Спрятав лицо под вуалью и накинув платок, маркиза вышла из кареты. Послушаем, что об этой сцене рассказывает м-м дю Оссэ — ее доверенное лицо:«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:— Поговорите с ней…Я приблизилась и взглянула на малыша.— Какой прелестный ребенок!— Благодарю вас, мадам, как мать я могу это подтвердить.Маркиза держала меня под руку, она дрожала. Я была в замешательстве. М-ль де Роман спросила меня:— Вы живете неподалеку?— Да, мадам, в Отей, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.— Мне так ее жаль, я прекрасно понимаю ее — сама часто страдала от этого.Оглядываясь по сторонам — я все боялась, что нас узнают, я осмелилась спросить, хорош ли собой отец.— О да, он очень красив. Если бы я назвала его, вы сказали то же самое.— Так я имею честь его знать, мадам?— Думаю, что да.Мадам, так же как и я, не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету».Маркиза, потрясенная увиденным, вернулась в Версаль. Эта встреча подтвердила ее опасения: м-ль де Роман была очередной королевской прихотью, — Людовик XV любит ее: у нее вполне счастливый вид, и она так уверена в себе… При мысли о возможной немилости после восемнадцати лет славы у маркизы закружилась голова… Но она подумала о своей власти, которая пока еще была всемогуща, и невольно утешилась…— Пусть король не любит меня больше… что ж… он ценит мое мнение, мои советы и политическое чутье, — так выразила она овладевшие ею чувства, поверив их м-м дю Оссэ.Обнаруженная ею тайная переписка д'Эона и Людовика XV, доказывающая недоверие к ней монарха, еще больше расстроила бедняжку. Она почувствовала себя на краю пропасти и, желая вернуть прежнее положение и доказать свою власть тем, кто уже откровенно над ней насмехался, решила взять реванш, уничтожив д'Эона… * * * Уже через несколько дней один из ее хороших друзей, граф де Герий, выехал из Версаля и отправился в Лондон, куда его назначили послом Франции. Сразу после приезда он обратился к д'Эону:— Вам больше нечего здесь делать. Передайте мне доверенные вам королем бумаги и возвращайтесь во Францию.Это было сделано столь неловко, что д'Эон наотрез отказался уезжать из Англии:— Я уеду лишь по приказу короля.Тогда де Прослен, министр иностранных дел, преданный друг маркизы, прислал ему подписанное Людовиком XV письмо, которым отзывали его во Францию. Кавалер ослушался — и оказался прав: вечером того же дня он получил тайное послание:«Должен предупредить вас, что король скрепил сегодня приказ о вашем возвращении во Францию грифом, а не собственноручно. Предписываю оставаться Вам в Англии со всеми документами впредь до последующих моих распоряжений.Вы в опасности в вашей гостинице, и здесь, на родине, Вас ждут сильные недруги.Людовик»Итак, д'Эон остался в Лондоне. Сильно разгневанная м-м де Помпадур догадалась о личном вмешательстве короля и решила с этим покончить. Она поручила де Герию подослать к кавалеру юного Трейссака де Вержи, мелкого служащего, прозябающего в Англии, с заданием во чтобы не стало завладеть тайными бумагами короля. Де Вержи сразу же приступил к «работе», подсыпав д'Эону снотворное, когда он ужинал в компании знакомых. Вот свидетельство самого д'Эона: «Сразу, после ужина графиня с дочерью отправились в город с визитами. Некоторое время спустя я почувствовал недомогание и усталость. Когда я вышел из гостиницы, передо мною оказалось кресло с носильщиками, но я предпочел идти домой пешком. Устроившись в кресле у огня, я не в силах с собою справиться, так прямо и уснул, а когда проснулся, почувствовал себя еще хуже — внутренности мои словно горели. Пришлось улечься в постель. Проспал я до полудня следующего дня, когда де ла Розьер разбудил меня ударами ног в дверь. Это было тем более странно, что обычно я просыпался в шесть-семь утра. Впоследствии я узнал, что де Герий, у которого здесь свой хирург, подсыпал мне в вино по меньшей мере опиум, — он рассчитывал, что после ужина я крепко усну, и носильщики доставят меня не домой, а к Темзе, где скорее всего поджидал бы корабль, который увез бы меня в неизвестном направлении».После этой неудавшейся попытки заполучить бумаги Вержи взломал дверь квартиры д'Эона, но так ничего и не нашел. Возмущенный кавалер написал тогда одному из своих преданных версальских друзей следующее письмо: «Помпадур воображает, что Людовик XV не в состоянии мыслить без ее позволения. Все эти напыщенные версальские министры, считающие, что король без них ничего сделать не может, были бы сильно удивлены, если бы узнали, что на самом деле король нисколько им не доверяет и считает их бандой воров и шпионов. Он позволяет им преследовать мелкую сошку вроде меня, а сам пытается тайно все исправить». М-м де Помпадур, естественно, была оповещена тайной полицией об этом письме.В припадке ярости она приказала де Вержи заманить кавалера в ловушку и убить его. Но молодой авантюрист отказался: ему претили методы посланника и фаворитки. В конце концов он поведал обо всем д'Эону, и тот скрылся у надежных друзей.М-м Помпадур, разумеется, не испытала удовольствия, узнав о предательстве де Вержи, но заменить неверного у нее не оставалось уже времени… Весной 1764 года она серьезно заболела — прошел слух, что это горячка. Несмотря на заботы Людовика XV, состояние ее здоровья ухудшилось настолько, что она перестала интересоваться политикой и полностью посвятила себя жизни душевной. Порядком перепуганная, эта непримиримая атеистка вызвала королевского духовника. Священник, не шелохнувшись, выслушал все тайны этой жизни и, дав ей последнее причастие, собрался было уходить… Маркиза с улыбкой остановила его:— Минутку, мсье кюре, мы уйдем вместе…В семь часов вечера она испустила последний вздох. Теперь и д'Эон мог вздохнуть свободно.А многочисленные тайны м-м де Помпадур немного спустя легко уместились в недлинной придуманной народом эпитафии: «Здесь покоится та, которая двадцать лет была девственницей, семь лет — шлюхой, а восемь лет — сводницей». ДЕВИЦА ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ СТАНОВИТСЯ М-М ДЮ БАРРИ Тротуар доведет куда надо, если с него не сходить… Д-р Ж.-М. СЭРР Вопреки свидетельствам иных историков — ведь они мало заботятся о достоверном описании событий — смерть м-м де Помпадур глубоко опечалила Людовика XV. Перед тем как уединиться у себя в апартаментах, он поведал своему врачу Сена:— Сена, лишь я один могу понять, что только что потерял…Маркиза вот уже десять лет, как не была его любовницей, но ей удалось стать ему советчицей, премьер-министром и лучшим другом. Она стала необходима Людовику XV…Вечером того же дня во исполнение закона, запрещающего оставлять труп в королевском дворце, тело фаворитки на носилках перенесли в Эрмитаж. Двумя днями позже, когда останки м-м де Помпадур вывозили из Версаля в Париж, шел проливной дождь… Людовик XV не мог следовать за кортежем — он смотрел на процессию из окна и, как утверждают некоторые, прошептал:— Не миновать маркизе плохой погоды во время последнего путешествия…Эти слова без конца повторяют все историки, не имея на то никаких оснований. На самом деле было по-другому. Вот что рассказывает в «Мемуарах» очевидец этих событий Шеверни: «Было шесть часов вечера. Разыгрался страшный ураган. Король взял Шампло под руку. Подойдя к двери интимного кабинета, ведущей на балкон, он приказал ему закрыть входную дверь и вышел с ним на балкон, В гробовом молчании он провожал взглядом похоронный кортеж, пока тот не скрылся из виду… Ненастья и завывания ветра он, казалось, не замечал. Потом вернулся в апартаменты. Две крупных слезы скатились по его щекам, и он произнес лишь одну фразу:— Это единственные почести, которые я смог ей оказать.Сказанное было красноречивее любых заявлений. Через день в монастыре капуцинов на Вандомской площади состоялись похороны маркизы. Можно представить замешательство священника на похоронах, где он должен был восхвалять заслуги этой женщины — общеизвестной сожительницы короля Франции в течение девятнадцати лет. Святой отец ловко выкрутился из этой ситуации:— Почившая высокородная и почтенная дама, маркиза де Помпадур, придворная дама королевы, прошла лучшую школу добродетели: всем известно, что королева наша — пример скромности и доброты, служения Богу и милосердия… — В течение четверти часа он воздавал хвалу несравненной Мари Лещинска. После этого тело фаворитки поместили в склеп, купленный ею у семьи де ла Тремуев, что дало повод принцессе де Талмон заявить:— Кости великой де ла Тремуй сильно удивятся, оказавшись рядом с рыбьими костями.Народ, разумеется, оказался еще более жестоким, — на улицах распевали куплеты, которые автор не осмеливается здесь публиковать…Когда м-м де Помпадур обрела свой склеп, король снова отдался мимолетным связям и никогда больше не произносил имени маркизы. Это никого не шокировало, кроме доброй Мари Лещинска, написавшей президенту Эно: «О ней здесь больше не вспоминают, как будто бы она и вовсе не существовала. Таков наш мир — тяжело любить его».В это время у Людовика XV, оставившего м-ль де Роман, утомившую короля своими интригами, появилась очаровательная любовница — восхитительный шестнадцатилетний подросток по имени Луиза Тирселэн. Эта юная особа, моложе короля на тридцать шесть лет, обладала вулканическим темпераментом, толкавшим ее на соблазнительные экстравагантности. Людовик обязан ей многими прекрасными ночами… Однако стать признанной фавориткой девушка не могла — она была слишком молода. Придворные дамы, понимавшие это, лезли вон из кожи, стараясь привлечь внимание короля всеми данными им природой средствами. Одной из них, м-м д'Эспарбэ, повезло, и она заменила малышку Тирселэн. Число ее любовников было столь впечатляющим, что она получила прозвище Мадам Версаль, поскольку «весь город перебывал в ее постели». Интерес ее к мужскому полу не ослабевал ни на минуту. Однажды скульптор Бушардон пригласил ее в свое ателье. Она отправилась к нему с подругами, радуясь предстоящей возможности оценить некоторые части человеческого тела. Дабы пощадить стыдливость посетительниц, художник прикрыл виноградным листом наготу античных богов. Все дамы высказали свое восхищение при виде статуй, лишь м-м д'Эспарбэ хранила молчание.— А вы, мадам, как вы находите мое искусство?— О! Я смогу оценить их истинную красоту лишь осенью, когда опадут листья…В 1763 году эта страстная особа была любовницей юного Лозэна. Однажды вечером она соблазнилась чистотой шестнадцатилетнего юноши и принялась обучать его играм, которых не преподают в школе. Она встретила его в постели в дезабилье, открывающем самую прелестную грудь в мире.— Не почитаете ли вы мне немного?Лозэн не смог прочесть ни строчки.«Я пожирал ее глазами, — признается он в „Тайных мемуарах“, — книга выпала из моих рук. Я осмелился снять платок, прикрывающий ее грудь, и не встретил сопротивления. Она принялась было говорить, но я закрыл ей рот поцелуем. Я был весь в огне и положил ее руку на пылающую часть моего тела. Она вся задрожала, почувствовав меня, — и запреты, которые дотоле меня сдерживали, перестали существовать… Я сорвал с нее остатки одежды, скрывающие одно из самых прекрасных тел, которые я когда-либо видел. Она была послушна, но чрезмерная моя пылкость уменьшила ее удовольствие. Зато я повторял это часто, да самого рассвета».Приключения эти, разумеется, были известны Людовику XV. Однажды утром, в то время, когда даже самым неутомимым любовникам необходимо перевести дух, король подтрунивал над легкомыслием м-м д'Эспарбэ. По словам Шамфора, состоялся примерно такой диалог:— Ты переспала со всеми моими подданными…— О! Сир!— Тебя имел герцог де Шуазель…— Он такой неутомимый!— И маршал Ришелье!— Он такой выдумщик!— Монвиль!— У него такая красивая нога!— Особенно утром… но герцог д'0мон, — ведь он ничем этим не обладает?— Да, сир! Но он так привязан к вашему величеству.Людовик XV развеселился. Он велел подать клубнику в сметане и развлекался тем, что слизывал ее с груди своей любовницы…М-м д'Эспарбэ, возможно, была бы объявлена официальной любовницей, если бы не вмешался министр герцог де Шуазель — он видел в ней опасность.Чтобы удалить ее от двора, он изобрел отвратительный план: обратился к подруге м-м д'Эспарбэ с предложением за немалую сумму денег выведать у королевской возлюбленной и сообщить ему подробности действий и поступков короля во время последней «ночи любви». Подруга приняла предложение и, довольно ловко выудив у м-м д'Эспарбэ точное описание тех ласк, которыми любовники обменялись накануне, сразу же рассказала все де Шуазелю. Тот составил «отчет» и поспешил к королю. Будучи неплохим актером, он притворился расстроенным.— Что случилось? — осведомился монарх.— Сир… — министр как-то странно запинался, мне тяжело передавать вам, что рассказывают сейчас в городе.— Я хочу все знать! Говорите!— Раз его величество приказывает, — вот резюме того, что я только что слышал собственными ушами.Озадаченный король взял его «отчет» и прочел подробный рассказ о своих последних любовных подвигах. Дочитав написанное до конца, он порвал лист, бросил его в огонь и сухо объявил, что не желает больше видеть эту болтливую женщину — никогда. Вечером он подписал письмо, означающее ссылку для м-м д'Эспарбэ…М-м де Грамон и м-м де Майе Брезе на несколько месяцев заменили ее. Но эти женщины, несмотря на их богатый опыт и красоту, не смогли «удержать пыл короля». Пресытившись, Людовик XV не смотрел уже на придворных дам. Очаровать его можно было лишь чем-то необычным. Недели напролет гонцы рыскали по всем провинциям в поисках юной особы, еще не повзрослевшей и в то же время уже достаточно испорченной, чтобы разбудить чувства короля. * * * Год 1764-й заканчивался, а должность фаворитки оставалась свободной. Придворные сочинили иронические куплеты, где король, стоя у яслей Иисуса-ребенка, просит послать ему новую возлюбленную:
У нашего любимого Людовика Нет фавориток, И он со своей свитой Обратился к новорожденному: — Всевышний, дадите ли вы мне Вместо Помпадур другую прекрасную Любовницу? Иисус ему ответил без обиняков: — Я вижу лишь ослицу!
Король был не единственным, кто стал мишенью для насмешек при дворе во время Рождества. В персонажах этих фривольных сценок можно было узнать многих небезызвестных придворных:
Вскоре появился Архиепископ Орлеанский. Иисус приказал ему: — Развратник, уйди отсюда! Ты здесь не найдешь ни племянниц, ни пастушек, Наши помыслы чисты, Мы целомудренны. Даже моя мать — девственница!
Далее на сцену выходил де Бофремон, «прославившийся» тем, что пытался изнасиловать одного швейцарца:
Один милосердный человек, Услышав какую-то возню В темном углу конюшни, К счастью, вовремя вмешался — То Бофремон, явившийся из Провинции, Тискал пажа Мельшпора, Мальчик не желал принять Ста луидоров милейшего князя…
Далее шли еще тридцать два куплета, некоторые были откровенно непристойны.Все эти песенки, так веселившие Версаль и Париж в первые месяцы 1765 года, не мешали трудовому люду с нескрываемым интересом следить за тем, что вежливо именовалось «поиском фаворитки». Именно тогда графу дю Барри пришла в голову мысль избавиться в пользу короля от надоевшей любовницы. Ее звали м-ль Ланж: двадцать пять лет, очаровательное личико, великолепное тело, удивительное знание жизни — и весьма легкий нрав. Взять хотя бы то, что граф дю Барри уступал ее своим друзьям, когда оказывался несостоятельным должником…Родилась эта особа в Вокулере. Отец ее неизвестен. Ее звали Жанна, как тетушку, и Бекю, как мать. В пятнадцать лет, когда начинает разгораться известный огонек, неизвестно почему она взяла имя Манон Лапсон и обратила свой взор к любовным утехам. В 1760 году она поступила швеей в ателье Лябиля, торгующее модными новинками. Знаменитая Гурдан, управляющая самым крупным заведением в Париже, иногда приходила к нему набирать новых девушек. Эта сводница сразу же заметила прелестную девушку и пригласила ее к себе. В «Мемуарах» она рассказывает:«Я привела ее в свои апартаменты, показала ей свои роскошные будуары, созданные для любви и удовольствий. Когда я обратила ее внимание на эстампы — обнаженные дамы в откровенных позах, всевозможные приспособления для возбуждения желаний, то увидела, как моя юная гризетка преобразилась, взор ее воспламенился… Я едва вытащила ее из зала, — выбор мой был правилен! Далее я проводила девушку в огромную гардеробную, где открыла перед ней несколько шкафов и представила ее изумленным взорам голландские материн, кружева, шелка, тафту, веера, шелковые чулки, бриллианты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29