потертой кожей башмаков, на которые уже не раз ставили набойки.
— Вы думаете, что сможете все устроить, не имея кучера?
— Да.
— К сожалению, вас ждет разочарование, — заметил он. — Это не постоялый двор, где можно найти кучера и лошадей. Это притон воров и разбойников с большой дороги.
— Вы говорите так, словно хорошо знакомы с ним, — прервала его Кейт.
— Как и с сотней других, ему подобных, — охотно признался Кит.
Ее не интересовало, завсегдатаем скольких притонов порока он являлся. Он не знал ее положения. Он не знал, чем она рискует и что намерена обрести. Кит не понимал, что она, если все получится, сможет вернуться к прежней жизни. Она и сестры.
— Вы слишком рискуете, — сказал он. — Совесть не позволяет мне оставить вас, особенно если учесть, что вы оказались в безвыходной ситуации именно из-за моего вмешательства.
— Это не ваша забота. — Кейт старательно покрыла льдом каждый слог своей фразы со всей надменностью, на которую еще была способна.
Его медленная улыбка лоснилась от удовлетворения.
— Но, дорогая моя миссис Блэкберн, вы только что прочли мне нотацию о том, как важно приличное поведение, отличающее цивилизованного человека от таких, как, скажем, дикие шотландцы. Не можете же вы сами предписывать себе приличное поведение и лишать меня такой возможности.
Кейт вспыхнула. Он весьма ловко обвел ее вокруг пальца.
— Вы напрасно теряете время, пытаясь убедить меня повернуть обратно. Я еду на север, в Клит, а оттуда в замок Парнелл. Так и будет, если только вы, мистер Макнилл, мне не помешаете, — бросила она не подумав.
Улыбка его стала совсем кроткой.
— Моя дорогая леди, посмотрите на меня. — С убийственным изяществом он оторвался от стула и широко раскинул свои длинные руки. Под загорелой кожей переливались мускулы, мокрая рубашка была в пятнах крови. Пот все еще блестел у основания шеи. — Неужели вы усомнились хотя бы на миг в том, что я вполне в состоянии это сделать?
— Я думаю, — тихо ответила Кейт, — что из-за того долга, который, как вы когда-то утверждали, у вас есть перед нашей семьей, вы не станете чинить мне препятствия.
Он напрягся, словно его ударили.
— Меткий удар, мэм. Одобряю. Но теперь вы поставили меня в трудное положение: что делать — надоедать вам или позволить попасть в опасную ситуацию?
— Это вас не касается. Забудьте о том, что мы встретились, если это так беспокоит вашу совесть.
— Прекрасная память — мое проклятие. Я говорил вам когда-то, что быть в долгу — обременительная вещь. Я плачу долги, мэм, чтобы никому не быть ничем обязанным, — сказал он. — Так объясните же мне, маленькая мрачная наставница, что я должен делать по правилам хорошего тона?
Она распахнула дверь:
— Вы не должны надоедать леди, это бесспорно, какие бы угрызения совести вы ни испытывали. А теперь мне хотелось бы остаться одной. Еще раз благодарю вас за помощь несчастному юноше. И еще раз до свидания.
Кит подошел к ней подозрительно послушно. Но, оказавшись рядом, захлопнул дверь и уперся в нее ладонью. Мускулы его бицепсов бугрились рядом с ее щекой, но она не отодвинулась.
— Где вы найдете нового кучера? — спросил он.
— Я расспрошу трактирщика, — ответила Кейт в отчаянии. — Он мне обязательно поможет.
— Вам придется посверкать горстью золота, чтобы заставить кого-нибудь пуститься на север в это время года. — Кит внимательно смотрел на нее. — А ведь у вас его нет, так ли?
Что толку отрицать?
— Нет.
— Ну вот! И на каком же основании этот предполагаемый кучер повезет вас на север Шотландии? За красивые глазки?
— Можете не язвить, — огрызнулась Кейт. — Я смогу убедить его, что маркиз Парнелл заплатит, когда мы приедем.
— И выдумаете, что этого будет достаточно, чтобы убедить этого безымянного рыцаря?
— А почему бы и нет?
— Нет — потому, что эти люди слышат обещания всю жизнь, миссис Блэкберн. Землевладельцы обещают понизить арендную плату, законы обещают защищать то немногое, что у них есть, суды обещают справедливость. Ни одно из этих обещаний никогда не было выполнено. Мы, шотландцы, настороженно относимся к обещаниям, миссис Блэкберн. Даже если их дает такая симпатичная женщина, как вы. А может быть, особенно если их дает такая симпатичная женщина.
— Но я же не лгу!
— Это не имеет значения. Здесь вас никто не знает, кроме меня.
Почему-то от этого самоуверенного заявления у Кейт перехватило дыхание.
— Вы меня не знаете. Вы ничего обо мне не знаете. — Она нагнулась под его рукой, намереваясь ускользнуть от двери, но он схватил ее за запястье.
Кит рванул Кейт на себя, но она в отчаянии отпрянула. Никто еще никогда не прикасался к ней таким образом. Макнилл без каких-либо усилий продемонстрировал ей свое физическое превосходство. Она почувствовала себя совершенно беспомощной и пришла в ужас.
— Послушайте меня, — сказал он, не обращая внимания на ее состояние. — Даже если вы и найдете кого-то, кто согласится на ваши условия, разве вы можете знать, что это за человек? И что может случиться через пару дней на безлюдной дороге? За вашего предыдущего кучера ручалась контора, а посмотрите, насколько надежным оказался он с его характером? Кто бы ни взялся отвезти вас — рекомендаций у него не будет никаких.
Кейт наконец вырвала руку, или, точнее, Кит отпустил ее так быстро, что она откачнулась назад, ударившись о стену. Теперь он нависал над ней, отрезав от остальной комнаты.
— Представьте себе, что вы просто исчезнете. — Он устремил на нее свои красивые глаза, точно сытый хищник, который не прочь немного поиграть с жертвой. — Кто вас найдет? Кто вообще станет вас искать?
Его загорелая рука упиралась в стену над головой Кейт, его тело поймало ее, точно в клетку. Она изогнулась, плотно прижавшись щекой к стене. Его пальцы были совсем рядом с ее виском. Если она пошевелится, он прикоснется к ней. Страх будоражил ей кровь, как сильный яд. Кит окинул ее лицо медленным взглядом, задержавшись на губах. Она закрыла глаза, пытаясь унять противную дрожь.
— Кто узнает, где спрашивать или кого спрашивать о вас?
Он мог сделать с ней все, что угодно, и никто ему не помешает. Но этого-то он и добивался: если она так беззащитна здесь, насколько возрастет опасность на дороге! И Кейт поняла. И согласилась.
Несколько лет она искала выход из создавшихся обстоятельств. И это была первая открывшаяся перед ней возможность, хотя и не ахти какая. Как бы ни были велики ее страх и возможная опасность, они не заставят ее повернуть назад. Теперь уж она не отступит.
Кейт открыла глаза:
— Я должна ехать.
— Почему?
Она думала, что Кит покончил со своими наставлениями, но он по-прежнему смотрел на ее губы, словно очарованный тем, как она произносит слова.
— Вы помните мою кузину Грейс?
— И что?
— Она вышла замуж за младшего брата маркиза Парнелла, Чарлза. Они жили в его фамильном замке рядом с Клитом, — проговорила она торопливо, — но несколько месяцев назад Грейс написала, что они с Чарлзом перебираются в Лондон. — Она рискнула взглянуть на худое лицо Макнилла. — Она прислала сундук, полный личных вещей, которые представляли собой небольшую денежную ценность и которые она просила меня сохранить до их приезда. — Кейт сделала жест в сторону открытого сундука. Медный телескоп, немного книг и плоский дорожный портфель лежали сверху. — Вскоре после этого мы узнали, что Грейс и Чарлз погибли во время лодочной прогулки. Убитый горем маркиз прислал письмо, сообщив, что ему хочется вернуть их вещи. Я обещала привезти их лично.
— Ах, миссис Блэкберн, вы просто кладезь нежных чувств, — с иронией заметил Макнилл. Он отвел прядку волос, которая упала на уголок ее рта. — Но я уверен, что его светлость переживет одну зиму без вещичек своего брата.
Он вынуждал ее сделать признание, чего ей вовсе не хотелось. Кейт отвела взгляд.
— Мы с маркизом… мы встречались несколько лет назад. Я уверена, что у него остались хорошие воспоминания обо мне, — сказала она, поневоле смиряя гордость. — Надеюсь, мне удастся убедить его стать благодетелем нашей семьи. Мы — последние здравствующие родственники Грейс.
Макнилл рассмеялся:
— Бедные родственники? Это вам не идет, миссис Блэкберн.
— Умирать с голоду идет мне еще меньше! — Она резко повернулась к нему. Как он смеет судить ее?! Многие живут на вспомоществование более удачливых родственников. Они с сестрами будут не первыми.
Он некоторое время смотрел ей в глаза, а потом его губы скривились в молчаливом согласии.
— Весна — лучшее время для исполнения задуманного вами дела.
— Весной у меня не будет средств на такое путешествие.
— У меня есть деньги. — Кит резко оттолкнулся от стены, опустив руки. Ему надоело играть с ней. Он считал, что с этим делом покончено. Он отошлет ее обратно в Йорк и даст ей кошелек с таким количеством денег, что ей хватит нанять карету весной и пуститься в путь, чтобы выполнить наконец свой долг перед семьей. Только весной будет уже поздно. Помощь маркиза нужна ей сейчас.
— А у вас есть деньги, чтобы содержать нас всю зиму? Чтобы платить за обучение Шарлотты? Чтобы купить ей новые платья? — Кейт была слишком горда, чтобы объяснить ему, что платья — это самое главное из стоящих перед ними трудностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29