На покрытом черным лаком консольном столике красовался огромный букет желтых роз и словно восковых белых гардений, стоявших в китайской вазе.
– Это те желтые розы?
– Вижу, ты их узнаешь.
– Еще бы. – Он вдруг заговорил совсем тихо: – Я подкармливал их собственной кровью. Где ты их взяла?
– Они с того куста, который ты и твои товарищи подарили нам много лет назад. Я привезла черенки с собой из Йорка. Сначала они росли в городской резиденции Уэлтонов, а теперь вот здесь, – сказала она, – чтобы напоминать мне о добром старом времени. Видел бы ты, какую сенсацию они производили, когда я украшала ими волосы или прикалывала к тому, что я – очевидно, ошибочно – называю своим лифом. – Она усмехнулась. – Я очень люблю производить сенсацию. К тому же эти розы очень подходят к убранству моих апартаментов, – добавила она, обводя комнату довольным взглядом.
– Новый адрес. Новый цвет стен. Новая мебель, – бормотал Дэнд, тоже окидывая взглядом комнату. – Резонно задаться вопросом: вполне ли респектабельно молодой женщине жить одной?
– Не думаю, – бойко ответила она. – Но какое мне дело до респектабельности, если она лишь связывает мне руки и мешает приносить пользу тебе и твоим друзьям?
– Очень практичный подход, Лотти. Ты стала весьма решительной, малышка, не так ли?
– Хотелось бы в это верить.
– Знаю, что так оно и есть, – сказал он, лениво улыбнувшись. – Сколько сердец разбила на этой неделе жестокая маленькая мисс Нэш?
– Сердец? – задумалась она. – Ни одного. Однако спесь с некоторых сбила.
– Бедняги. – Он поставил бокал возле ног и, покачиваясь на стуле, сложил руки на подтянутом животе.
Даже по прошествии многих месяцев она не перестала удивляться тому, что он был одним из самых лучших тайных агентов Англии. Этому было трудно поверить. Человек с сомнительной репутацией, скрытный и опасный – таково было ее первое впечатление о нем, когда он появился в плохо освещенной библиотеке отца Таркина, и она полагала, что впечатление это было вполне правильным.
До того, как они обменялись хотя бы словом, был тогда один момент, когда их взгляды встретились и у нее замерло сердце и остановилось дыхание. Время тоже остановилось, и ей захотелось навсегда остаться в лучах этого ясного, горячего взгляда. Правда, потом он заговорил – и разом отмел все, что она нафантазировала относительно этого момента. Ну да ладно. Фантазия – она и есть фантазия. Не существовало между ними никаких тайных уз, никакого глубокого единения. Была цель и был долг. Этого было более чем достаточно, чтобы наполнить жизнь смыслом.
– И все же что-то, видимо, заставило тебя сменить адрес, – настойчиво продолжал Дэнд. – Что случилось, Лотти? Неужели ты в конце концов совершила какое-нибудь преступление против общества, на которое не смогли не отреагировать даже барон и леди Уэлтон? Может быть, надевала бриллианты до полудня? Или в течение месяца дважды появлялась в одном и том же наряде? – спросил он. – Расскажи мне. Что ты натворила такого, что побудило Уэлтонов выставить тебя из дома?
– Ничего я не натворила. Просто Мэгги Уэлтон имела наглость выйти замуж, – беззаботно ответила она. – А ее супруг, жалкое создание, отказался пригласить меня жить с ними. Представляешь, какое нахальство!
– Какой опрометчивый поступок! – усмехнулся Дэнд.
– Вот именно, – согласилась она. – И вот я решила, что настал момент покинуть моих дорогих друзей Уэлтонов и жить самостоятельно. К счастью, деньги, которые мне дают Кейт и Кристиан, позволяют это сделать.
Взгляд Дэнда скользнул по ее новому платью, задержался на накинутой на плечи кашемировой шали и чуть покачивающихся жемчужных серьгах в ушках.
– Должно быть, они обеспечивают тебя более щедро, чем я предполагал. – Она уклончиво улыбнулась. Он и понятия не имел, насколько щедро. – Если уж речь зашла о твоем наследстве, то скажи, есть ли какие-нибудь новости о полковнике и миссис Макнилл? – спросил Дэнд. – А также, конечно, о прекрасной Хелен и не менее великолепном Рэме?
При упоминании о старшей сестре, маркизе Коттрелл, Шарлотта несколько замялась. Последнее письмо Хелен было коротким, и в каждой его строчке чувствовалось стремление не критиковать и не подвергать сомнению экстравагантное поведение Шарлотты. Шарлотта была рада, что до другой ее сестры, Кейт, вместе с полком своего супруга находившейся далеко от дома, почти не доходили сплетни, которые не могли пройти мимо ушей Хелен.
– Мне известно не очень много, – сказала он. – Хелен и Рамзи готовятся отплыть с Ямайки, где Рэм занимался ликвидацией одной из старых плантаций маркиза. В этом месяце они должны прибыть в Лондон. А Кейт и Кристиан сейчас на континенте.
– Неужели все они до сих пор считают меня убийцей? Вопрос застал Шарлотту врасплох. Она не ожидала, что Дэнда интересует, что о нем думают его бывшие товарищи. Беспокойство о том, что думают о тебе другие, вело к бессонным ночам и мешало сосредоточиться на главном. Дэнд, сам то го не подозревая, преподал ей этот урок. Слишком много ночей она лежала без сна, думая, на какой риск он идет, возвращаясь во Францию, и каким опасностям вновь подвергается, когда приходит к ней, но потом, чтобы не сойти с ума, она заставила себя не думать о нем вообще.
Однако вот он снова здесь и расспрашивает ее о других «охотниках за розами». Это было неожиданно. Похоже, это говорило о том, что у него есть сердце, которое бьется в унисон со всем остальным человечеством и имеет такие же слабости и уязвимые места. Ей всегда казалось, что Дэнд Росс почти неуязвим для подобных вещей. Ну что ж, посмотрим.
– Этого я не знаю. Они не говорят со мной на такие темы. Не забывай, пожалуйста, что, будучи в высшей степени легкомысленным существом, я слишком поглощена своими собственными интригами и прочими глупостями, чтобы думать о ком-то другом.
– Ты говоришь это с некоторой горечью, – заметил он.
Неужели? Она надеялась, что это не так. Ей не хотелось бы, чтобы сестры считали ее пустышкой, хотя она сама делала все, чтобы заставить их поверить в это. Хорошо бы они считали ее достойным человеком, несмотря на то что все факты говорили об обратном.
– Это не совсем так, – сказала она. – На самом деле я пытаюсь следовать твоему примеру, Дэнд.
– Как это? – удивился он.
– Быть практичной, не лезть за словом в карман, – перечисляла она его качества. – Не иметь сожалений, ненужных угрызений совести или привязанностей, чтобы не приходилось никому объяснять свои поступки.
– Каким же образом, позволь узнать, ты пришла к этой весьма нелестной оценке моего характера? – спросил он, явно забавляясь разговором.
– Мне она совсем не кажется нелестной, – сказала Шарлотта, искренне удивившись, – а наоборот, весьма практичной.
– Вот как? – задумчиво произнес он. – И все же скажи: что дает тебе основания так думать обо мне?
– Ну что ж, двое твоих лучших друзей, которые приходятся мне зятьями, считают, что ты предал их французам, убил стражника, который собирался представить доказательства твоего предательства, и собирался убить их, если бы не моя сестра Хелен, которая умудрилась всадить в тебя шпагу, на мгновение опередив, когда ты, переодетый викарием, намеревался проткнуть ее собственной шпагой.
– Какое яркое описание событий, Шарлотта! Тебе, пожалуй, стоило бы написать какой-нибудь остросюжетный готический роман, по которым все с ума сходят.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– Однако вот он ты, тут как тут, собственной персоной, спокойный и равнодушный, несмотря на все, в чем тебя подозревают. Как тебе это удается?
– Меня утешает то, что я знаю: я не делал ничего из всего, что ты здесь перечислила. У меня действительно есть совесть, Лотти. И хотя она не такая уж безупречно чистая, я не виновен в попытке убийства моих бывших товарищей. А кроме того, за меня мог бы поручиться отец Таркин.
– Да, но ты давно покинул монастырь Сент-Брайд. Люди меняются. Откуда мне знать, что ты невиновен? – Он настороженно взглянул на нее, а она продолжала: – Я никогда не видела человека, который утверждал бы, что он викарий Тоустер. Его может опознать только Хелен. Лично мне известно лишь, что ты по-прежнему намерен ничего не рассказывать своим бывшим товарищам. Или моей сестре. Возможно, для этого есть основания.
Он даже не потрудился ей ответить. Его распахнутая на груди рубашка чуть съехала набок, приоткрыв гладкие мышцы загорелого плеча. На несколько дюймов ниже должно было находиться позорное клеймо в виде розы. Сама она никогда не видела его, но обе ее сестры рассказывали о том, какую памятную метку оставил палач из темницы Ле-Монс на теле их мужей и Дэнда Росса.
Она наклонилась, почти прикасаясь губами к его уху. От него исходил запах чистоты: мыла и камфоры. Он даже не оглянулся. Он был слишком самонадеянным. Ни одному светскому мужчине никогда не позволялось быть с ней слишком самонадеянным. Однако Дэнду Россу, судя по всему, до этого не было дела. Ей вдруг захотелось поставить его на место.
– А кроме того, – прошептала она ему на ухо, – ты в течение нескольких месяцев после эпизода с Хелен и шпагой не появлялся в Лондоне. Может быть, ты поехал во Францию, чтобы оправиться после раны? Возможно, – сказала она, наклоняясь над его плечом, – у тебя здесь есть метка?
Ее рука скользнула по его плечу, но не успела она опомниться, как он схватил ее за запястье и, перекинув через плечо, бросил к себе на колени. Она с изумлением взглянула в его потемневшее и ставшее каким-то чужим лицо. Ее руку он держал на отлете стальной хваткой.
У нее по спине пробежал холодок страха. Она и не подозревала, что он такой сильный и может так быстро двигаться. И что он может испепелять ее взглядом.
Она немедленно принялась высвобождаться из его рук. Он с унизительной легкостью пресек ее попытки. Жар его тела проникал в нее в самых неподходящих местах, возрождая, казалось бы, давно утраченную способность краснеть. Правда, он этого даже не заметил.
– Ты и впрямь думаешь, что я убийца? – Судя по его голосу, ситуация перестала его забавлять. – А если это так, то неужели ты действительно хочешь играть в эту игру со мной?
Глава 2
Шарлотта поежилась в объятиях Дэнда, впервые почувствовав, что по-настоящему его боится. С ней еще никто и никогда так грубо не обращался. Никогда. Она отвернулась, чтобы он не заметил, как она потрясена.
– Дэнд?..
Он сразу же ослабил хватку.
– Пусть это научит тебя, моя девочка, не тянуть свои шаловливые ручки к кому попало.
Разве она тянула к нему шаловливые ручки? Она сказала себе, что дрожь и затрудненное дыхание объясняются только тем, что она испугалась и что он не будет ее уважать, если заподозрит, что какая-то насмешка или прикосновение могли так сильно на нее повлиять.
– Мои действия едва ли можно назвать бесчинством.
– Все зависит от того, как на это посмотреть. Бесчинством, знаешь ли, называется все то, что таит в себе угрозу.
Она не поняла. Пошевелившись, она почувствовала, какое твердое у него тело, как сильны его руки, все еще сжимавшие ее, и ощутила биение его сердца. Ей казалось, что в тех местах, где ее кожа соприкасается с ним, ее словно бы слегка покалывают тысячи крошечных иголочек. Однако страх прошел, и она почувствовала себя теперь... в безопасности? Да. Защищенной.
Давненько она не чувствовала, чтобы кто-то надежный стоял между ней и тем, что ей угрожало. Это было приятное чувство, хотя и иллюзорное. Она, конечно, не сомневалась, что Дэнд счел бы своим долгом вмешаться, если бы она оказалась в опасности, но он редко бывал в Лондоне, а следовательно, редко был в состоянии защитить ее. Пришлось бы ей самой защищать себя, как она это делала уже многие годы.
Но она могла насладиться несколькими мгновениями иллюзии. Что в этом плохого?
Откинув голову ему на плечо, она заглянула в его карие глаза – непостижимые, бездонные. Несмотря на грубую одежду, его тело было чистым, а здоровые волосы блестели. Его верхняя губа имела форму лука, а нижняя тоже была изогнутой, хотя и твердой. Такие губы могли принадлежать человеку чувственному. – На самом деле я не думаю, что ты убийца.
– Твои слова очень меня утешают. А теперь убирайся с моих колен, пока не измяла мне панталоны, – приказал он каким-то странным хриплым голосом и поставил ее на ноги.
Она отступила на шаг, чувствуя себя отвергнутой и ругая себя за то, что это чувствует. Ей хотелось что-нибудь сказать, чтобы скрыть свое смущение.
– Почему бы тебе не сказать Рэму и Киту, что ты их не предавал? – спросила она. – Отец Таокин не стал бы возражать.
– Потому что я проработал слишком долго и сделал слишком много... – Он вдруг замолчал, потом продолжил нарочито беззаботным тоном: – Если бы Кит и Рамзи узнали, что я остался, чтобы продолжить работу, – а именно так оно и было, – то они сломя голову примчались бы назад с пистолетами в руках и обнаженными шпагами, чтобы помочь мне, независимо от того, требовалась ли мне их помощь или не требовалась. Сочли бы это делом чести. Как всегда.
Шарлотту не обманули его слова.
– Ты их защищаешь.
– Нет, – сказал в ответ Дэнд. – Я защищаю то, чего я... чего мы так долго стремились достичь. У меня нет желания провести остаток своих дней, скитаясь по Франции, пусть даже это очаровательная страна.
Он поднялся с кресла и прошел мимо нее к окну, выходившему в небольшой парк. Заговорив, он снова удивил ее:
– Ты остригла волосы.
Она прикоснулась рукой к копне подстриженных рыжих кудряшек.
– Да. Ну и что?
– Они придают дерзкий вид. Непристойный.
– Непристойный? – Она рассмеялась, потому что было забавно слышать такие ханжеские высказывания от Дэнда Росса. – Не думаю, чтобы в прическе было что-то непристойное. Возможно, она несколько экстравагантна.
– Ты хочешь казаться экстравагантной? – спросил он, продолжая смотреть в окно. – Аббата это обеспокоило бы.
– У аббата не так уж много агентов, готовых исполнять его приказания, чтобы он мог быть слишком разборчивым. А я работаю хорошо. Ты не можешь этого отрицать.
– Ты мне это неоднократно говорила. Боюсь, что аббат тоже, – ответил он. – Должен ли я предполагать, что эти новые ухищрения каким-то образом позволят тебе принести еще большую пользу матушке церкви?
– И Англии тоже, – добавила она.
– Значит, благодаря своенравию тебе и удалось проложить свой путь от простой посредницы до твоего нынешнего статуса настоящей разведчицы?
– Это очень практично, не так ли? Чем более дерзкой является проделка, в которой я участвую, тем больше информации я получаю. А чем больше я знаю, тем проще мне получить дополнительную информацию. – Она вдруг нахмурилась. – Почему ты говоришь об этом неодобрительно?
– Разве я говорю неодобрительно? – спросил он и даже улыбнулся. Только улыбка получилась какая-то невеселая. – Я всего лишь беспокоюсь о твоем благополучии. Видишь ли, я поклялся твоей семье, так сказать, взял на себя пожизненное обязательство, не щадя своей жизни, защищать, если в этом возникнет необходимость, твою очаровательную шкурку.
Но поскольку я чрезвычайно люблю собственную жизнь, какой бы скверной она ни была, я подумал, что, возможно, будет достаточно просто погрозить тебе пальцем, пока ты действительно не попала в какую-нибудь беду. Спасение прекрасных дам, попавших в беду, требует слишком много времени.
Она самодовольно приосанилась.
– Ты действительно считаешь очаровательной мою шкурку?
– Ты знаешь, что она очаровательна, – сказал он, как будто это само собой разумелось. – Было бы очень жаль, если бы она превратилась в пищу для червей. Нет, я этого не допущу. Ты единственная из Нэшей, у которой нет круглосуточно работающего телохранителя, который даже спит в ее постели. Если бы ты умерла, я считал бы это своим личным провалом. – Он помолчал. – Думаю, я мог бы даже жениться на тебе.
Он подождал, и, едва она вздернула медно-рыжую бровь, взглянув на него, кивнул головой.
– Нет? Ну конечно, нет! Согласившись, ты сваляла бы дурака. А ведь ты явно не дурочка, Лотти. Не так ли? – Он не стал ждать ее ответа и продолжил: – Поэтому ничего не поделаешь, придется тебе обходиться без моей круглосуточной защиты.
Она рассмеялась.
– Не беспокойся, Дэнд. Я постараюсь не попадать в беду и не намерена превращаться в лакомство для червей. И как бы ни было велико искушение бросить тебе желтую розу и потребовать исполнить свою клятву и жениться на мне, чтобы увидеть, как ты передернешься от этих слов, я все-таки воздержусь. Я всего лишь слушаю, Дэнд. И передаю собранную информацию тем, кто может должным образом воспользоваться ею.
– Ну и ну! – Дэнд слегка присвистнул. – Теперь уже не просто передаешь святому отцу Таркину, а «тем, кто может должным образом воспользоваться ею». Ты работаешь на кого-то еще, помимо аббата, не так ли?
Она понимала, что рано или поздно придется рассказать ему обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31